Стеклянное сердце

      Посреди ночи началась гроза.       Но не она разбудила Кристину.       Звук, который вырвал еë из беспокойного сна, был стуком в дверь. Сначала, когда еë глаза распахнулись, она подумала, что это был сон. Затем снова послышался стук, чёткий, его ни с чем нельзя было спутать.       Она быстро села, поднялась с постели, зажгла лампу и посмотрела сначала на дверь, а потом на ещë спящего отца.       — Папа?       Ответа не последовало.       Она выдвинула нижний ящик комода и порылась в своëм белье в поисках карманных часов без цепочки — недорогой, но нужной вещи, которую люди, да и отец тоже, могли принять за что-то ценное. Поэтому она прятала их и пользовалась ими только в тех случаях, когда отец спал, был в отлучке или не обращал на неё внимания. Она даже не брала их с собой на работу, чтобы не потерять и уберечь от карманников. Взглянув на циферблат часов, она увидела, что было только три часа утра.       Снова стук.       Кристина закрыла ящик, поднялась и собралась с духом. Она открыла дверь.       У неë перехватило дыхание, когда снаружи пророкотал гром. Перед ней в жëлтом свете керосиновой лампы стоял самый высокий мужчина из всех когда-либо ею увиденных, и он казался ещë выше от того, что был тощим, как скелет. Он был одет в чёрное — чëрным было всë: костюм, перчатки, плащ и шляпа. Даже его тёмные волосы с проседью за ушами когда-то явно были цвета смолы.       Но что заставило еë ахнуть, так это белая фарфоровая маска, закрывающая всë его лицо, кроме нижней губы, подбородка и гетерохромных зелëно-карих глаз. Белизна маски резко контрастировала с его тëмными волосами и одеждой, а тени на ней придавали ему вид неземного злобного существа — призрака. Такой эффект достигался ещё и за счёт широко распахнутых глаз и сосредоточенного взгляда, которого он не сводил с неë. Всё это делало его ничего не выражающие глаза ещë более жуткими, из-за чего мурашки бегали по всему её телу, от спины до голых пальчиков ног.       — Мадемуазель Даае, я полагаю, — сказал он, и Кристина испытала ещë одно потрясение. Его голос, вопреки всем ожиданиям, был глубоким, наполненным тембрами и невероятно прекрасным. Нежным, в то время как весь его вид был суровым.       Во рту у неë пересохло, она кивнула.       Мужчина заложил руки за спину, под плащ.       — Мы с вами общались посредством переписки. Я получил от Жюля Бернара записку, которую вы передали сегодня вечером.       Осознание того, кем он являлся, пронзило еë, словно ток.       — Эрик!       Отец зашевелился позади неё.       Гость поднял руку, чтобы приподнять шляпу, и всë ещë напряжëнно смотрел на неё.       — Могу ли я войти, мадемуазель? Мне нужно поговорить с вашим отцом.       Ничего не соображая, Кристина широко распахнула дверь и отступила на несколько шагов назад к своей кровати. Когда она повернулась, чтобы посмотреть на своего отца, она увидела, что он только сейчас начал моргать, чтобы прогнать сон, но когда его затуманенные глаза остановились на Эрике, он в один миг не просто проснулся, но и, казалось, протрезвел. В голубых глазах отца появилась осознанность. Он вскочил на ноги. Сон, а потом сразу потрясение — вот истинное средство от опьянения.       — Кто вы, чëрт побери? — голос Густава был грубым, но высоким от напряжения.       — Ах, да, мы никогда официально не встречались лично, не так ли, Густав? — Эрик неторопливо отвернулся от них и прикрыл дверь. Единственным звуком, когда он закрывал её, был скрип петель и шум дождя на улице. Оказавшись с ними в одной комнате, он почему-то стал казаться ещë выше, тоньше, мрачнее. Большой чёрный паук вторгся в их комнатушку. Он повернулся к ним. — Вспомните, что я писал вам о себе в нашей переписке. Для начала то, что я ношу маску.       Понимание происходящего настигло отца не молниеносно: его сознание просветлялось очень постепенно.       — Эрик.       Нижняя губа Эрика растянулась в улыбке.       — Теперь, когда мы узнали друг друга, я скажу вам, в чëм дело. Причину, по которой я здесь, — он сунул руку в плащ и вытащил пачку бумажных франков, такую ​​толстую, что у Кристины потекли слюнки. — Видите ли, месье Даае, я получил сегодня вечером письмо от вашей дочери, которое передал мне наш друг Жюль. Вы, наверное, догадываетесь о его содержимом?       Лицо Густава покраснело. Даже его уши были красными, от чего его черты казались более тёмными на фоне его светлых волос.       — Нет? — протянул Эрик. В его голосе прозвучала злобная нотка, от которой у Кристины подкосились ноги, и она упала на кровать. Гроза сотрясала потрескавшиеся стены. Она задавалась вопросом, может ли гром в сочетании с гневом, исходящим от Эрика, разрушить здание. — Ну, тогда я вам скажу. Она попросила меня помочь ей заплатить арендную плату. Не вам. Не вам и ей. Только ей. Я нахожу эту формулировку удивительно странной, — его пальцы в перчатках перебирали бумаги. Взглянув на деньги, она заметила, что там было гораздо больше, чем требовалось заплатить за аренду. К тому же некоторые банкноты выглядели не как один франк, а как сто. — Знаете ли вы почему, Густав?       Её отец отказывался встречаться глазами с горящим взглядом Эрика.       — Я не знал, что она шлëт вам письма. Я получил ваше письмо, в котором мне было сказано перестать просить деньги, поэтому я…       — Я не спрашивал вас об этом, но благодарю за то, что подтвердили мои подозрения: вы не имеете ни малейшего понятия о ведении хозяйства в вашей семье. Причина, Густав, по которой эта формулировка показалась мне такой странной, заключалась в том, что она означала, что девушка в возрасте… Сколько вам? — он посмотрел на неё. — Восемнадцать?       — Девятнадцать, — прошептала она.       — В девятнадцать лет! — его внимание снова было приковано к еë отцу, который весь сжался в комок. — Эта формулировка означала, что вы не нашли работу, чего я ожидал от вас после того, как ясно выразил своë желание, не один, а два раза. Я ожидал, что вы найдëте способ обеспечить себя и своего единственного оставшегося в живых ребёнка, — Густав вздрогнул и зажмурился; для Кристины эти слова тоже были ударом в поддых, и она приложила руку к животу. — Она означала, что девятнадцатилетняя девушка в одиночку заботится как о себе, так и о своëм дееспособном, здоровом отце, который вместо того, чтобы помочь ей с этой сложной задачей, проматывает все деньги, что может выжать из неё, все деньги, что может украсть в барах или получить прося милостыню на улице. Проматывает их, играя в карты и выпивая. О, да…       Подняв подбородок, он взирал сверху вниз из под своей маски на еë отца, который был почти до смешного ниже его ростом. Тот снова открыл глаза, чтобы потрясëнно посмотреть на Эрика.       — Ты меня никогда не видел, — шипя, продолжал Эрик, — но я видел тебя. Помни, мой друг, у меня глаза повсюду — я могу видеть всë, в любое время, когда захочу. Ты знаешь это… Я говорил тебе. Не делай вид, что тебя это так удивляет.       Её отец сглотнул, вытянув руки по бокам.       — Я пытался…       — Прибереги свои слова. Ты думаешь, я не знаю, что такое горе? Боже всемогущий, какой эгоизм, — его нижняя губа скривилась в странной гримасе, которая была вызвана, как казалось Кристине, отвращением. — Я вижу твой страх — я уверен, теперь ты понимаешь, почему мы всегда оставались друзьями по переписке. Ты боишься меня теперь, когда увидел меня. Или, возможно, ты боишься услышать правду, брошенную тебе в лицо кем-то кроме твоей дочери, а она наверняка говорила тебе о своём отчаянии. Но не бойся. Это будет наша единственная встреча. Это последний раз, когда я помогаю тебе. Самый последний раз, — Эрик протянул ему пачку денег. — У меня в руке пять тысяч франков.       Кристина перестала дышать. На неё накатила слабость. Арендная плата составляла всего тридцать франков. А на эти деньги можно было жить долгие годы, не работая при этом ни одного дня.       Густав, вероятно, думал о том же, уставившись на пачку денег.       — А взамен, — продолжал Эрик, — ты найдешь работу — я знаю кое-кого, кому могут понадобиться рабочие руки, — затем найди священника или врача, ради Бога, хоть кого-нибудь, кто поможет тебе перестать вновь и вновь окунаться в эту порочную жизнь. Начни вести себя как человек, с которым я подружился.       Еë отец медленно кивнул, глядя на деньги.       — Да. Да, я всё сделаю, — он протянул руку, чтобы взять франки.       Однако Эрик отстранился.       — Есть ещё кое-что, чего я хочу.       Густав, казалось, с трудом оторвал взгляд от франков.       — И чего же?       Свободной рукой Эрик нырнул в карман брюк и вытащил кольцо, сверкавшее серебром и бриллиантами. Он показал его Густаву.       — Для того, чтобы у тебя больше не было рядом помощницы, если ты вдруг решишь продолжить вести свой расточительный образ жизни, и чтобы у твоей дочери был муж, который подарит ей богатство, которое она заслужила, работая не покладая рук, — еë отец побледнел, когда гетерохромные глаза Эрика скользнули в сторону девушки, когда его длинное тело изогнулось так, что он оказался с ней лицом к лицу. Кристина в ужасе уставилась на него. — Я хочу жениться на Кристине.