iris pallida

Дверь закрывается на замок, и коридор пустеет, храня картины с двумя воссоединившимися сердцами лишь в воспоминаниях безжизненных стен. Зеркало в ванне запотевает от долгого в ней пребывания в подготовке одного человека, пока в спальне повисло безмолвное переживание второго. Стрелка часов показывает час ночи. В квартире на четырнадцатом этаже стоит кромешная темнота, и лишь в одной из комнат горит тусклый бордовый свет — настольная лампа накрыта красной футболкой.  Чонгук, выйдя из ванны с взъерошенными волосами и мокрыми ресницами, в свободных серых шортах и свежей белой футболке заставляет Тэхёна вздрогнуть и резко встать с кровати, чтобы в итоге застыть на месте с приоткрытым ртом. Ким немного боится — двигаться и даже дышать, потому что перед ним тот человек, с мыслями о котором он просыпался, проводил весь день и засыпал последние несколько месяцев. Последний год, если быть точным, но тогда Чонгук был рядом с ним — целовал, обнимал, просто Тэхён не всё из этого помнит. Но клянётся себе, что обязательно вспомнит. Сейчас же перед ним человек, которого он уже и не мечтал увидеть рядом с собой в приглушённом свете и домашней обстановке. Ему так страшно его спугнуть, сделать что-то не так и вновь потерять. Ему даже не верится, что это правда происходит, поэтому он просто стоит на месте без возможности пошевелиться.  Но Чонгук подходит так близко, насколько это только возможно, и виском прикладывается к тэхёнову плечу. Обвивает обеими руками талию, забирается ими под худи и нежными поглаживаниями по спине говорит, что он действительно здесь. Это никакая не галлюцинация, не бредни пьяного человека и не сон. Это он, Чонгук, по-настоящему прижимается к Тэхёну, к своему уже не бывшему парню. Этими крепкими и тёплыми объятиями он просто кричит о том, как невыносимо ему было жить без Тэхёна, и ни за что в жизни он больше расставания не допустит.    Тэхён в его действиях открыто читает эти слова. Он чувствует ровным счётом то же самое — больше никогда не допустит ошибку, больше от себя ни на секунду не отпустит. И одновременно чувствует, как его разрывает на мелкие частички от этих прикосновений-признаний. Ему хочется стать ещё ближе, залезть под кожу, дышать этим ирисовым запахом вместо кислорода и быть с Чонгуком одним целым. Порознь он просто уже не выдержит. Он обнимает Чонгука за талию и прижимает к себе, жмурит глаза сильно-сильно от нереальности происходящего. Слишком долго он существовал без своей главной составляющей, в которой не просто видит своего партнёра и любовь всей жизни — он видит в нём самого себя.  Ведь живёт одним только Чонгуком.  — Ты самое прекрасное, что у меня есть, — шепчет Тэхён, покрывая чонгуково лицо поцелуями. Макушку, лоб, обе щёчки и носик. — Малыш, я тебя пиздец как люблю, — и опускает голову, жалобно утыкаясь его в шею.  И что тогда чувствует Чонгук, который считал себя преданным и брошенным, ненужным? Который тоже не переставал любить ни на секунду? Ему эта близость, как и Тэхёну, была доступна только в мечтах, и стоять сейчас неподвижно и чувствовать опаляющее дыхание на своей коже для него одновременно до боли и до безграничного счастья приятно. Он чувствует, как его мир вновь приходит в норму, как жизнь превращается из ада в рай, который он без сомнения проведёт бок о бок с человеком, которому всегда принадлежал.  — А я люблю тебя, Тэхён. Больше всего на свете, — и нет в мире признания искренне и правдивее, чем это. — В этот раз не рылся в моих вещах? — улыбаясь, добавляет Чонгук. Ему немного страшно говорить об этом. Страшно, что что-то снова пойдёт не так, и Тэхён вновь уйдёт, оставив его одного.  — Что бы я здесь ни нашёл, всё равно не смогу уйти, — серьёзно отвечает Ким, аккуратно убирая от чонгукова лица спавшие пряди волос и заглядывая ему в глаза с любовью. Он заставляет Чонгука своими словами расслабиться и отпустить все страхи — Тэхён больше не уйдёт. — Никогда больше не смогу от тебя оторваться, — Тэхён наклоняет голову ниже и мягко целует чонгуковы губы.  Тэхён отстраняется от его губ и обхватывает лицо обеими руками, чтобы посмотреть на него, как в самый первый и в самый последний раз в своей жизни, и в очередной раз убедиться, что это взаправду, а затем вновь тянется за поцелуем. Ему бесконечно мало. Целуя, он возрождает в себе всё живое, что давно погибло в руинах его бессмысленной жизни. Целуя, он сбивчиво касается своими губами чонгуковых уголков, оставляя на них влажные мазки. Целуя, он перемещает одну руку на талию, опускается к бедру и мягко сжимает пальцами. Чонгук несдержанно стонет в поцелуй, прижимается ближе, а Тэхён перемещает и вторую свою руку на бёдра, приподнимая Чонгука в воздух. Его хочется возвести на пьедестал, выше и выше — к Небесам. Им хочется обладать — сжать в своих руках крепко-крепко и больше никогда не отпускать. Чонгук обвивает его шею своими руками, поцелуями спускается на широкие плечи, со сбившимся дыханием касается шеи. Ему хочется целовать Тэхёна всю ночь, чтобы вкус его тела стал его собственным. Хочется находиться в его руках всю жизнь, ведь ему нет места приятнее, чем в этих объятиях. Казалось, что солнце за окном уже давно село, а в жизнях каждого из них — подавно. Но вот они оба, целуясь в мягком свете настольной лампы и находясь в руках друг друга, понимают, что нет, солнце только загорается и готово прямо сейчас вспыхнуть сверхновой от переполняющих чувств. Тэхён мягко кружит Чонгука в своих объятиях по кругу. Он не может нарадоваться, не может поверить, и чувствует себя самым счастливым ребёнком, получившим долгожданный подарок. Он будто в шесть утра, не успев ещё окончательно проснуться и прийти в себя, находит этот подарок под новогодней ёлкой. Ему хочется проводить с ним каждый свой день, хвастаясь полученным перед друзьями и любить больше всего на свете. Он и любит — больше и сильнее всего на свете. Особенно, когда Чонгук хихикает ему в поцелуй и запрокидывает голову назад от приятного головокружения. Тэхён смеётся вместе с ним, безмолвно, лишь уголками своих губ, ведь он — самый счастливый ребёнок, а в его руках — самый драгоценный подарок.  На смену кружению и радости приходит плавная остановка. Тэхён застывает на месте, заворожённо разглядывая чонгукову улыбку и сияющие глаза. Время останавливается и сосредотачивает своё внимание в двух тёмных угольках, что горят ярче любой звезды.  — Я всё ещё не могу поверить, что ты рядом со мной, — серьёзно говорит Тэхён, не отрывая взгляда, — ты волшебный, Чонгук, — улыбка сходит с губ младшего и вместо неё приходит сосредоточенность на сказанных словах. Чонгуку тоже кажется, что перед ним волшебство, способное развеяться блестящей пылью в любую секунду.  Тэхён, не теряя ни секунды, разворачивается лицом к кровати и мягко опускает своё счастье на белую простынь. Они оба не отрывают друг от друга взгляда, ведь даже на секунду это сделать сейчас страшно. И не потому, что им страшно, что в любой момент они друг для друга испарятся, нет. Эти взгляды и прикосновения дают обещание, что расставаться больше не придётся. Но так хочется наслаждаться каждым мгновением вместе, потому и прикрыть глаза кажется чем-то неправильным. Отвести взгляд сейчас будет означать лишь одно — потерять ценное время, проводимое друг с другом. А этого времени они и так потеряли слишком много. Больше не допустят.  Нависая над Чонгуком сверху, Тэхён покрывает его шею нежными поцелуями. Ведёт от одного плеча к другому, кончиком языка касается мочки уха и вдыхает сладкий запах. Чонгуку не нужны ирисовые духи, Чонгук сам по себе источает цветочный аромат. И даже без духов Тэхён всё равно бы в него влюбился. Влюбляется и сейчас — с его каждым громким и горячим вздохом, с каждым царапающим ногтями движением пальцев по своей спине. Он влюбляется в Чонгука каждую секунду этой ночи, и будет влюбляться и дальше, потому что предела просто не существует.  Чонгук — беспредельно прекрасен.  Обоим хочется лежать вот так всю жизнь вместе, слившись в долгом поцелуе, от которого у обоих уже немеют губы, иметь одно дыхание на двоих и никогда больше не отпускать друг друга. При этом обоим хочется сейчас же отстраниться и продолжить касаться уже не так невинно. От каждого касания к телу, к которому они оба давно никого не подпускали, внутри — пожар. Своим жаром он сводит с ума и заставляет отбросить попытки продолжить всё неторопливо и нежно, потому что обоим нестерпимо хочется всего и сразу.  И первым ломается Чонгук — углубляет поцелуй с напором и жадностью, которые он так долго пытался в себе подавить. Им ведь больше не нужно спешить, они друг у друга теперь навсегда, но заставить себя сбавить обороты он не может — слишком долго мечтал об этом моменте.  Тэхён чувствует настойчивость и страсть, с которыми его начинают целовать, чувствует жажду в каждом прикосновении к своему телу, потому медленно перемещает руки с чонгуковой талии на бёдра и, через силу сдерживая в себе порыв сжать их до боли, мягко оглаживает через тонкую ткань шорт.  Чонгук томно выдыхает ему в губы, сводя своего парня с ума не сдерживающимися стонами, а потом и вовсе прерывает поцелуй. Его выдержка трещит по швам, и как бы сильно он не хотел насладиться каждой секундой этого момента, делая всё медленно, плавно и нежно — не может.  Он сгорает в своих грязных желаниях.    — Что-то не так, малыш? — испуганно спрашивает Тэхён, проводя большим пальцем по его щеке и оставляя там влажные следы своих губ. — Хочу сделать тебе приятно, — сбивчиво отвечает, одаривая поплывшим взглядом.  Тэхён успевает лишь приоткрыть рот от неожиданного заявления, когда Чонгук встаёт с кровати и, обхватив за запястье, утягивает его за собой. Они оба оказываются стоящими на мягком ковре, когда младший опускается перед Кимом на колени и заставляет того удивиться и тут же несдержанно вздохнуть от понимания. Если Тэхёну было когда-либо неловко или страшно, то все эти моменты стираются перед тем страхом, что он испытывает сейчас. От одного только вида Чонгука, у которого объёмная футболка спадает, оголяя красивое плечо, и чьи пальцы виртуозно приспускают спортивные штаны — Тэхёну хочется кончить.  (Он даже жалеет, что не надел джинсы с ремнём, чтобы понаблюдать за Чонгуком в этом прекрасном процессе подольше).   Нет, без шуток. Ему действительно кажется, что то место, куда сейчас больно упирается его член, через пару секунд станет мокрым, а его щёки сгорят от стыда за такое быстрое завершение. Как и он сам сгорит заживо прямо сейчас, но не со стыда, а от того, как Чонгук соблазнительно облизывает губы, высвобождая из трусов тэхёнов вставший член. Тэхён хочет прикрыть глаза, чтобы этот вид не свёл его с ума слишком быстро, но сил в себе, чтобы оторваться, не находит. И практически сразу, стоит Чонгуку только коснуться головки языком, с губ Тэхёна срывается долгий и мучительный стон.  Ночь обещает быть такой же долгой, мучительной и не жалеющей ни одного из них.  Как кажется Тэхёну, Чонгук сначала его дразнит — кончиком языка проходится по головке и касается чувствительных рецепторов, облизывает и посасывает медленно, как чупа-чупс, и смотрит то и дело невинным взглядом. От каждого причмокивающего звука, с которым Чонгук заглатывает, Тэхён готов взорваться от перевозбуждения. Чонгук же на самом деле не просто Тэхёна дразнит, а нарочно выводит из себя, чтобы последнему срывало крышу. У него это получается слишком хорошо.  Вместе с тем Чонгуку действительно нравится делать приятно Тэхёну, несмотря на то, что в собственных штанах неимоверно тесно и больно, и эти теснота и боль усиливаются в разы, когда Тэхён неожиданно цепляет его волосы на затылке и сжимает в кулак, заставляя оторваться с причмокивающим звуком от аккуратных облизываний. Он, придерживая его за волосы, заставляет его откинуть голову назад, пока по чонгуковому подбородку стекают слюни.  — Я вспомнил, как ты любишь, — шепчет Тэхён и сосредоточенно следит за реакцией, чтобы в любую секунду отпустить волосы и припасть к ногам того, кому причинил боль. Но, увидев загоревшиеся от удовольствия глаза, он понимает, что не ошибся. В этот раз память его не подвела.    Уголки губ Чонгука игриво устремляются вверх, и рот в мгновение ока возвращается к своему занятию, пока Тэхён с приоткрытым ртом наслаждается этим видом. Он мажет взглядом по поблёскивающим от естественной смазки губам и жаждет слизать её своим языком.  Чонгук невероятный, а Тэхён в нём беспощадно тонет. В его пристрастиях к грубому сексу тонет, в его желаниях быть ведомым, использованным, тонет.  Тэхён очень хотел быть нежным сегодня, правда, но когда малыш о чём-то его безмолвно просит — невинно хлопающими ресницами и притягательными облизываниями — он не в силах ему отказать.  Тэхён даст ему всё, о чём он мечтает. Он резким, но аккуратным движением насаживает рот Чонгука на свой член и внимательно следит за тем, чтобы малышу не было вдруг слишком больно или неприятно. Но увидев, с каким усердием и желанием ему сосут, он успокаивается и шумно выдыхает от кайфа, который резко накрывает его от слишком долгого ожидания заветного момента. Он не уверен, в чём конкретно причина таких ярких ощущений — в том, что у него давно не было Чонгука в сексуальном плане, или в том, что Чонгука рядом с ним в принципе давно не было. Скорее всего, оба варианта. Это, наверное, не так уж и важно. Важно лишь то, что чувство такое яркое, что ослепляет. Такое пронзающее до каждого нервного окончания, что всё тело пробирает одной большой вспышкой. Ему с этим мальчиком порой (всегда) невыносимо — сначала он весь из себя такой невинный, по-доброму улыбается всем вокруг и помогает бабушкам донести продукты до дома, а потом заглатывает так профессионально, как ни одна опытная проститутка не сможет, и лукаво строит глазки. Ангел из преисподней.  Тэхён из последних сил удерживает глаза открытыми — хочет видеть, как щёки его мальчика надуваются от больших размеров, как в удовольствии от происходящего у него закатываются глаза, и лишь убеждается этим видом, что Чонгук любит именно так.  Чонгук любит властного и грубого Тэхёна.  Тэхён активными движениями руки насаживает рот Чонгука на всю свою длину и до самого горла, а давящиеся звуки и стекающие по лицу слюни его распыляют лишь сильнее. Но этот талантливый малолетний искуситель даже не прерывается, не задыхается и прекрасно справляется с горловым минетом, заставляя Тэхёна в удовольствии откинуть голову и уже спустя пару секунд, когда перед всё-таки прикрытыми глазами звенят яркие узоры, беспомощно спустить в его рот.  У него изначально не было ни единого шанса продержаться дольше. Не с Чонгуком.  Чонгук проглатывает горькую сперму и, облизываясь как кот, довольно улыбается, пока Тэхён старается внимательно наблюдать за его эмоциями и реакциями. Он ни в коем случае не должен заставить Чонгука испытывать дискомфорт, поэтому нужно не терять связь с реальностью (что практически невозможно) и следить за малейшим изменением в настроении.   — Покажи мне, что вспомнил, — и лучше бы Чонгук не говорил это с таким томным взглядом. У Тэхёна после этой фразы срываются все предохранители, отбрасывая назад указания разума «не потеряйся в желаниях». Остаётся только бесконечная жажда.  И кем он будет, если своему ангелу не покажет ад, так сильно им обожаемый? Старший одним аккуратным движением руки стягивает с Чонгука футболку, а потом и худи с себя и откидывает их в сторону, а его самого прижимает к себе. Их жаркие тела, липнувшие друг к другу, горят адским пламенем в местах соприкосновения. Тэхёну кажется, что это было бы идеальной смертью. Жадно целуя Чонгука в губы, Ким мягко укладывает его на кровать и отстраняется на долю секунды, чтобы стянуть с него шорты и боксеры. И в эту секунду перед тэхёновым взором открывается неописуемой красоты картина, заставляющая замереть на месте. Крепкие бёдра с выпирающими мышцами, плоский живот и вставший от возбуждения член. Тэхён сглатывает и, переводя хищный взгляд на Чонгука, устраивается у его паха. Чонгук заливается краской, и не то чтобы они прежде не занимались таким, просто ему с непривычки совсем неловко, поэтому он прикрывается рукой и выглядит сейчас таким беззащитным, жалобно прося не делать этого. Тэхён лишь хмыкает и вздёргивает бровь вверх, мол, серьёзно, Чонгук, с каких пор ты играешь в правильного мальчика, и одаривает его взглядом, в котором чёрным по белому читается: «Не отстану». Тэхён шепчет, что тоже хочет сделать приятно и, обхватив чонгуково запястье пальцами, больно прижимает к кровати.  Чонгук в своей беспомощности и скованности в движениях с головой утопает. Ему эти ощущения до головокружения нравятся, и он готов выть и скулить, лишь бы сильнее раззадорить своего парня.  Свободной рукой Тэхён хватает подушку и подкладывает её Чонгуку под поясницу, приподнимая его ягодицы и раздвигая ноги на достаточное расстояние. Перед ним открываются такие вершины, которые он готов вечность разглядывать, но он не может терять ни секунды, чтобы их скорее покорить. Языком он касается мошонки, всё ещё придерживая запястье дрожащего Чонгука, и свободной рукой обхватывает его пульсирующий член, делая медленные и приятные фрикции. Чонгук с каждым движением руки вверх-вниз и касанием языка стонет сильнее и совсем не знает, на каких конкретно ощущениях ему концентрироваться — в нём всё рассыпается в пыль и собирается заново, вспыхивая одной большой волной удовольствия. Он стонет так сладко и красиво, что Тэхён лишь увеличивает темп рукой и активнее вылизывает мошонку. Чонгуку хорошо. Ему просто невероятно и, казалось бы, он от активной дрочки и чужого языка кончит прямо сейчас, предел его удовольствия уже достигнут, но, когда Тэхён медленно спускается к его анусу, он понимает — предела нет. У него от нереальности происходящего удары тока в ногах, и, когда Тэхён ведёт круговыми движениями вокруг дырочки, дразня, Чонгук стонет его имя вместо молитвы.  Ему так сильно хочется быть заполненным.  Тэхён его заполняет. Горячим языком входит внутрь, имитируя фрикции члена. Он рисует языком воображаемый цветок, центром которого является чонгуков анус. Вычитал этот приём в интернете спустя четыре месяца после начала отношений с Чонгуком, и тот никогда не жаловался, ему очень нравилось.  Нравится и сейчас, судя по взмокшему лбу. По тому, как он невольно пытается стиснуть колени от удовольствия и, конечно, по его хриплому стону.  Тэхён толкается в него языком сильнее, чувствуя, как собственный член снова побаливает от возбуждения. Чонгука хватает лишь на жалобный шёпот:  — Я… агх.. сейчас… — Тэхён довольно этому улыбается, отстраняясь от дырочки и лишь усиливая темп дрочки, отвечает короткое: — Кончи, — и Чонгук, широко раскрывая рот от приказного тона, конечно же, не может ослушаться — кончает Тэхёну в руку.  Сознание Чонгука плывёт, тело пробивается электрическими разрядами, а перед глазами у него разноцветный и громкий шум. Ему давно не было так хорошо. Хотя нет, хорошо ему было в ту секунду, когда он увидел Тэхёна на пороге своей квартиры. А с того момента ему безгранично плохо, ведь каждую секунду хочется упасть замертво от передозировки того, что с ним делает Тэхён. Каждое прикосновение остаётся горящим отпечатком на его сердце, каждый оставленный поцелуй заставляет в этом месте расти цветы. И Чонгук не уверен, что сможет пережить эту ночь. Он уже кончил, и ему нужно время, чтобы восстановиться, но он буквально умрёт, если не получит ещё.  Ему с Тэхёном всегда мало.  Тэхён слизывает сперму со своей руки, не отрывая пристального взгляда от смущающегося Чона, а потом припадает губами к его животу и вылизывает всё под чистую, словно кот.  Чонгук чуть ли не скулит от этих видов, беспомощно откидывая голову назад. Он сейчас целиком и полностью кончится, растворится в воздухе, если Тэхён не прекратит, но тот напротив — поцелуями спускается к лобку и припадает губами к члену, заставляя его вновь наливаться в размерах, а самого Чонгука сжать ноги от чрезмерно щекочущих ощущений.  Спустя несколько десятков секунд Тэхён, кажется, решает его пожалеть, с характерным звуком выпуская член изо рта. Чонгук приподнимает голову и внимательно следит, как брюнет хитро улыбается, вставая с кровати и открывая последнюю полку в шкафу. Помнит, где хранится. Он достаёт оттуда смазку и презервативы и возвращается к Чонгуку, которого от понимания предстоящего начинает сильно вести.  Ким откидывает пачку с презервативами на край кровати, чтобы в любой момент суметь до них дотянуться, а тюбик смазки открывает нарочито медленно, с удовольствием наблюдая за Чонгуком, который прикусывает губы и замирает в ожидании. Крышка тюбика смазки щёлкает, громко отпечатываясь в пьяном сознании, и Тэхён выливает содержимое себе на пальцы. Чонгук заворожённо следит, как тот растирает на пальцах бесцветную жидкость и подходит на согнутых коленях ближе. Он, раздвигая чонгуковы ноги, выливает содержимое на его дырочку, которая сжимается от холода. Одной рукой Тэхён закрывает тюбик и откидывает его, и, поудобнее усаживаясь вниз, подносит один палец ко входу.  Тэхён очень медленно вставляет его, а Чонгук вздрагивает от холодных ощущений. Вздрагивает и от длинных пальцев, что двигаются аккуратно и не спеша, и кажутся такими правильными в нём. Двигаясь в Чонгуке, Тэхён следит за его реакциями, чтобы видеть, что он в порядке. Чонгуку, может, непривычно и странно, ведь он так давно не ощущал в себе Тэхёна, но никак не больно — ему нестерпимо прекрасно. Чон снова вздрагивает, когда Тэхён добавляет второй палец. Ему от нетерпения хочется насадиться поглубже, хочется вскочить с места и самостоятельно вставить себе член Тэхёна. Но ему не позволят сорваться, и не важно по какой причине — чтобы не сделать больно или чтобы подразнить. В любом из случаев Чонгуку придётся, крепко стиснув зубы, терпеть. Когда Тэхён вставляет третий палец, двигаясь внутри уже намного активнее и быстрее, Чонгук жалобно всхлипывает, выгибаясь в спине и подаваясь бёдрами вперёд. Ему приятно, ему хочется большего.  Ему хочется член Тэхёна в себе.    Чонгук бессильно шепчет:  — Тэ, пожалуйста… — Ким облизывается и с хлюпающим звуком вытаскивает из Чонгука пальцы, потому что сам готов хрипеть и стонать от желания.  Старший тянется к пачке, лежащей на краю кровати, шуршит упаковкой и достаёт оттуда один презерватив. Но не спешит открывать, передавая маленький квадратик своему малышу, который застыл с приоткрытым ртом. — Надень, — требовательно просит Тэхён, продолжая стоять на коленях. Он возвышается над бессильным Чонгуком словно божество.  Чонгук ослушаться не смеет.  Привстаёт с места, подползает ближе на ватных ногах и дрожащими руками вскрывает упаковку, пока с него обильно капает на светлую простынь. Он застывает перед Тэхёном, у которого взгляд немного плывет, будто он под кайфом. Чонгук гулко сглатывает, выпуская тэхёнов член из трусов, и жадно разглядывает двадцать один сантиметр, который сейчас будет не просто в его рту, а полностью в нём.  — Хочешь его в себе? — Тэхён слегка вздёргивает брови, продолжая дышать равномерно.  (Чонгуку бы его выдержку).  Младший снова сглатывает, потому что да, хочет его в себе больше всего на свете, и молча кивает, смотря просящим взглядом. И, увидев мелькнувшую тяжесть в чужих глазах, принимается раскатывать презерватив по всей длине.  Тэхён моментально, придерживая Чонгука за спину, опускает его обратно на кровать, хватает за щиколотки и тянет на себя, а потом закидывает чужие ноги себе на плечи и подставляет член ко входу.  От мысли о том, что сейчас произойдёт, Чонгуку хочется рассыпаться на маленькие частички, чтобы Тэхён потом собрал его заново с каждым проникновением. Чонгуковы щёки пылают, а зрение расфокусируется — ему нестерпимо. Тэхён его дразнит, водит головкой вокруг, но все ещё оставляет без желаемого. Сам готов умереть, сорваться и, наконец, грубо толкнуться в манящий вид, но он обязан доставить Чону удовольствие, которое будет полноценным лишь в своей долгой прелюдии.   — Тэхён… — тянет жалобное. У него больше нет сил, — пожалуйста. В этот раз сил не остаётся уже у Тэхёна.  Он очень медленно и осторожно входит, заставляя Чонгука тут же ахнуть. И эти стоны умоляют Тэхёна отбросить осторожность, войти резко и грубо, но он противостоит им и следит за каждой реакцией своего партнёра, чтобы не допустить боли.  Чонгуку больно, да. Но эта боль приносит ему, если честно, неописуемое удовольствие. Он не мазохист, нет. Возможно, его моральное удовлетворение воссоединением с любимым человеком помогает перебить тянущие ощущения, он не знает наверняка. Он вообще ничего не знает, даже собственного имени.  Но даже в бреду готов кричать имя того, кто сейчас над ним властвует.  Тэхён входит наполовину и останавливается, чтобы Чонгук привык, и успокаивающе покрывает поцелуями его ноги, лежащие на своих плечах. Он старается удержать равновесие, старается оставаться в сознании, которое уплывает в параллельный мир, ведь ему, как и Чонгуку, сейчас невероятно хорошо. Но он должен быть сильнее и сдержаннее, ведь больше не имеет права подвести или облажаться, поэтому держит глаза широко раскрытыми, наблюдая за любыми изменениями в чужом лице. Тэхён ведёт сухими губами по коже, опаляя её дыханием, и вместе с этим медленно проталкивается глубже, всё с той же осторожностью. Чонгук очень узкий, несмотря на предварительную растяжку, и Тэхёну от этого всё труднее себя сдерживать.  У Чонгука всё горит, у него целый пожар по всему телу, и тот лишь увеличивается, когда Тэхён выходит из него, оставляя опустошённым, а потом вновь вталкивается. Уже более несдержанно и почти до конца.  Привыкнув, Чон начинает двигаться в такт. Подаётся бёдрами вперёд и насаживается самостоятельно, пытаясь стерпеть и не показать нотки боли, которая ему всё равно в удовольствие. Но он знает Тэхёна. Знает, что если тот увидит, что ему, Чонгуку, больно, он тут же прекратит. Он терпит и ничего не показывает.  Ким, почувствовав отдачу в чужих движениях, почувствовав, что Чонгук сам на него насаживается, отлипает губами от его ног и резко останавливается.  — Так не пойдёт, — недовольно цокает он, выходя из Чонгука.  Он должен сам.  Он опускает свою руку Чонгуку на грудь и скользящим движением двигает её к лицу. Длинные пальцы смыкаются на пульсирующей шее и начинают несильно её сдавливать. Чонгук давится, задыхается, но Тэхён лишь довольно улыбается, потому что знает, ему это нравится.       Чонгуку действительно нравится. Он в наслаждении прикрывает глаза, но Тэхён свободной рукой хватает его за челюсть, заставляя вновь распахнуть глаза и разомкнуть губы. — Смотри на меня, — приказывает Тэхён, срывая с чонгуковых губ глухой стон. Чонгук больше не отрывает взгляд.   Тэхён довольствуется чонгуковой покорностью и продолжает доводить его асфиксией. Старший берёт свой член в руки и вновь подставляет к дырочке. Он больше не дразнится и не осторожничает — грубо вторгается практически сразу. С чонгуковых губ моментально срывается полукрик. Ему где-то между «больно» и «запредельно приятно». Он внимательно смотрит на Тэхёна, который вдалбливает его в кровать ещё быстрее и активнее, не решаясь отвести взгляд — знает, Тэхёну это не понравится. Старший весь в испаринах, его губа прикушена от сосредоточенности, а в одном только взгляде читается животная похоть.  Когда Тэхён вновь тянется к его лицу, Чонгуку кажется, что тот его сожрёт живьём, и, знаете, он совсем не против, но Ким лишь облизывает чонгуковы губы языком. Вылизывает каждую трещинку и неровность, а затем оттягивает их зубами, больно покусывая. Тэхён проталкивается в его рот языком, прикрыв свои глаза и продолжая властно удерживать шею рукой.  Чонгук даёт себе секундную передышку, пока Тэхён ничего не видит, и тоже прикрывает глаза в удовольствии. Ему кажется, что он попал в рай. Но по тому, как безбожно из него вытрахивают остатки сознания и жизни, он понимает — это его персональный ад.  Этот демон, что выпустил из своей хватки его шею, теперь больно впивается в талию обеими руками, прижимая к кровати и продолжая с каждым толчком наращивать темп. Чонгуку кажется, что на боках, как и на шее, у него непременно останутся следы. Он и не против, что Тэхён оставит после себя лилово-синие украшения, как напоминание о том, каким голодным он может стать без Чонгука.  Ким, продолжая вдалбливать Чонгука в кровать с глухим звуком бьющихся досок о стену, губами спускается к его шее. Тэхён не может насытиться, ему бесконечно мало, он хочет откусить и попробовать каждый кусочек от Чонгука. Поэтому несильно прикусывает его шею, срывая с чонгуковых губ громкие стоны, чтобы эти места, где оставил боль, тут же зализать языком.    Чонгук чувствует, как близится его конец. Во всех смыслах этого слова. Рукой он прикасается к члену, чтобы усилить свой оргазм, но Тэхён на него рычит, отбрасывая руку — только ему самому можно прикасаться — и тут же накрывает его ствол собственной рукой, приподнимаясь на месте и отрываясь от желанной шеи, чтобы было удобнее. Он, продолжая грубо вторгаться в чонгуково тело, делает быстрые и сильные фрикции кольцом из большого и указательного пальцев, внимательно наблюдая за Чонгуком и его лицом. Оно прекрасно, когда по нему стекают капельки его, Тэхёна, трудов. Младшему хватает пары секунд, чтобы вновь нещадно излиться в руку своего парня.  — Я так скучал по тебе, — мямлит Чонгук и часто дышит, пытаясь прийти в себя.  — Я всё ещё по тебе скучаю, — не отводя голодного взгляда, отвечает Тэхён.  Чонгук, хоть и потерял давно связь с реальностью, всё ещё очень сообразительный и ставящий своего мужчину превыше всего в своей жизни. Он обессиленно, но очень старательно приподнимается с кровати и разворачивается к Тэхёну спиной. Чон опускается на локти, а задницу выпячивает донельзя притягательно, и Тэхён на это приглашение лишь облизывается, приставляя свой член к его анусу.  Тэхёна кроет. От осознания присутствия рядом с ним любимого человека, от его красоты и соблазнительности, от его полной отдачи и покорности. Тэхёна от Чонгука кроет. И первому требуется лишь несколько рваных толчков в горящее тело, чтобы кончить в презерватив с хриплым стоном и обессилено упасть на кровать.  Чонгук тяжело переворачивается на спину, устремляя свой взгляд в потолок.  Там действительно звёзды, или они лишь перед глазами? Тэхён завязывает презерватив, бросает на пол и, не успев даже перевести дыхание, возвышается над Чонгуком. — Всё хорошо? Я не переборщил? Хочешь, принесу попить? — в его голосе и глазах читаются обеспокоенность и чувство вины за чрезмерную грубость в своих действиях. — Я в порядке, Тэ, — сквозь улыбку тихо произносит Чонгук. Он часто моргает, пытаясь уловить реальность. — Мне очень, — он прикрывает глаза, — очень хорошо, — и снова расплывается в улыбке.  Тэхён облегчённо выдыхает и падает рядом с Чонгуком, приподнимая свою руку и тем самым приглашая парня улечься на свою грудь. Чонгук покорно соглашается — щекой прижимается к тэхёновой груди и успокаивается его громким и частым сердцебиением.   — У тебя ничего не болит? — обеспокоенно интересуется Тэхён, поворачивая голову в сторону лица Чонгука, который прикрыл глаза, пытаясь восстановиться. — У меня не было секса полгода, а сегодня я дважды принял в себя двадцать один сантиметр, — не открывая глаз, произносит он. — Как думаешь, болит ли у меня что-то? — не услышав ничего в ответ, Чонгук через силу открывает глаза и встречается с не на шутку обеспокоенным взглядом Тэхёна, устремлённого в пустоту. — Эй, — он накрывает его щёку своей ладонью и притягивает к себе, — я правда в порядке. Сегодня ты напомнил мне, почему я вообще с тобой встречаюсь, — целуя Тэхёна в губы, он смеётся.  Тэхёну всё ещё непривычно с Чонгуком говорить. Он слышал этот смех в видеозаписях своего телефона, а голос только при коротких встречах в университете. Сейчас же этот смех и голос адресованы лично ему. Не в прошлом, а в настоящем. Не в неловких дежурных фразах, а в общей постели и сквозь поцелуй. Тэхён успокаивается. Тэхён приподнимается на месте, заставляя мирно улегшегося на его груди Чонгука сползти на кровать. — Я приглашаю тебя на свидание, Чон Чонгук, — неожиданно заявляет Тэхён, переворачиваясь на бок и оказываясь с Чонгуком лицом к лицу. Ему хочется видеть своего родного. — Дай угадаю, в парк аттракционов? — он вновь хихикает, а Тэхён понимает, что готов говорить что угодно, лишь бы эта улыбка с открывающимися взору большими передними зубами никогда с его лица не сходила.  — Пожалуй, хватит с меня аттракционов. Я хочу новое начало, в котором у нас всё теперь будет по-другому, — ведь оба предыдущих раза, начавшиеся с парка аттракционов, закончились не самым удачным образом. — Как насчёт парка Ханган?  — Звучит идеально, — не раздумывая, отвечает Чонгук. Ему любое место кажется идеальным, если там он будет с Тэхёном. — Я буду на работе с четырёх часов дня до восьми часов вечера. Можем прогуляться либо до, либо после.  — Завтра я буду безостановочно целовать тебя вплоть до того момента, пока ты не уйдёшь на работу, выгнав меня домой, — и он снова принимается покрывать чонгукову шею своими поцелуями, не сумев вдоволь насытиться тем временем (очень малым), что у них сегодня было. — А затем, дожидаясь тебя, буду сидеть за ноутбуком в поисках работы. Может, устроюсь редактором куда-нибудь, или в тот же книжный магазин. Будем вместе принимать поставки новых книг, а я обязательно тебя буду зажимать у полок, зацеловывая до смерти, пока посетители не видят, — он шепчет ему в ухо, прикусывая напоследок мочку. Чонгуку щекотно и он слегка вздёргивает плечи, пытаясь защититься, но всё равно позволяет Тэхёну себя целовать. — Ты уже дома, Тэ, — брюнет неожиданно останавливается на этих словах, замирая в одном положении и не издавая ни единого звука. Он медленно отрывается, приподнимая голову, и смотрит на Чонгука растроганно и удивлённо.  — Ты хочешь, чтобы я переехал обратно?  Тэхён ещё не успел подумать о том, что делать с гомофобными родителями Чонгука. Он прикидывал варианты, в котором они скрываются, делая вид, что не живут вместе или же не живут вместе вовсе, чтобы лишний раз не напороться на неприятности. Но Чонгук говорит о переезде так легко, будто ему и нет никакого дела до своей семьи. — Послушай, мои родители в любом случае останутся недовольны. Они не могут принять реальность, в которой я сплю с мужчинами. А я не могу переделать себя, не могу полюбить женщин и разлюбить члены, — он издаёт лёгкий смешок, смущённо прикрывая глаза. — Но я такой, какой есть, и если эта версия меня их не устраивает, мне больше нечего им предложить. Я знаю, насколько важен для тебя институт семьи, он также важен и для меня. Но я не способен испытывать уважение к людям, для которых такие вещи, как ориентация, определяют силу их любви к собственному сыну. И я ни капельки не жалею, потеряв их в качестве семьи, потому что у меня всегда есть ты, Хосок и Чимин, которые любят и принимают настоящего меня, несмотря ни на что, — Чонгук искренне улыбается Тэхёну, полностью уверенный в своих словах. Тэхёну же становится в очередной раз бесконечно стыдно за своё поспешно принятое решение. Речь Чонгука придала ему уверенность в том, что в этот раз им не придётся расставаться. Ни из-за чьих-то измен (они буквально запрограммированы на любовь друг к другу), ни из-за родителей-гомофобов. Ничто на их пути больше не встанет, и Тэхён хочет отныне принимать только правильные решения, которые всегда будут исключительно в пользу Чонгука. Для него и его счастья. — Это не всё, что у тебя есть, — исправляет Тэхён, ласково толкаясь носом в чонгуков. — Тебя также принимают и любят Намджун, Джин и Юнги.  — О, думаю, Юнги меня особенно понимает и принимает, — он хитро улыбается. — Да, ни один член не способен устоять перед вами, Чонами, — Тэхён довольно смеётся, ни чуть не смущаясь своей шутки. — Эй, — Чонгук слегка толкает его в плечо и хмурится, — вообще-то, мой брат актив.  — Что? — Тэхён удивлённо вскидывает брови. — Хочешь сказать, что Юнги пассив? Не смеши меня, — старший с улыбкой прикрывает глаза и одним видом издаёт молчаливое «пфф». — Он одним взглядом пришибёт кого угодно. Хосок же, напротив — спокойный и мягкий.  — Так, — Чонгук приподнимается с места и забирается на бёдра Тэхёна, восседая теперь на нём сверху, — будешь каждый вечер смотреть со мной «Бесстыжих», раз до сих пор не понимаешь, что характеры людей не определяют их сексуальные роли.  — Малыш, — Тэхён подаётся вперёд и, сомкнув руки на талии Чонгука, прижимает его к себе, — с тобой я даже готов пить кофе и смотреть ситкомы, — и оставляет на его шее дорожку поцелуев.  Чонгук откидывает голову назад и, прикрыв глаза, улыбается: — Я тоже тебя бесконечно люблю.