Cherry

В полной тишине очень страшно. Непривычно тонка грань между реальностью и тем местом, в которое попал Хёнджин. И при этом из него не выйти, не зацепиться за что-либо, не сорваться с места. Оно давит на тебя всеми возможными способами. Разгоняет кровь по венам, окатывает будто водой из ведра, и именно этот контраст даёт тебе понять, что ты не просто хочешь жить. Ты готов. Для Хёнджина пребывание здесь — ещё один повод подумать над тем, как должна выглядеть его жизнь без наркотической зависимости. Это учитель похлеще опыта, который направляет, но не станет одергивать, если ты идёшь не туда. Если оступился, вставай, действуй, полагаясь только на себя. Возможно, ты преуспеешь, а возможно — потерпишь сокрушительное поражение. И в первом, и во втором исходе свои прелести. Отдалённо парень слышит знакомые голоса, но густая тьма застилает входы и выходы. Она просит сыграть с ней в игру, на кону которой — полная свобода от зависимости. Если Хёнджин выиграет, тьма отпустит его к друзьям, он сможет увидеть их, обнять и навсегда забыть того, кем был до этого. Но если проиграет. Если Хёнджин проиграет, он никогда больше не почувствует себя живым. Такова цена. Тело существует, пока работают органы, пока оно не начнёт гнить. Но жить без души немыслимо. И, наверное, слишком жутко. Ты — пустое место. Обычный предмет, который выбросили на улицу. Твоя участь такая же, как и у всех остальных коллег по несчастью. Великолепие страдания будет мешаться с шаткой надеждой на то, что кому-то, всё же, приспичит передумать. Резкий звон в ушах разбивает перепонки, от давления скачет пульс, и, кажется, мир вокруг ускоряется втрое. Мелькают имена, лица, объекты — ничего из этого не цепляет Хёнджина, поэтому у него заканчивается терпение. Он дёргается в конвульсиях, прекрасно зная, что доза, введённая несколькими минутами ранее, смертельная. Она должна положить конец всему, через что ему пришлось пройти. Конечно, по собственной воле. Джонатан замечает, как багровеют уши бывшего пациента, как из них сочится кровь, а тело перестаёт быть контролируемым. Его трясёт так, как не трясёт при приступах эпилепсии. Такого Ньюман за свою карьеру ни разу не видел, поэтому лучшее, что он мог сделать, — это остаться наблюдать. Ему проще принять позицию зрителя, с балкона представление всегда виднее. До мельчайших деталей. А когда всё закончится, он просто одарит артистов самыми щедрыми аплодисментами. В конце концов, Хёнджин так старается его впечатлить. Телефон Джона снова вибрирует на отдалённой тумбочке, и мужчина, уже чувствуя вкус приближающейся победы, решает напоследок насладиться до одури необходимым сейчас голосом. Ему так сильно хочется услышать эти нотки отчаяния, что шоу однозначно должно продолжаться. – Какой неожиданный и в то же время желанный звонок. Кристофер, как твои дела? Ты поражаешь меня, сохранил мой номер. На какой такой случай? – Джонатан садится в кресло, опираясь локтем на предназначенный для этого подлокотник и сильнее жмёт телефон к уху, чтобы не пропустить ни один звук. – Ты мне сейчас же скажешь, где ты. – Или что? Отследишь звонок? О, так тебе нужно было идти в полицейские, Чан, – Ньюман наклоняется вперёд, поедая взглядом Хёнджина, от которого спешно ускользала жизнь, – это наша с тобой игра. Мне казалось, тебе нравилось. На том конце провода слышится громкий выдох, что вызывает у Джонатана ухмылку. Это уже злость, гнев и ненависть — и они мешаются друг с другом, не дают здраво мыслить. Вот-вот Чан допустит ошибку, а о большем просить и не стоит. Но он успокаивается, когда чувствует тёплую руку на своём плече. Маленькая ладонь сжимает его через ткань рубашки, показывая, что её владелец рядом, что сейчас не время для принятия импульсивных решений. Каждая минута на счету. – Говори, что хочешь. – Другое дело, начинаешь торг. Смотри, – Джон снова садится в кресле поудобнее, поднимая взгляд на потолок, – всё предельно просто. Я кидаю адрес, ты приезжаешь один. Мы мило беседуем, зализываем старые раны и расходимся по домам. – Что будет с Хёнджином? – Какой же бред… с ним уже ничего не будет. Он умрёт. Чан делает вид, что не расслышал. Он не переспрашивает, но выдерживает паузу. Смотрит на Феликса и в ту же секунду отводит взгляд: у него духу не хватит сказать об этом. Джонатан блефует? Хотя нет, Чан уверен, что этот безумец говорит правду. – Ты перешёл все границы и впутал человека, который даже непричастен к нашему конфликту, как… – Часики тикают, Кристофер. Не жди чего-то другого. Раздаются гудки, и Ньюман облегчённо выдыхает. Пустые разговоры выматывают его и сильно бесят, поскольку не приводят ни к каким результатам. Либо проблема решается здесь и сейчас, либо не решается никогда. Люди заблуждаются, когда говорят «мы обсудим это позже». Вероятнее всего, они так и не возвращаются к этим темам. Если бы Хёнджин мог прийти в себя и уцепиться за последнюю возможность остаться в живых, он бы узнал о своих отношениях много нового. В частности, о своём парне. Ли Минхо стоял посередине зала, наполненного незнакомыми людьми, запахом дорогой древесины и твёрдыми взглядами исполнительных сил. Его судьба снова в чужих руках, и как он допустил такое? – Полагаю, ваша речь ранее не имеет никаких доказательств? Можно считать это просто словами, сказанными преступником? – Многие у вас говорят, что невиновны? – Почти каждый, – женщина щурится, стараясь сидеть ровно, иногда постукивая ногтями по столешнице. – Тогда да. К чёрту крест на карьере. Минхо думает о ней сейчас в последнюю очередь, он не докажет, что его подставили, что не он убил Элисон, что его вообще не было поблизости. Ничего из этого не сможет улучшить его положение. Но масла в огонь добавляет незнание, что с Хёнджином. Где он, почему не отвечал на звонки, почему снова не надоедал глупыми сообщениями? Почему, чёрт возьми, он не попросил принести свои любимые персики? Почему. Но процесс не успевает завершиться решением суда. Попытки задержать рвущегося человека не увенчиваются успехом, и в зал врывается Сынмин, жестом руки держащий охрану на расстоянии. Судье такое не по душе, но женское любопытство выигрывает, и она отзывает хорошо сложенных мужчин, даруя парню возможность высказаться. – У вас минута, господин… – Ким. – Говорите, господин Ким. Сынмин проходит вперёд, осторожно, не привлекая ещё больше внимания, и протягивает папку с множеством документов помощнику судьи. Девушка передаёт содержимое в руки сидящей за столом женщины, и с неприкрытым любопытством ждёт развязки. Такие события случаются не часто, от чего запоминаются, как сюжет хорошей книги. Судья смотрит на листы несколько минут, изучая каждую деталь. Какие-то бумаги вызывают подозрение, но следующие тут же опровергают все возможные нелегальные варианты. Документов много, и каждый кричит о невиновности подсудимого. К тому же, с довольно вескими доказательствами. Женщина опускает взгляд на край одного из листов и видит двойную подпись. Больше обманывать присяжных и всех остальных у неё нет причин. – На этих бумагах освещена недоступная нам до нынешнего времени информация. Я передаю их прокурору, – женщина подаёт знак своей помощнице, и та быстро исполняет свои обязанности, – прошу тщательно изучить это. На рассмотрение всех бумаг у мужчины уходит несколько минут, пока в зале царит напряжение. Минхо неотрывно смотрит на Сынмина, который так и не удостоил его взглядом. А Ли ненавидит не понимать, что происходит. Особенно, когда дело касается его напрямую. Мысль одна за другой запутываются в клубок, и в голове поселяется неразборчивое хитросплетение. – Я вынужден согласиться, что информация действительно не могла быть в открытом доступе. И я также подтверждаю, что она достоверная, у нас есть, – мужчина прокашлялся, не веря, что говорит это, – все основания считать подсудимого невиновным.