Не двигайся

Надолго Антон больше не уходил, сформировав им новую традицию совместных ужинов, тогда как на деле являлся в гости, чтобы помочь с работой. Упорно отказываясь от предложенных доплат, парень ловко снимал с ноющих плеч если не половину, то уж точно значительный объем задач, попросив взамен только эту возможность проводить у слепца вечера. После еды, вне зависимости от степени усталости их обоих, Арсения вытаскивали гулять: сначала до качелей, потом до магазина, и в итоге — просто в ту сторону, к которой у спутника в тот момент лежала душа. По истечении трёх недель таких путешествий мужчина удивил лучшего друга, когда без помощи дошёл от машины до подъезда, потому что, во-первых, шагал в пустоту теперь увереннее и, во-вторых, точно знал, что у двери его уже ждали, а повторения прошлого эпизода никто не хотел бы. Вдвоём и правда было легче найти занятие по субботам: оказалось увлекательным вести шахматные партии на слух, стараясь запомнить расположение всех фигур на доске, пока второй человек играл без препятствий и шёпотом подсказывал; они перешли от юмористических шоу к артхаусным фильмам, над которыми Антон смеялся не менее чарующе, ставя на паузу каждую секунду, чтобы в подробностях описать происходивший на экране сюр. А ещё, пока сам он привыкал к забытой тяге поскорее бежать домой, поскорее проснуться, чтобы начался новый день, за которым обязательно последует уютный вечер, спутник в это время привыкал к нему в ответ. Так их обряд привыкания при встрече переродился в объятия — чуть ли не более долгие; а манера касаться, потому что иначе Арсению было некомфортно, стала привычкой касаться, потому что просто хотелось. Вне зависимости от того, в котором часу они отлипали друг от друга, наговорившись или намолчавшись, юноша всегда уезжал домой, не принимая деньги на такси и оставляя после себя только пугающее желание протянуть руку и однажды задержать. Не дать тому уйти. Паша на его душевные излияния как-то двусмысленно усмехался, но продолжал повторять, что ему нечего бояться, пока всё взаимно. А в этом сомнений не было даже малейших. Сентябрь подходил к концу, на улице становилось всё прохладнее, так что хлопковые футболки на другом человеке сменились лонгсливами (по сути теми же футболками, только с длинными рукавами), но тот по выходным всегда притаскивал с собой уже знакомую полупрозрачную вещь из батиста. Если сначала мужчина полагал, что в квартире юноше банально было жарко, то позже, по вздрагивавшему от таких близких прикосновений Антону, понял, что не один он хотел вернуть подушечкам пальцев ощущение тёплой кожи. Не понимал, что двигало парнем, себя же оправдывая дефицитом тактильности, и, идя у того на поводу, протягивал руки навстречу тонкой ткани. Утром очередной субботы он встретил гостя в шелковой рубашке — такой же чёрной, как и все остальные вещи; упал в объятия, вдыхая всё ещё не опознанный запах или, лучше сказать, им затягиваясь. — Мы гулять или дома посидим? — в ответ плеч коснулись сильные руки, ощутимо нехотя оторвав от груди. — Гулять. Но тебе нужно переодеться. Арсений без лишних вопросов проводил гостя в спальню, к шкафу, и опёрся на что-то вертикальное и жёсткое, скрестив руки: — Если хочешь что-то конкретное, выбирай сам. Мне не принципиально. — А цветного у тебя нет? Тоска тоской, — удивление в тоне сменилось тихим смехом. — Я думал, ты специально для меня в траур облачаешься. — Только чёрный. Его сочетать проще… — Так, поня-я-ятно, — протянули в ответ. — Лови! — в выставленные вперёд ладони прилетела сначала футболка, потом плотная рубашка. — Вторая вещь — моя, вы уже знакомы. Надевай, если не брезгуешь, её не жалко. — Как не жалко? — Арсений сделал пару шагов вперёд, к кровати, чтобы скинуть вещи. — Если это та фиолетовая фланелька, то мне она очень нравится. — Ты её даже не видел, — второй не издевался, судя по усмешке, только язвил. — Тебя я тоже не видел, но тем не менее, — мужчина поморщился и показал язык в произвольном направлении. Взрослый он, ага. Ему не ответили ни словом, ни слабым отзвуком, оцепенев, на что он только улыбнулся краешком рта. — Отвернись, будь добр. Допустив, что отвлёкся на шелест своей одежды и не услышал чужую, слепой принялся неспешно переодеваться. Долго крутил в руках футболку, чтобы понять, какой стороной ту надеть, и, видимо, провозился слишком долго, потому что его окликнули спустя несколько минут: — Арсень? — Ау? — обернулся на источник звука, что теперь издавал тихие переливистые смешки. — Просто хотел обозначить, что не отвернулся. Стою, безбожно пялюсь. — Спасибо за честность, — рассмеялся тоже и замер, продев только макушку в горло. — Нагляделся или мне ещё потупить немного? Парень хмыкнул неопределённо и, с чавканьем голых ног по ламинату, вышел. Ему оставалось только пожать плечами: если он смутил или покоробил, юноша прямо об этом скажет. А вот мысль о том, чтобы делить на двоих одежду — яркую, ещё чуть тёплую и такую нежную при соприкосновении с кожей, пустила по спине волну мурашек. В студенческие годы у них с Серёжей на двоих были не только кровать и стипендия, а даже нижнее бельё — но ведь то была нужда. Тут же его просто захотели одеть во что-то менее тоскливое и мрачное. Или вовсе слить их воедино окончательно. Он покинул спальню, даже не пытаясь сдержать глупую улыбку. — Куда мы хоть пойдём-то, а? — Не скажу, — его взяли за запястье и уложили на ладонь что-то пластиковое. — Это наушники, надевай, мы поедем в шумном общественном транспорте. — А нельзя просто такси заказать…? — отступил назад, проглатывая подступившую панику. — Нельзя. Тебе надо в мир возвращаться, так что своим ходом поедем, — Антон шагнул навстречу, обдав лоб дыханием. — Надевай, так будет менее дискомфортно, — тот переплёл с ним пальцы, крепко сжимая так, что вырваться при желании было почти невозможно. — Я рядом буду как провожатый. Веришь мне? — Тебе? Нет, — он сделал драматичную паузу, нагнетая обстановку, потом улыбнулся снова. — А рукам твоим доверяю абсолютно.

***

Дорога в общей сложности заняла часа полтора и всего пять маленьких нервных срывов. Арсений насчитал три вида транспорта, два из которых были в равной степени похожи на метро по качке вагона, а один оказался душным до безобразия. Его и правда не отпускали даже на долю секунды, разве что на лестницах аккуратно перехватывая за талию, и держали за плечи, когда усаживали на кресла разной мягкости. Мужчине нравилось под бодрую музыку, специально, видимо, подобранную в соответствии с его вкусом, представлять, как они выглядели со стороны. Он — даже если подурнел за эти месяцы, всё еще остававшийся моделью с обложки, и его человек — без конкретных деталей представляемый таким же прекрасным, как первый день весны или отблеск луны на водной глади. Когда они вышли из очередного поезда на свежий воздух, Антон на секунду вытащил наушник из его уха. — Стой тут, никуда не уходи. Я отлучусь на две минуты. Только не двигайся, умоляю. Тут никого нет, всё безопасно, ладно? Покорно кивнув, слепой принялся изучать темноту с таким живым интересом, будто та отличалась в этот раз чем-то неформулируемым. Пространства вокруг словно стало больше, хотя звуки внешнего мира всё еще не долетали до него. Дышалось просто как-то иначе, что ли. Спустя время к нему вернулись и выключили музыку на середине песни. В ладони легло нечто нежное, похожее на кожу молодого человека, в мозг ворвались далёкий гул железной дороги и тихий смешок: — Угадаешь цветок? — Я плохо в них разбираюсь, — пальцы принялись задумчиво и бережно изучать природное творение, голова подкидывала образы из прошлой жизни. — Пион? — Позорище, — усмехнулись в ответ, — разве лепестки широкие? — Тогда понятия не имею, — шепнул он, пристыженный своим незнанием. «Во скольких вещах ты еще разбираешься, а, дизайнер?» — Либо хризантема, либо астра. Близко хоть? — Умница! — виска коснулась мягкая щека, наощупь почти не отличимая от растения. — Это астра. Идём, — ему вернули проводное устройство. — Надень, пожалуйста, а то сюрприза не будет. — Тебе так хочется меня удивить? — Справедливости ради это не так уж сложно благодаря твоей особенности. Тело покрылось мурашками. Слепота была для юноши не изъяном, а «особенностью», изюминкой. — Хоть какая-то от неё польза, — улыбнулся он, возвращаясь в мир мелодии. Крепко сжимая в одной руке подаренный цветок, в другой — чужой поданный локоть, Арсений позволил вести себя в неизвестном направлении. Вскоре асфальт под ногами стал неровным, словно с бугорками, а ещё через несколько минут наушники снова забрали. Парень молчал, позволяя ему привыкнуть к новому шуму, который ничего не имел общего с гулом городской суеты. Шелестели… деревья? Мужчина оглядывался по сторонам, усиленно пытаясь покинуть пределы привычного «ничего», и не верил собственным ушам. Как в его ярких снах, вокруг стоял самый настоящий, глухой лес, переливаясь трелями живых птиц, треском насекомых, завыванием тёплого осеннего ветра и уютным шумом листвы. Лес, в который так тянуло почему-то вот уже который месяц. Ноги ослабли, он покачнулся, упав спиной на чужую грудь. Его обхватили за плечи и приобняли: — Ты в порядке? — Да, я… — обернулся, даже не пытаясь спрятать выступившую на глазах влагу. — Спасибо. Просто спасибо. — Пожалуйста, — второй позволил ему уткнуться в острое плечо, бережно оглаживая широкими ладонями. — Но мы же не собираемся просто стоять тут, как дураки, правда? — Антон вдруг отстранил его, начал шуршать какой-то очередной неопознанной тканью, а после опустил их на, как оказалось, флис, расстеленный прямо на земле. — Вот. Так покомфортнее будет. — И… — Арсений сглотнул, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, — надолго мы тут? — У меня с собой самодельные бутерброды, бутылка вина и телефон с полным зарядом, так что сиди, сколько душе угодно. Кивнув со всей возможной благодарностью, слепец разлёгся на пледе, поджав колени и расположив голову на узких бёдрах, закрыл веки, разрешая себе думать, что он был нормальным. Что они просто выбрались на природу, как это делали все остальные, что потом поедут домой ужинать, как все обычные пары. «Пары» оглушило его мысли, перебив даже шум деревьев, так что мужчина робко обратил взгляд в ту часть темноты, где должны были находиться чужие глаза: — У нас свидание? Спутник замер, успев положить руку ему на затылок, и молчал так долго, что он успел проклясть свою новую привычку говорить рядом с тем всё подряд, без разбора и анализа. В конце концов, для анализа у него был Паша. — Если ты так хочешь, — несмело всё же откликнулся внезапно потускневший голос. Мужчина тоже взял паузу, копаясь в ощущениях — столько спокойного счастья теплилось в душе, что мозг просто отказывался врать самому себе, так что он сделал шаг в пропасть, позволив другому человеку владеть своими чувствами. — Знаешь, кажется, хочу. — Вот и поговорили. Значит, свидание, — ладонь принялась гладить волосы, над ним раздался слабый смешок. — А теперь замолчи и наслаждайся. Снова прикрыв глаза, Арсений улыбался пониманию, что для Антона это был вопрос только его выбора, в глубинах чужой души уже сделанный и косвенно озвученный. Наверное, это что-то значило, что-то меняло, и им не мешало бы проговорить эти и другие вещи, но когда-нибудь потом. Сейчас же существовали только лес и тёплый человек под боком. Он поймал себя на мысли, что такая реальность, пусть всё ещё окутанная мглой, нравилась ему даже больше красочных снов, потому что во снах слепой был один. А в жизни у него имелось теперь нечто более важное, чем зрение.

***

Домой они вернулись уже в сумерках, если верить словам Антона. Сил дорога отняла у обоих столько, что было решено обойтись без ужина, так что парень, не разувшись, начал стягивать с него свою рубашку, собираясь домой. Навязчивый голос психолога бился в подкорке мозга со своим «Делайте, как чувствуете, пока всё взаимно», и он на выдохе подцепил край чужой одежды: — Ты можешь остаться? — Тебе страшно одному? — тот остановился в секунду, подошёл ближе. — Я сегодня только хуже сделал, да? — Нет-нет, просто хотел бы, чтоб ты не уходил, — уронил голову на острые ключицы, сдаваясь демонам, заставлявшим выходить из зоны комфорта. — Давно хочу, просто всё боялся попросить. — Зачем? — Ты задаёшь слишком много вопросов для того, кто был бы не против, — мужчина резко отступил назад, с силой отёр лицо ладонями. — Забудь, проехали. До встречи, не буду тебя задерживать. — Задаю вопросы, потому что мне нужен повод, чтобы остаться, — второй не спешил подходить и немного этим пугал. — Я ещё мог списать фразу про свидание на плохое чувство юмора, но ночевать у тебя было бы уже перебором. Шутка вышла из-под контроля. Сердце вошло в мёртвую петлю, он сделал ещё несколько шагов, пока не упёрся в стену лопатками: — Нет у меня для тебя повода. Как и оправданий нет, потому что я не шутил ни тогда, ни сейчас. Просто уходи, если всё это слишком странно. И не мучай меня. «Нет, не уходи. Потому что ты не вернёшься, а я не могу всё так глупо потерять. Не уходи, прошу тебя. Пожалуйста. Пожалуйста!» Без лишних слов его потянули за ворот футболки в направлении спальни и как-то слишком резко усадили на постель. Послышался лязг многочисленных браслетов, складываемых на прикроватную тумбочку. Проглатывая вопросы и извинения за слабость, мужчина уместился в дальнем углу, к Антону спиной, беззвучно молясь, чтобы тот не лёг на другом конце, на слишком большом расстоянии. Это бы значило, что парень просто поддался его просящему тону или снизошёл из банальной жалости к недугу, который мешал теперь следить за чужими движениями. Он мог только слышать свист открываемого шкафа, шорох одежды, писк обоих телефонов, поставленных на зарядку, и прерывистое дыхание, которое никак не мог трактовать в любую из сторон. Вопреки его страхам человек расположился не так далеко, и прежде, чем Арсений успел начать всё же извиняться, на загривок легла горячая ладонь. — Что ты делаешь? — Как всегда. Обозначаю присутствие. Убрать? Вместо ответа он перевернулся, уткнулся в тепло щекой и обхватил обеими руками тонкое, свободное от цепей запястье. Биение пульса вернулось в нормальный ритм, облегчение растеклось по телу. «Не ушёл». — Спасибо тебе за сегодня, — прошептал слепой через некоторое время. — Будешь должен, — усмехнулись так же тихо. — Спокойной ночи. — Я не знаю, как могу тебе… — недоговорённое «отплатить» было поглощено щелчком такой логичной, но не приходившей ранее в голову мысли. — Возьми завтра мой телефон и отправь уже известной тебе Оксане своё резюме. — У меня так-то есть работа. Даже не одна, — тон близкого голоса внезапно похолодел. — Мне не нужны от тебя подачки. Обойдусь. — И все твои работы временные и плохо оплачиваемые. Это не подачка, Антон. Ты хороший специалист, а мне нужен сотрудник. По факту ты уже делаешь все те же вещи, только за это ещё и денежка будет капать. — Всё же вынужден отказаться. Я помогаю из потребности облегчить тебе жизнь, а не из желания подмазаться, — парень тяжело вздохнул и немного придвинулся к нему. — Давай ты просто поверишь на слово, что меня не возьмут, и не будем спорить? — Правда думаешь, что при необходимости я не буду стоять за тебя горой? Зам мой — значит, и слово последнее тоже за мной будет. — Ты ведь не обязан, знаешь? — Ты тоже. Ничего из того, что делаешь, не обязан делать. Ни в лес меня везти, ни ужины делить, ни проводить со мной каждый вечер и уже тем более — ложиться рядом против своей воли, — он зажмурил глаза, боясь услышать подтверждение своих слов. — Ладно, я тебя понял. Отправлю утром. Спасибо за возможность, но заранее многого не жди, — на нём поправили одеяло, невесомо задев плечо. — И я тут, с тобой, потому что сам так захотел. Только никогда бы не решился предложить. — А почему тогда сразу не согласился? — Арсений с сомнением оглядел черноту перед собой. — Потому что не понимаю, как работает твоя голова. Боюсь понять что-то неправильно, превратно, — ещё один вздох смял тишину комнаты. — Или, того хуже, влюбиться. — Я тоже этого боюсь, — нечаянно слетело с губ, и он уткнулся щекой второму в руку сильнее, чуть сжимая пальцы и цепляясь, как за последний оплот искренности в мире. — Тоже.