Ты полюбишь меня?

      Огай с интересом наблюдал, как ловко Роза мешала белки от яиц. Почему-то это казалось чем-то волшебным и интересным… Мори сидел так с самого начала. Ему нравится смотреть, как тонкие пальчики обхватывают что-то на подобие венчика, заставляют бесцветные сопли превратиться в аппетитную пенную массу. Загляденье…       — Их нет второй день, — сухо произносит тот, смотря, как сладкая пена расползается по противеню, и спешит объясниться, заметив напряжённое движение рук служанки. — Вестей от Нацумэ-самы.       — Ах… Мари, вы уже и напугали, и обрадовали меня. Я всё думаю, когда у вас с господином будет ребёночек, — весело щебечет та, добавляя ещё сахара в крем.       — Ещё чего. Не посмею я ему родить, — отмахнулся тот, утаскивая из мисочки аппетитную ягодку.       — Что ж так категорично… А вот вестей от господина Нацумэ ждать долговато, вы попробуйте у хозяина спросить.       Девушка скептически смотрит, как ещё одна ягодка пропадает во рту жены хозяина. Кажется, взять её на кухню было плохой идеей… Брюнетка всё вздыхает, чем напрягает девушку. Её работа — обеспечить Мари хорошую жизнь, может, тут и нет её вины, но бывшая хозяйка была жёсткой и винила во всём слуг. Новая же хозяйка казалась настоящим кладом. Платили хорошо, относились тоже, мало нагружали. Счастье да и только, только вот Роза всё искала подвох.       Мори нехотя поднимается и проходится по кухоньке, снабжённой всем, чем только можно. Ему не сиделось на месте, нужно было чем-то занять себя.       Брюнет проходит мимо многочисленных посуд и зацикливает своё внимание на чашечке со сливами. Проводит по ней пальчиком и разворачивается на пятках, спеша к выходу.       — Если Юкичи спросит — я уехала в город, — бросает тот, не давая Розе и шанса на своё слово.       Он пробегает по гостиной, где и сидел его муж. Как раз эта его сиеста… Мори, может, и просвещённый, но это слово понимал мало. Алоглазый пробегает по лестницам на второй этаж и начинает зачёсывать волосы.       Шляпка с лентами, лёгкое платье, пышное такое… И еле колени прикрывает. Тросточка и набедренный веерок. Ну, вот. Он готов покорять сердца городских торгашек.       Назад на первый этаж Ринтаро спускается элегантно, придерживая в конверте деньги, выделенные на него. Он обещал маменьке сад, он обязательно возведёт его, но для этого нужны саженцы. Главное — приехать на рынок, когда все уже выйдут с обеда.       Эх… Сколько эта сиеста длится, брюнет не знает, но и спрашивать у седовласого не желает. Даже если приедет раньше, есть прекрасная возможность прогуляться и развеять дух, что сейчас очень бы помогло этому мужчине. Всё же решается очень важный вопрос. Вопрос… Да. Стоит пошастать по книжным в поисках дополнительной литературы.       Огай выходит из поместья, прикрывая глаза от яркого солнечного света, что слепил глаза и заставлял жмуриться. Погодка была чудесная, поэтому Огай решается прогуляться до рынка пешком.       Выходя за пределы территории поместья, Мори вздыхает полной грудью. Он живёт в этом доме меньше полугода, но с этим местом связано столько черноты, что нахождение там давит на него. Но это по-прежнему не мешает его сну, возможно, он слишком устаёт за день, ну, и он в своей комнате чувствует себя больше чем в безопасности. Туда имеет право входить лишь девушки, и то не все: лишь Роза, что стала близкой подругой, и две уборщицы, в подробности он не вдавался. Лишь знает, что они меняются каждые три дня.       За пределами этого места, что можно назвать своим домом, мысли сменяются с повседневных проблем, ссор с мужем и плохих воспоминаний на обдумку о будущих покупках цветов и книг. Эти светлые мысли заставляют его улыбаться, правда, назревает проблема о том, как попасть домой после всех покупок. Придётся искать экипаж. Вот сейчас Мори решил, что было бы чудесно взять с собой служанку, но уже поздно. Он почти вышел в город, поэтому возращаться не было ни смысла, ни желания.       От этой мирской суеты его отвлекают нехарактерные удивительные звуки. Из подворотни доносились кряхтение, ругань и копошение. Возможно, идти туда было и плохой идеей, но Мори уже стоял перед кучкой подростков, что громко выкрикивали обзывательства, не замечая его. Вряд ли кто-нибудь из нападавших будет столь любезен, что посреди всей этой катавасии обратит внимание на беспомощность в силу возраста и ситуации жертвы и устыдится. Мори принял решение вмешаться, с сожалением разглядев кудрявого мальчонку, который тщетно прижимал к своей груди что-то.       Огай со стуком опускает трость на плохо выложенные плиты, что были готовы развалиться от такого удара в силу своей старости.       — Прекратите немедленно, пока я не вызвал патруль. Как вам не стыдно?! — в грубом тоне отзывается брюнет, убедившись, что его наконец заметили и прекратили избиение. Накрылась чудесная прогулка.       — Он без родичей здесь шпаняется, оборванец! Он вор и лгунишка, вам незачем заступаться за него! — вопит один из хулиганов, по виду иностраннец, за что получает толчок от товарищей.       — Моё дело — заступаться или нет. А ваше дело — намотать сопли на кулак и объясниться! Вы хуже животных. Он беспомощный ребёнок, а вы всей толпой. Вон с глаз моих, пока я не обратился, куда надо, и не пообрубал вам шанс на получение достойной жизни, — Мори злобно сверлит их алыми глазами, и, лишь когда они скрываются, выдыхает и подхватывает малыша на руки, что зашипел от прикосновений.       Благо, экипаж был найден быстро и так же быстро отвёз их назад в поместье, а после уже за врачом. Мори занёс ребёнка в гостиную и наконец забрал из рук какую-то дешёвую булочку. Слёзы навернулись на глаза. Малыш просто хотел есть, Мори вспоминает свою нищету, отдающуюся на кончиках языка кислыми яблоками и пресными лепёшками. Только вкус, худой силуэт матери и замызганную игрушку он помнит до встречи с новыми родителями.       Поверхностно пробежавшись взглядом, Огай умывает чумазое личико от пыли и аккуратно целует в носик, пытаясь хоть как-то успокоить ребёнка, у которого, наверное, целый ураган в душе.       Тёплой влажной тряпкой он проходится по открытым участкам тела, с ужасом смотря на рубцы. Раздевает и омывает до конца тоже в гостиной под тихие протесты самого больного.       Вскоре прибыл врач, который провёл осмотр и прописал мази. Долгожданный диагноз слетает с губ старого врача. У мальчика может начаться анорексия. Мори переводит взгляд на шатена, и огонёк интереса потухает. Он не позволит ей начаться.       Детской одежды, впрочем, не нашлось, поэтому мальчугану пришлось обойтись рубашкой Юкичи, обвязанной лентой, чтобы совсем не затерялся в этом. Удалось выяснить, что он Осаму и… На этом всё. Он не знал своего возраста, где его родители и где его дом. Огай с трепетом приглаживает пушистые волосы, тихо шепча, что сейчас подадут на стол и он сможет вкусно поесть.       За обедом Осаму ел, будто через силу, но ел. Ел и ел, хотя ощущал чувство сытости ещё после того, как съел половину супа. Огай кружился рядом, помогая тому справляться с приборами и иногда самостоятельно его кормя с ложечки. Нужные медикаменты предоставлены не были, но они наскоро обмазали его обезболивающим.       — Ну, что, маленький, ты накушался? — ласково спрашивает брюнет, наблюдая, как пирожное пропадает у того в ротике.       В ответ мальчишка скромно кивает головой и потупляет взгляд. Он сжимает атласную ткань в своих маленьких ручках и шмыгает носом.       — Ну, тогда пойдём скорее, мой хороший.       — Назад на улицу? — тоскливо мямлит тот.       — Какие глупости, Осаму. В ванную. Тебя нужно искупать, ты настоящий чумозей.       — А потом? Потом на улицу? — снова вторит тот.       Мори горестно вздыхает и подавляет желание заобнимать маленькую копию себя.       — Нет. Это теперь твой дом. Потом мы пойдём в спаленьку и обработаем раны, чтобы ты мог спокойно поспать.       — Врёте, — буркает тот, но даёт взять себя на руки, невольно прижимаясь к узкой груди спасителя.       — Я не вру. Особенно маленьким милым мальчикам, — шепчет тот ему на ушко, когда относит в тёплую ванную.       "Таким, как я раньше", — остаётся не сказаным сразу, но вылетевшим при поцелуе в лоб, когда мальчик уже засыпал в его комнате.       Спускаясь вниз, Мори отряхивает перепачканное платье. Безнадёжно испорченное, но его совсем не жалко. Юкичи купит новое. Купит, когда получит ответы на вопросы, застывшие в его взгляде.       — У нас есть сын. Теперь он наш сын и я не отступлю. Осаму останется с нами.