Анатомия похоти

- Ваше Величество, сюда! Осторожнее, не споткнитесь. Ван Чжи аккуратно подхватывает покачнувшегося императора под локоть, а потом невесомо обнимает за талию, направляя в сторону его покоев. Двое слуг рангом пониже семенят следом на некотором отдалении, но пока что их помощь Ван Чжи не требуется – ему почти шестнадцать, он здорово вырос за последний год и вполне способен в подобных ситуациях управиться самостоятельно, несмотря на то, что император выше ростом и массивнее. Надо отдать должное Его Величеству – он не так часто позволяет себе сильно опьянеть, и в целом не склонен предаваться излишествам, в отличие от большинства сановников высшего ранга. Да и Ван Чжи, призванный заботиться о земной оболочке Избранника Богов, с мягкой ненавязчивой почтительностью неукоснительно следит за его рационом и количеством потребляемых им крепких напитков. Но нынче только что закончилось празднование Прихода Весны, с традиционным пиром в компании министров, так что у императора был достойный повод ни в чем себя не ограничивать. Переступив порог императорской спальни, Ван Чжи аккуратно сажает своего повелителя на кровать и тут же ловко подкладывает ему под бок несколько расшитых алыми цветами подушек, не позволяя завалиться влево. Жестом отпускает слуг и принимается разоблачать императора, параллельно прокручивая в голове, что именно следует сделать до наступления утра – поставить у кровати императора чашу с отваром от похмелья, распорядиться, чтобы вода для умывания была прохладнее чем обычно, а завтрак подали самый легкий; проследить, чтобы до обеда Его Величество никто не беспокоил… Он так увлекается своим занятием и мыслями, что внезапно прозвучавший над его ухом легкий смешок заставляет его невольно вздрогнуть. Поймав вполне осмысленный, лишь подернутый легкой поволокой взгляд императора, Ван Чжи торопливо отстраняется и, опустившись на колени, сгибается в традиционном поклоне. - У тебя было такое выражение лица…, - голос Чжу Цзяньшеня звучит чуть более тягуче, чем обычно и с легкими запинками, - как будто ты решаешь проблему государственной важности. Поднимись-ка. Распрямившись, но не вставая с колен, Ван Чжи тревожно глядит на императора снизу вверх – красивое лицо разрумянилось от выпитого, на изящно очерченных губах благодушная улыбка. Непохоже, чтобы он чем-то разгневал повелителя. - Ваше Величество чего-то желает? Я распоряжусь… Император жестом манит его к себе, и Ван Чжи подчиняется, но когда холеная рука недвусмысленно похлопывает по тяжелому покрывалу, устилающему королевское ложе, он останавливается, словно споткнувшись. - Ваше Величество, я не смею… Чжу Цзяньшень внезапно берет его за локоть нетерпеливым жестом и усаживает рядом насильно, от чего у Ван Чжи перехватывает дыхание и кружится голова. Являясь одним из самых близких к особе императора людей, он неоднократно прикасался к нему, исполняя бытовой церемониал, но сейчас все совершенно по-другому, сейчас они сидят рядом на кровати лицом к лицу, словно равные, хотя даже подобная мысль это кощунство. - Уже почти два года, как ты служишь мне и неотлучно находишься рядом, - задумчиво произносит император, и в этот момент Ван Чжи крайне сложно оценить степень его опьянения, ибо речь его связная, а взгляд осмысленный. Но, будучи трезвым, Его Величество никогда не позволил бы себе настолько вопиюще нарушить установленный во дворце порядок. Хвала Богам, они сейчас одни, и есть шанс, что об этом никто не узнает. – И за это время у меня не было возможности даже разглядеть тебя как следует - ты либо стоял за моей спиной, либо склонялся передо мной, либо суетился вокруг, выполняя свои обязанности. А сегодня я как будто впервые увидел твое лицо. Это так странно… Я знал, что ты предан, умен, ловок и находчив, Ван Чжэн-эр говорила мне об этом, и у меня была возможность лично в этом убедиться. Но я и понятия не имел насколько ты красив… Когда император протягивает руку и проводит пальцами по его щеке, Ван Чжи осознает до какой степени все плохо, и что в данный момент он висит над пропастью, готовый вот-вот сорваться. Молодых наложниц, время от времени согревавших императорское ложе, Гууфей Няннян подбирала самолично и следила за тем, чтобы ни одна из них не задержалась подле Его Величества надолго. С теми же юными красавицами, кто оказывался вблизи монарха благодаря стараниям Вдовствующей Императрицы, постоянно случались разные досадные происшествия – внезапные болезни, несчастные случаи и скандалы. Часть этих инцидентов Ван Чжи организовывал самолично. Изредка император обращал свой взор в сторону молодых красивых евнухов, но на эти мимолетные увлечения Гууфей Няннян внимания не обращала. Однако он, Ван Чжи, не просто какой-то очередной молодой красивый евнух. Он воспитанник Гууфей Няннян, она растила, защищала и наставляла его с раннего детства, а потом доверила ему жизнь и здоровье своего супруга. И то, что сейчас происходит в королевской спальне, кажется ему очень похожим на предательство. И происходящее, безусловно, приведет к катастрофическим для него последствиям. Кажется, он был слишком самонадеянным, полагая, что способен найти выход из любой ситуации. Сейчас, когда тонкие теплые пальцы нежно оглаживают его лицо и обводят контуры губ, он ощущает себя абсолютно беспомощным и потерянным. Мысли скачут в голове заполошными птицами, теснятся, не находя выхода, сердце проваливается куда-то в пустоту, а тело наполняется обморочной слабостью. Тихий прерывистый шепот едва касается его сознания: - Боги… Эти губы просто созданы для того, чтобы их целовать! Лицо императора склоняется ниже, приближаясь с неотвратимостью рока, и Ван Чжи обреченно зажмуривается. Но проходит секунда, потом другая и ничего не происходит. Он распахивает глаза и близко-близко видит лицо Чжу Цзяньшеня – не повелителя, а человека. Остановившийся, наполненный скрытой болью взгляд, неподвижные черты, лишь страдальческая морщинка обозначилась меж бровей. Лицо того, кто внезапно увидел, или вспомнил нечто страшное и болезненное. Медленно отстранившись, император смаргивает, будто прогоняя наваждение, массирует пальцами переносицу. Бормочет, не глядя в сторону Ван Чжи: - Я устал… очень устал. Мне нужно поспать. Тот торопливо вскакивает, сгибается в поклоне и покидает императорские покои с максимальной скоростью, дозволяемой этикетом. Коридор снаружи пуст, чуть дальше, за углом дежурит кто-то из слуг и дворцовой охраны, но подле покоев никого, хвала Богам. Ноги не держат; Ван Чжи сползает по стене с придушенным всхлипом и утыкается лицом в согнутые колени. Ему так и не суждено было узнать, что за страшная болезненная мысль посетила императора в тот момент, когда едва не случилась катастрофа. А перед взором Чжу Цзяньшеня тогда внезапно предстала картина пятнадцатилетней давности - обернутый белым шелком трупик младенца и мертвое, закаменевшее лицо склонившейся над ним Драгоценной Супруги.