Стеклянное сердце

      Кристине не хотелось пачкать прекрасный блокнот в кожаном переплёте своими воспоминаниями, но у Эрика были только такие. У всех его блокнотов и папок были кожаные обложки. Честно говоря, это было неудивительно. Он был слишком аккуратен, слишком требователен к качеству и внешнему виду вещей, чтобы перевязывать листы каким-нибудь шнуром, проволокой или прочей ерундой.       У него имелись разрозненные листы бумаги, и Кристина пыталась ему объяснить, что ей хватит всего нескольких листков, но он, тем не менее, настоял, чтобы она взяла блокнот в кожаном переплёте.       — Пусть лучше все твои демоны будут заперты в одном месте, — сказал он.       И вот она сидела на своей кровати и вспоминала, как видела трещину на потолке кухни. Слышала умирающих Жака и Реми. Чувствовала себя потерянной в той ужасной темноте, в которую еë поместил отец.       Кристина записала всë. Всё, что тогда произошло. Все слова, сказанные еë отцом. Всë, что она ему ответила. И девушка пыталась понять, что именно могла означать та трещина. Она была такой тонкой, не длиннее веточки, и всё же она наполняла её такими сильными чувствами. Беспокойством. Тревогой. Страхом. Но также и приятным волнением. Любопытством.       Что-то происходило. Что-то в её сознании коренным образом менялось. И если ей хотелось, чтобы эти изменения продолжались — или чтобы они наоборот прекратились, — ей нужно было выяснить, что их вызвало.       Уже два месяца она жила здесь, под землёй, играла на пианино, общалась с Эриком. Пришло время перемен. Пришло время покончить с этим воспоминанием.       Айша лежала на кровати свернувшись калачиком в ногах девушки. Она не проводила много времени с Кристиной — конечно, она больше любила находиться рядом со своим «папой», — но иногда кошка считала, что эта задержавшаяся здесь «гостья» стоит еë внимания, и тогда решала осчастливить её своим присутствием.       Кристина, сидевшая в постели и до пояса укрытая одеялом, слегка пошевелила ногой. Это потревожило Айшу — она открыла глаза и прижала ушки. Кошка подняла голову и зевнула, её взгляд скользнул по Кристине, а затем её зрачки сузились, когда она уставилась на что-то на стене позади девушки, в нескольких пье над её головой. Айша поднялась на лапы и зашипела — её шерсть встала дыбом, и кошка двинулась навстречу Кристине.       Встревоженная, Кристина обернулась и посмотрела наверх.       С её губ сорвался крик. Девушка вскочила с кровати, отбежала к противоположной стене и прижалась спиной к оконному стеклу.       Там, на стене, был самый большой, самый чëрный паук из всех, каких она когда-либо видела. Он был размером с её кулак, без сомнения, и он двигал одной из своих лапок — поднимал её, опускал, и вновь поднимал, — как будто решал, стоит ли ползти дальше вверх по стене.       О, Боже.       Если бы он начал карабкаться вверх и забрался на потолок… или пополз к ней на своих тонких ножках… Она не знала, что сделала бы тогда. Она наверняка упала бы в обморок. Она в самом деле могла бы умереть от страха.       Айша же вовсе не была напугана. Она была хищницей и нашла свою добычу. Кошка кралась с естественной кошачьей грацией, её прищуренные зрачки были прикованы к арахниду; крадучись, она слегка выгнула хвост. Паук не двинулся с места.       Кристина сглотнула и приложила руку к горлу. Как долго… как долго это было у неё за спиной? Как давно оно находилось в этой комнате? В этом доме?       Она молча взывала к охотничьему инстинкту Айши.       У неё вырвался вздох, когда Эрик распахнул дверь без единого стука. В его глазах была тревога.       — Что? — спросил он. От страха его голос стал более пронзительным. — Что случилось?       Кристина смогла только молча указать на маленькое чудище на стене. Айша, благослови еë бог, теперь положила передние лапы на подушку. Еë усики задëргались.       Эрик проследил взглядом за рукой девушки, и когда он увидел, что именно заставило её издать леденящий кровь вопль, он заметно расслабился и рассмеялся.       — И это всё? — он выдохнул. — Боже милостивый, я думал, ты поранилась.       И это всё?       Он что… не видел этот сущий кошмар над её кроватью?       — Этo… — бормотала Кристина, — онo…       — Да, я со всем разберусь. Не стоит беспокоиться, моя дорогая.       Эрик подошёл к краю кровати, и девушка с ужасом наблюдала, как он подносит свою ладонь к пауку, а затем пальцами другой руки снимает его со стены. Жуткое маленькое создание переползло в его раскрытую ладонь, и Эрик накрыл его своей рукой.         Паук не сопротивлялся.       — К сожалению, в последнее время я часто встречаю этих маленьких незваных гостей. Им нравится темнота подземелья и сырость озера, и поэтому кто-нибудь из них может случайно попасть в дом через открытую дверь.       Кристину чуть не стошнило.       То, как он держал его… Так обычно держат котëнка или, может быть, крольчонка. Но не паука из недр царства кошмаров.       — Куда вы его несëте? — спросила она, когда он направился к двери.       — К озеру.       — Вы оставите его в живых?       Он остановился как вкопанный и посмотрел на неë.       — Конечно.       — А что, если он вернëтся?       Он усмехнулся:       — Я думаю, что на этот раз он попал сюда случайно, и я сомневаюсь, что он найдëт дорогу обратно. А если это и произойдëт, я просто опять вынесу его.       Она поморщилась при мысли о том, что может увидеть его снова, как бы маловероятно это ни было.       — Я думаю, что… было бы лучше, если бы вы просто его убили.       В ту же секунду его глаза потемнели.       — В самом деле?       — Да.       — И почему же?       Кристина удивилась внезапному холоду в его голосе.       — Я… просто… он пугает меня. И всё.       — Он тебя пугает, но разве это причина убивать его? Разве пугающий внешний вид является достаточно веской причиной для того, чтобы заслужить смертный приговор?       У неё отвисла челюсть.       — Нет… да… Я не знаю. Я просто не хочу, чтобы он вернулся.       — Что ж, я не стану обрывать его жизнь только потому, что он совершил одно маленькое досадное преступление — родился уродливым. Пауки — полезные существа, знаешь ли ты об этом? Они защищают дома от вредителей — они приносят гораздо больше пользы, чем вреда. Он у меня в руке уже полминуты и ни разу меня не укусил. Если бы на стене сидела бабочка, ты бы попросила, чтобы я убил и её тоже? Или только этого паука, потому что его внешний вид тебе неприятен?       С этими словами Эрик вышел из комнаты. Айша провожала его взглядом, жалея о том, что добыча ускользнула из её лап. Кристина тоже смотрела на него с сожалением, но по другой причине.       Кристина робко постучала в дверь его кабинета. Это было уже несколько часов спустя. Обычно Эрик никогда не закрывал эту дверь, и она сомневалась, что то, что она была закрыта сейчас, было простым совпадением.       — Заходи, — последовал холодный ответ.       Она открыла дверь и обнаружила его сидящим за письменным столом с ручкой в руке. Похоже, он что-то писал в нотной тетради.       — Можно я присяду? — спросила она.       — Если нужно.       Она поморщилась, но всё равно опустилась в кресло, которое облюбовала полторы недели тому назад. Повисшее между ними тягостное молчание было почти осязаемым. Гнетущим. Невыносимым.       — Вы вынесли паука?       — Да.       — Ох.       Она не знала, что ещё сказать, поэтому добавила:       — Хорошо.       — Разве? — он наконец посмотрел на неё. — Ранее ты совершенно ясно дала мне понять, что хочешь его смерти.       — Он напугал меня.       — Разве это веская причина лишить его жизни?       — Эрик… это всего лишь паук.       Он издал гортанный звук отвращения.       — Почему вас это так задевает? — тихо спросила она.       Он покачал головой и на мгновение замолчал, уставившись на бумагу. Затем он сказал:       — Я тоже напугал тебя.       На неё снизошло озарение. Она широко распахнула глаза.       — В этом доме ты кричала ровно два раза, — продолжил он. — Сегодня вечером, при виде этого паука. И несколько недель назад, при виде моего лица, — его взгляд ожесточился. — Неужели я тоже заслуживаю смерти, Кристина?       — Конечно нет. Нет, Эрик, конечно нет.       — Тогда почему этот паук заслуживает её? В чëм разница?       — В том, что паук — это паук. А вы — личность, с разумом и душой. Разница огромная.       Кристина почувствовала укол вины, когда вспомнила, как однажды сама сравнила Эрика с… пауком. Увидев его в первый раз, она подумала про себя, что он похож на огромного паука.       — Некоторые люди из моего прошлого утверждали, что у меня нет ни души, ни ясного рассудка. И что я, в самом деле, заслуживаю смерти, — он отвëл взгляд. — Паук выглядит не более гротескным, чем я.       — Эрик, — девушка встала. — Вы… вы человек. Вы не паук. Мне… наверное, мне следовало быть добрее к маленькому существу, но то, что я чувствую по отношению к тому пауку, вовсе не похоже на мои чувства к вам.       Он закрыл глаза. Его грудь поднималась и опускалась так, будто он глубоко дышал.       Он ей не верил.       Она хотела доказать ему свои слова.       — Снимите маску, — сказала Кристина.       Он бросил на неё недоверчивый взгляд.       — Прошу прощения?       — Я говорю, снимите вашу маску.       — Зачем? — он тоже встал.       — Потому что вы мой жених, и я думаю, что весьма неуместно постоянно прятать от меня своë лицо.       Он пристально посмотрел на неё.       — Я знаю, к чему ты клонишь.       — В самом деле?       — Ты хочешь показать мне, что больше не боишься моего лица. Но, Кристина, я совершенно не в настроении терпеть муки разочарования, когда выражение твоего лица подведëт тебя.       — Этого не произойдёт.       — А что, если произойдёт?       — Тогда вы можете выгнать меня из этой комнаты навсегда, и я не буду роптать, если вы решите проводить всё своё свободное время здесь, вдали от меня.       Он выдохнул.       — Так я накажу не только тебя, но и себя самого.       Сковывающее напряжение в её груди немного отступило: он всё ещë испытывал к ней привязанность, несмотря на свой гнев.       — Ладно, — отрезал он. — Полагаю, какая-то часть меня хочет, чтобы я оказался прав. Я хочу увидеть, как ты снова сочтëшь меня омерзительным, как в тот день, когда ты впервые увидела моё лицо. Бог знает, почему я хочу этого, но это так. Может быть, я просто хочу по-настоящему на тебя разозлиться, — он мрачно рассмеялся. — Я знаю, что твоя просьба убить паука не была чем-то из ряда вон выходящим, но я её возненавидел. Я так её возненавидел.       После этих слов Эрик поднял руку и сорвал маску со своего лица.       В первую секунду Кристине действительно захотелось зажмуриться. Отвернуться. С её губ чуть было не сорвался вздох. Но она взяла себя в руки. Она держала голову высоко поднятой. Он удивлённо распахнул глаза из-за её полного отсутствия реакции. Она подумала, что, наверное, это был первый раз, когда кто-то увидел его лицо и не ужаснулся.       От этого ей стало так невыносимо больно.       — Я думаю, — тихо сказала она, — что вам вовсе не нужно носить маску рядом со мной. Больше не нужно.       Его губы приоткрылись в удивлении.       — Вы не паук, Эрик. Вы заслуживаете только любви и уважения, а если раньше я и произвела на вас какое-то иное впечатление — а я знаю, что так и было, мы оба это знаем, — то я глубоко сожалею об этом.       — Сможешь ли ты вынести вид моего обнажённого лица, если я подойду ближе? Каждый раз при виде меня ты хотела бы смотреть на… это? — он указал на своë жуткое, мëртвое лицо.       — Да.       Мгновение они молчали, а затем Кристина неуверенно направилась к нему. Он не отошёл и не попросил её остановиться, поэтому она пошла быстрее и немного увереннее. Когда она оказалась прямо перед ним, то увидела, как его кадык судорожно дëрнулся.       Она протянула руку и положила свою ладонь на его желтоватую, бледную щëку. В ту же секунду он резко втянул носом воздух и оперся рукой о стол, будто пытаясь удержаться на ногах. Касался ли раньше кто-нибудь его лица так нежно?       Она знала, что, скорее всего, ответом будет слово «нет», и это побудило её нежно провести большим пальцем по его коже. Ласка. В тот день, когда она встретила его, она сказала ему, что ненавидит его. А теперь она ласкала его.       Но всё изменилось. Он изменился. И она тоже.       — Ваше лицо — это часть вас, — сказала она и увидела, как задрожали его губы. — А вы стали мне дороги. Так что, само собой, мне дорого и ваше лицо. Вы не паук. Вы — Эрик. И я принимаю вас, ваше лицо и всë остальное.