Стеклянное сердце

      В течение следующей недели Кристина чувствовала себя всë комфортнее рядом со своим женихом. Уроки пения были подобны дверному ключу — и эта дверь внезапно открылась, распахнулась настежь — а там, на пороге, стояла…       Дружба.       На уроки вокала они тратили два-три часа в день. Когда темы для разговоров заканчивались или во время обеда между ними повисало неловкое молчание, то кто-нибудь из них вспоминал что-то из их уроков, и дальше они уже могли разговаривать часами, если им того хотелось.       Воспоминания, душившие Кристину, начали ослаблять хватку, и она уже почти забыла о своих мыслях во время игры на пианино. Но эти воспоминания всё ещё оставались в тени поблизости, ожидая, когда она столкнётся с ними лицом к лицу.       Спустя неделю после первого урока, когда Эрик поднялся с банкетки и провозгласил, что она делает невероятные успехи в обучении, Кристина сказала, немного нервничая:       — Наверное, мне стоит попробовать сыграть ещё раз.       Эрик обернулся, чтобы посмотреть на неё:       — На пианино?       — Да, — она сглотнула. — Возможно, мне следует играть понемногу каждую неделю — до тех пор, пока воспоминания не исчезнут, и тогда я смогу играть хоть каждый день. Но раз в неделю, думаю, я могу выдержать. Я хочу привыкнуть к своим воспоминаниям. Я не хочу позволять им управлять мной.       Эрик кивнул:       — Я понимаю, — он взял партитуру со стойки. — И да, конечно, я полностью согласен с вами. Я бы тоже боялся играть часто, если бы пианино было для меня источником страха. Тогда садитесь. Хотите, я посижу с вами, моя дорогая?       — Да. Пожалуйста.       — Конечно, — он снова сел, но на этот раз занял только правую половину, а затем жестом предложил ей присесть рядом с ним.       Она так и сделала. Её пальцы зависли над клавишами.       — Мне…       — Да?       — Мне лучше, Эрик, — пальцы девушки подëргивались. Она удивлялась этим кусочками слоновой кости в полированном дереве: какой же властью они обладали над ней! — Последние несколько дней я чувствую себя лучше, но… что ж, — у неё вырвался нервный, невесëлый смешок. — Я не знаю, насколько хорошо всё пройдёт.       — Я буду здесь, — его голос звучал ровно и уверенно. Она немного расслабилась.       Кристина опустила пальцы на клавиши, и зазвучала музыка. Она играла что-то придуманное ею самой, лёгкое и радостное. Прошла секунда. Затем пять. Десять.       — Как вы себя чувствуете? — тихо спросил он.       — Хорошо, — ответила она, едва веря в это. — Я чувствую себя… хорошо.       — Замечательно, — она не видела его улыбки, но слышала её в его голосе.       — Да. Так и… есть, — теперь её пальцы касались клавиш более уверенно. — О… именно так.       Какое-то время он не отвечал, а затем заметил:       — Я немного обеспокоен.       Её брови сошлись на переносице. Она коротко взглянула на него и обнаружила, что он смотрит на её пальцы. Если честно, ей показалось, что он уставился на её кольцо.       — Чем же?       — Ну… Знаешь, меня тревожит маленький Жак. Его кашель усилился. Я уложил его в постель и дал ему немного тëплого молока…       Дождь барабанил по стеклу, и капли оставляли на нём нежные полосы. Мир за окном был погружëн во тьму. Но кухня была ярко освещена, и ещё ярче звучал смех Кристины и её отца: они сидели за столом и между ними лежала игральная доска. Кристина выбрала белые шашки, в то время как Густав выбрал чёрные.       — Ещё одну игру, папá, всего одну, — умоляла она.       Густав подмигнул ей и расставил шашки по местам.       — Ладно. Но только одну.       Когда доска была готова к игре, Кристина первой сдвинула шашку. Густав наблюдал за ней с хитрым блеском в глазах. Он уже прикидывал, как можно было бы выиграть этот раунд, и Кристине это в нём очень нравилось. Он не поддавался ей только потому, что она была его дочерью, ребёнком или женщиной. Во время игры он всегда относился к ней как к равной.       — Итак… — начал он, сделав свой первый ход. — Я думаю, нам нужно обсудить того парня де Шаньи. Как его звали?       — Рауль, — Кристина улыбнулась уголком рта. — Виконт.       — Да. Я о нём.       — Почему ты заговорил о нём?       — Ты, наверное, понравилась ему на маскараде. Он приглашал тебя танцевать не один раз.       Она усмехнулась:       — Это, наверное, потому, что я была там одной из самых молодых девушек. Только несколько балерин были моложе меня, но их пригласили сразу, как только заиграла музыка. И ты знаешь, что с ними он тоже танцевал.       — Да, да. Но я видел его глаза. Они были прикованы к тебе всё это время…       — Густав? — из кухни донëсся голос Жизель. — Дорогой, ты здесь?       — Да, любимая, я здесь, с Кристиной.       — Ох, — она появилась в дверях, поджав розовые губы. — О, Густав, я немного обеспокоена.       — Почему, любовь моя? — глаза Густава не отрывались от доски, но Кристина теперь смотрела на свою маму.       — Ну… Знаешь, меня тревожит маленький Жак. Его кашель усилился. Я уложила его в постель и дала ему немного тëплого молока.       Кристина ощутила, как её руки оторвали от клавиш. Её ладони были скользкими — на самом деле ей казалось, что всё её тело было в холодном поту. Она чувствовала, как стучат её зубы и как дрожит всë её существо.       Эрик стоял сзади склонившись над ней, его длинные пальцы обхватили её запястья. Он был без перчаток — Эрик больше их не носил, по крайней мере, рядом с ней. Она сказала ему день или два назад, что ему не нужно их носить, если это ему не нравится.       — Тише, моя дорогая, — сказал он успокаивающим голосом. — На сегодня достаточно пианино.       Она тяжело вздохнула.       — Что вы видели?       Она открыла рот, чтобы ответить, но вместо этого её лёгкие резко втянули и вытолкнули воздух. Его ладонь нежно коснулась её спины, и он снова сел рядом с ней.       — Извините, — прошептала она. — Мне очень жаль.       — Нет. Вам не нужно извиняться.       Она зажмурилась.       — Отдыхайте сколько вам нужно, моя дорогая.       Кристине потребовалось ещё несколько мгновений, чтобы отдышаться и успокоить сердцебиение: хотелось, чтобы руки перестали трястись. Затем, когда ей показалось, что тело снова стало ей подчиняться, она сказала:       — Я видела то же самое, что и в прошлый раз. Но уже немного больше.       Она подробно рассказала ему о том, что видела: о весёлой игре, о разговоре о виконте Рауле де Шаньи — по её словам, его вскоре отправили в Лондон, а потом он женился на молодой английской баронессе, — о том, как в дверях появилась её мать и с тревогой заговорила о кашле младшего брата девушки. Теперь Кристина знала, что тот кашель предвещал болезнь, впоследствии уничтожившую всю её семью.       Однако она решила умолчать о том, что до всего этого детали её прошлого каким-то образом просочились в реальность. Она была совершенно уверена, что Эрик на самом деле ничего не говорил о Жаке и о том, как он укладывал его в постель.       Пока Кристина говорила, она чувствовала, как её голова снова опускается на плечо Эрика. Она положила свою ладошку на его руку. Эрик, однако, в этот раз не напрягся. Наоборот, его тело расслабилось от её прикосновения — расслабилось и смягчилось настолько, что можно было легко забыть о том, каким неровным и костлявым на самом деле было его плечо.       В конце концов, он был просто человеком.       Просто человеком, и уж точно не чудовищем.