Настоящее время
Ноябрь выдался чересчур приятным в этом году. Если отбросить в сторону мысли о том, что твоя работа только кажется лёгкой, что интерес к ней не спасает от жутких кошмаров по ночам, то действительно можно было насладиться погодой. У Элисон через час смена. Она всегда готовится к ней заранее, поскольку не знает, что её ожидает в тот или иной раз. Дело не столько в непредсказуемых приступах Хёнджина, сколько в том, что она ему постоянно сочувствует. Внешне всегда остаётся холодной и отстранённой, но когда смотрит на него — сердце сжимается. И совершенно плевать, что он сам виноват. Элисон в это не верит, поэтому ей не терпится узнать правду. Но поиски скрытой информации уже вторую неделю ни к чему не приводят. Джонатан пожимает плечами, иногда устало вздыхает или просто молча смотрит перед собой — но каждый раз приходит ни с чем. Их общение вертится вокруг какого-то заговора, а Элисон вечно напряжена. Естественно ему это не нравится, однако запретить ей думать об этом он не может. Девушка остановилась около небольшого киоска, чтобы взять кофе, как вдруг раздался выстрел. Жизнь поделилась на до и после со звоном монет, упавших на асфальт. Элисон медленно повернула голову, пытаясь осторожно посмотреть на происходящее. Любой бы на её месте уже скрылся за углом и убежал в более безопасное место. Любопытство берёт верх. Элисон делает шаг вперёд, вглядываясь в туман. Откуда он взялся? Больше похоже на… – Кто ещё может дышать, не дышите! Моментальная реакция: девушка зажимает нос, второй рукой прикрывая губы платком. Что, чёрт возьми, происходит? Она опаздывает на смену. Но это ещё не самое главное. Впереди здание — банк. Привычное дело — грабить банк под вечер, но что-то было не так. Слишком тихо. Ни криков, ни гудящих машин, ни перестрелки. «Ограбление на центральной улице? Ох, нет… отвлекающий манёвр» Элисон, словно инстинктивно, оборачивается, но слишком поздно, чтобы уловить хоть что-то перед собой. Сильный удар по голове лишает всех чувств разом.Два года назад
Уютный, небольшой корейский клуб-бар, зарезервированный на имя Ли Минхо был подготовлен настолько тщательно, что почерк можно было узнать сразу: Чан бы никогда не скупился на такое событие, а его перфекционизм не позволил бы организовать это как-то иначе. Что ж, стоит отдать ему должное: ребята были в восторге, да и он сам остался доволен. Правда всё внимание было обращено не на именинника, а на его парня. Уж действительно, до ужаса бледный Хёнджин цеплял взгляды всех, кто находился в помещении. И всё-таки, он продолжал улыбаться. Странное чувство, когда ты смотришь на полуживого человека, который всё ещё на что-то надеется. Назвать это силой язык не поворачивается. Потому что это отчаяние. Ему давно уже не больно находиться рядом с Минхо. Он не ждёт от него звёзд с небес, любви от Луны до Сатурна — ничего не нужно. Хёнджин лишь пытается найти то, что было утеряно с мольбертом. Смысл своей жизни. И он не винит Ли. Ни в том, что это он превратил их отношения в такие, ни в том, что он подарил мольберт (да, Хёнджин всё это время знал), даже ни в том, что Минхо вечно у себя на уме, отношения никогда не будут для него на первом месте. Кто бы ни был его партнёром. Хван первое время думал, что это его недостаточно, что он недостаточно хорош, что делает недостаточно. В общем, спутником его сомнений было слово «недостаточно». Хёнджин очень много танцевал тогда, пытаясь научиться выражать эмоции словами. Он тянулся к Минхо, когда тот выставлял руки вперёд и с улыбкой произносил. «Хёнджин-а, ты же не тактильный» Раз за разом попытки заканчивались тем же. Сюжет стал уже настолько избитым, что парню даже надоело. Закончил попытки на признании в любви, был отвергнут, ну и бог с ним. Хёнджин был готов жить дальше, общаться с Минхо как прежде, ведь они и так связаны столько лет. В их случае любовь, романтические отношения и, возможно, совместное будущее только всё испортят. – Ты… не слишком много пьёшь? – Кажется, именинникам в их день можно всё, разве нет? Хёнджин кивает, но не перестаёт смотреть на стакан виски в руке Минхо. Пальцы держат его крепче, чем Ли когда-либо держал руки Хвана. Из-за этих эмоций что-то живое начинает копошиться внутри парня, и Хёнджин вздрагивает от собственных мыслей. Мрачно. Нет, серьёзно, в баре было слишком мрачно. Тусклые лампочки служили явно не освещением, поскольку годились они только на создание интимной обстановки. Возможно, в этом и был смысл. К стойке подошёл Чанбин, что-то говоря бармену, но сквозь музыку Хёнджин не расслышал. Старший ему улыбнулся и снова скрылся в темноте, кажется, уламывая Феликса на очередной зажигательный танец. Почему-то Хёнджин задержал взгляд. Глаза привыкли к темноте, что позволило оценить обстановку. Все мемберы сидели вместе, а Чан изредка поглядывал в сторону Ли и Хвана, чтобы не потерять их из виду. В один такой момент Хёнджин поймал его взгляд, которым передал всё, что сам он сказать вряд ли бы смог. Чан ему кивнул. Через пару минут голос лидера стал ближе, а сильная рука опустилась на плечо Минхо. – Следи за количеством, пожалуйста. Чанбин наотрез отказался тащить тебя в твой же дом. Сказал, что ты не особо гостеприимен. Брюнет усмехнулся, отставив опустошенный стакан в сторону. – Ты его позвал? – адресовано Хёнджину, но его не удостоили даже прямым взглядом, – на вопрос отвечай. Последнее слово получилось громким. Намеренно ли он повысил голос, но Хёнджин успел ощутить тревогу. – Воу-воу, Минхо, полегче, – Чан привычным образом полностью развернул к себе друга, немного встряхивая, – он беспокоится. Как и все мы. Хёнджин не выдерживает. Выше его сил столько терпеть, невыносимая боль и так съедает его каждый день. Он старается стать лучше, быть тем, на кого Минхо будет смотреть с любовью. Хоть когда-нибудь. Хоть один раз. – Куда ты собрался? – Ли подрывается с места, заставляя парня инстинктивно вздрогнуть и вцепиться в край барной стойки. – Минхо, пусть идёт, – голос Чана становится жёстче, с ним усиливается и хватка на чужом плече, — я сказал пусть идёт. Только осторожнее, Хёнджин, ладно? Он быстро кивает. И с такой же скоростью скрывается в темноте клуба. Как только светлая макушка перестаёт быть окончательно видна, Чан притягивает Ли за шиворот и заглядывает в глаза, пронзая насквозь. – Какого хрена ты устроил? Всё это время ты просил не лезть, стоять в стороне, но с меня хватит. Он не только твой парень, он — часть семьи. Моей семьи, чёрт тебя дери. – Вот и скажи ему, как нужно себя вести. Феликс отрывается от телефона, и улыбка тут же исчезает с его лица. В тусклом свете он замечает руку, а затем звук бьющегося стекла распространяется по бару, охватывая всех присутствующих. Первым очнулся Чанбин, подбегая к барной стойке и оттаскивая Чана, пока Минхо удерживали Сынмин и Чонин. – Вы с ума сошли? – Хан встал между парнями, с ужасом оглядывая их по очереди, – прекрасное место для драки. Ещё и в день рождения. Минхо грубо отталкивает младших от себя, поправляя пиджак. На его лице ни капли сожаления, разве что о том, что в их конфликт вмешались остальные. Глаза напротив полны гнева, непонимания и боли. Чану страшно, что он сорвался, и он точно будет винить себя за это до конца жизни, но больше всего ему обидно за самого Минхо. Он больше не видит в нём друга. Брата. Семью. Феликс вытирает слёзы с щёк, пытаясь прийти в себя и осознать то, что сейчас произошло. Тщетно. Подобное не укладывалось в голове. Неужели всему конец? – Ребята, не хочу вмешиваться, но, – из тени вышел незнакомый мужчина, его одежда была запачкана чем-то липким, и Феликс с ужасом осознал, что… – у парня передоз. Ему бы в больницу.