***
Как Эрик и говорил много недель назад, он действительно мог пробираться по лабиринтам внутри стен оперы так, будто он в самом деле был призраком. Только что ложа номер пять пустовала, а в следующую секунду в ней уже сидел Эрик, готовый смотреть представление. Зрители, знавшие, что Фантом наверняка будет присутствовать на премьере своей оперы, засуетились при его появлении. Увидев девушку, сидящую рядом с таинственным Призраком Оперы, люди вокруг зашептались. «Ухаживает ли за кем-то загадочный композитор? — казалось, бормотали в толпе. — Неужели он тайком обручился? О, кто, кто, кто? Кто же она?» Конечно, им ничего не удастся узнать, если Эрик не решит предать огласке свои личные дела. Если бы кто-нибудь попытался войти в ложу без явного разрешения, Эрик увёл бы Кристину через тайный ход, и они бы пришли послушать оперу в другой раз. Незваного гостя попросили бы удалиться из-за проявленного неуважения к самому знаменитому композитору театра. Весь Париж знал это. Люди перестали пытаться выяснить, кто он такой: то ли им это дело наскучило, то ли вежливость не позволяла. На самом деле было бы обидно, если бы им пришлось пропустить сегодняшнее представление. Кристина с нетерпением ждала возможности услышать «Торжествующего Дон Жуана». И она правда получила бы от этого огромное удовольствие. Одним из многих преимуществ того, что она была дочерью скрипача оперного оркестра, была возможность ходить на спектакли, когда ей заблагорассудится. Она уже давно не была в опере, и ей так не хватало всех этих впечалений. От одной мысли об отце у неё жутко заболел живот. Она тут же решила подумать о чëм-нибудь другом. Сидящий рядом Эрик почти ничего не говорил, только смотрел на сцену и отбивал ритм указательным пальцем по колену, будучи погружённым в свои мысли, совсем как Кристина. Она наконец заговорила: — Удивительно, что все эти люди знают вас только по вашему псевдониму и никто из них не знает, кто вы на самом деле. Он вернулся в реальность, и его глаза заблестели: — По крайней мере, один человек точно знает. Она склонила голову набок. — Ну, на самом деле, два, — он перевëл взгляд на болтающую внизу толпу зрителей. — Надир сегодня здесь, в зале. И Жюль. — Жюль, — повторила она. — Бернар. Ваш помощник. — Да. Ты знаешь какого-нибудь другого Жюля? — Нет. Он часто приходит послушать вашу оперу? — Он пришёл впервые, — Эрик кивнул. — Я подарил ему билет после того, как вы попросили его остаться на чай недели две тому назад. Я… что ж, я подумал, что, возможно, он это оценит. Он поблагодарил меня и сказал, что придёт, хотя я не уверен, сказал ли он это из вежливости или потому что искренне захотел услышать написанную мной музыку. — Наверное, он сказал так по обеим причинам, — улыбнулась девушка. — И я уверена, что он действительно это оценил. Это был прекрасный жест, — она тоже посмотрела вниз на зрителей. — Где он сидит? — В бельэтаже. Она вспомнила, что это второй этаж. — О, хорошо. Оттуда всë прекрасно видно. А Надир? — Под нами, где-то в партере, — он прикусил язык и ненадолго замолчал. — Надир всегда приходит послушать мою музыку. Полагаю, я должен считать его хорошим другом, не так ли? — Я думаю, да. — Когда-то я считал Гарнье хорошим другом. Но… что ж. С тех пор как я стал жить под театром, он ни разу меня не навестил. Он будто забыл, что я существую. Никаких писем. Ничего. — Почему? — Однажды он всё объяснил мне,— Эрик вздëрнул подбородок и опустил взгляд на свои руки, лежащие на колене. — Видите ли, я не очень-то виню его за это. Дело не в том, что он испытывает ко мне неприязнь, по крайней мере, он так сказал — хотя он никогда не врал мне, поэтому я склонен ему верить. Шарль действительно любит этот театр, поскольку он наполовину его творение. Он был назван в его честь. Конечно, Шарль привязан к нему. Иногда он приходит навестить памятное место, построенное им в честь его дочери, или послушать заинтересовавшую его оперу — не мою. Он решил попытаться забыть о моëм существовании. Он пообещал никому не говорить о том, где я живу. — Разве его обещание означает то, что он должен намеренно забыть вас? — Шарль, как он сказал мне, совершенно не умеет хранить секреты и может это делать только в том случае, если притворится, что никогда ни о чём не знал. Он не хотел рисковать. В этом смысле… на самом деле он тоже хороший друг, — внезапно свет погас. Глаза Эрика метнулись к сцене. — О, представление вот-вот начнëтся, — он взглянул на девушку. — Скажи мне потом, Кристина, понравилась ли тебе моя опера.***
Кристине понравилась опера. Музыка тронула её до глубины души. Это была ни с чем не сравнимая красота. Были моменты, когда она просто закрывала глаза и позволяла звукам уносить её в неведомые дали. Так что, да, опера Кристине понравилась. Но она бы понравилась ей ещё больше — гораздо больше, — если бы партию Дон Жуана спел Эрик. Актëр играл хорошо, и его голос был прекрасен, но Эрик… голос Эрика был для для неё лучом света во мраке, прохладным дождëм в жаркий день. И, конечно, она думала, что Эрик таким образом мог бы отдать должное своему певческому таланту. Она не знала, когда это произошло, но в какой-то момент её голова оказалась у него на плече. Это явление было нередким из-за последствий её игры на пианино, но теперь стремление прикоснуться к нему было вызвано не потребностью в утешении, а скорее простым желанием быть ближе. В середине представления Эрик протянул Кристине свою ладонь, положив её тыльной стороной на своё колено. Приглашаюший жест. Девушка вложила свои пальцы в его руку. Они просидели так до самого конца представления. Кристина не могла толком вспомнить весь сюжет оперы, потому почти все её чувства были сосредоточены на мерном дыхании Эрика и на нежных прикосновениях его большого пальца к её. Что она точно помнила, так это то, как оперная музыка проникала в её существо, пару мгновений кружила в её сердце, а затем текла по сосудам туда, где её пальцы были переплетены с пальцами её жениха. И когда музыка вновь зазвучала в её груди, Кристина услышала, как раскололось её стеклянное сердце. Но оно не разбилось. По крайней мере, не целиком. Только стеклянная скорлупка треснула и раскрошилась, обнажив мягкую плоть. Позволив сердцу дышать. Позволив ему биться. Позволив ему всë отпустить. Кристина ещë сильнее уткнулась носом в плечо Эрика и услышала, как он вздохнул. Она тоже испустила вздох облегчения.