Стеклянное сердце

      Кристина теперь вела ночной образ жизни.       Но как давно она действительно на него перешла? Девушка пробыла здесь всего два дня, но всё это время она потратила на сон. Кристина теперь не спала по ночам так же, как и Эрик. Наверное, было слишком рано говорить, что она бодрствовала вместе с луной и звёздами, но на самом деле это не имело никакого значения. Не здесь, внизу, где она даже не могла видеть ни луны, ни звëзд. Не тогда, когда и день, и ночь, и все часы в сутках сливались в одну бесконечность. В самом деле, время здесь шло по-другому.       Например, прошло всего два дня. Но ей казалось, что прошли уже недели.       Она легла спать ранним утром после того, как провела ночь читая вместе с Эриком в гостиной. Затеряться в другом мире было утешением, хоть и незначительным. В мире, где она и её проблемы не были в центре внимания. И ещё было приятно просто посидеть с Эриком — привыкнуть к его присутствию, представить то, какой могла бы стать их совместная жизнь в будущем.       Когда она проснулась, было около четырёх часов дня. Она приняла ванну, оделась и спустилась вниз в поисках… завтрака? Ужина? Первый приëм пищи после сна, но не во время завтрака — как он назывался ? Эрик назвал вчерашнюю трапезу в ресторане ужином. Так что — да. Сейчас будет ужин.       Тихие голоса доносились из столовой, и она направилась туда. К своему удивлению, она обнаружила там Эрика и Надира; перед ними стояли чашки то ли с чаем, то ли с кофе. Когда Кристина появилась в дверном проёме, мужчины, сидевшие по обеим сторонам овального столика, прекратили свой разговор и посмотрели на неё.       Первым встал Надир, затем — Эрик.       — Добрый вечер, наша дорогая девочка, — сказал Месье Хан. Эрик кивнул ей. Глаза Кристины были прикованы к её жениху: его плечи и ладони были заметно напряжены.       — Что-то случилось? — спросила она.       Тёплая улыбка Надира стала натянутой. Он взглянул на Эрика — тот кивнул ему, а затем вздохнул и указал Кристине на место между ними. Беспокойство завязалось узлом у неё в животе, словно питон, но она сделала то, что ей было велено.       — Я пойду и принесу… это, — перед тем, как уйти, Эрик бросил долгий взгляд на Кристину: лëд снова вернулся в его глаза. От него у девушки по спине пробежали мурашки. Что Эрик имел в виду, сказав «это»?       — Мадемуазель Даае, — начал Надир, снова сев. Он сложил руки перед собой и слегка наклонился вперёд. — Мне очень хочется, чтобы вы кое-что поняли.       — И что же?       — Действия других — это не ваша вина.       Она кивнула, но всë же ломала голову над тем, что бы это значило. Какие действия? И чьи?       Вернулся Эрик. В руках у него была скрипка.       Нет, это была не просто скрипка. Кристина узнает эту форму и окраску где угодно. Это была скрипка её отца. Сердце Кристины бешено заколотилось.       — Что происходит? — прошептала она.       — Ваш отец передал это месье Бернару сегодня днём, — объяснил Эрик. — Он принёс футляр и не сказал ничего, кроме того, что это нужно передать вам.       Эрик положил скрипку на стол лицевой стороной вниз, стараясь не задеть недопитые чашки, и Кристина увидела гравировку на обратной стороне. Кто-то использовал что-то острое — возможно, нож, — чтобы вырезать слова.       Glöm mig. Jag kommer att hitta min själ i Uppsala. Glöm mig och hitta mig inte.       Её сердце выпало из груди.       — Вы можете прочесть это? — тихо спросил Эрик.       — Да, — эти слова обрушились на девушку так, что перед глазами у неё всë поплыло. — Я могу прочесть это.       — Забудь меня, — Эрик уставился на шведскую надпись. — Я найду свою душу в Уппсале. Забудь меня и не ищи меня.       Она кивнула. Да. Это было именно то, что там говорилось.       Вот как всё вышло: отец бросил её не только в своих мыслях, но и физически. Он забрал деньги и сбежал.

***

      Заплаканная, Кристина лежала свернувшись калачиком на своей кровати и закинув руки за голову. Она оставила попытки разобраться в этом послании.       Её отец ушёл. Он ушёл навсегда, не сказав ей ни слова на прощание. Не признался в том, что в глубине души он любил её. Не пожелал удачи в её предстоящем замужестве. Нет. Он вернул скрипку — единственное напоминание о жене и семье — и потребовал, чтобы дочь забыла его и не искала.       И, Боже, это причиняло адскую боль.       Как давно он хотел уехать в Уппсалу? Как долго он мечтал оставить Кристину и всё, связанное с ней, позади?       Она знала, что никогда не получит ответов на эти вопросы. Тон этого сообщения и то, как оно было передано, ясно давали понять, что если она когда-нибудь найдёт способ связаться с ним и спросить, он не ответит.       Он не любил её уже много лет. Его сердце разбилось, умерло вместе с их близкими, и он не смог по-настоящему пережить их кончину. Вместо того, чтобы смириться с потерей, разрушающей его душу, он пил и играл в азартные игры, чтобы залечить разбитое сердце, а затем уехал в места своего детства, чтобы попробовать залечить его там…       Кристина открыла глаза и убрала руку от лица.       Густав не был единственным, кто взглянул в лицо смерти. Кристина при одной мысли о своей матери и братьях впадала в истерику и не позволяла себе дальше вспоминать. Чем же она отличалась от своего отца?       Она не хотела быть похожей на него.       Она отказывалась быть такой.       Кристина встала с кровати. Она подойдёт к пианино и столкнëтнся со всем, что пугает её. И она не отступит. Она не убежит. Она будет твёрдо противостоять призракам прошлого и вспомнит всё до конца.       Даже если это расколет её душу.       Но опять же — её душа уже была расколота. Испещрена трещинами. Её кусочки едва держались вместе.       Может быть, её душа сможет возродиться только после того, как разрушится полностью.