Стеклянное сердце

      Дом — это место, где человек чувствует себя в безопасности. Ощущает себя любимым. Умиротворëнным. Конечно, девушка не чувствовала такого в съëмной комнате, которую она делила со своим отцом.       Но здесь ей было ещё хуже.       Жюль ступил в лодку и положил чëрный зонт на еë дно. Кристине помогли сесть: она неохотно взяла Эрика за руку, когда тот предложил ей помощь. Его пальцы не были тëплыми даже в плотных кожаных перчатках, как будто холод исходил от самого его существа. Жюль убедился, что девушка благополучно села, прежде чем её жених последовал за ней. Жюль устроился на носу лодки, лицом к корме; Кристина сидела посередине, лицом к Жюлю. Эрик встал сзади и отвязал верёвку, которая крепила лодку к столбу. Он схватил весло и оттолкнулся от берега.       Пока они скользили по глади озера, еë живот от волнения из-за давящих на неë сводов болел тем сильнее, чем дальше они заплывали. Страх полностью овладел девушкой, заставляя еë прерывисто дышать.       «Сюда не попадает солнечный свет, — подумала Кристина и сглотнула. — Ни единого лучика — только холодные, твëрдые камни».       Выражение еë лица или учащённое дыхание, должно быть, выдали еë, потому что брови Жюля сошлись на переносице, когда он посмотрел на девушку:       — Мадемуазель Даае, с вами всё в порядке?       Эрик перестал грести. Она почувствовала его пристальный взгляд на своём затылке.       Кристина испугалась, что если она заговорит о том, что еë беспокоит, то сойдёт с ума от паники, поэтому она просто кивнула. Жюль бросил на неё короткий, понимающий взгляд. Эрик продолжил грести.       Жюль прокашлялся, взглянув на своего нанимателя:       — Если позволите, могу ли я объяснить мадемуазель Даае причину, по которой я здесь, сэр?       — Говорите, месье Бернар.       Ассистент Эрика мягко улыбнулся девушке:       — Меня попросили помочь вам освоиться здесь по нескольким причинам. Во-первых, мы с вами уже не раз общались с глазу на глаз, поэтому мой наниматель решил, что моё присутствие поможет вам спокойнее перенести переезд — великодушный жест с его стороны.       Кристина с горечью подумала, не намекает ли он на то, что она должна быть благодарна Эрику.       И она поняла, что, возможно, она должна быть ему благодарна. Теперь она не будет голодать. Ей не придëтся ни работать до изнеможения, ни жить в страхе оказаться на улице. Даже если жизнь здесь будет мрачной и унылой.       Но то, как Эрик сделал предложение, обстоятельства, которыми он воспользовался, выказанное им отсутствие сострадания… Было очень трудно почувствовать к нему что-то хорошее. Этот мужчина был холодным и безразличным человеком, который буквально отделил себя от общества.       И всё же он помогал им в течение трёх лет.       Зачем он это делал? Что ему это давало?       — Вторая причина, по которой я здесь, — продолжал Жюль, — заключается в том, чтобы помочь вам с чемоданами, на случай если вы их возьмёте. И в-третьих, подумайте о вещах, которые могут вам понадобиться, когда вы увидите свой новый дом. Одежда, к примеру. Или, может быть, какие-то книги.       — У вас будет всë, что вы пожелаете, — бесстрастно произнёс Эрик за её спиной. — Только дайте знать мне или Жюлю.       То, чего она хотела, не было чем-то материальным. И он не мог ей это дать. Эрик, по сути, лишил еë того, чего у неë и так было ничтожно мало: безусловной отцовской любви и заботы.       Она предпочла не произносить этого вслух.       Когда лодка подплыла к дому, Жюль поднял со дна зонтик и сошёл на берег. Затем он протянул Кристине руку и помог ей выбраться. Эрик одним быстрым и ловким движением покинул лодку, снова привязал еë к другому столбу и повёл их к дому. Он достал ключ с резным рисунком розы и отпер дверь — Кристина сочла всë это действо почти комичным. Какой грабитель соберётся грабить это место?       — Вы, конечно, получите копию и этого ключа, — сказал ей Эрик, открывая дверь. — Месье Бернар, пусть это будет первым пунктом в вашем списке.       — Да, сэр. Сию минуту, сэр, — его ассистент поставил зонтик возле двери так, чтобы с него стекала вода. Жюль засунул руку в карман пальто и вытащил блокнот в коричневой кожаной обложке и карандаш. Он сделал пометку.       Эрик провёл их внутрь. Он снял плащ и шляпу и повесил их на вешалку, открыв её взгляду свои чëрные волосы с посеребрëнными висками и худое тело, которое без бесформенного плаща стало выглядеть ещё тоньше. Кристина отвела взгляд.       Дом был воплощением средневекового замка: каменные стены, золотые люстры и бра в виде канделябров; красные занавески закрывали окна — те немногие окна, что выходили на озеро, — а на полу лежал такой же красный персидский ковёр. На стенах висели писанные маслом картины, больше неё размером, изображавшие греческих богов и смертных, а также безлюдные пейзажи — ночной океан, зимний лес.       Кроме того, здесь, в прихожей, стояли диван и журнальный столик. На одном из диванов спала кремовая сиамская кошка с бриллиантовым ошейником. Она даже не шевельнулась.       Ой.       Кристина и не думала, что Эрик мог быть любителем животных — даже если эти животные были кошками.       — Познакомьтесь, это Айша, — сказал Эрик, заметив её пристальный взгляд. — Она здесь хозяйка, — он открыл гостям дверь в гостиную.       Кристина моргнула. Это была… шутка?       Он показал им весь дом: кухню, столовую, гостиную с камином, музыкальную комнату, где находились фортепиано, скрипка и другие инструменты. Он показал ей свой кабинет и спросил, не нужны ли ей какие-нибудь книги — совершенно новые издания, лучшие из всех тех, что Жюль мог найти в магазине.       Конечно же, они были ей нужны. Она не читала уже целую вечность, к тому же чтение было единственным способом сбежать из этого места.       В ванной комнате Эрик попросил Жюля записать, что девушке понадобятся мыло и расчёска, а также другие туалетные принадлежности — духи и помада, на случай если она захочет ими воспользоваться. Пудра, декоративные заколки для волос… Она не отказалась ни от чего из этого, но мысленно прокляла свои мешки под глазами и запах еë собственного тела.       Прекрати, Кристина. Не мелочись, особенно когда дело касается тебя.       В спальню Эрик заходить не стал, вместо этого позволил девушке войти туда самой. Эта комната отличалась от всех остальных. Здесь были обои с бело-голубым, будто фарфоровым цветочным орнаментом вместо голых каменных стен. Такой стиль был у всей комнаты: белые столбики кровати, голубые подушки и одеяло, белый комод, голубой коврик. Даже занавеска на окне, выходившем на озеро, была голубой.       — Это ваша комната, — просто сказал он. — Месье Бернар, принесите Кристине пару новых дневных платьев и…       Она уже не слышала его голос. Эта комната… Она была великолепная. И, определëнно, женская. Без сомнения, еë убранством занималась женщина, или, по крайней мере, её кто-то обставил специально для женщины.       — Ещё что-нибудь, Кристина? С точки зрения одежды.       Она покачала головой. Сейчас не это её волновало:       — Как давно вы планировали просить у отца моей руки?       Молчание. Жюль нервно посматривал на Эрика, который почти раздавил девушку тяжёлым взглядом.       — Эта комната была приготовлена специально для меня? — спросила она.       — Вся эта мебель принадлежала моей матери, — произнёс он. — Как и кольцо на вашем пальце. И кольцо, и мебель прекрасные, и я подумал, что было бы обидно, если бы они пропали зря — так что теперь они ваши. Итак, на этом экскурсия по вашему новому дому заканчивается. Есть ли вопросы? Хотите ли ещё что-то попросить у Жюля?       Она уставилась на кровать. На кольцо. Его мать. Однажды Эрик уже упоминал еë, когда говорил о том, что у него нет фамилии, но казалось странным думать, что он когда-то был ребёнком.       — Туфли, — рассеянно пробормотала она. — Новые туфли.       — Я уже об этом позаботился. Но давайте на всякий случай купим две пары, месье Бернар.       — Записано, сэр.       После этого Жюль попрощался. Эрик объяснил девушке, что его помощник покинет дом через потайную дверь в гостиной, которая примыкает к ещё одной лестнице, ведущей в ложу театра наверху. В ложу номер пять. Затем Жюль незаметно покинет оперный театр под покровом ночи.       Сам факт того, что его дом был соединён непосредственно с рядом театральных кресел, естественно, вызывал ещё больше животрепещущих вопросов. Теперь они остались одни возле её новой спальни. Жюля, конечно, не нужно было провожать.       — Чем вы здесь занимаетесь? — спросила она, с болью осознавая, что он был её единственным спутником и останется таковым в обозримом будущем. — Почему вы живëте здесь, а не где-нибудь наверху? Зачем строить дом под землёй?       — Справедливые вопросы, — отвечал он, снова убрав руки за спину. — Начну с вопроса «почему». Мне не особенно нравится жить в обществе. Я люблю уединение, но хочу находиться поблизости от Парижской оперы и одновременно следить за порядком в моëм жилище. Гарнье однажды пошутил, что я в конечном счёте похороню себя под этим театром из-за того, как сильно его люблю — я обдумал эту мысль, и она пробудила во мне интерес. И вот, теперь мы здесь. Что касается того, чем я занимаюсь, то я пишу музыку — оперу. Я продаю свои произведения Парижскому оперному театру, а взамен получаю десятки тысяч франков каждый месяц. Я называю себя Призраком Оперы. Руководство театра, а также газеты и заядлые театралы с любовью называют меня Фантомом. О том, кто я на самом деле, знает только небольшая горстка людей. Включая вас.       Призрак оперы. Она слышала о нëм — о таинственном композиторе, который носил маску и… и, конечно же, появлялся в ложе номер пять, чтобы посмотреть на качество исполнения собственных произведений. Никто никогда не видел, как он выходил из ложи или заходил в неё, и никто не знал его имени или где он жил. Любая попытка приблизиться к Фантому заканчивалась тем, что он растворялся в воздухе. Некоторые даже подозревали, что он был настоящим призраком.       А это был Эрик.       Почему она не поняла этого раньше?       — Как вы подружились с моим отцом?       — Однажды Густав написал мне письмо. Он передал его через Жюля, который, как он знал, занимается моими финансами. Я восхищался его мастерством игры на скрипке и был заинтригован, когда он внëс предложение о том, как дополнить струнную часть моей оперы. И также был раздосадован до глубины души, потому что знал, что он прав. Я сделал то, чего никогда не делал, — ответил ему, — обжигающая тьма на мгновение вспыхнула в его глазах. — Твой отец был совершенно другим человеком.       Она знала.       Она очень хорошо это знала.       — Я так устала, — прошептала она, опустив глаза. — Я хотела бы немного поспать.