Cherry

Ночной воздух плохо влияет на сознание. Трудно сосредотачиваться, Хёнджин то и дело ловит какие-то новые галлюцинации, которые давно уже не появлялись. Или стали его частью, поэтому он перестал их замечать. На Минхо смотрит редко, лишь при особой необходимости, хотя прежде ему очень нравилось то, как парень водит машину. Сейчас это, скорее, страшное знамение, нежели что-то привлекательное. Хван с силой кусает губы, отводя глаза к полуоткрытому окну, жадно впиваясь взглядом в одну точку и чувствуя, как дрожат руки. Минутами позже дрожать будет всё тело. Ломка, к которой он успел привыкнуть, когда Минхо наотрез отказался помогать. Но и она же причина всех его бед, недомолвок и границ, однажды переступив которые, ты остаёшься за чертой навсегда. Ему больно себя сдерживать и больно терпеть. Если Минхо увидит, если он узнает, то убьёт его на месте. Придушит, как пытался сделать это ранее. Один раз, одно прикосновение, обжигающее кожу, но, чёрт возьми, не от страсти и возбуждения. Эта нещадная эйфория отступила, освободив место чему-то более способному. Отвращению. – Холодно? – Ли на секунду поворачивает голову в сторону блондина, быстро оценивая его состояние, – ты весь дрожишь. – Минхо… очень страшно. Пожалуйста, можно мы вернёмся? Я хочу домой, – Хёнджин сжимается сильнее, тянется к ручке двери, будто совершенно не соображая, что это может стоить ему жизни. Нет, просто плевать, лишь бы это закончилось. Но дверь заперта. Как и сердце Минхо, к которому Хван всё не оставляет попыток пробиться. Только бы он понял. Ли что-то тихо произносит, видимо, больше для себя, и сильнее давит на газ. Автомобиль и без того игнорирует все меры предосторожности, хотя Минхо не терпит небезопасной езды. Сейчас он абсолютно другой. От него тоже кружит голову, но по другим причинам: тошнит из-за подступающей тревоги за собственную жизнь. Хёнджин закрывает глаза, жмурится, от страха парализует тело. Больше ему не кажется, что он готов умереть. Хочется жить. По-настоящему хочется жить. – Я закрою глаза и отпущу руль, – Минхо бросает взгляд на парня, который с ужасом смотрит в темноту, пытаясь уловить иронию. Пусть это будет шуткой. Пожалуйста, чем угодно, но не правдой. Хёнджин дёргается, не понимает, откуда эти чувства. Липнут к сердцу и окутывают со всех сторон, не давая вздохнуть. Кровь, кажется, холодеет, и по венам растекается ледяная жидкость. Морозит не по-детски, губы настолько дрожат, что не могут разомкнуться и сомкнуться, чтобы произнести хоть слово. Голос пропадает, падает куда-то на дно, и Хван ощущает, как силы просто уходят. Они не хотят иметь ничего общего с тем, что произойдёт дальше. – Ты ведь готов умереть, – правая рука Минхо соскальзывает с руля, но он продолжает смотреть вперёд, – а меня научил игнорировать такое. Что с нами, что без нас жизнь стала невыносимой. Ты сам сказал, что нет никакого смысла в наших отношениях, – он отводит левую руку в сторону, и машину тут же начинает вести. Хван цепляется за чужие, холодные ладони, заставляя их вернуться, сжать руль и больше никогда не отпускать. Минхо непреклонен, он настойчиво держит нужную дистанцию, упирается, не позволяя Хёнджину сделать задуманное. От безысходности и накрывающего страха у парня без остановки льются слёзы, но в какой-то момент всё заканчивается. Тишина снова поглощает окружающую действительность.

Настоящее время

Джонатан Ньюман отучился на потрясающего хирурга, закончил с отличием, семья им гордилась. Пока все успехи не запятнал один не особо значительный инцидент, произошедший на его рабочем месте, когда он ещё был интерном. Больница — не место для бездушия. И пусть Джонатан сперва проявлял себя как профессионал своего дела, его карьера пошла в гору только потому, что начальник побоялся не дать ему повышение. Толком в коллективе ему не доверяли, все сторонились любого решения или идеи, а если и поддерживали, то из вежливости. Или снова из страха. Когда Хёнджин попал к ним в клинику с передозировкой героином, Джон сразу же им заинтересовался. Тогда он потратил время на утешение и знакомство с Элисон, но когда она перестала мешать, а новые двери открылись ему, как главврачу, Ньюман безотлагательно приступил к работе. Какого рода работе — знал только он, потому что все в клинике считали его лучшим, а потому не задавали лишних вопросов. Что, кстати, зря. На Хёнджина у него были собственные виды. Неутоленная жажда мести, обида и, возможно, немного ненависти. Всё это превратило Джонатана в чудовище, которому пора было запретить работать с людьми. Клятвы, принесённые ранее, перестали быть предметом его интересов, поэтому если на койке умирал человек, Джон с уверенностью говорил, что спасти его не удастся. Да, он пробовал, чтобы создать иллюзию той квалификации, которую от него требовали. Тем не менее, иллюзия так и осталась иллюзией. Джонатан перевернул оборудование, следя за зарядом батареи. Как только зелёная полоска померкнет, пациент больше не придёт в себя. Это Ньюману и нужно: тихая, безусловно случайная смерть, и он убирает со своей дороги двух зайцев, пока суд, по собственной глупости, пытается доказать виновность Ли Минхо в смерти Элисон Дюваль. Тщательно продуманный план для такого скрупулезного человека не представлял никакого труда. Джонатан задачи подобного рода решал по щелчку пальцев, потому что тёмное прошлое, о котором не положено рассказывать, сыграло свою роль. Очищенная, безупречная до белоснежных простыней, репутация дала ему фору для того, чтобы восстановить своё доброе имя. Конечно же, Ньюман этим воспользовался: с тех пор его знали лишь как лучшего хирурга, специалиста по фармацевтике и просто обаятельного главврача наркологической клиники. За эту ширму заглянуть никому не удалось, а те, кто был слишком близок, уже поплатились собственной жизнью. Что Джонатан имел на Хёнджина? Точнее, чего от него хотел, раз так старательно полгода возвращал его в более менее человеческую кондицию? Обыденная ситуация, когда один мешает приблизиться к другому, его нужно убрать. Хван — связующее звено между Кристофером и Джонатаном, а у второго на первого очень большие планы. Особенно если это детская травма, кажущаяся на тот момент пустяковой. Безусловно, Джон о ней не забыл. В Австралии Чан сломал ему руку, пообещав, что тот никогда не сможет стать врачом. Такие люди не должны спасать других людей. Такие люди должны исчезнуть. Естественно, Кристоферу пришлось заплатить за преднамеренное нанесение физического вреда, за свою склонность к насилию и импульсивность. Тем не менее, он всё равно считал, что поступил правильно. Джонатан получил травму заслуженно. На самом деле, в подростковом возрасте его жестокость проявлялась наиболее ярко: через отношение к сверстникам. Не то чтобы Ньюман заядлый сексист, но девушке впечатлить его было почти невозможно. А в те времена на него толпами слетались те, кто видел в нём лишь красивое лицо, и тогда ещё целые руки. Но всё пошло по наклонной после одного случая на вечеринке лучшего друга Кристофера. Мероприятие было громким, трудно было не услышать о нём за неделю до проведения, поэтому каждый хотел попасть на него, чем изрядно смущал организатора этой вечеринки. Феликс до сих пор сильно замыкается из-за большого внимания к себе, хотя с людьми ладит неплохо. У него особые методы общения, но и девушки, и парни его любили. Кристофер же скептически отнёсся к идее устроить вечеринку, да ещё и позвать на неё почти весь кампус, но спорить не стал. Лишь выразил небольшие опасения по поводу одной персоны. – С ним будь осторожнее. Если он тебя хоть пальцем тронет, – Чан нахмурился, когда на его плечо легла маленькая ладонь. Он прекрасно знал, что скажет Феликс. – Всё в порядке. Да, именно так он и сказал. И всё действительно было в порядке, пока Джонатан не показал свою истинную натуру. Пока у него не нашли наркотики. А потом кто-то из особо одарённых присутствующих вызвал полицию. В общем, родителям Феликса досталось меньше, чем ему самому, поскольку в свои 18 он должен был нести ответственность за свои поступки и себя. Только Феликс не знал досконально, зачем Джонатан это сделал. Кристоферу удалось выбить из него хоть какую-то информацию, чтобы помочь другу, но и её было недостаточно. Откуда у парня наркотики — тоже узнать не удалось. Всё казалось страшным, коллективным сном, на утро после которого никто ничего не помнил. Ни Джонатана, ни его ужасную идею «затянуться». Лишь одна деталь была очевидна и проста как дважды два: с тех пор Джонатан Ньюман знал, как правильно обращаться с любыми лекарствами. Их дозы, противопоказания, побочные эффекты и прочее. Это знание он пронёс сквозь года и только сейчас смог применить. Джон чересчур был уверен, что всё сделал правильно, что не допустил ни единой ошибки. Заманить Хёнджина было проще, чем ребёнка: сломленный, потерявший нечто важное и лишённый самого главного. Любви, которую Ли Минхо так и не смог достать со дна своего сердца.