aoi haru

      Гето Джина-сан была очень активной женщиной. Немного суетливой, успевшей случайно обжечься об горячую сковороду, потому что переживала, что мальчики ждут ужин, а она не успевает.       Сугуру бросил нарезание зелёного лука, которым предполагалось посыпать овощи, и насильно отвёл мать от плиты, чтобы закончить самому.       Годжо наблюдал за семьей Гето — пока не всей, так как отец Сугуру ещё не вернулся — и порывался пару раз помочь, но Гето-сан не могла принять факт того, что гость предлагал свою помощь, тем более учитывая, что он уже помог с уборкой снега, а Сугуру беззлобно добавил, что Сатору скорее оттяпает себе пальцы, чем порежет лук ровно. Что, вообще-то, чистой воды вредность, ведь Годжо идеален во всём, даже в нарезании лука.       Поэтому Сатору остался сидеть на месте, приковав свой взгляд к миниатюрной в сравнении с широкоплечим Сугуру женщине и её сыну.       Они похоже хмурились. У них был один цвет глаз, но там, где глаза Гето-сан плавными изгибами напоминали ивовые листья, глаза Сугуру можно было сравнить с острыми росчерками. Одинаково смахивали чёлку со лба.       И улыбались будто были зеркальными копиями. Только Сугуру улыбался каким-то своим мыслям, когда поднимал глаза на Сатору — и каждый раз громко фыркал, потому что Годжо корчил ему забавные рожицы.       (Или показывал факи, когда Гето-сан не видела, конечно же. Справедливости ради, Сугуру отвечал ему тем же. В отвлекании Сугуру от готовки Годжо тоже был очень хорош.)       А Гето-сан улыбалась скромно себе под нос, когда украдкой бросала взгляды на вытянувшегося за последние полгода сына.       Годжо, наверное, знал, что так можно. Но знать не то же самое, что пережить. Или вернее... мысль о подобном времяпрепровождении даже не приходила ему в голову до этого момента.       Его матушка никогда не стояла у плиты на памяти Сатору. И не обжигала нежные пальцы об горячую посуду. У Сатору никогда не было возможности поготовить вот так с ней плечом к плечу, в суете и сглатывая слюнки от вкуснейших ароматов. Впрочем, сейчас уже сложно было сказать, многое ли он потерял. Его мысли практически никогда не текли в сослагательном наклонении.       Оставалось только наслаждаться настоящим моментом и делать чуть смазанные снимки на телефон. И смотреть за тем, как вернувшийся с улицы Гето Масаоки-сан, ничуть не смущаясь женской работы, повязывает на поясе фартук, чтобы помочь с последними приготовлениями.       Но Сатору хотя бы разрешили помочь расставить блюда по столу. И он не смог удержаться от хихикания, когда Сугуру с матерью с выверенной симметрией расширили глаза — правда, по совершенно разным причинам — на то, как Сатору решил блеснуть своими умениями: наставил тарелок и плошек на руки, как заправский официант.       Используя проклятую технику, конечно, чтобы точно ничего не полетело на пол, но со стороны было незаметно, и узнать об этой шалости мог только Сугуру.       — Ты похож на мать, — в лоб поделился своим наблюдением Сатору, лёжа на своём футоне после сытного ужина и небольшой потасовки в ванной, где они с Сугуру запихали друг друга перед зеркалом во время чистки зубов. Ведь Гето не мог оставить вопрос использования техники перед его родителями нерешённым. Хренов избирательно-правильный мальчик.       Сугуру взглянул на него сверху вниз, лёжа на своей кровати. Как только его лицо появилось в поле зрения Сатору, всё внимание Годжо переключилось на него. Тот отвёл взгляд, поджал тонкие губы.       — Не говори так.       Сатору повернулся набок, машинально играясь пальцами с резинкой маски для сна с Усаги Цукино, которую ему по приколу подарил Сугуру. Необходимости носить маску ночью у Годжо никогда не было, тем более такую, но эта ему понравилась, потому что Сугуру сказал, что он даст Цукино-чан фору в любви к сладкому.       — Почему?       Гето помотал головой, сложив ладони под подбородком. Облизал сухие губы, прежде чем начать сгрызать кусочки кожи.       — Потому что я прошу тебя, — Гето невольно понизил голос до едва различимого шёпота.       Взгляд Годжо был внимательным, пронзительным. Его глаза могли увидеть многое. Но не всё. Точно не то, что покоилось на самом морском дне, настолько глубоко, что солнечный свет туда не проникал.       Сатору пожал плечами: не говорить так не говорить. Но он это запомнит. Улёгся поудобнее, шурша тёплым одеялом, растягивая резинку маски и слушая её пульсирующую вибрацию, когда ослаблял хватку на пальцах.       — А на кого из родителей ты похож? — всё так же шёпотом поинтересовался Сугуру, хотя никто другой не мог бы их услышать: все обитатели дома уже спали.       Годжо задумался. Его никогда раньше не интересовал этот вопрос: на кого он похож?       Даже желание показать Сугуру язык в темноте ушло на второй план. А ему ведь хотелось.       — Я просто никогда не видел твоих родителей, — пояснил Сугуру. Наклонил голову так, что чёлка упала на лоб. Гето выпятил нижнюю губу и сдул её в сторону, поленившись заправить за ухо.       Годжо проследил немигающим взглядом за тем, как та приподнялась в воздух и упала чуть левее кончика брови.       — И не увидишь, — буркнул Годжо, параллельно пытаясь придумать ответ на вопрос Сугуру.       За окном засвистел ветер, и Годжо чуть поёжился, хотя под одеялом было довольно терпимо. Всё же спать в такую погоду на полу даже на толстом футоне такое себе удовольствие. В этой части Японии зимы были холоднее, чем в Киото.       Целый день шёл пушистый снег, напоминая опадающие с деревьев лепестки. Белым одеялом накрыло весь сад, примыкавший к дому Гето, и подъездную дорожку. Выкопать сегодня из-под последствий снегопада маленькую тойоту было персональным заданием Годжо, впервые взявшим в руки длинную автомобильную щётку с ворсинками с одной стороны и какой-то плоской лопаткой с другой.       «Я могу притянуть лёд со стекла Синим», — ни капли не сомневаясь в своих способностях выдал Годжо, когда Сугуру вручал ему щётку.       «Только попробуй», — Гето даже пригрозил ему кулаком, и у Годжо почти зачесалось под кожей желание именно так и сделать. Но он сдержался только потому что рассудил, что отыграется чуть позже.       Сатору ещё давно для себя решил, что никогда бы не показал Сугуру поместье клана Годжо. Там нечего делать — ни ему, ни Гето. Стены родного дома были как удавка, которую Годжо перекусил в тот же миг, как представилась такая возможность. У него даже не стояло вопроса о том, в какой филиал колледжа поступать: в Киотский, куда как правило направлялись выходцы из семей Великих Кланов в том случае, если не оставались на полностью домашнем обучении, поскольку кланы обеспечивали своих наследников всем необходимым самостоятельно, или в Токийский.       Чем дальше — тем лучше.       И было бы идеально, если бы ему даже возвращаться туда не пришлось. Уж лучше бы он провёл рождество и новый год в зяблых стенах колледжа, забравшись под котацу, чем вернулся в родовое гнездо.       (Хорошо, что он поныл Сугуру достаточно для того, чтобы тот с изысканно важным видом пригласил его к себе. Потому что Сёко в жизни бы на это не согласилась. Не то чтобы Годжо была сильная разница: в его доме не отмечали праздников. Но оставаться одному всё же не хотелось после того, как он узнал, насколько по-другому может быть с другими. С Сугуру.)       В стенах поместья клана Годжо бродили бестелесные призраки жизни, которая там когда-то была, и которой уже давно не стало.       Образ Годжо Такамаса встал перед глазами: всегда прямая спина, сведённые в хмуром выражении светлые брови, тяжелый взгляд мёртвой рыбы и не уходящая синева под блёклыми глазами.       Годжо не видел отца уже почти год, но вряд ли что-то изменилось. Он вспомнил своё отражение в зеркале, висящем в ванной Сугуру. Хотя он почти не смотрел в него, когда чистил зубы и умывался, потому что брызгать в Гето водой было куда веселее.       Похож ли он на отца?       Ростом и телосложением точно пошёл в него. В детстве Такамаса казался ему недостижимо огромным. Он смотрел на отца снизу вверх, как на высокую гору. Белые обрезанные по плечи волосы напоминали укрывавшие самую верхушку Фудзисан снега.       А был ли похож лицом? Годжо не мог их сопоставить, сколько бы ни пытался, вертя их лица в голове и так, и эдак. Те никак не желали накладываться друг на друга. Он мог бы сказать, что у них один цвет волос. Но это совсем не то же самое, что выведенное им сходство между Сугуру и Гето-сан. Годжо не мог ухватить эту разницу, но понимал, что это что-то другое.       Может, он похож на свою матушку?       Благодаря Шести Глазам лицо матери осталось в памяти чётким и ярким, как если бы он видел её каждый день. Тусклая кожа, но яркая улыбка. Длинные белые волосы, которые в последний год своей жизни она отстригала под каре, потому что не могла больше должным образом ухаживать за прежней длиной. У неё были мягкие, нежные черты лица и словно наполненные светом глаза, не как у самого Сатору, но как-то необъяснимо по-другому. Живо.       Но Сатору гораздо лучше запомнил редкие прикосновения рук. Она брала его лицо в ладони и тёрлась кончиком носа о его собственный, а потом игриво хихикала и могла ласково дунуть в ухо или попробовать пощекотать.       Правда, она всегда быстро уставала. Говорила, что сейчас прикроет глаза ненадолго, а потом проснётся и снова с ним поиграет. Сатору хорошо это помнил. Как и то, что вот так однажды, когда ему не исполнилось ещё и шести лет, и он очень старательно упражнялся в записи её имени кандзи вместо хираганы, она их больше не открыла.       Но обычно отец заставал маленького Сатору рядом с уснувшей матерью и вышвыривал из спальни, в которой Годжо Сэйра была прикована к кровати с момента, как произвела на свет ребёнка, чьё рождение изменило баланс сил в мире.       Сатору знает перекошенное лицо отца: острое, холодное и строгое. Давно разучившееся смягчаться. Или вернее... смягчавшееся лишь тогда, когда эта высокая гора со снежной вершиной горбилась и опускалась на колени у низкой кровати супруги, склоняя голову так, как это делают потерпевшие поражение командующие.       — Не знаю, — наконец ответил Годжо, толком не понимая, стоит ли ему париться от того, что он так и не нашёл ответа на вопрос, но внезапно чувствуя непреодолимое желание забраться к Сугуру на кровать и потеснить его. В свитере было прохладно. — Но мне бы хотелось на мать.       Гето слегка прищурился, сонно и несколько лениво раздумывая над словами Сатору. Покрутил их ещё раз в голове, прикидывая, что могло за ними скрываться. Какая история.       Но Годжо никогда не был тем, кто замалчивал свои мысли.       — А ну-ка двигайся, — и швырнул в лицо Гето подушку.