Стеклянное сердце

      После ужина, который был настолько обильным, что Кристина не смогла его доесть, Эрик пригласил Надира к ним домой.       На самом деле не пригласил, а, скорее, уступил навязавшемуся в гости Надиру.       Кофе был разлит по чашкам, а в гостиной горел камин. Эрик сел в своë кресло, а Кристина устроилась на диване. Из всех мест, куда можно было сесть, Надир выбрал напольную подушку:       — Больная спина, — улыбнулся Надир. — Это помогает.       Эрик издал тихий гортанный звук, вызванный раздражением, но больше никакой реакции не последовало, поэтому Кристина предположила, что происходящее было обычным явлением.       — Итак, мадемуазель. Даае, — сказал Надир, скрестив ноги перед собой, — расскажите мне немного о себе.       Кристина, которая уже долгое время не заводила новых знакомств, просто недоумëнно заморгала:       — Что бы вы хотели узнать?       — Ох, ну давайте начнëм с ваших интересов. Что вам приносит радость?       Кристина молча уставилась на него.       Она не могла ничего вспомнить.       Почему она не может вспомнить, что ей нравилось?       — Купание, — сказала она первое, что пришло ей в голову, когда она подумала о чëм-то приятном. Она тут же пожалела о своëм ответе.       — Купание, — Надир приподнял бровь, взглянув на неë. — Купание в… ванне?       — Да, — Кристина уже не знала, как ей сесть поудобнее. — Это… приятно.       — Да, так оно и есть.       — Надир, думаю, Кристина, не хочет, чтобы её беспокоили расспросами, — сказал Эрик. Из-за его кресла появилась Айша и запрыгнула ему на колено. Он погладил её по спинке. — Скорее всего, она хочет, чтобы её оставили в покое.       Девушка уставилась на свои руки. Надир не сводил с неë глаз. Какая-то мысль, казалось, промелькнула у него в голове, потому что он тут же посмотрел на Эрика:       — Друг мой, не могли бы вы ненадолго оставить меня с мадемуазель Даае наедине?       Кристина вздрогнула, и Эрик ощетинился:       — Категорически нет.       Надир приподнял бровь:       — Почему же?       — Потому что… потому что… — зашипел Эрик. Он отчаянно жестикулировал, разрубая воздух между ними. — Это… неприемлемо. Всё, что ты хочешь сказать моей невесте, ты можешь сказать при мне.       — О, соблюдение приличий внезапно стало главным приоритетом для Призрака Оперы, вот как?       Он кипел от злости:       — Мой ответ — нет.       Надир посмотрел на девушку:       — Я хотел бы поговорить с вами наедине. Всего несколько минут. Клянусь, вы не увидите с моей стороны никакого непристойного поведения. Вы не возражаете?       Его глаза были такими добрыми, что Кристина не могла не согласиться:       — Я не возражаю, — прошептала она.       Эрик замер.       Надир улыбнулся ему:       — Друг мой, если ты не доверяешь своему лучшему другу или даже своей будущей жене, этот брак вряд ли будет счастливым.       Глаза Эрика были подобны пламени, когда он мягко столкнул Айшу со своих колен и встал:       — Тогда ладно. Можете говорить плохо обо мне сколько угодно, пока меня здесь нет. Я не могу себе представить, что ещё вы можете обсудить в моë отсутствие. Я пойду в свой кабинет писать музыку — только музыка всегда была добра ко мне.       — О, перестань, ты, дурак напыщенный, — Надир махнул рукой, когда Эрик пошёл к двери. — Мы многое можем обсудить наедине: а что, разве Рождество не через пару месяцев? Неужели ты хочешь испортить себе сюрприз и узнать, что мы приготовим тебе в подарок новенькие сани… — дверь вдалеке хлопнула, вероятно, сильнее, чем было нужно.       Кристина нервно закусила губу, но Надир, казалось, нисколько не беспокоился. Он обратил своë внимание на девушку и одарил еë обезоруживающим тëплым взглядом.       — Как вы? — спросил он.       — Я в порядке.       — Нет-нет, — он встал, подошëл к дивану и сел на противоположный конец. — Я имею в виду, после всего, что произошло… как вы?       — Я… — она была так ошеломлена. — Месье Хан, всë это… Я не знаю, как ответить. Я не знаю, что сказать. Я… я в порядке. Всë в порядке.       Он изучал еë лицо. Он громко выдохнул через нос и кивнул:       — Ладно. Тогда расскажите мне о том, как вам сделали предложение. Что заставило вас сказать «да»?       — Я этого не делала, — выдохнула она.       — Ходите вокруг да около?       Она покачала головой:       — Не берите в голову.       — Нет, скажите прямо.       — Я не хочу вызывать никаких разногласий… Я просто хотела бы…       Чего она хотела? Просто пережить этот брак, наверное? Просто пройти через это?       — Не берите в голову, Месье Хан.       — Мне послышалось, будто вы сказали, что не сказали «да», — его бровь приподнялась. — Если это так, то как так получилось, что у вас на пальце помолвочное кольцо?       Она нахмурилась:       — Мой отец сказал «да».       — Ах, так это будет брак по договорённости.       — На самом деле он будет больше похоже на сделку.       Кристина почувствовала, как пылают еë щеки, и она уже было открыла рот, чтобы отказаться от своих слов, но Надир запрокинул голову назад и рассмеялся. Она была потрясена, но, хотя девушка не рассмеялась в ответ, это помогло ей расслабиться.       — Да-да, на самом деле, когда Эрик сказал, что обменял вас на пять тысяч франков, мне в голову пришло то же самое. Великие умы мыслят одинаково, — он ухмыльнулся. — Хотя, пять тысяч франков… Боже, боже. Какая сумма.       — Очевидно, это моя стоимость.       — Ох, ну что за вздор. Не говорите так. Вы бы предпочли, чтобы он предложил более высокую цену?       — Я бы предпочла, чтобы он вообще ничего не предлагал, — Кристина знала, что глупо выворачивать душу перед этим человеком. Перед человеком, который, очевидно, был близок с Эриком. Но она ничего не могла с собой поделать: было так приятно наконец выговориться. — Я бы предпочла, чтобы… чтобы…       — Чтобы он никогда не делал вам предложения?       — Чтобы мой отец не согласился, — ей сдавило горло. — Я бы предпочла, чтобы отца больше волновала я, нежели бутылка.       Последовало долгое молчание. Она чувствовала, как сердце бешено колотится в еë груди.       Затем Надир вдруг спросил:       — Вы говорили об этом Эрику?       — Да.       — Это правда?       Она посмотрела в зелёные глаза Надира:       — Он слышал, как я кричала своему отцу, что я чувствовала себя преданной. А Эрик — Эрик всё равно согласился на эту помолвку. Он полностью проигнорировал мои чувства только потому, что хотел иметь жену.       — Значит, вы злитесь на него.       — Конечно, я злюсь на него. Он полностью проигнорировал мои желания.       — А что вы сказали ему о своих желаниях? Вы говорили ему, почему гневаетесь на него?       Кристина уже открыла рот, чтобы рассказать про всё, что она говорила Эрику о своих желаниях, про все причины, по которым она презирала выбранный им способ сделать ей предложение, но затем закрыла его.       Ничего.       Она ведь не говорила ему ничего из этого. Много думала, но не произносила вслух.       — Он должен был знать, — наконец сказала она, — что я хотела свободы. Что я не хотела, чтобы мой отец продавал меня.       — О, боже. Свободы? Он держит вас в плену?       — Э… нет.       — Он не собирается давать вам ключ от дома? Он запирает вас здесь?       — Нет! Нет, но… — она раздражённо фыркнула. — Неважно, Месье Хан. Мне не следовало говорить вам ничего из этого. Я имела в виду свободу выбора. Я имела в виду…       — Мадемуазель Даае. Не поймите меня неправильно. Я согласен с вами.       Она ждала, что он скажет.       — Хотя многие поступают так, как он, это не значит, что он не поступил бестактно. Но…       Кристина глубоко вздохнула.       Он многозначительно поднял вверх руку:       — Есть кое что, что вы должны знать об Эрике: его понимание того, что правильно, а что нет, немного неадекватное.       — Что вы хотите этим сказать?       — Я имею в виду, что… — он прищурился, размышляя. — Я знаю его достаточно долго для того, чтобы суметь проанализировать большую часть его действий: Эрик хочет поступать правильно. Например, он совершенно не жалеет денег. Он даёт обслуживающему персоналу чаевые в три раза больше, чем ожидается. У его помощника неприлично хорошая зарплата, и он никогда не позволяет мне платить за себя самому, куда бы мы с ним ни ходили. Если он считает кого-то своим другом или чувствует, что кто-то оказал ему хорошую услугу, он сделает всë возможное, чтобы отплатить этому человеку деньгами.       Ей вспомнилось, как она получила письмо от Эрика с достаточным количеством денег на оплату аренды и на много что ещё.       — Но, видите ли… в этом-то всë и дело. В деньгах. Он понятия не имеет, как должен вести себя хороший человек, он умеет только давать деньги. Что-то материальное. Вот и всë.       — Это…       — Неадекватно. Да, — Надир взглянул в сторону дверного проëма, но Эрик всë ещё не показывался. — Он… загадка. Всë или ничего: либо холодное безразличие, либо обжигающая страсть.       — Или гнев, — добавила она. — Я видела его в гневе.       — Он никогда не гневается.       Она с сомнением посмотрела на него, и он улыбнулся:       — Я серьёзно. Он описал мне свои чувства — те, что он сам назвал гневом. Но на самом деле это вовсе не гнев: он никогда не испытывал ненависти к кому-либо или потребности в мести. Он чувствует… Им движет тоска. И эта тоска, эта боль требует выхода, поскольку ему трудно сдерживать свою печаль внутри. Поэтому он играет — а если нет музыки, в которую он мог бы излить своë горе, он взрывается.       — Он был зол на моего отца, — сказала Кристина.       — Он тосковал по вашему отцу — по человеку, которым ваш отец когда-то был. Как и вы, но я уверен, что ваша тоска сильнее. Но у Эрика мало друзей, и он думал, что нашëл в вашем отце родственную душу, хоть они и общались только по переписке. И он был глубоко опечален тем, что последствия перемен в вашем отце легли на вас таким тяжким бременем.       Девушка уставилась на него:       — Он был опечален?       — В высшей степени, хотя на печаль это мало походило. Это действительно было больше похоже на гнев. Эрика очень задевает несправедливость. Он её не выносит.       — Но однажды он всё-таки разозлился, — тихо сказала Кристина. — Я увидела его без маски. Тогда он был в гневе.       На лице Надира застыло пустое выражение:       — Вы видели его лицо.       — Да.       Он кивнул.       — Вы… в порядке?       — Да.       — И это вы сняли маску.       — Да.       — Тогда я уверяю вас, что это был не гнев. Это был страх. И страдание. Он всегда прячет своё лицо: когда на него смотрят с отвращением, для него это ночной кошмар.       У неё скрутило живот.       — Я…       — Я понимаю, почему вы это сделали. Маска может пугать. И в этом, видите ли, загвоздка: что с маской, что без неё — он проклят. Он искренне жаждет общения с людьми и чувствует, что оно для него недостижимо. Он не знает, как его добиться. У него была тяжëлая жизнь, в которой было очень мало любви и мало людей, которым он доверял; мало людей, которые могли бы направить стремления его души в нужное русло. Из-за всего этого Эрик часто не знает, когда уместна сила, а когда нужно просто поговорить. С общением у него, по понятной причине, дело не ладилось, поэтому, чтобы получить всё желаемое и необходимое, он был вынужден применять силу. Но, мадемуазель Даае, — он серьёзно посмотрел на неё, — он всегда — всегда — будет готов общаться, если ему протянут оливковую ветвь мира.       Она обдумала сказанное им.       — Я… Я извинилась перед ним за то, что сняла с него маску.       — И?       — Он захотел поговорить со мной о том, почему он решил жениться на мне.       — Видите? — он кивнул. — Да. Вот что я имел в виду. Если он знает, что человек, с которым он разговаривает, готов быть уязвимым, тогда он тоже чувствует себя готовым открыться в ответ. Итак, Кристина. Поймите. Я не указываю вам, как вам следует вести себя с вашим женихом. Я не говорю вам быть добрее и внимательнее к нему, так как вам самой сейчас нужна поддержка. Но я говорю вам, как можно направить его в нужную сторону, на случай если вам это понадобится. Вы видите, я ни к чему вас не принуждаю. Я просто предлагаю вам план действий. А следовать ему или нет — решать вам.       — Эрик, возможно, на самом деле не понимает, почему вы испытываете к нему такую сильную неприязнь, — продолжал Надир. — Нам-то понятно почему, но он предложил вам богатство. Дом. Свободу, как он её видит. Он не понимает, чем так плохо то, что он купил у вашего отца вашу руку и сердце, потому что он предложил и вам, и вашему отцу больше денег, чем вы когда-либо видели в своей жизни. По его мнению, он ведëт себя как герой. По его мнению, он показывает вам свою супружескую любовь. Потому что для него деньги — одно из величайших утешений. Это единственное, что столько лет приносило ему радость. Этo, и музыка. Музыка, неизменно его музыка, безусловно.       Кристина сглотнула и опустила глаза.       — Если вы захотите поговорить с ним о том, почему его действия причиняют вам боль — не только отцовские, но и его… — и снова Надир мягко улыбнулся ей. — Я могу гарантировать вам, что он выслушает.