Оранжерея

– Ещё несколько дней, и вопрос можно считать закрытым, – тихо прозвучало в холле неподалёку от главного зала Совета. – Мой дорогой Бабудораи-но, вас так раздражает белое кольцо? – со смешком ответил старческий голос. – Отнюдь, я больше прочих был рад увидеть наследницу Харуно в коридорах нашей больницы, – собеседник, судя по тону, шутливо журил кланового коллегу. – Но мон Сабаку ей будет больше к лицу. Голоса постепенно удалялись, затихая. – А также пара-тройка детей от нашего парня, – говоривший старец тихо рассмеялся. – И чем раньше случится первенец, тем всем нам будет спокойней. – Не думаю, что у него с этим будут проблемы… Смешки отразились от светлых стен из песчаника. Баки, задержавшийся в одном из пролётов с документами, лишь покачал головой. Грядущую свадьбу Канкуро, без преуменьшения, ожидала вся Суна. Юноша, даже с учётом того, что старался скрывать излишне яркие эмоции на публике, всё-равно был до неприличия рад происходящему. Настолько, что некоторые старики успели за глаза попрекнуть его в распущенности. Где это видано, чтобы старший наследник так крутился вокруг невесты и жадничал по отношению к будущей жене? Какими бы ни были его мотивы, марионеточник выглядел вызывающе торжествующим и счастливым. На эти причитания джонин мог лишь хмыкнуть — ещё свежи были его воспоминания о Расе, что пропал под взглядом юной Каруры. Пусть сам Баки и был младше почившего Казекаге, но не мог не замечать все те глупости, что Четвёртый делал для того, чтобы лишь украдкой поймать внимание куноичи. Клан Сабаку-но не зря считался самым жадным среди Высоких Семей. В своё время они прибрали к своим рукам власть. И, судя по братьям, не планировали останавливаться ни в каком своём поколении. От того и поведение Канкуро многие воспринимали с улыбкой. Прекрасно понимая, что протянув руку этому юноше, что как две капли воды был похож на отца, розоволосая куноичи рискует никогда не выдернуть её из стальной хватки. Ведь это был не простой союз. Сакура была полезна для селения. Сакуру любили тысячи людей по всему континенту. Сакура выходила из преданного даймё торгового клана бывших самураев Харуно. Сакура являлась ценной подругой Узумаки Наруто, дорогой ученицей Сенджу Цунаде, важным человеком Хатаке Какаши, светлым воспоминанием Учихи Саске. Это если не указывать на прочие связи девушки с наследниками древних семейств Конохи. И, что было немаловажно, Сакуру любили оба брата Сабаку-но. Каждый по-своему. Везучая. – О, я только об этом подумала! – донёсся до него девичий возглас. Скосив взгляд, мужчина приметил сочетание алого и розового. Гаара, чуть прищурив лазурные глаза, мягко смотрел на медика. На губах его застыла тень улыбки — крайне редкое зрелище. – Тогда, считай, мы условились, – он кивнул, вызывая этим счастливый смех. – Гаара, ну ты как всегда, – шутливо пожурила его Харуно, качая головой. – Мы уже почти одна семья, а ты до сих пор балуешь меня, будто я гостья древнего клана. Чуть склонив голову набок, юноша сделал плавный шаг, приблизившись к куноичи. Он мягко взял край её платка, в помещении просто накинутого на плечи, и поднёс к губам, оставляя на нём невесомый поцелуй. – Через пару дней ты станешь женой моего брата, – Харуно лишь фыркнула на это. – Мне называть тебя уважаемой сестрой? В ответ его шутливо стукнули по плечу. Песок на это никак не среагировал, позволяя девушке делать всё, что ей заблагорассудится. – Ну тебя, – зелёные глаза лучились теплом. – Иногда я не знаю, кто из вас больший балбес — ты или Канкуро? – Мы родственники, – кратко пояснил Казекаге, отпуская ткань, скользнувшую между бледными пальцами. – И это чувствуется, – всколыхнулись румянцевые волосы и девушка, развернувшись на пятках, махнула рукой. – Вечером увидимся! – Разумеется, – послужило ей ответом. Глаза с бледными зрачками проводили фигурку, облачённую в шёлковые одежды. Стоило куноичи скрыться за поворотом, все эмоции пропали с лица, возвращая привычного невозмутимого Каге. – Да, Баки? – Во время допроса шпион из Ивы назвал несколько имён, что могут тебя заинтересовать, – зашуршала бумага. После недавних событий кратковременные союзники лишь активизировались, приняв пустынное селение за серьёзную угрозу. Да, они всё ещё были слабее многих, но способы которыми они отстаивали свои интересы уже стали темой перешёптывания среди особых служб. Окаймлённый черным взгляд пробежался по вязи, что была в документе. – Ему есть ещё что сказать? – поинтересовался он, перебирая листы. – Нет, – качнул головой джонин. – Мы вытрясли всё, что было возможно. Он последовал за плавными неслышными шагами своего ученика. Гаара, бесспорно, перенял характер Расы в чистом виде. Они с братом интересно разделили личность отца между собой. Если у старшего ярче проявлялась внешность, что наслаивалась на харизму Каруры, то младший мог без малейшего усилия, не меняясь в лице, заставить кровь стыть в жилах. – Хорошо, – бледная фарфоровая рука перехватила стопку бумаг, которые бывший джинчурики планировал изучить подробнее в своём кабинете. – Тогда этот шиноби нам больше не нужен. – Из-за грядущего торжества в селении слишком много гостей, – напомнил ему мужчина. – Убийство в нашем квартале привлечёт внимание сенсоров, а избавиться от тела сейчас… слишком много усилий. Гаара даже не притормозил, продолжая свой мерный шаг. – Я не хочу портить брату свадьбу, – он замолчал на долю секунды, обдумывая ситуацию. – Тогда отдайте ему в отдел. Канкуро как раз закончил новый яд. Ему пригодится. – Понял, – кратко кивнул Баки. – И да, – задумчивый, младший Сабаку-но чуть сжал губы. – Постарайтесь не беспокоить брата ближайшие несколько дней. Если это не критично, то можете идти напрямую ко мне. Я бы хотел, чтобы Канкуро провёл время с женой. Насколько это возможно. После у него будет достаточно работы. Пусть отдохнёт. – Будет сделано, – темноволосый джонин смял рвущуюся наружу ухмылку. Эти ребята, которых он знал с рождения, были настолько для него очевидны, что порой становилось смешно. И пускай у некоторых рождались пространные домыслы об отношениях между братьями и иностранной куноичи, иногда переходившие в самые крамольные перешёптывания. Баки знал, что Гаара никогда не встанет на пути брата в этом вопросе. Тут стоило винить даже не тяжёлое детство парня. Отнявший жизни у сотен человек, бывший джинчурики не считал уместным стать причиной появления новой. Наказание самому себе, что обязывало полностью сосредоточиться на процветании селения. То, что он встретил ещё одного человека, о котором хотел заботиться, аловолосый уже считал удачей. Как мог судить Баки, Гаара уже ценил брак своего брата слишком высоко, стараясь оградить этих двоих по мере возможности и от лишних расспросов Совета, и от давления о скорейшем наследнике, и от важных для стариков традиций. Парень обрёл слабость в желании, чтобы два его дорогих человека были счастливы. Ради Темари он тоже принёс свои жертвы, отпуская сестру в леса Конохи. Хорошо, что соседство с кланом Нара обернулось для селения удачей. От того, возможно, в этот раз к Казекаге прислушивались лучше и мешали меньше. Пока он, даже исходя из лирики, ошибок не совершал.

* * *

Он был в кабинете Казекаге, когда Гаара задумчиво перевёл взгляд в пустоту и сказал: «Коноха». Находившийся по его правую руку Канкуро в этот момент едко ухмыльнулся, искажая свой пурпурный орнамент. Баки же видел в этом мужчине лишь нашкодившего мальчишку, что умудрился стащить с кухни лишнюю горсть фиников. Впрочем, разницы особо не было. – Будут здесь в течение часа, – пояснил младший Сабаку-но, неторопливо вставая из-за стола. Этикет обязывал его встретить иностранного правителя лично. – Я зайду за Сакурой, – махнул рукой старший из братьев. – Она расстроится, если мы ей не скажем о прибытии её травоядных односельчан. «А ты расстроишься, если не будешь стоять рядом с ней в этот момент,» – вздохнул про себя джонин, прекрасно зная характер своего ученика. – «Плут». Канкуро, росший в тени волевой сестры и демонически сильного младшего брата, в детстве болезненно относился к чужим оценкам. Упрямый и сообразительный мальчишка постоянно ходил в синяках и царапинах, доказывая свою состоятельность не только сверстникам, но и ребятам постарше. С возрастом эта черта изменилась, как и поменялись его любимые инструменты. Вместо кулаков Канкуро изучил яды и марионетки. Вместо громких заявлений пришли намёки, тонкие беседы и изящные манипуляции. Но желание доказать всем и каждому, что он достойный сын своего семейства, никуда не пропало. От того юноша сейчас так лучился самодовольством — он сорвал куш теми методами, в которых был силён именно он, а не Гаара или Темари, которых ему ставили в пример. Баки на такое ребячество, как и годы назад, хотелось закатить глаза. Но всерьёз раздражаться джонин не мог. Канкуро и правда превзошёл все возможные ожидания. Джонины Суны до сих пор прятали улыбки за платками, наблюдая то, как наглая шалость была сыграна как по нотам. Мужчина мог лишь удивляться, как в Листе вообще могли проиграть в хитрости двум наследникам, не достигшим и двадцати лет. Чудные времена. Харуно Сакура смотрелась в руках жениха дорогим трофеем. Потому тот и не стремился её выпускать, стараясь прикоснуться, чуть оказавшись рядом. Обозначить свою причастность. Само-собой, он придерживался правил приличия, не планируя излишне раздражать старших. Только вот не было в Суне людей, что не видели хотя бы раз, как марионеточник, мягко улыбаясь, оглаживает девичью ладонь мозолистыми пальцами. Укрывшись в тени навеса — целует костяшки, оставляя на светлой коже следы пурпурной краски. Заправляет за ухо румянцевые волосы, шепча что-то еле слышно. Те кто постарше, качая головой, вспоминали Расу, устилавшего Каруре дорогу золотым песком. Младшие же вздыхали, улыбаясь, шутливо обмениваясь слухами и случайно подсмотренными нежностями. Вот и сейчас, выжидая у входа, Канкуро стоял близко-близко, обняв, пока ещё, Харуно со спины. Высматривая приближающуюся вереницу иностранных гостей. Баки бы готов поспорить, что юноша выпустил её из кольца рук только убедившись в том, что все представители Листа увидели эту картину. Карие глаза внимательно следили за тем, как старые друзья обнимаются, знатно соскучившись по подруге. И лишь Темари не участвовала в этом обмене сантиментов, напрямую направившись к братьям. – Я так и знала, что ты вконец её избалуешь, – вместо приветствия сказала она, складывая руки на груди. – Сколько золота ты уже купил? Старший сын Сабаку-но деланно вздохнул, качая головой. – Она отказывается носить больше шести украшений за раз, – блондинка хохотнула, когда марионеточник продолжил. – Так что приходится хитрить и тратиться либо на ткани, либо на редкие свитки с медицинскими техниками. – Недавно мы закончили полный ремонт в больничных палатах, – включился в разговор Гаара. – И нам пригрозили продать весь купленный жемчуг, если Суна не закупит новое оборудование для лаборатории в отделение нейрофизиологии. – И ты туда же, – зелёные глаза потеплели, переходя от одного брата к другому. – Два балбеса. – Мы тоже скучали, Тем, – Канкуро улыбнулся. – Но мы в порядке, не переживай. Сама всё увидишь. Женские губы изогнулись в улыбке. – Ты стал спокойнее, – она изучала разрисованное лицо, будто стараясь подметить незнакомые раньше делали. – Я почти женат, – карие глаза смешливо сузились. – И не только я балую невесту, но и она меня. Чего мне переживать? Матриарх клана Нара цыкнула, оглядываясь через плечо, отыскивая героиню их разговора. – Я вижу, вы сдержали обещание, – пространно сказала она, видимо, ссылаясь на какой-то давний разговор. – Сакура выглядит довольной. Розоволосая тем временем о чём-то щебетала со своей наставницей, что, морщась от яркого солнца, не забывала широко улыбаться. – Не сомневайся в своей семье, Темари, – вступил тихий голос бывшего джинчурики. – Если мы что-то обещаем тебе, то стоит в это верить. – Знаю, – спокойно и уверенно ответила блондинка. – Я никогда не забуду своих корней. А потом, шаловливо ухмыльнувшись, она стукнула Канкуро по спине. – Позовёшь на ужин? Хочу поспрашивать твою невесту о всех глупостях, что ты наверняка успел сделать. – Гаара, выгони её из деревни, – зашёлся хохотом брюнет, стараясь увернуться от сестринского подзатыльника. Наблюдая за тем, как Казекаге смотрит на свою семью, Баки лишь остаётся прикрыть глаза. Он помнил этих троих детьми. Как же они выросли.

* * *

Для Суны это было первое масштабное торжество после войны. Первый год отличился угрозой голода, трауром по погибшим и бесконечной работой. Второй год вознаградил обитателей селения свежим ветром перемен, возрождением, надеждой на то, что цветок пустыни расцветет вновь. Иностранные гости удивлённо оглядывались — не так часто оказываешься за стенами неприступного зиккурата. Быт суновцев оберегали километры колких песчинок, сильных порывов ветра да миллионы слухов и домыслов. А если кому и удавалось попасть в переплетение тесных улочек, то это не гарантировало знакомство с лучшей стороной деревни. Мало кому везло пробиться настолько глубоко в какое-либо семейство, чтобы ощутить их по-настоящему неуёмную заботу. Сейчас Баки видел одну такую счастливицу, что, украшенная новым клановым символом, краснея принимала поздравления главы клана Харуно. Степенный торговец, по слухам, обожавший свою внучку, светился от радости. Холёная девушка, укутанная в шелка с тончайшей вышивкой, выглядела смущённой. Да и жених не отпускал ни на шаг, крепко переплетя пальцы их ладоней. Джонин смотрел на эту идиллическую картину издалека, краем глаза отмечая веселящие его мелочи. То, как ликующе выглядели его коллеги, косясь на гостей из Листа с насмешкой. То, как Мей о чём-то шепталась со своим помощником, несколько раз повторив заветную фамилию «Хьюга». То, как Узумаки Наруто внимательно выслушивал их Казекаге, с чем-то страстно соглашаясь и поддакивая. То, как аккуратно Канкуро уводил свою, теперь уже, жену от её бывшего учителя. – Интересный выбор для Хокаге, не так ли? – проскрипел рядом голос. – Господин Акасуна? – кратко поклонился мужчина, замечая, как сосредоточенно изучает старик последнего Хатаке. – Несмотря на то, что сына Белого Клыка выбрали потому, что он достаточно силён, – продолжил Эбизо, – его личность крайне спорна. Слишком многим он успел навредить. И он, и его знаковый отец. С этим сложно было не согласиться. Многие в Суне до сих пор винили клан Хатаке в том, что гениальный Сасори ушёл в нукенины. Смерть родителей послужила страшной раной творческому мальчику. Баки ещё с детства помнил алые волосы, мелькавшие тут и там. Кажется, они с Расой, как клановые наследники, даже были неплохо знакомы. – Они могли добиться большей пользы, выбери кого-то менее знакового, но с лучшими связями, – последний Акасуна-но лишь покачал головой. – Этот же силён. Примечателен. Но что ещё? Он без клана и без вассалов. Один. В голосе старика не было ненависти или злорадства. Просто отстранённое наблюдение человека, прожившего длинную опасную жизнь. – Интересно, что у Листа получится с таким лидером, – цыкнул марионеточник и, чуть поморщившись от громкого восклицания Наруто, закончил. – И с таким поколением. Баки не стал ничего отвечать. В словах не было смысла. Джонин лишь подумал о том, что, в отличие от «генинов» Хатаке Какаши, его ученики прекрасно умели работать в команде.

* * *

В тот момент, когда отряды генинов убирали улицы Суны после многодневного торжества, а старший Сабаку-но не выходил из кланового поместья, наслаждаясь жизнью женатого человека, Баки был вынужден работать. Мужчине оставалось надеяться, что в ближайшее время будут люди, что дослужатся повыше и помогут ему с этой треклятой допросной работой. По внутренним правилам селения, требовался определённый опыт, чтобы принимать решения по переселенцам. – Вы указали, что ваша фамилия «Узумаки», – уточнил он у пожилого мужчины с голубыми глазами. – Вы имеете какое-то отношение к павшему клану или просто однофамилец? Уверенный взгляд и степенная осанка выдавали в этом человеке не простого гражданского. – Да, наша семья бежала из Узушио, когда мне было пятнадцать, – спокойно ответил человек. Баки позволил себе удивлённо изогнуть бровь. – Коджи-сан, – тем не менее, голосом он не выдавал ни капли шока, – вы подали запрос на гражданство Суны вместе с детьми и внуками. Отчего сейчас пришли один? Сдержанный, Узумаки лишь поджал губы. – Мой внук тяжело болен, – взгляд его был уверенным и твёрдым, – и я хочу спасти и Кэзуки, и остальных. Наша семья была не последней на том разрушенном острове и со мной сохранились знания, свитки и даже часть библиотеки. Не веря собственным ушам, джонин Суны сглотнул, увлажнив горло. Чтобы его не подвёл осевший на октаву голос. – Вы хотите предложить это взамен на здоровье внука? Заметив то, чем вспыхнули глаза сидящего напротив, Коджи-сан понимающе хмыкнул. Именно в этот момент Баки осознал, в какой опасности находится. Мастеров печати уничтожили десятилетия назад не просто так. Их боялись, так как знания, хранимые семьёй культовой Узумаки Мито, были действительно опасны. Перед ним же сидел полноправный и, судя по всему, чистокровный наследник древнего клана. – Жизнь в Траве принесла нам лишь беды, – пояснил ему мужчина. – Я всего лишь хочу хорошую жизнь для своей семьи. В селении, что будет готово их и вылечить, и защитить, и отстоять их права любыми методами. Искушение тут же принять все условия было велико, но Баки не мог не задать один важный вопрос. – Почему не Коноха? Эмблема вашего клана даже сохранилась на их жилетах, – он заметил, как Узумаки поморщился. – Да и кроме Ха… Сабаку-но Сакуры есть ещё два медика того же уровня. Двинулись желваки и джонин Суны отметил, как нахмурился седоволосый. – Коноха могла защитить нас годы назад, принять выживших, – морщинистые руки сжались в кулаки. – Но они этого не сделали, ограничившись лишь сосудом для Девятихвостого. Сейчас уже не стоит вопрос чести клана. Я хочу, чтобы моя семья жила в сытости. И селение, предавшее нас, не подходит. Смуглое лицо разрезала искренняя ухмылка. Пожалуй, Баки мог действительно гордиться своими учениками. – Суна с радостью примет таких переселенцев, как вы, – он подписал документ о прошении, выдавая пропуск сразу на всё семейство этого старого меланхоличного человека. – Вас проводят в дом, а я постараюсь организовать встречу с Казекаге как можно скорее. Баки встал из-за стола, не желая лишний раз упускать из виду Узумаки Коджи. Ценные кадры следовало ограждать от угроз. Не так, как это делали братья Сабаку-но со своей лекаркой, но осторожность не помешает. Во всех смыслах этого слова. – Добро пожаловать. В конце-концов, в Песке любили все оттенки красного. Алый или розовый — неважно. Рады будут всем. .