Длинный коридор ведёт на маленькую кухню со старым оборудованием — раковина с пожелтевшими у стен краями, старенькая, но всё ещё работоспособная плита и совсем новенький белоснежный холодильник. Столик у стенки маленький, и уместится за ним человека три максимум. Несмотря на не совсем презентабельный вид техники, сама кухня довольно-таки уютная — с широким незахламлённым балконом, белыми шторами и множеством мотивационных постеров и стикеров на стене в стиле «ты можешь, я знаю».
Тэхён присаживается на старенькую табуретку, пока Чимин с уставшим видом заваривает себе растворимый кофе, стоя к нему спиной. Он мог бы, как истинный ценитель, заваривать его в турке и периодически ходить в кофе-шопы, чтобы поспорить там о вкусах, виде молока и навыках баристы, но он пьёт кофе, потому что это уже своеобразный обряд каждого его дня. Для него это, как выйти покурить, если хотите, а в сигаретах вкусного, знаете ли, мало. Это просто нужда, без которой ты себя уже не представляешь. У Чимина этой нуждой стал кофе, в который он уже не старается добавить молока или сахара, чтобы было послаще и повкуснее. Просто кофе. Ни больше, ни меньше.
— Кофе ты не пьёшь, а предложить мне тебе больше нечего, — Чимин присаживается за стол и говорит тоном, в котором отчётливо улавливается, что ему и плевать, что угостить гостя нечем. Особенно учитывая, что гость незваный, да и не самый желанный. Особенно учитывая, что у Чимина не самые лучшие
полгода дни.
— Я здесь и не за этим, — Тэхён отвечает с добрым намерением, но получается всё равно как-то сухо и строго. Взгляд такой же — уверенный и сосредоточенный.
Самовнушение на Чимина так действует, или же в Тэхёне действительно что-то поменялось — он не знает наверняка, но не может проигнорировать твёрдость в чужом голосе. Тэхён будто источает атмосферу уверенного в себе мужчины, даже взгляд у него вновь стал дерзкий, когда как Чимин уже привык и, кстати, изрядно от этого заебался, к вечно потерянному и готовому расплакаться виду.
— Ты здесь, чтобы заполучить задницу моего лучшего друга, — безразлично подмечает Чимин и, как ни в чём не бывало, делает глоток горячего кофе без молока и единой ложки сахара, от чего Тэхён как-то мысленно вздрагивает. Ну и гадость. Сам кофе. Без сладости — вдвойне гадость.
А ещё он думает, что сказанное про задницу прозвучало… грубо. И не то что ему не нужна задница Чонгука, которая, кстати, донельзя упругая и красивая в своих округлостях. Нужна. Просто, ну, сердце для него первостепенно.
И пока он молча размышляет о
таком, Чимин безразлично пялится в стену, периодически запивая свою пустоту чёрной и горькой жидкостью и нервно постукивая пальцами по столу. Он бы пробыл в своём собственном мире, не обращая внимания на чужое присутствие, ещё долго, если бы не Тэхён, уставившийся на него тяжёлым взглядом и оборвавший его поток отсутствующих мыслей одной короткой фразой:
— Не говори мне, что хочешь сорваться.
Эта фраза повисает в воздухе, делая тишину и без того тяжёлой. Чимин медленно опускает кружку на стол с характерным звуком и переводит свой хмурый взгляд на брюнета, сталкиваясь с каким-то сочувствием в тёмных глазах. Чимину долго думать не приходится, он понимает практически сразу — Тэхён
вспомнил.
— Зато ты, я смотрю, идёшь на поправку, — он наклоняет голову к плечу и давит из себя короткую, но едкую ухмылку. Он старается не думать о том, каким внимательным оказался Тэхён, и как легко он перевёл тему на чужие проблемы, несмотря на вагон и одну тележку собственных. — Воспоминания возвращаются, Тэхён-а?
Зрение Тэхёна расфокусируется, он цепляется за тот маленький островок воспоминаний, в который неожиданно врезалось его сознание — Чимин курил.
Они даже любили выйти вместе на балкон в тэхёновой комнате во время очередной вечеринки, покурить и поболтать, например, об индо-пакистанском конфликте, потому что Чимин вообще-то очень любит историю, а Тэхёну каким-то образом удаётся быть осведомленным во всех сферах жизни, включая эту, и в принципе нравится говорить буквально обо всём на свете. Но Чимин курил, кажется, даже чаще и больше самого Тэхёна, причём не всегда это были одни только сигареты. Но об этом не знал никто, кроме Тэхёна, который однажды даже забирал Пака с какой-то сомнительной вечеринки. Звонок в час ночи с неизвестного номера со словами: «Я накурился, проснулся хуй знает где, да ещё и в собственной блевотине, без денег и телефона в кармане. Забери меня. Пожалуйста». Тэхён ехал и забирал, и ему даже не нужно было говорить о том, что Чонгуку об этом эпизоде знать необязательно — Тэхён понимал без слов.
Они с Чимином на самом-то деле очень похожи характерами — оба вспыльчивые, прямолинейные и упёртые. Не стоит забывать и о безграничной любви к Чону, за которого они вместе готовы в клочья разорвать любого за косой взгляд или грубую фразу.
А потом в один прекрасный день, который не предвещал ничего плохого, у Чимина температура под сорок, острая боль в гениталиях, тошнота и рвота в течении нескольких дней. Рассказал он об этом тоже только Тэхёну, который и отвёз его в больницу, где врач с уверенностью заявил, что тяжёлые металлы, содержащиеся в составе табачного дыма, оседали в почках в виде камней. Была проведена операция, и тогда Чонгук, конечно же, узнал о вредных привычках своего лучшего друга, и, хоть и продолжал приходить в больницу и после домой, очень обиделся. Очень, значит
очень.
Ведь они с самого детства были вместе, рассказывали друг другу абсолютно обо всём, и Чимин был первым, кто узнал, что Чонгуку понравилась не новенькая и шумная Джэа, которая перевелась к ним в восьмом классе и была крашем абсолютно каждого мальчика (возможно, даже некоторых девочек), а её молчаливый брат с каштановыми волосами и родимым пятном в виде лепестка на шее. И так погано было на душе от мысли, что Чимин посчитал, что рассказать правду и обратиться за помощью будет лучше не к своему лучшему другу, а к его парню. Их близость, конечно, отдавалась Чонгуку приятными ощущениями, но обида была сильнее.
Помириться с чьей помощью удалось, догадываетесь?
Тэхён завёл их в одну аудиторию, сказал: «Одному нужна поддержка в борьбе с зависимостью, второму — извинения за недоверие и обман. Справитесь?» — и ушёл, закрыв их на ключ, который ему покорно одолжил Сокджин.
В общем-то, Чимин и Тэхён никогда не были врагами, напротив — много общались и смеялись, а ещё вместе безгранично любили и оберегали Чонгука. В конечном итоге это и стало камнем преткновения, ведь Пак готов убить любого, кто обидит его лучшего друга, и, к несчастью, этим «любым» оказался Ким Тэхён.
— Почему ты съехал со старой квартиры? — неожиданно спрашивает Тэхён, тем самым неосознанно отвечая на заданный вопрос. Да, воспоминания к нему возвращаются. — Она была больше и… — он оглядывается на старые и выцветшие обои светло-жёлтого цвета, которые кажутся ему немного болезненными, что совсем не клеится с идеальным образом Чимина, — современнее, что ли.
Чимин тушуется и поджимает губы, задумываясь о том, стоит ли делиться личным с тем, кого последние несколько месяцев мечтает собственноручно придушить. Ему совсем не хочется сейчас терзаться мыслями о том, что этот кто-то не раз его выручал и слишком часто оказывался тем, с кем было приятно добежать до магазина на перемене всего в десять минут (потому что кое-кто не наелся на обеде), обсуждая успех предпринимателя Джека Ма; было здорово собраться втроём в квартире Чонгука, впервые попробовать хумус (отметив, что очень неплохо), а потом пьяными включить чат-рулетку и смеяться с полуголых индусов.
— Мама заболела. Нужны были деньги, — отвечает ни по-злому, ни по-доброму. Отвечает абсолютно никак.
Ведь тот Тэхён — весёлый, классный и поддерживающий — остался в прошлом. Он сам своей ошибкой разделил время и восприятие на «сейчас» и «тогда», оставив тёплые отношения с теперь уже второкурсниками-архитекторами где-то позади. Но ничего ведь страшного нет в том, что Чимин ему ответил, поделившись личным? Он ведь без подробностей, и это абсолютно точно ничего не значит?
— Что с ней? — обеспокоенно интересуются с той стороны, в которую Чимин старается даже не смотреть — прячется, приложив руку к виску.
Потому что Тэхён кажется ему сейчас тем самым Тэхёном, про которого он думал однажды «этот чел классный, я рад, если Чонгук будет с кем-то вроде него», и Чимину не хочется, чтобы его озадаченность и внутренние сомнения были замечены. Ведь даже если Тэхён не изменял, он всё равно наломал кучу дров, которые до сих пор Чимину колют сердце и снятся кошмарами. Такое нельзя забыть одним «не изменял». «
Совершил ошибку — расплачивайся за неё», — размышляет Чимин, и, наверное, на этом можно было бы закончить бессмысленный монолог и выставить незваного гостя за дверь, но мысли его всё равно каким-то образом настигают и продолжают терзать, заставляя отвернуться от виновника сей ситуации и спрятать потерянный взгляд в разбушевавшемся ветре за окном. Тэхён тоже мог сказать ему: «Совершил ошибку — расплачивайся», получив звонок с неизвестного в час ночи, и мог сказать так, узнав про температуру под сорок и адские боли.
Не сказал.
Лучше бы сказал! Тогда Чимину не пришлось бы сейчас давиться своей совестью, что засела комком в горле и не отступает. Не пришлось бы переводить свой грустный взгляд с раскачивающихся ветвей деревьев и яркого полумесяца на небе на переживающего Тэхёна, которому почему-то считает нужным сказать правду. Просто из вежливости за то, что однажды помог. Ни больше, ни меньше.
— У моей мамы был рак груди. Я переехал, потому что стоимость аренды моей квартиры была очень дорогая, а нам нужны были деньги. Аренда этой — намного дешевле, и квартира вполне себе нормальная. Жить можно, — видя, как чужое лицо мрачнеет и становится каким-то сочувствующим, Чимин тут же пресекает на корню возможные слова утешения и поддержки: — Она уже идёт на поправку, смогла победить болезнь. Не утруждай себя никому не нужными сочувствующими фразочками, — что переводится как «я пока не готов подпустить тебя ближе».
Тэхён знает, что добиться от Чимина таких откровений очень многого стоит, и, понимая, что больше, чем ему уже сказали, он всё равно не получит, оставляет короткое:
— Я рад, что ей стало лучше, — затем неловко прочищает горло и уточняет: — Но если болезнь осталась позади, почему ты хочешь сорваться? Плохой день? — Тэхён подпирает подбородок кулаком, действительно заинтересованный в истории, и слегка подаётся к собеседнику ближе.
— Разве можно назвать день хорошим, если к тебе прямо перед сном врывается сумасшедший бывший твоего лучшего друга, — Чимин отодвигает свою табуретку подальше от обеденного стола, морща нос, — от которого ещё и сигами несёт за километр? Если ты ему не изменял, это не значит, что я готов простить тебе всё остальное, не испытывай моё терпение.
— И ты даже не уточнишь обстоятельства
неизмены? Просто поверишь мне на слово?
— Вспоминая твою болезненную озабоченность Чонгуком — что до аварии, что после неё — у меня, знаешь ли, не возникает сомнений в правдивости твоих слов, — с усмешкой говорит Чимин и дарит собеседнику игривую улыбку.
Потому что перед ним всё ещё тот самый Тэхён, что с суровым видом и в байкерской куртке приносил Чонгуку мармеладных червячков и банку кока-колы. Тот самый Тэхён, который, подвозя своего парня, всегда предлагал тоже самое и его лучшему другу. Тот самый Тэхён, что сидел у больничной койки Чимина и обещал, что всё будет хорошо.
Да, все совершают ошибки, в том числе и тот самый Тэхён, который всеми силами хочет теперь всё исправить. И кто такой Чимин, если ему в этом не поможет?
Тэхён тоже улыбается, окончательно расслабляясь. И не то что бы до этого он чувствовал себя супер-некомфортно, но всё же сейчас, после доброй усмешки и улыбки, которые даже привели к череде коротких флэшбеков, он расслабляется так, будто перед ним его старый друг. Наверное, даже без «будто».
Тэхён всё же рассказывает Чимину подробности
неизмены, так как ему хочется ещё раз прогнать в голове тот сценарий правды, что он узнал от брата, а сознание вдобавок подкинуло вернувшиеся воспоминания. Делится чувствами того дня, когда родители обвиняли Чонгука в его ориентации, а он выглядел так потерянно и грустно, что тэхёново сердце не выдерживало. Рассказывает, как принял решение буквально за пару минут, убеждённый, что потерять семью — страшно. Говорит, что, естественно, никогда никого себе не находил, никогда не имел в виду то, что наговорил, а после расставания просто заперся в квартире на несколько недель и беспроглядно пил и плакал. Одним словом — страдал. По собственной, в отличии от Чонгука, воле. Чимин постоянно хмурится, раздражается нелепостью его действий, один раз даже больно бьёт по ноге, вспоминая, что именно тот «наговорил» Чонгуку, но в целом правду принимает и охотно хочет покончить с затянувшейся драмой. Поэтому он, заваривая себе ещё одну чашку кофе, просит Тэхёна поделиться своим грандиозным планом.
Воодушевлённый Тэхён прочищает горло, будто месяц готовился к этому моменту, на деле же — обдумывал детально варианты воссоединения, пока мылся, переодевался и ехал сюда на такси. Он убеждён, что не может просто прийти к Чонгуку и сказать: «Я люблю тебя, давай попробуем всё сначала», ведь это
Чонгук.
Чонгук, с которым нужно романтично, нежно, ласково. Чонгук, ради которого он готов сделать всё, что угодно, если тот того только пожелает. Чонгук, которого он хочет осыпать своей любовью с головы до ног, потому что сходит с ума от того количества чувств, что в нём копились и не имели возможности себя никак проявить. А Тэхёну это необходимо как воздух — заботиться, ласкать, любить, целовать, обнимать. Поэтому он, полный уверенности и воодушевления, встав со своего места и отойдя к балкону, начинает:
— В общем, у меня есть несколько вариантов. Первый — ты везёшь Чонгука в кафе под названием «September» под предлогом «потусить», а там его буду ждать я вместе с Асагири Кафкой.
— Это вообще кто? — тут же перебивает Чимин, недовольно хмуря брови и абсолютно не понимая, что в их воссоединении, где должны участвовать только они вдвоём, делает какой-то посторонний человек.
— Это автор его любимой манги, — быстро уточняет Тэхён, не желая прерывать поток своих идей, и продолжает: — Кафе я тоже выбрал неслучайно. Мы ведь с ним в сентябре познакомились, мне кажется, это очень символично, — и мечтательно улыбается. — Так вот, мы с Асагири будем ждать его там, ведь я устрою для них личную встречу. Чонгук будет вне себя от радости и…
— Ты будешь лет сто ждать момента, когда известный писатель освободит в своём плотном графике место для тебя. За это время Чонгук успеет тебя забыть и завести семью, — Тэхён обиженно хмурится, а Чимин продолжает: — Но даже не это должно было подсказать тебе, что план провальный. А как минимум тот факт, что нахрен ты этому Кафке не сдался, чтобы он приезжал к тебе из… — Чимин задумчиво прикусывает губу и щелкает пальцами, призывая Тэхёна подсказать место жительства неизвестного ему автора.
— Японии, — подсказывают.
— Японии, — скептически соглашается Чимин. — Это очень долго и сложно осуществимая идея, — заключает младший, а Тэхён от этого как-то падает духом и грустнеет.
Он совсем не подумал о том, что, даже если у него есть достаточное количество денег, чтобы осуществить свою задумку, у автора просто-напросто может не быть свободного времени. Но он не падает духом, ведь не зря он продумывал запасные варианты, и продолжает:
— Ладно, у меня есть другой вариант. Ты везёшь Чонгука под предлогом дружеской прогулки загород, где его жду я. Мы в обнимку прыгаем с тарзанки, что является символом освобождения от нашего прошлого, и начинаем новую жизнь с чистого листа, оставив всё плохое позади, — Тэхён довольно улыбается, ведь такую идею Чимин точно одобрит. Это необычно и до безумия романтично — прыгнуть вместе. Кому такое вообще может не понравиться?
Но и тут его ожидает разочарование, когда Пак, глубоко вздохнув, говорит:
— Тэхён, даже если ты каким-то образом сможешь отыскать прыжки с тарзанкой в конце ноября, в чём я сильно сомневаюсь, то что ты будешь делать с чонгуковой фобией? — Тэхён с открытым ртом пялится в одну точку, а потом одними губами произносит: «Блять».
Он ведь уже после аварии ездил с Чонгуком в парк аттракционов, где заметил, как младший испугался карусели на большой высоте. Как он мог забыть об этом в такой ответственный момент?
Ким прикрывает глаза и устало зарывается лицом в ладони. В нём остаётся всё меньше и меньше уверенности, и в какой-то момент он начинает думать, что его вновь ожидает жизнь без Чонгука, что переводится как «смерть». Но он снова предлагает новую идею, правда, уже совсем грустно и обречённо:
— Ладно, третий вариант. Ты везёшь Чонгука…
— Стой, остановись, — Чимин поднимается с места и подходит к собеседнику ближе. Он опускает руку ему на плечо и заботливо вглядывается в его расстроенные и потерянные глаза: — Послушай, ты сам не устал от такого долгого развития событий? Лично мне надоела уже ваша беготня друг от друга, слёзы, страдания и фейковые дни рождения, чтобы вас помирить. Я понимаю, что ты хочешь устроить ему что-то особенное и супер-романтичное, чтобы заслужить прощение, второй шанс и прочее. Но, как я уже сказал, он давно тебя простил, и я уверен, что ему просто нужен ты. Не твои сюрпризы, касающиеся его боязни высоты или подарки в виде незнакомых ему людей на вашем официальном воссоединении, а ты, Тэхён. В своей спортивной одежде, торчащими из-под кепки волосами и запахом сигарет. Просто поезжай к нему сейчас и скажи, как сильно он тебе нужен. А потом вы сойдётесь и вместе обязательно сделаете всё тобой задуманное. Что думаешь?
— Звучит, как идеальный план, — с благодарной улыбкой произносит Ким.
Ему в голову не приходило, что всё может быть так просто. Хотелось чего-то особенного, необычного и символичного, но всё это действительно лишь займёт много времени, когда как Чонгуку просто нужен... он? Тэхён не может не согласиться с тем фактом, что сам в такой ситуации с ума бы сошёл от ожидания, и всё, чего хотел бы — это поскорее увидеть Чонгука. Без подарков, сюрпризов и грандиозных планов. Просто Чонгука.
— Ну, не самый идеальный, — Чимин пожимает плечами, смущённо отводя взгляд, — но немного получше всех твоих, да, — и тоже улыбается. Немного задумчивой и печальной улыбкой, потому что вспоминает все эти трудные месяцы, что, к счастью, остались позади. Но помимо трудных для них обоих, Чонгука и Тэхёна, месяцев, было ещё и подлитое Чимином масло, и он это сейчас осознаёт и чувствует, что задолжал чуть больше откровений для того самого Тэхёна, которому действительно впервые за всё время нужна его помощь. — Тэхён, знаешь, я был против вашего воссоединения, потому что видел, какую боль ты ему причинил. Наблюдая его состояние, я правда хотел тебя убить. Но лишь с твоим возвращением в его жизнь, он снова начал улыбаться и по-настоящему жить. На дне рождения Джина я увидел с какой печалью он на тебя смотрел, и понял, что ему не нужны тысячи Соджунов с их дорогими тачками и квартирами, с образованием и лучшей в мире работой. Ему всегда был нужен только ты. А я больше всего на свете хочу, чтобы он был счастлив. Пусть даже с тобой, хотя нет, — он, прикрыв глаза, качает головой и улыбается, — без «пусть». Я
хочу, — он делает акцент на этом слове, пытаясь донести суть и вглядываясь внимательно в Тэхёна, который поджал губы, чтобы сдержать невероятно довольную улыбку, — чтобы он был именно с тобой, ведь его счастье заключается в тебе. А ты, я точно знаю, всегда делал и делаешь всё только ради него, и даже этот глупейший поступок с обманом и расставанием ты совершил исключительно ради него. Ты отложил собственные чувства и эмоции, желая первостепенно сделать счастливым его. Но ты проебался, потому что ему никто не нужен, кроме тебя. Так иди к нему, скажи, что чувствуешь, и закончи уже эту нелепую главу вашей истории, — Чимин замолкает, но его глаза продолжают гореть, будто он выступил с речью перед тысячной армией накануне войны. И в нём такой запал и воодушевление, что он готов сам поучаствовать в битве, но она не для него. Она исключительно для Тэхёна, который сейчас с такой благодарностью смотрит на Пака, что последнему становится даже как-то неловко от смущения.
Ким улыбается, поджимая губы, и чуть ли не прыгает от радости, сдерживаясь из последних сил. Он молча вытягивает руки вперёд, и, когда Чимин успевает лишь удивлённо изогнуть брови, Тэхён прижимает его к себе. Розоволосый бормочет себе что-то под нос, пытаясь высвободиться, но в конечном итоге лишь смиренно укладывает голову на тэхёново надплечье и, положив руки на его спину, слегка приобнимает в ответ.
Спустя пару секунд они отстраняются друг от друга, и Тэхён произносит смущённое:
— Как я… выгляжу?
— Как человек, которого Чонгук любит и ждёт каждую секунду своего существования, — уверенно заявляет Чимин и подталкивает Тэхёна со спины к выходу.
Стоя в коридоре, они жмут руки, будто на прощание, но на самом деле безгранично друг друга за всё благодаря.
Пожелав Тэхёну удачи, Пак закрывает за ним дверь.
***
editors — no sound but the wind
Время к полуночи. Музыка в салоне звучит очень тихо и приятно ласкает слух своей спокойной мелодией. Тэхён, наблюдая за ночным городом из окна такси, думает лишь об улыбке Чонгука. О его мягких волосах и красивом голосе. Мысли в голове даже не путаются, дыхание не сбивается от переживаний перед предстоящей встречей — он, наконец, едет
домой, и эта мысль его успокаивает. Ему немного страшно и волнительно, но это чувство, скорее, приятное. Когда едешь в аэропорт или на вокзал, нервничаешь, что что-то пойдёт не так, но так сильно предвкушаешь своё путешествие, что негативные эмоции меркнут перед тем прекрасным, что тебя ждёт после. Тэхёна ждёт сонное и удивлённое, немного помятое, возможно, с красным следом от подушки, но самое красивое лицо в мире.
Время к полуночи. Консьерж встречает Тэхёна лёгким кивком головы и без лишних просьб пропускает через турникет. Ким благодарно кланяется и улыбается, а сердце нежится мыслями о том, что он здесь не чужой. Его знают и принимают, и он надеется, что это касается и родного четырнадцатого этажа. Пока он едет в лифте, прокручивает в голове те слова, что ему не терпится произнести. Об ошибках и необдуманных решениях. О потерянном, обретённом и вновь потерянном. О своей безграничной любви. Слова, которые он так долго хранил в себе, считая себя недостойным их произносить. Сейчас у него есть шанс своими чувствами поделиться. Не в заметках телефона, не самому себе в слезах перед сном и не бутылке спиртного. Поделиться ими с Чонгуком.
Время к полуночи. Тэхён, стоя перед квартирой, в которой мирно спит его малыш, тянется рукой к звонку и уверенно нажимает на кнопку. Коротко и быстро, чтобы звенящий шум не сильно напугал спящего ангела. Проходит секунд тридцать, после которых Тэхён слышит сонный зевок и шарканье тапочек по паркету. В какой-то момент шаги прекращаются, и Ким может поклясться, что видит сквозь дверь, как Чонгук удивлённо смотрит в глазок; слышит через стены, как затаилось его дыхание и сильнее забилось сердце.
Замок проворачивается на два оборота, а сердце Тэхёна замирает в ожидании.
Когда дверь открывается, Тэхён не сразу решается поднять глаза — иначе умрёт на месте от передозировки своего счастья. Он медленно ведёт взглядом по пушистым тапочкам, клетчатым серым штанам и белой свободной футболке. Под футболкой тонкая медовая шея, к изгибам которой хочется припасть губами. Пепельные волосы у корней уже приобретают естественный тёмный цвет, и не выпрямлены даже, а взъерошены мягкими волнами.
Как раньше.
Чонгук кулачком трёт сонные глаза, и, когда убирает руку от лица, Тэхён распадается на атомы. Он видит перед собой самого прекрасного человека в мире: у него прикрыты глаза от яркого света из подъезда, ресницы подрагивают, а пухлые губы раскрываются безмолвно, будто он хочет что-то сказать, но слов не находит.
Они молча наблюдают друг за другом, будто целую вечность были в разлуке, а теперь вот стараются внимательно рассмотреть каждое изменение. Смотрят на израненные временем и страданием лица друг друга и знают только одно, напротив — спасение. Они оба устали жить в персональном аду, где каждая эмоция и мысль друг о друге отдаётся болезненным стуком сердца. Они оба так устали… что сейчас глядят с застывшей во взгляде надеждой, что боль, наконец-то, уйдёт?
— Тэхён, — шепчет Чонгук.
И он ни слова больше не успевает произнести, потому что в эту секунду брюнет подрывается с места, будто собственное имя, сорвавшееся с чужих уст, для него стало разрешением приблизиться. Он за один шаг подходит к Чонгуку и крепко прижимает его к себе, обвивая руками талию. Он утыкается в его шею носом, ведёт по ней жадно и будто надышаться не может. Будто если отпустит сейчас, то непременно упадёт замертво от нехватки кислорода. Тэхён влажными губами невесомо касается линии челюсти, будто абсолютно случайно и по неосторожности, на самом же деле — он этими поцелуями дышит. В каждом невидимом поцелуе просьба — позволить и дальше касаться, позволить остаться и поговорить, позволить дышать.
Чонгук глубоко и прерывисто вздыхает, растворяясь в горячих руках и опаляющем дыхании Тэхёна на собственной коже. Чон, теряясь в своих чувствах и мыслях, не решается даже говорить что-то, хотя чувствует молчаливый вопрос, застывший в этих объятиях и прикосновениях. Стоя в цепкой тэхёновой хватке посреди коридора, пока из-за открытой входной двери по квартире гуляет сквозняк, он чувствует, что от него ждут ответа.
И он отвечает Тэхёну.
Обвивает руками его шею и сам укладывается ему на плечо, тем самым разрешая остаться, говорить и дышать.
Потому что ему самому нужен кислород.
Тэхён от его прикосновений мысленно вздрагивает. Чонгук снова его простил. Снова принял и разрешил находиться рядом, когда Тэхён в свою очередь его только подводил и такое отношение даже не заслужил. Осознание того, какой прекрасный человек перед ним стоит, доводит его до слёз. Он выпускает Чонгука из своей хватки, немного отстраняется и опускается на пол. Он виновато и преданно склоняет свою голову перед Чонгуком, стоя перед ним теперь на коленях.
У Чонгука от этой картины начинают дрожать губы. Тэхён сейчас такой смиренный и уязвимый, что в груди становится больно. Больно видеть его таким измотанным и разбитым, больно, что собственные чувства привели их к
такому исходу событий. Вместе с тем, он не может остановить разливающееся по телу тепло, ведь его родной Тэхён, когда стрелка часов уже перевалила за полночь, стоит здесь и сейчас на коленях, склонив перед ним, Чонгуком, голову, потому что... любит?
— Позволь мне сказать? — Ким поднимает голову, и Чонгук, встречаясь с его глазами, полными слёз и какой-то безмолвной грусти и надежды, вздрагивает, поджимая и без того дрожащие губы. — Я — самое бесполезное существо во Вселенной. Без целей, желаний, амбиций. Мои поступки кричат о том, что я недостойный человек, и если бы ты только попросил меня исчезнуть с лица Земли, я бы непременно послушал тебя и никогда бы больше не существовал, — его руки висят по швам, голова запрокинута вверх, будто он всматривается в небо и молится, а глаза наполняются слезами, которые он периодически утирает тыльной стороной ладони. — Но ты никогда не просил меня об этом, никогда не обижался и всегда прощал. Ты словно послан с Небес, чтобы быть в этом мире единственной доброй и светлой его частью. А мне посчастливилось тебя встретить, и благодаря этой встрече, я обрёл смысл, — он улыбается с застывшей на губах благодарностью и... восхищением. — И дело не только в том, что мой смысл — ты, но и в том, что ты заставляешь меня желать большего, стремиться к большему. Когда я думаю о тебе, я думаю о доме, о будущем и о нас в нашем будущем доме. С тобой я хочу стать тем, кто будет твоей вечной опорой, хочу стать тем человеком, о котором ты будешь с гордостью рассказывать знакомым, кого будешь без стеснения называть своим мужчиной, — Чонгук отрицательно мотает головой, не желая слушать глупости, сказанные Тэхёном, ведь он
уже (всегда) им гордится и никогда не стеснялся называть своим мужчиной. Но он не смеет прерывать чужую исповедь. — Я знаю, что принёс тебе много боли и слёз, много раз подводил и показывал свою слабость, но я так нуждаюсь в твоих прикосновениях к моим щекам и волосам, нуждаюсь в твоём пении в душе по вечерам, нуждаюсь в твоих перепачканных карандашом руках. Я так нуждаюсь в тебе, Чонгук, что забываю о том, что недостоин, забываю, что не имею на это права, и стою перед тобой на коленях, просто умоляя. Знаю, что я жалкий наглец и прошу слишком многого, но мне без тебя так плохо, что мне ничего не остаётся, кроме этого. Я буду каждый день сидеть под твоей дверью, потому что мне даже некуда идти, ноги всегда будут вести меня сюда. Может, если ты божий ангел, то я бесполезная компьютерная игра с твоим именем вместо программного кода? — он усмехается, опуская голову вниз и отводя взгляд, а потом, будто набрав побольше воздуха, продолжает немного тише, нежнее и интимнее: — Потому что только с твоим присутствием в моей жизни я ощущаю себя полноценным. Позволь мне снова любить тебя, позволь быть рядом и доказывать каждый день, что больше ни на секунду не подведу тебя. Позволь мне вновь стать для тебя кем-то важным. Кем-то, кому ты в первую очередь позвонишь, когда на работе или учёбе произойдёт неприятность, кем-то, кто сможет провожать и встречать тебя ежедневно, кем-то, на чьей груди ты будешь засыпать, — он кладёт руки на чонгуковы ноги, ласково поглаживая их через ткань. — Позволь мне вновь поселиться в твоём сердце, ведь своего у меня нет. Моё сердце не просто принадлежит тебе, моё сердце — и есть ты. И я люблю тебя больше всего в этом мире. Чонгук, я люблю тебя, — он виском прижимается к чонгуковым ногам, руками обнимая его под коленями, и плачет, — я люблю тебя, — произносит сквозь слёзы, будто говорить это и плакать приносит ему облегчение и освобождение, — я люблю тебя, — и с каждым произнесённым признанием, Чонгук всхлипывает и срывается истошной истерикой, — я люблю тебя.
Чон не выдерживает, весь трещит по швам от переполняющих тело эмоций и, рыдая, опускается на колени рядом с Тэхёном. Заключив удивлённое и покрасневшее лицо в свои ладони, он притягивает его к себе. Смотрит бегающими глазами туда-сюда, дрожит каждой частичкой себя, шмыгает носом и шепчет:
— Я не смогу отдать тебе своё сердце, — Тэхён замирает и уже почти даже не существует, растворяясь в чужих словах, что ранят душу, и нежном взгляде, что эти раны тут же лечит, — ведь оно ещё до образования нашей Вселенной принадлежало тебе. Я целиком и полностью принадлежу тебе, — и увидев загоревшиеся искорки в чужих глазах и дрогнувшие уголки губ, произносит: — Тэхён, я люблю тебя.
И в этой кромешной тьме, что освещается лишь яркими огнями в глазах двух до боли влюблённых людей, в этой безмолвной тишине, что нарушается лишь громко бьющимися сердцами, которые обрели своё долгожданное спасение и счастье, Тэхён прикасается ладонью к пылающей щеке Чонгука и медленно приближается к его лицу. У него звон в ушах и учащённое сердцебиение, вихри и бесконечные ураганы в животе, но чувствует он себя самым умиротворённым человеком в мире. Тем, кто спустя годы скитаний в жаркой пустыне, без каких-либо надежд и шансов, нашёл колодец с чистейшей холодной водой.
Чонгук ощущает себя так же, ведь даже сердце у них одно на двоих.
И с этими чувствами Тэхён нарушает безмолвие мягким прикосновением к чонгуковым губам. Он накрывает их своими, продолжая большим пальцем оглаживать влажную от слёз щеку, и целует. Целует аккуратно и нежно, не углубляется и не кусает, наслаждаясь пухлыми и горячими губами Чонгука. Слёзы продолжают стекать по коже каждого из них, дыхание обжигает их обоих так сильно, что больно. Но оторваться и прервать поцелуй — больнее. Это было бы настоящим концом света. Им хочется (
нужно) насладиться каждой драгоценной секундой этого момента, ведь столько времени утекло и растворилось в бессмысленных поступках и словах, в мимолетных встречах и коротких взглядах в прошлом.
Целуясь, Тэхён продолжает касаться чонгукового лица, шеи и плеч, пока Чон расстёгивает куртку Кима и дрожащими руками пробирается под его худи, трогая горячую спину и поясницу. На самом же деле пробирается в самую душу, где всегда было его место.
Они целуются, а слёзы на их губах смешиваются в одну, и им нет никакого дела до открытой настежь входной двери и холодного сквозняка, гуляющего по квартире.
Они целуются неторопливо, ведь спешить им больше некуда.
У них впереди вечность, которую они больше не страшатся — знают, что проведут её вместе.
