I heart that you’re happy without me And I hope it’s true It kills me a little, that’s okay ‘Cause I’d die for you You know I’d still die for you
Ноябрь, 1998 год — Ты любишь его? — прямо спросил Пчёлкин, устремляя взор голубых глаз, которые после сегодняшнего были словно затянуты пеленой, в темноту осеннего вечера за окном. Сейчас не хотелось ходить вокруг, да около. Ему нужен был чёткий ответ. Правда. Прямо сейчас, без промедлений. — Люблю, — спустя несколько секунд тишины, ответила Юля. — И он меня тоже любит. — Это было нетрудно заметить, знаешь ли, — усмехнулся Витя, сжимая кулаки. Но не от злости. От бессилия. — Скажи, — обернувшись к ней, вновь начал мужчина. — Меня ты тоже любила? — Ты серьёзно сейчас? — Пчёлкина вымученно вздохнула. — Любила. Ты первый мужчина, к которому я испытала что-то подобное. До определённого момента ты был центром моей Вселенной. Но потом всё изменилось. — Я подпишу бумаги. — Какие бумаги? — не понимая, что он имеет в виду, переспросила Юля. — О разводе. Если ты действительно его любишь, то мешать не стану. Я настолько сильно хотел вернуть тебя, что абсолютно забыл о твоих чувствах. Признаться, никогда бы не подумал, что ты сможешь полюбить кого-то, кроме меня. Знаю, это звучит, будто я ебаный эгоист. Наверное, так и есть. Больше я тебя не побеспокою, обещаю. Это прозвучало из его уст слишком неожиданно. Юля никак не могла этого ожидать. Она столько боролась за это, в какой-то момент стали опускаться руки, поскольку понимала, что с Витей бороться бесполезно. Он никогда и никому ни в чём не уступает. — Спасибо, — кивнула девушка. — У меня ещё одна просьба. — Ну, валяй, я сегодня добрый. — Если мы уедем отсюда, пообещай, что дашь разрешение на вывоз Арины. — А вы уезжать собрались? И куда это? — Пока не знаем. Может, в Германию, я давно родителей не видела, да и у Вадима там отец живёт. — Давай только без родословной твоего благоверного, — Пчёлкин усмехнулся, закурив. — Знаешь, думаю, тебе пора. Спасибо, что потратила время, приехала сюда, больше я тебя не задерживаю. — Зачем ты так? Я ведь приехала, потому что переживаю за тебя. — Так что мне, на колени встать, в знак благодарности? — он обернулся на неё. — Я не просил, чтобы меня жалели. Уходи, Юль, я прошу тебя. — Ладно, если ты так хочешь, то уйду, — бывшая Колесникова поднялась с дивана, поправляя складки на пальто. — Извини, что побеспокоила тебя.***
Январь, 1999 год — Все необходимые штампы внутри, за свидетельством можете приехать через неделю, — миловидная женщина передала Юле и Вите в руки их паспорта. — До свидания. — Спасибо, — сдержанно кивнула девушка. — Всего доброго. — Ну, что, поздравляю, — оказавшись на свежем воздухе, проговорил Витя, выдыхая сизый сигаретный дым из лёгких. — Теперь ты свободна, как и мечтала об этом. Юля закатила глаза. На удивление, облегчения от произошедшего она не чувствовала. Напротив, на душе кошки точили свои острые когти, было ощущения какого-то камня, висевшего на сердце. Она навсегда попрощалась с прежней жизнью. — Я тебя тоже поздравляю, — язвительная улыбка тронула уста. — Теперь можешь спать с другими бабами без зазрения совести. Если эти зазрения у тебя, конечно, хоть когда-то возникали. И почему каждый раз их диалог переходил какую-то невидимую грань, постепенно превращаясь в зубоскальство? Этим двоим, безусловно, стоило поучиться терпению, чтобы нормально переносить общество друг друга в дальнейшем. Хотя бы ради Арины. — Тебя ждут уже, смотрю? — Пчёла кивнул в сторону машины Сафонова, из которой тут же и показалась фигура последнего. — Беги скорей, ненаглядного обрадуй. — Ты тоже поспеши. Твои девицы уже в очередь под квартирой выстроились, наверное? Пчёла сейчас еле сдержался, чтобы не послать куда подальше. Мысленно себя успокаивал, что теперь Юля — никто, и нечего попусту растрачивать словарный запас, всё равно она не оценит. — Арише привет, передай, что на днях заеду, — спускаясь по ступенькам, покрытых коркой льда, кинул через плечо Витя. — Надеюсь, ты позаботишься о том, чтобы муженёк твой новый в ближайших пределах не мелькал? — Я тоже надеюсь, что у тебя хватит мозгов, чтобы не приехать к дочке после очередной блядки с перегаром? — теперь уже бывшая Пчёлкина поравнялась с ним. — Можешь ещё к врачу заскочить, провериться, вдруг что? — с ехидством прошипела она. — Не переживай, красавица. Подобное, если и передаётся, то только половым путём, — мужчина прикусил нижнюю губу. Нужно срочно покидать пределы этого места, иначе, ещё секунда — и точно отхватит смачную пощечину за свои слова. — А нашему с тобой союзу подобное не светит теперь уж точно. Хотя, ты обращайся, мало ли. С удовольствием приму в свои объятия и утешу. — Лучше уж сразу яду наглотаться, чем снова в твои объятия, — Юля закатила глаза. — Ладно, если захочешь приехать, позвони заранее, пожалуйста. Давай без самовольничества, договорились? — Как прикажете, Юлия Сергеевна, — Пчёла поднял руки вверх, якобы сдаваясь. — Тогда не прощаюсь.***
Май, 1999 год За окном вот уже несколько дней лил проливной дождь. Сильный ветер практически до земли гнул ветки многолетних деревьев, срывая зелёную листву. Из-за непогоды рейс переносили уже дважды и Юля про себя думала, что, возможно, это какой-то знак? Может, пока что не стоит никуда уезжать? Но сегодня, как по расписанию, с самого утра выглянуло солнышко, заливая яркими лучами улицы. Значит, всё это не зря. — Ты чего? Переживаешь? — Вадим приобнял Юлю за плечи. В аэропорту было много людей, гул от громких разговоров давил на уши. — Думаю, всё ли взяли, забыли, может, что? — Даже если и забыли, трагедия разве? — мужчина улыбнулся. — В Германии тоже ведь магазины есть, купим всё там. У Юли что-то перехватило внутри, когда, переведя взгляд чуть влево, увидела его. Витя. То, что глубоко сидело внутри и не давало спокойно жить вот уже как несколько месяцев подряд, вновь показалось наружу. Он не изменился, что было вовсе не удивительно. Волосы по обычаю прилизаны гелем назад, одежда идеально выглажена. По внешнему виду и не скажешь, что уже две ночи подряд он беспросветно запивает горе алкоголем. Его убила новость, что они уезжают. Ударила, как лом по затылку, из-за чего струёй начала течь кровь. — Папа! — к мужчине подбежала Арина, запрыгнув тут же ему на руки и обнимая за шею двумя маленькими ручками. — Ну, как ты, карамелька? — лицо его расплылось в улыбке. — Всё хорошо, — девчушка улыбалась во все свои молочные зубы. — А ты тоже поедешь с нами? — с надеждой в голосе спросила она. Ей бы очень хотелось, чтобы и папа полетел с ней рядом на самолёте, как мама и дядя Вадим. — Нет, маленькая моя, сейчас нет. Но я обязательно прилечу попозже, — Витя решил избрать тактику вранья, не будет же он ребёнку рассказывать все подробности. — А ты за это время как раз язык немецкий подтянешь, да? А как приеду, мы с тобой гулять обязательно пойдём и ты мне будешь все достопримечательности показывать. — А ты точно приедешь? — у Пчёлкиной-младшей задрожала нижняя губа, ещё чуть-чуть и она расплачется. Она ведь так надеялась, что папа бросит все свои дела ради неё. — Точно, — Витя утвердительно кивнул головой. — Обещаю тебе, ты и оглянуться не успеешь, как мы снова увидимся. Арина вновь прижалась к нему ближе, пряча лицо в изгибе его шеи. У Пчёлы в этот момент разрывалось сердце. Крайне тяжело отпускать своего ребёнка в другую реальность, даже несмотря на то, что она будет в разы безопасней настоящей. Объявили посадку на рейс. Вадим, подхватив их немногочисленные чемоданы, ретировался, кинув напоследок, что будет ждать их возле стойки регистрации. Сафонов понимал, как бы неприятен ему ни был этот факт, что им нужно попрощаться наедине, без лишних глаз. — Люблю тебя, — Витя поцеловал дочку в лобик, поправляя светлые прядки, выбившиеся из хвостика. — И я тебя, — прошептала в ответ Аришка. Очутившись на полу, когда Витя поставил её на ноги, она тут же оказалась подле Юли, которая подошла ближе. — Пора? — кивнув на табло, с горечью спросил Витя. — Пора, — кивнула Юля. — Юль, ты… ты найди способ, как позвонить, окей? Чтобы я не переживал, — Пчёлкин почесал затылок. — Да, конечно, — Юле бы хотелось сказать ему нечто большее, но сейчас, наверное, не самый подходящий случай. Время истекло. — Вить, ты береги тут себя. — Да, ничё, прорвёмся, — ему тоже было, что сказать, однако слова никак не могли слететь с языка. Например, он хотел извиниться за те слова, сказанные тогда, сгоряча, в день развода. Но слов подходящих не нашёл. — Аришка, Вадим там заждался уже нас, прощайся с папой, чтобы мы не опоздали. — Пока, папочка, — Арина махнула папе рукой, посылая воздушный поцелуй, как когда-то её учила мама. — Я буду ждать тебя. — Пока, карамелька. Приеду, я ведь пообещал. Удаляясь в сторону стойки регистрации, Юля старалась не оборачиваться. Она была уверена, что Витя неотрывно смотрит на них. Пчёлкин нервно закурил. Хотелось впасть в кому прямо тут, чтобы не мучаться. Радостная Арина, взволнованная предстоящей поездкой и сменой обстановки, даже не думала о том, что любимого папу, давшего ей жизнь и ласковое прозвище «карамелька», в живых она больше никогда не увидит. Витя обманул родную дочку. Он к ней не приедет.***
Декабрь, 1999 год Нюрнберг, Германия. В доме царила приятная утренняя тишина. На улице ещё было темно, в свете фонарей были заметны крупные хлопья снега. В последнее время Юля очень любила эту обстановку. Ей нравилось просыпаться раньше всех, хотя прежде заставить её подняться с кровати в такую рань было практически невозможно. Бывали, конечно, и сейчас моменты, когда покидать пределы, нагретой за ночь, постели было нелегко. Особенно, если Вадим крепко прижимал её к себе во сне, утыкаясь подбородком в макушку. Вот уже несколько месяцев, как у Юли началась абсолютно другая жизнь. Другая, вовсе не похожая на предыдущую. Было крайне непривычно не ощущать больше вечно семенящих охранников за спиной, не вздрагивать от каждого резкого шороха. Здесь было хорошо и спокойно. Большой особняк на окраине города, несмотря на свою внешнюю помпезность, изнутри был довольно уютным. И Юля могла с уверенностью назвать это место «домом». Здесь всё было не таким, как в Москве: другой климат, часовой пояс, люди, в конце концов, тоже были другие. Более уравновешенные, что ли. Девушке так не хватало этого спокойствия там, что здесь она насыщалась им сполна. — Так и знал, что ты уже не спишь, — спускаясь со второго этажа, Вадим сладко зевнул, почёсывая затылок. — Доброе утро. — Доброе утро, — губы соприкоснулись в нежном поцелуе. — А ты чего проснулся? — Ты не рядом, поэтому и не спится, — мужчина присел на соседний стул, отпивая кофе из её чашки. — Отец уехал уже? — Да, минут пятнадцать назад. Сказал, что слишком много дел, поэтому даже от завтрака отказался. — Что там Клара приготовила, кстати? Дико голодный, слона бы мог съесть. — Твои любимые сырники. — Отлично, — Вадим оставил поцелуй на её щеке. — Сейчас тогда перекурю быстро и вернусь. Юля вновь осталась в тишине. Стрелки настенных часов едва слышно постукивали свой ритм. Она откинулась на спинку, прикрывая глаза. Её уединение длилось не долго, на пороге появилась взволнованная домработница. — Entshuldigung… — Ja? — Frau Safonova, ein Anruf für Sie. Alexander Belov fragt. — Белов? — уже на русском переспросила Юля. — Eine Minute, bitte. Сафонова не понимала, что такого могло Белову от неё понадобиться? И почему он звонит на домашний номер, а не на личный? — Слушаю, — спустя примерно минуту ожидания, Саша услышал по ту сторону знакомый женский голос. Мужчина дрожал всем телом, бил озноб, будто температура тела была не меньше сорока. Говорить что-либо было трудно. И как найти подходящее слова? — Саш? — Привет. — Привет. Поздравляю с победой. — Спасибо. Все его фразы были односложными. — Ты что-то хотел? — Юль, там Витя… — связь была плохой, голос Белова прерывался шипением. — Саш, тебя плохо слышно, можешь громче говорить? — Витя, он… — Витя? — переспросила Юля. Ладонью она прикрыла свободное от трубки ухо, в надежде что это поможет лучше слышать собеседника. — Алло? Что там, Саша? — Его убили. Витю, Фила и Коса убили этой ночью… — Что? Не лучшее время для шуток. — Юль, Витя мёртв, слышишь? И Валера тоже. Сафонова медленно опустила руку. Трубка выпала из рук, голос в ней продолжал что-то говорить. Она это уже не слышала, медленно осев на пол. — Что случилось? — Вадим подлетел к жене, поднимая её подбородок. — Юля? Родная, что там? — Витя… Вадим, на удивление, сразу всё понял. Без лишних слов.***
Москва, 2018 год Сафоновой казалось, что за все эти годы Москва так и не изменилась. Здесь всё также полно народу, на дорогах ужасные пробки — из аэропорта, в старую квартиру родителей Юли, пришлось добираться, без малого, два с половиной часа; а когда город накрывает вечер, становится ещё громче. Юля уже отвыкла от подобного. В Германии было тихо, все, казалось, боялись издать лишний шорох, дабы не побеспокоить друг друга. Здесь же, напротив, надоедливый сосед мог назло начать сверлить стены своей квартиры в шесть утра, дабы хорошенько насолить. В Москве она была последний раз, будучи беременной, ещё в 2001-м году. Вадим, хотя и сопровождал её, был против этой поездки. На подкорке он прекрасно понимал, что едут они не просто так, однако же, факт того, что им опять придётся столкнуться с прошлым, хоть и косвенно, бесил его. Однажды, тихим зимним вечером, Юле сообщили, что Пчёлкины-старшие скончались. После смерти сына свой век они доживали в доме престарелых. Саша Белов предлагал им тогда свою помощь, от которой им пришлось без малейших раздумий отказаться. Что поделать, раз уж так всё сложилось? Единственного сына убили, у бывшей невестки теперь совсем другая жизнь. Правда, сердце стариков то и дело разрывалось от мысли, что внучку свою они больше никогда не увидят. Алла Александровна почти каждый день перелистывала альбом с фотографиями, проводя кончиками морщинистых пальцев по глянцевой поверхности, где были изображены Витя или Арина. Супруги умерли в один день. Тихонько ушли во сне и, как констатировали потом, с разницей всего-то в пару минут. Юля, стоя тогда на кладбище, придерживая округлый живот, оглядывалась по сторонам, пытаясь не смотреть, как два гроба медленно опускают в землю. Проводить Пчёлкиных пришло мало человек: две соседки, которые в Юле не сразу узнали бывшую супругу Вити, и Юрий Ростиславович — отец Космоса. Последнего и вовсе было не узнать. Единственное, что хоть как-то держало на плаву, помогая окончательно не опустить руки — Вовка, его внук. О своей беременности Люда узнала через два месяца после той страшной ночи, сразу же рассказав обо всём Холмогорову. Тот и не думал даже, что девушка будет пытаться его как-то обмануть, понимал это скорее на подсознании. А когда взял внука впервые на руки, увидев его бездонные голубые глаза, такие же, как у Космоса, ощутил, будто заново родился. К тому моменту, уже бывшая Пчёлкина, напоследок, прежде чем покинуть пределы кладбища, окинула ещё раз три могилы. Отныне, здесь покоится вся семья — сын и родители. — Ты иди, я догоню, — сказала Юля Вадиму, когда тот потянул её к машине. Сафонов понимающе кивнул, не став перечить. Он прекрасно понимал, что супруге это необходимо. Необходимо попрощаться, сказать то, что, возможно, не решалась произнести в жизни. Юля осторожно, будто боясь нарушить сон спящего, провела рукой в кожаной перчатке по гладкой поверхности мраморного памятника, где была высечена фотография Вити. Тут ему двадцать пять. Глаза, как и всегда, горят задорным огоньком, а на губах такая свойственная ему ухмылка. Павел Викторович тогда настоял именно на этом снимке. — Прости, что не смогла помочь им, — прошептала она, утирая тонкие ручейки слёз тыльной стороной ладони. Всё это время, пока длилась похоронная процессия, Сафонова пыталась сдерживаться. В большей мере из-за того, чтобы не показывать никому свои слёзы, даже Вадиму. Да и нервы в её положении уж точно ни к чему. — Я, возможно, была не самой лучшей женой, — продолжила Юля. Ей всё ещё не пришло осознание, почему она говорит это именно сейчас. — Но я делала всё для того, чтобы мы с тобой были счастливы. Я не хочу винить тебя или кого-то ещё в нашем разрыве, тем не менее, всё, что случилось — жизненный урок. На сырую от падающего снега землю опустился небольшой симпатичный букет. Чайные розы. Белые. Её любимые. Такие, какие ей всегда дарил Витя. А сейчас она принесла их ему. Но не в качестве подарка. Ведь в такие места подарки не носят. Не отрываясь, она всматривалась в чёрно-белые снимки Аллы Александровны и Павла Викторовича. Сами по себе всплывали воспоминания прошлой жизни. То, как она, стесняясь, пришла знакомиться с ними, в самом начале их с Витей отношений, несмотря на то что Пчёлкины знали её ещё с детства. То, как мама Вити плакала на их свадьбе и её эмоции, когда взяла впервые внучку на руки. И, конечно, как обеспокоенно звонила ей посреди ночи и спрашивала о Вите, потому что тот был на очередной затянувшейся деловой встрече и не отвечал на звонки. Павел Викторович же навсегда запомнится ей человеком со стальным характером. Как он всегда твердил: «Каким родился, таким уж и помру, не пытайтесь переиначивать». Никто и не пытался. Знали, что бесполезно. Давно привыкли к его ворчаниям, если что не по его и к смягчающемуся взгляду, когда злость постепенно угасала. — О чём задумалась? — рука опустилась Юле на плечо, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Столь родной за все эти годы аромат мужского парфюма окутал пространство. — Так, о всяком, — она прильнула спиной к его груди. — Вспоминаю, как жила тут с родителями. Кажется, что вот вчера всё это было, а уже столько лет прошло. — Да уж, я тоже часто вспоминаю жизнь здесь. — И что именно вспоминаешь? — Часто думаю, как с одной девушкой познакомился тут. — Да? И что за девушка? — Работали вместе. Я тогда, честно, думал, что у меня нет никаких шансов, ведь она была замужней. Но, потом судьба мне улыбнулась. Уголки губ потянулись вверх, женщина поняла, что речь идёт о ней. Действительно, сколько уже лет прошло с момента их знакомства? Двадцать? Больше. Случайно столкнувшись с ним тогда в редакции, весной девяносто пятого, могла ли она подумать, во что сможет перерасти простое общение на уровне коллег? Любовь к Вадиму была нарастающей. Поначалу ведь бывшая Пчёлкина отрицала, что питает к нему какие-то чувства. А сейчас, спустя столько лет, они, пройдя немало испытаний, счастливы в браке, воспитывают троих детей. — И что с этой девушкой сейчас? Где она? — Юля решила подыграть ему, развернувшись в его руках и оказавшись лицом к лицу. — Не поверишь, — мужчина нежно улыбнулся. — Сейчас она моя жена и мать моих детей. Шатенка потянулась к его губам, оставляя на них едва весомый поцелуй. За годы, прожитые вместе, притяжение между ними никуда не исчезло, наоборот, лишь укрепилось. — Эу, родители, вы опять? — в кухню вошёл Кирилл, попутно печатая что-то на своём айфоне. — Там полно комнат свободных, может, туда лучше пойдёте? — А ты чего подглядываешь? Стучаться мы тебя, разве, не учили? — Вадим обернулся на сына. — За своим телефоном вообще не видишь ничего. — Я тут, между прочим, полезным делом занят, — парень налил в стакан воды, разом осушив. — И каким же, позволь узнать? — выпустив жену из объятий, спросил мужчина, усаживаясь за обеденный стол. — Хочу узнать, куда можно сплавить свою надоедливую младшую сестру, — последние слова он проговорил нарочито громко, чтобы Кристина, находящаяся в соседней комнате, услышала уж точно. — Не могли вы, что ли, пацана родить? Мы бы с ним сразу общий язык нашли, не то, что с этой. — Кирилл, — Сафонова кинула неодобрительный взгляд на сына. — Перестань. Вы, даже находясь в другой стране, не можете общий язык найти. Что опять не поделили? Происходящая картина, где Кирилл, уже взрослый парень, так по-детски жалуется Юле на младшую сестру, и Кристина, которая, в свою очередь, тоже прибежала на кухню, чтобы он не наговорил ничего лишнего, вызывала у Сафонова улыбку. Не хватало лишь Арины, спокойно раскладывающей вещи в комнате. Последняя никогда в эти дрязги не вмешивалась, не вставая ни на чью сторону. Вадим никогда не разделял их. Как он всегда говорил: «У меня трое детей, и все они — мои». Несмотря на то, что Арина и Кирилл знали всю правду про Витю, Тому и Валеру, всё равно называли Сафонова папой. Пчёлкина-младшая, правда, привыкала постепенно. Она была слишком маленькой, когда Юля с Витей разошлись, поэтому образ родного отца был в её голове размытым, а потом и вовсе испарился. И вспомнила о нём Арина лишь в день своего семнадцатилетия. Юля с Вадимом рассказали ей всю правду, изложили, как есть, не утаивая каких-то подробностей. — Почему вы мне раньше ничего не рассказывали? — девушка облокотилась о плечо Юли, утерев тыльной стороной ладони солёные дорожки слёз. Вадим оставил их наедине, тактично удалившись. Им есть, что обсудить без его присутствия. Вокруг них, на просторной кровати, были разложены различные снимки: вот тут, например, Юля только-только вернулась в Москву, и они со всеми ребятами выдвинулись на дачу Царёвых, в тот вечер был их с Витей первый поцелуй; дальше — опять фотокарточка из конца восьмидесятых, у Колесниковой на плечах синяя кофта Вити, сам Пчёлкин стоит сзади, обнимая её за плечи, опираясь поясницей о Линкольн Космоса. Арина неспешно перебирала фотографии. Вслед за изображениями, на которых были запечатлены юношеские годы её родителей и их друзей, последовали фотографии со свадьбы. — Вы такие красивые тут, — девушка невесомо, словно боясь что-то испортить, провела кончиками пальцев по матовой поверхности, стирая едва видимые пылинки. — А это дядя Валера? — Да, он, — Юля улыбнулась. — Очень любил тебя. Ты когда только родилась, он с рук тебя не спускал. Они с Томой тоже ребёночка очень хотели, но всё не складывалось никак, со временем усыновили Кирюшу. — Ему вы тоже ничего не говорили? — Пока что нет. Но скажем обязательно. У него сейчас возраст такой восприимчивый, так что пока отложим это. Юля, конечно, не стала утаивать от дочери то, чем занимался Витя. Без особых подробностей, конечно, но вкратце изложила суть всей его деятельности. Арина долго принимала это. Не укладывалось у неё в голове: зачем отцу всё это было нужно? Неужели не было более гуманного способа, чтобы заработать деньги и жить нормально? Постепенно, всё это переросло в гнев. Арина и сама не поняла, как так вышло. Ещё недавно, в свой семнадцатый день рождения, она с особой нежностью рассматривала снимки Вити, а уже через несколько дней не желала слышать о нём и малейшего упоминания, спрятав все альбомы как можно дальше, чтобы не попадались на глаза. Арина мысленно ненавидела Пчёлкина. Почему он их оставил? Почему?! Её не отпускала мысль, что расстались родители именно из-за деятельности Вити. Мама просто не выдержала этого. Девочке даже ведь и в голову прийти не могло, что работа отца — далеко не единственное, что послужило разрывом. — Ты не понимаешь, — покачала Пчёлкина головой, пережёвывая школьный обед. Столовая, как и всегда, кишила голодными детьми. — Нет, это ты не понимаешь. Когда любовь, то неважно, кто и чем занимается, всё это на второй план отходит, — Катя, закадычная подруга Арины, цокнула, отпивая ещё горячий какао из стакана. — А что тогда? Какая ещё может быть причина? — Ну, кто ж его знает? Может, папа твой налево по-тихому бегал? — Дура, что ли? — блондинка едва не подавилась. — Это исключено. — А ты что, свечку держала, да? — Катя порой была слишком уж прямолинейной. — Правду тебе всё равно никто не скажет уже. Не думаю, что Юлия Сергеевна станет с тобой на эту тему откровенничать. Вернувшись в тот же день домой, Арина вновь достала все спрятанные ранее альбомы, разложив их вокруг. Сидя на ворсистом ковре, она вглядывалась в лица родителей, пытаясь отыскать хоть малейший подвох. Но зацепиться, как назло, было не за что. На всех снимках ничего, кроме счастливых лиц и улыбок, не было. В какой-то момент Пчёлкина всё порывалась расспросить маму, но в конечном счёте передумала. И, наверное, правильно, ведь выглядело бы это крайне несуразно. Всё это время Арина твёрдо отказывалась от предложения Юли и Вадима приехать в Москву. Ужас пробирал до костей от одной только мысли, что придётся взглянуть на холодную мраморную плиту, где изображён её отец. Решиться на это смогла уже, когда исполнилось двадцать четыре и когда давным-давно съехала от родителей, став жить самостоятельной жизнью. Часто, когда долго не могла уснуть, ворочаясь из стороны в сторону, прокручивала возможную встречу в голове. То, как она впервые за много лет поздоровается с Витей, но в ответ услышит молчание. То, как возложит цветы к его могиле и, поднимаясь, столкнётся с его мягким взглядом, неотрывно наблюдавшем за каждым её действием. В такие моменты, когда сон никак не хотел забрать в свои объятия, Пчёлкина доставала из прикроватной тумбочки небольшого размера брелок, в виде зелёного скелетика. Арина сейчас уже и не помнила, как эта вещь оказалась у неё. В голове не отложилось, что Витя ей его отдал тогда в аэропорту, когда они улетали в Германию. Девочке такая необычная вещица в детстве очень нравилась, поэтому, мужчина тогда вложил зелёного человечка ей в ладошку. И эта вещь сейчас осталась практически единственным напоминанием об отце, кроме драгоценных украшений, которые он дарил ей ещё на первый день рождения и половину из которых Арина до сих пор так ни разу и не надела.***
Улицы замело снегом. Водители, не в силах разминуться на дорогах, со всей силы сигналили друг другу, в надежде докричаться. Каждый хотел как можно быстрее добраться до места назначения. Все, но только не Арина. Всю её уверенность как рукой сняло ещё вчерашним вечером, вследствие чего практически всю эту ночь она провела без сна. Девушка банально не знала, как себя вести и что говорить. Хотя, стоило ли говорить вообще? Стоило, однозначно, ведь ей есть, что сказать. На кладбище было практически пусто. Лишь изредка можно было заметить одинокие фигуры мужчин или женщин, вычищающих снег и прочую грязь возле могил. Кристина, сидя на заднем сидении рядом с сестрой, поежилась от вида деревянных крестов. Особенно девчонку пугали заброшенные участки. Она ни разу не была в подобных местах, родители считали, что детям тут делать нечего. За исключением того случая, когда умер Николай Романович, отец Вадима и её любимый дедушка. После того, как она воочию лицезрела лакированный гроб, который засыпали землёй, кошмары преследовали Сафонову-младшую ещё несколько недель. У Николая Романовича с Кристиной была какая-то особая связь, не такая как с Кириллом и Ариной, хотя и их он, безусловно, тоже очень сильно любил. Возможно, связано это было с тем, что Крис — самая младшая из всех и изначально внимания ей приходилось уделять больше, чем уже подросшим Арине и Кириллу. Возможно, с тем, что именно её Сафонов взял только родившуюся на руки, а потом, спустя некоторое время, её первым словом стало «деда». И вся эта резко оборвавшая привязанность слишком уж больно ударила по Кристине. Как пощёчина. Девочка стала замкнутой, прогуливала школу, хамила учителям и родителям. Не сосчитать, сколько раз Юлю и Вадима вызывали к директору и читали целые лекции о плохом поведении их дочери. Дело тогда едва ли не дошло до отчисления. Со временем, конечно, всё устаканилось, но, даже по истечении стольких лет, Кристина очень скучала по своему любимому дедушке. Даже на прикроватной тумбе стояла его фотография, на которую она смотрела каждый день. — Wie kalt ist es in diesem Moskau! — Сафонова была абсолютно «немецким ребёнком», поскольку большую часть своей жизни говорила именно на немецком, несмотря на идеальное владение русским. Вовсе неудивительно, что своё очередное недовольство погодой высказывала она именно на нём. — Слушай, немка, хватит уже, а? — следом тёплый салон покинула Арина. — Нормальная погода. — Du bist so nerd, — пробурчала себе под нос шатенка, получая от старшей сестры тычок в бок. — Да не, сегодня и правда холодно чё-то, — из своей машины показался Кирилл, застёгивая куртку по самое горло. — А ты, сеструха, в моржа решила превратиться? — хохотнул парень, кивая на её распахнутое пальто. — Не холодно? — В самый раз, — девушка пожала плечами. Пока дети оживлённо переговаривались между собой, Юля всё это время отмалчивалась и, дабы сделать вид, что чем-то занята, копошилась в сумке, якобы в поисках телефона. — Держи, — Вадим протянул супруге аппарат, который буквально разрывался от входящих звонков и сообщений по работе, хотя женщина перед их отъездом просила её не беспокоить. — Спасибо, — зажав кнопку на боковой панели, она отключила телефон. Сейчас точно уж не до разговоров. — Переживаешь? — Да. Но не за себя, а за Арину. Может, не стоило вообще приезжать сюда? — Мы это делаем ради них, — Сафонов положил свою руку поверх ладони жены. — Им это нужно. Юля помнила дорогу к нужным могилам так, будто ходила по этим тропинкам каждый день, а не приезжала сюда последний раз семнадцать лет назад. Пожалуй, спустя столько лет, женщина даже знала, сколько шагов нужно пройти от машины. И, вероятно, спроси у неё, сколько веток на растущем рядом клёне, она бы с точностью ответила, что их там около шестидесяти. За всё это время тут ничего не изменилось, за исключением бурьяна, царствующего тут летом, и острых засохших кустарников, покрытых снегом. Было видно, что за могилами, в отличие от соседних, никто не ухаживал. Сафонова, поднимая голову, столкнулась со взглядом Вити. Голубые глаза, в которые она однажды влюбилась, по-прежнему улыбались ей. Даты на могильном камне практически выцвели, только прищурившись, можно было что-то разглядеть. — Привет, — Юля подошла ближе, Вадим с детьми оставались чуть поодаль. Тяжело было принять тот факт, что Пчёлкина и отдыхающих рядом родителей никто не навещал. Хотя, по сути, и приходить-то было некому. Лучшие друзья детства в лице Космоса и Валеры, покоились дальше, вглубь кладбища, а Саша Белов был тут последний раз лет пятнадцать назад. Внимание могли уделить лишь подростки, искавшие приключений на одно место. Насмотревшись в интернете роликов про места захоронений мафиози девяностых, много кто не отказывал себе в удовольствии, дабы отыскать эти могилы. Юля не знала, что сказать. Витя ведь и так всё знал, сам всё видел. — Прости, что долго не приезжала. Я бы, наверное, так и не смогла собраться, если бы не Арина, она сама захотела навестить тебя, познакомится. Она часто спрашивала о тебе, но до определённого момента боялась ехать сюда. — Идёшь? — спросил Вадим у Арины, видя, что девушка окончательно расклеилась. — Я боюсь. — Почему? — Вдруг, лишнего наговорю? — Ты не можешь наговорить лишнего, — мужчина обнял её за плечи. — Ты ведь дочка его. Даже если что не так, думаю, он не обидится, поймёт тебя. Давай, иди, — он мягко подтолкнул Арину в сторону Юли. Пчёлкина нервно перебирала в руках букет, не ощущая даже, как тонкие, но острые шипы, впиваются в нежную кожу ладони. Такое же ощущение, будто иголки пронзают всё тело. Юля ощутила, что теперь тут стоит не одна, но к дочери, однако, не обернулась. Наверное, не хотела, чтобы Арина видела её слёзы. Женщина и не помнила, когда плакала последний раз, но сейчас сдержаться не могла. Пчёлкин Виктор Павлович. Так странно было видеть такую же фамилию, как и у неё, ведь в их семье Арина была единственной, кто носил её. Она часто слышала, что фамилия у неё довольно-таки редкая. Даже один мальчик из её класса не упускал возможности пошутить над ней. Повернув голову, Юля не могла не отметить всю ту боль, скопившуюся в глазах дочки. Девчонка часто моргала, пытаясь смахнуть слёзы. Она знала, что Витя очень сильно её любил. Наверное, больше всех на свете. Больше, чем любой парень, который хотя бы однажды признавался ей в любви. Вите Пчёлкину за все свои тридцать лет удалось по-настоящему влюбиться лишь два раза. Первый раз в девушку, которая в последствии стала его женой, второй — когда он впервые увидел свою дочь. Глядя на высеченное и побледневшее за все эти годы фото Вити, про себя Арина отметила, что он был очень красивый. На альбомных цветных портретах она не раз отмечала его бездонные голубые глаза и привлекательную улыбку. Отец, вероятно, был кумиром девчонок в молодости. — Мам, мне так плохо, — тыльной стороной ладони Пчёлкина стёрла солёные дорожки слёз. — И страшно. — Всё будет хорошо, не бойся. Я рядом. — Разве он заслужил всё это? — девушка обвела свободной рукой пространство вокруг них. — А мы? Чем мы с тобой заслужили? Кириллу, как и всем остальным, было крайне тяжело сейчас. Парень стоял дальше всех, облокотившись об капот своей машины, то и дело отводя взгляд от матери и сестры. Похлопав по карманам, извлёк оттуда пачку сигарет. Необходимо было немного прийти в себя. Мама, хотя и не была в восторге от увлечения сына, сейчас бы, заметив это, ругать не стала. Кирилл прекрасно понимал, что чувствует Арина. Различие было лишь в том, что сестра лишилась только отца, а он вмиг потерял обоих родителей. В какой-то момент, до конца даже не осознавая почему, он почувствовал себя в семье лишним. Разве не так? У Арины есть родная мама, Крис так вообще была любимицей «публики», родители в ней души не чаяли. А он что? Третий лишний, получается. Переходный возраст у парней проходит нелегко, и Кирилл не стал исключением. Проблемы тогда на него навалились кучей: первая невзаимная любовь, первая серьезная драка до крови с одноклассником, после которой его чуть не выгнали со школы. Так ещё и совершенно случайно он узнал, что люди, которых он считал родителями, оказались ему вовсе не родными. В поисках каких-то своих документов для школы Кирилл наткнулся на справку, где чёрным по белому было изложено, что он приёмный ребёнок. И если о Юле и Вадиме он был осведомлен, то про Валеру и Тому не знал ничего. И сейчас, когда буквально в нескольких метрах виднелись их не менее заброшенные могилы, внутри всё сжималось. — Поговори с ним, — Сафонова сжала плечо дочки. — Тебе это нужно. После этих слов женщина удалилась, оставляя Пчёлкину одну. Арина часто представляла, как бы сейчас мог выглядеть Витя. У него точно, даже спустя столько лет, сохранилась бы эта ребяческая улыбка. Сохранились бы горящие голубые глаза. И, конечно, не утратилась бы его колкость, которой он снабжал каждую свою фразу. — Привет, папа. Пчёлкина сейчас едва ли могла говорить. Ком стал в горле. Так непривычно было произносить эту фразу именно сейчас. Непривычно было называть папой кого-то, помимо Вадима. Тем более того, кто лежит под холодной сырой землёй уже много лет. Того, кто был для неё, по сути, самым родным, и о котором знала она так чертовски мало. Арина боялась, что, наклонившись, дабы «подарить» отцу цветы, не сможет больше подняться, так и упадёт на колени прямо в своём светлом пальто, которое тут же испачкается. Она бы, скорее всего, зарылась пальцами в почву, загоняя всю грязь под длинные ногти, и истошно бы завопила от боли, что разрывала изнутри. — Я давно хотела навестить тебя. Прости, что не сделала этого раньше. До Юли, что стояла вдалеке, только сейчас пришло осознание, насколько же Арина похожа на Витю. Сафонова точно знала, от кого у её дочери этот прищур. Знала, почему в такой мороз она ходит в распахнутом пальто. Витя точно отругал бы её за это, хотя сам всегда так делал. — Знаешь, я долго думала, что можно сказать тебе, но сейчас понимаю, что это всё бессмысленно, — девушка пожала плечами. У неё начинала болеть голова. Всё внутри пульсировало и буквально ощущалось, как кровь прильнула к вискам. — Я, до момента, пока мне мама не рассказала всю правду, так восхищалась тобой, ты был для меня каким-то идеальным, что ли, не знаю даже. А потом я вдруг резко стала тебя ненавидеть. Мне до последнего не хотелось верить, что ты мог заниматься такими делами, — Арина, замолчав на несколько секунд, вдохнула побольше морозного воздуха. — И только недавно стала понимать, что мама тогда, даже несмотря на любовь, поступила правильно. Со стороны это всё могло показаться до жути странным. Не каждый день ведь встретишь человека, разговаривающего с могильным камнем, ещё и заливающегося при этом горькими слезами. Но это было так необходимо в данный момент. — Мне так не хватает тебя, — девушка всхлипнула. — И всегда не хватало. Вадим, он хороший. Очень хороший, правда. Но я всегда считала самым родным тебя. И почему произносить искренние слова, произносить то, что творится на душе, всегда так чертовски тяжело? — Я думала раньше, что какая-то не такая, раз у меня нет родного отца, думала, что хуже остальных. И за это я тоже на тебя злилась. Арина чувствовала себя сейчас такой маленькой, такой беззащитной. Прямо как тогда, в далёком детстве, когда она падала и разбивала в кровь коленки и локти, а Витя, если был рядом, тут же подбегал к ней, брал на руки и нежно целовал в лобик, приговаривая, что до свадьбы всё обязательно заживёт. Рубцы от падений зажили, только вот рана в её сердце осталась слишком глубокой. — Я тебя очень сильно люблю, пап, — цветы, которые она всё это время сжимала в руках, оказались, наконец, на положенном месте. Белые чайные розы. Ровно двадцать штук. — Я буду чаще теперь к тебе приезжать, обещаю. На душе как-то разом стало легче, будто тяжёлый камень, что долго не давал вздохнуть полной грудью, вмиг куда-то делся, испарился. Слёзы высохли, оставляя на её личике лишь разводы от туши. Арина подняла взгляд на небо. Несмотря на мороз, оно было голубое-голубое. Как будто художник, рисующий этот пейзаж, выбрал самый светлый оттенок. Облака медленно проплывали друг за другом, даже показалось солнце. Резко, словно торнадо, с одного из деревьев, взлетела в воздух стая птиц, до этого неподвижно сидевших там, задорно чирикающих и наблюдающих за происходящим. Они, показательно исполнив незамысловатый танец в воздухе, упорхнули куда-то вдаль. Пчёлкина проводила их взглядом, улыбнувшись краешком губ. Сейчас, когда она, наконец, разобралась со всеми своими страхами и обидами, могла смело заявить, что стала поистине счастливой. И чувство это было ни с чем не сравнимо.