Стеклянное сердце

      – Эрик, – Кристина взяла со стола в кабинете Эрика перевязанную бечёвкой кожаную папку, – что это?       Эрик привёл её в эту комнату после того, как сказал девушке, что знает пятнадцать иностранных языков, и ей захотелось узнать, где он побывал. Он, очевидно, путешествовал по всей Европе и однажды чуть было не отправился в Персию, но решил, что она находится слишком далеко от его родины. Он показывал на глобусе страны, которые посетил, когда внимание Кристины привлекли листы в кожаном переплёте.       – О, – сказал он, – это моя новая опера. Её поставят где-то через месяц. Я вносил незначительные изменения после её прослушивания.       – Вам позволяют подслушивать?       – Конечно, нет, – увидев её приподнятую бровь, он усмехнулся. – Есть определённые преимущества в том, чтобы иметь возможность перемещаться по лабиринтам внутри стен театра.       – Ах. Да, – она коснулась края кожаной обложки. – Как она называется?       – «Торжествующий Дон Жуан». Это романтическое произведение.       – Дон Жуан, – задумчиво повторила она. – Это ведь история о том мужчине? Соблазнителе, да? Он убил отца своей возлюбленной.       – В оригинале – да. В моей версии он скорее герой. Здесь его возлюбленная в центре событий, персонаж лучше раскрыт.       – Понятно, – она потрепала бечёвку. – Можно ли мне посмотреть?       – Что ж, – наконец он отошёл от глобуса. – Думаю, да. Но, пожалуйста, только первые несколько страниц. Как я уже говорил, премьера оперы будет через несколько недель.       – Вы хотите сказать, что я её увижу?       – Я подумал, что мы могли бы неплохо провести вечер, – он пожал плечами. – Я композитор – я буду присутствовать на премьере и буду крайне невнимательным женихом, если не приведу свою невесту.       – О, это было бы… На самом деле, это было бы просто потрясающе.       Его глаза внезапно сверкнули:       – Правда?       – Да. Да, я так давно не была в опере. Мне очень этого не хватало.       – Хм, – он изучал её лицо. – Кроме этой оперы, мы вполне могли бы послушать ещё много других, если вы захотите.       Она улыбнулась и кивнула:       – Да. Мне бы очень этого хотелось, – её взгляд снова упал на бечëвку. – Можно?       Он указал ладонью на папку, а затем заложил обе руки за спину.       – Прошу вас.       Кристина села за стол, нетерпеливо развязала узел и раскрыла кожаную папку. На открытой странице она увидела только ноты, но нигде не было никаких словесных пометок. Увертюра. Одна из её любимых частей оперы. Часто мелодия увертюры предсказывает, какая музыка будет звучать дальше, как краткое музыкальное содержание всей оперы.       Судя по музыке, прочитанной Кристиной, партитуры в опере Эрика — «Торжествующем Дон Жуане» — были написаны гениально. Музыка была то нежной и мелодичной, то вдруг становилась ритмичной и страстной, а потом сменялась приглушённой и серьёзной. В этой музыке жила целая история чувства. Кристина, конечно, видела, какую роль в его произведении играла любовь — любовь, в конце концов, как раз и есть что-то очень непростое, страстное и всеобъемлющее. В ней бывают взлёты и падения, радости и невзгоды. И здесь имелась в виду не только любовь между мужчиной и женщиной, а любовь во всех её проявлениях. Совершенно во всех.       — Почему вдруг история любви? — спросила она. — Почему именно романтическое произведение?       — Я никогда раньше не писал подобного.       Она ждала, что он продолжит, но Эрик, казалось, закончил говорить.       — И это всë?       — Это всё.       — Я никогда не прыгала с крыши, — заметила она, — но это не значит, что однажды я захочу попробовать.       Он фыркнул:       — Я не думаю, что писать оперу о любви — это то же самое, что бросаться навстречу смерти.       — Нет, но то, что человек чего-то раньше никогда не делал, не может быть единственной причиной начать это делать.       — Что ж, — медленно произнёс он с мягкой мелодичностью в голосе, склонив голову набок, — а почему бы не написать что-нибудь романтичное?       — Я не знаю… Ну, просто…       — Что?       — Вы говорили мне, что вы не из тех… кто может позволить себе выбирать.       Он замер.       — Да. Говорил.       — Это… заставило меня поверить… Эрик, просто я говорила исходя из моего предположения, что вы никогда не были влюблены, — её лицо мгновенно вспыхнуло. — Ой. О, простите меня. Это было… слишком прямолинейно. Я прошу прощения. Выбросьте это из головы. Это было грубо, и мне не следовало этого говорить.       — Раз мы собираемся пожениться, я думаю, что такого понятия, как «слишком прямолинейно», для нас не существует, — даже когда он говорил такие слова, его голос всё равно был ледяным и резким. — Так что, да, Кристина, вы правы. Я никогда раньше не влюблялся. Я бывал ослеплëн. Я желал, если позволите сказать. Но я никогда не испытывал любви к женщине и не чувствовал её любви. Хотя я могу представить, на что это похоже — мне нравится то, что я представляю, и я хочу перенести все свои чувства на бумагу, чтобы потом подарить им жизнь единственным доступным мне способом. Я могу таким образом спрыгнуть с крыши, потому что на самом деле это не будет прыжком, разве не так? Всё это лишь у меня в голове. Но если грëзы — это единственное, на что я могу рассчитывать, тогда я буду довольствоваться ими.       Она прикусила губу.       — Я понимаю.       — Правда?       Кристина медленно закрыла его сочинение. Она снова завязала узел и привела папку в первозданный вид. Она поняла, что в этой музыке было скрыто сильное желание. Отчаяние. В страстных фрагментах было не только пламя, но и безысходность. Медленные отрывки звучали не просто спокойно, но смиренно. Это была мольба к Богу и небесам, а также дар им.       — Да. Я понимаю, — она уставилась на кожаную обложку. — Я частенько гуляла поздно ночью, когда мой отец напивался и спал. Я представляла, как скачу на лошади куда-то далеко-далеко, к сказочному замку. Я представляла себя сражающейся с драконами и чудищами — всë это было плодом моего воображения. Такие грёзы не сбываются. Но мне нравилось мечтать, потому что это не было реальностью. Это было чем угодно, только не реальностью, эта сила и приключения. Так что… да. Кажется, я вас понимаю.       Пару мгновений он пристально смотрел на неё.       — Вы сказали «сила»? Вы хотите могущества, власти?       — По крайней мере, над собой.       — Вы чувствуете, что у меня есть какая-то власть над вами?       — А разве нет?       — Нет, — ответил он. — По крайней мере, её больше нет, если она когда-то и была. Я отказываюсь от своей власти над вашей волей, если она у меня всё ещё есть. Раз это то, чего вы хотите, тогда вы полностью принадлежите себе.       — Как мой муж, вы будете иметь власть надо мной, независимо от того, претендуете вы на неё или нет.       Судя по тому, как поджалась его нижняя губа, можно было догадаться, что он нахмурился.       — Тогда, наверное, мы останемся помолвленными навсегда. Я был… Эти последние две недели я был так счастлив, проводя время с вами, гораздо счастливее, чем когда-либо за последние годы, — поэтому, если остаток нашей жизни пройдëт вот так… тогда я буду доволен тем, что останусь только вашим женихом.       Кристина некоторое время молча смотрела на него — возможно, даже дольше, чем следовало. Она вспомнила, как категорически он настаивал на том, чтобы она выбрала дату свадьбы до нового года, — насколько по-другому сейчас звучали его слова. Когда Эрик слегка шевельнулся, едва заметно, явно ожидая её реакции, Кристина наконец ответила почти шëпотом:       — Спасибо.       Но как ни удивительно, его слова странно кольнули её сердце, и оно поведало ей о том... что даже если он и согласился подарить ей комфорт и богатство не женясь на ней, она всё равно предпочтёт выйти за него замуж.