***
Двадцать семь дней прошло со дня, когда Юнги принял свои чувства и дал себе шанс на отношения. Он окончательно переехал к Хосоку, никак и ничего не объяснив родителям, кроме короткого «снимаю квартиру с другом». Отец, конечно, возмущался, говорил, что это лишняя трата денег, учитывая, что в его распоряжении «целая кухня, мало, что ли», но Юнги на его слова никак не отреагировал — слишком долго слушал его нотации и во всём соглашался. Мама спорить не стала, но Юнги в день своего ухода увидел в её глазах печаль — она не хотела оставаться с отцом одна. Юнги продолжает самостоятельно платить за учёбу и обещает себе, что, когда окончательно встанет на ноги, будет делать маме подарки и помогать финансово. Сейчас же они, оба работающих, в состоянии прокормить себя самостоятельно и без помощи сына. Юнги активно работает над написанием новых песен, в чём ему всегда помогает его парень, и репетирует перед предстоящим выступлением. Работа официантом и помощь с курсовыми работами его больше так не утомляли, как это было, когда он жил с родителями. Он сделал для себя выводы, что уставал он больше, видимо, морально — от вечного давления, каждодневных осуждающих взглядов и фраз и отсутствия поддержки. С Хосоком было иначе: ему можно пожаловаться на грубого гостя, на медленную скорость обслуживания клиентов его коллегой и на тупой проект по бизнес-планированию, к которому вообще не хочется приступать. За него это тайно делает Хосок. Ещё Мин открыл для себя тот факт, что он, оказывается, очень тактильный: любит, когда Хосок (а он это делает всегда) во сне прижимает к себе, касаясь живота и утыкаясь носом в волосы или шею. Любит, когда во время поездки на машине, Чон переносит на несколько секунд руку с руля на его колено или плечо. Это приятно. Как и поцелуи, от которых они первые недели две оторваться не могли, целуясь ночь напролёт и абсолютно не высыпаясь перед следующим днём. Дальше поцелуев, однако, дело не доходило. Юнги всё ещё чего-то боится, отговариваясь тем, что «не готов». Хотя однажды, когда они вместе принимали душ, Хосок Мину подрочил, и было в принципе не плохо, хоть и ощущалось дико неловко и пошло. Наверное, из-за присутствующей неловкости, Юнги не сделал этого в ответ, и хоть и не увидел в глазах напротив разочарования или злости, всё же чувствует, что Хосоку нужна та же «разрядка». Очевидно, что он дрочит самостоятельно, но это ведь не то что не полноценный секс, это даже не дрочка от любимого человека. Юнги, на самом деле, хоть и считал себя до этого незаинтересованным в сексуальной жизни, очень хочет заняться этим с Хосоком. Не по той причине, что чувствует себя «обязанным», а потому, что на поцелуи и прикосновения тело реагирует само — возбуждается и хочет большего. Просто это, знаете ли, для него непривычно и как-то немного волнующе и пугающе, и нужно время, чтобы сделать этот большой шаг вперёд. И он обязательно его сделает, как только поймёт, что готов. Двадцать семь дней прошло со дня, когда Чонгук сходил на одно свидание и понял, что Соджун ему не подходит. Он не перестраивается с одной полосы на другую и слишком плавно входит в повороты. Он уважает личное пространство и не приезжает без предупреждения, а в качестве подарков выбирает дорогие парфюмы или украшения. На свидания он зовёт в рестораны и предлагает покататься на частном катере. Он одет с иголочки, а причёску будто каждое утро делает ему личный парикмахер. Возможно, без «будто». Чонгук чувствует себя некомфортно, невольно вспоминая, что… Тэхён всегда делал слишком резкий старт и также резко тормозил, но с ним при этом никогда не страшно ездить. Тэхён абсолютно не уважал личное пространство и мог позволить себе приехать без предупреждения с пакетом сладостей или цветами в час ночи. Тэхён возил его на свидания в парки аттракционов, на крыши домов, в сабвей или мак, с палаткой в лес и однажды даже на автомобильное кладбище. Тэхён очень редко гладил свои вещи, даже отказывался иногда покупать то, что казалось ему «слишком прихотливым в глажке», и мог надеть ещё не высохшие после стирки вещи. Волосы у него после воды всегда были такие пушистые, как одуванчик, поэтому он их укладывал и покрывал кепками или повязывал банданой. Чонгук не уверен, что когда-нибудь сможет перестать сравнивать каждого человека и всё его окружающее с Тэхёном. Но очень на это надеется. Чимин больше не предлагал ему выгодных партий в виде хороших парней вроде Соджуна, не оскорблял Тэхёна и не пытался «спасать» от тяжёлого эмоционального состояния. Чонгук самостоятельно взял себя в руки, погрузившись в учёбу. Он даже устроился стажёром в архитектурное бюро, где в продажах работал его лучший друг, только в другой отдел — по специальности. Но работал он пока только в качестве «мальчика на побегушках», лишь помогая с чертежами — самостоятельно ему такое пока не доверяли. Ездил с коллегой по имени Чонин, который, кстати говоря, хоть и выглядит угрожающе, но на деле очень общительный и добрый парень, на замеры и помогал выбирать подходящие материалы — сейчас они проектируют детский сад. Работа хоть и не была полноценной, но ощущения от причастности к любимому делу непередаваемые. Как и присутствие Чимина, который помогает адаптироваться к новой обстановке и коллективу. Бросить работу в книжном магазине он так и не смог, снизив нагрузку — смены только в субботу и воскресенье. Чимин спрашивал: «Всё дело в том, что это любимый магазин Тэхёна?», на что Чонгук отнекивался, мол, просто приятно получать скидку на мангу и манхву. О том, что скидка составляет всего пять процентов, он решил не упоминать. Так что, работал Чонгук все семь дней из семи, очень сильно уставал, но всё же радовался тому, как налаживалась его жизнь. За исключением того времени, когда он возвращался домой и лежал в кровати, погружаясь в свои мысли. Перед сном непременно приходилось дважды умывать лицо — сначала перед сном, а потом перед сном, но уже после выплаканных слёз. Ведь мысли, которые он не позволял себе в дневное время по причине отсутствия даже одной свободной минуты, ему покоя не давали, причиняли боль и были об одном — Тэхён. Они так ни разу полноценно и не говорили после их «прощания» друг с другом, хотя в университете периодически виделись: здоровались и неловко улыбались. Могли даже обменяться дежурными фразами в стиле «как дела/учёба/брат?» и «в столовой сегодня аншлаг, осталось только сашими». Последнюю фразу говорил Тэхён, зная о нелюбви младшего к рыбе. Чонгук его благодарил улыбкой и всегда уходил с Чимином. А Тэхён, оставшись наедине и снимая привычную маску клоуна, пытался унять дрожь во всём теле, потому что ему всё ещё было невероятно больно вспоминать о том, чего он уже никогда не сможет вернуть. Ему отчаянно хотелось подойти к Чонгуку и сказать: «Прости меня за всё, пожалуйста, и дай ещё один шанс. Мне без тебя не то что пиздец как плохо, мне без тебя вообще никак». А потом в ушах появлялся жутко громкий звон собственных фраз о том, что были ошибкой, что изменил с другим человеком, перемешанный с обрывками чонгуковых фраз, где во главе стояли «устал» и «я тебя отпускаю». Перед глазами его заплаканное лицо и слёзы, пьяное и вымотанное переживаниями и болью тело. И тогда порыв подойти и всё вернуть за секунду улетучивался. Тэхён эти мысли старался даже не допускать в своей голове, отгоняя их от себя резким и грубым: «Не имеешь права». Каждый день к нему возвращалось всё больше и больше воспоминаний. Например, о свидании в маке, которое резко перетекло в свидание в сабвее, потому что Тэхён не смог принять тот факт, что Чонгук не поест свою любимую картошку по-деревенски, которая «закончилась» и сказал «нахуй мак без картошки, пошли лучше за сабами». О свидании на автомобильном кладбище, когда они лежали на крыше тэхёновой митсубиси в окружении заброшенной техники и целовались под звёздами. И о первом занятии любовью, где комментарии излишни, а картинки-воспоминания в голове исключают нужду смотреть порно. Лечащий врач из-за вернувшихся воспоминаний снизил частоту посещения до одного раза в неделю. Тэхён всё ещё жил с опекунами, часто гулял с мачехой по магазинам и даже предлагал отчиму помощь по работе. Помогало ли это ему залечить раны в сердце? Нет. Он целиком и полностью из этих вечно кровоточащих ран состоит, он сам — одна сплошная рана. Зато уйти в свою старую квартиру под предлогом каких-то супер-важных дел и напиться до отключки — ему помогало. Пока разум плывёт под градусом, передача по телевизору кажется смешной, беспорядок в квартире в виде скопившихся пустых бутылок и банок не беспокоит, а мысли свои можно не думать — просто топишь их в жидкости. И Тэхёну так нравится топить мысли и себя самого, что он начинает делать это много и часто. Единственный минус — алкоголь развязывает руки, которые тянутся вечно к телефону и хотят написать одному-единственному человеку с пепельными волосами, которые, хоть и выпрямляются в последнее время с помощью утюжка, но на самом деле волнистые и безумно мягкие, и с солнечной улыбкой, от которой теплее сразу становится даже в одних трусах в минус тридцать. Однажды даже написал. Короткое, но многозначительное: «Я так хочу к тебе». Но пьяный Тэхён каким-то образом промахнулся и отправил это не Чонгуку, а Джину, который ответил: «Я, конечно, тоже, но давай я сначала закончу свои дела в туалете, а потом приеду, куда скажешь» Тэхён, конечно, не сказал, куда приезжать — просто уснул, потому что был вусмерть пьяный. Следующая его попойка была уже в компании друзей, потому что Джин рассказал о странном сообщении Намджуну и Юнги. Те сложили два плюс два и решили друга поддержать устроенной вечеринкой. Чтоб всё как в старые добрые. Но Тэхён и рядом не почувствовал былое веселье. Рядом друзья, но им отчаянно врёт о своём состоянии и не может поделиться переживаниями. Точнее, просто не хочет, потому что, ну, бессмысленно. Они не в состоянии исправить то, что он, Тэхён, натворил в прошлом. Но он очень ценит их старания, особенно Юнги, который, несмотря на появившуюся у него личную жизнь, всё своё время крутится рядом с Кимом-младшим, оставляя Хосока сначала на караоке-баттл с Джином, а потом с ним же на танцевальный баттл. Любимое пиво уже не любимое, потому что организм требует чего-то покрепче и посильнее. Поэтому вечеринка проходила для Тэхёна погано, хоть и правда было весело. Было ли это связано с отсутствием на ней одного конкретного архитектора, Тэхён не знал, но что причина в нём самом — наверняка. Зато вместо него здесь была малышка Санни, которая всегда претендовала на место в его сердце и которая Тэхёна тут же «приняла» обратно, забыв старые обиды. Было так хреново на душе, что просто напиться было уже недостаточным, хотелось делать всякие глупости, подтверждая статус уёбка, коим он себя считал. Например, отвести Санни в свою комнату на втором этаже и начать целовать её прямо на пороге. Зажмурить глаза посильнее и представлять, что перед ним Чонгук. Трогать такие части тела, которые не выдают в ней девушку — вести пальцем по плечам и шее. Прикоснуться к слишком худым бёдрам и к груди, осознать своё отвращение к ней (потому что не Чонгук) и к себе самому. Прервать поцелуй спустя десять секунд, сделать вид, что перепил, нести полный бред и спотыкаться на ровном месте. Испугать девушку своим поведением, остаться одному (не считая найденной бутылки водки) и ненавидеть себя. Смеяться, как сумасшедший, над самим собой. Плакать, уткнувшись в подушку, и снова смеяться. Смотреть фотографии Чонгука и снова плакать. Напиться до такого состояния, что увидеть Чонгука, сидящим на краю кровати. Ненавидеть себя за то, что в темноте и из-за алкоголя, вглядываясь в его лицо, тяжело увидеть его потрясающие глаза. Хочется каждую тёмную крапинку разглядеть, но не получается. Получается лечь ему на колени и почувствовать приятное прикосновение его пальцев к своей макушке. Начать плакать и умолять простить, плакать и умолять не прощать, плакать и извиняться бесконечное количество раз. Слышать от него: «Всё хорошо, Тэхён, всё хорошо». Клясться ему, что хотел бы всё изменить — вернуться в прошлое и никогда не причинять боль, даже убить себя в младенчестве или переехать в другой город, лишь бы не заставлять проходить через измену и предательство. Провалиться в сон, чувствуя его поглаживания по спине и оставленный на макушке поцелуй. Воспринять это за галлюцинацию и так не узнать, что это был Юнги.***
Двадцать четвёртого ноября, в день годовщины смерти родителей, Тэхён вместе со своей приёмной семьёй едет на кладбище. Он просит позволить ему побыть с ними наедине, поэтому сидит в машине, пока они втроём подходят к могиле и оставляют в керамической вазе свежие цветы. Спустя пятнадцать минут они уезжают и, как и было обговорено, оставляют его в одиночестве. Тэхён проходит по зелёной поляне, усыпанной одинаковыми могильными плитами светлого оттенка. В голливудских фильмах кладбища выглядят для Тэхёна такими страшными и пугающими, чего он не может сказать об этом месте. Здесь не пробегают мурашки, когда слышишь посторонние звуки и не оглядываешься по сторонам в ужасе, здесь другая атмосфера — пустая, одинокая и безжизненная. Но вместе с этим Ким чувствует себя в этом месте таким живым, ведь тут находится та часть его сердца, которую он всё ещё может считать своей. Парень идёт вперёд несколько минут, безразлично оглядывая одинаково покоящихся людей, что однажды были живыми — опаздывали на работу, плескались в море, обнимались с друзьями при встрече, любили. Теперь вот ничего из этого не делают, лишь изредка привлекают внимание таких прохожих, как Тэхён. Когда он доходит до мамы и папы, то делает низкий и долгий поклон, сдерживая изо всех сил порыв расплакаться уже в эту секунду. Не в таком месте он хотел бы с ними здороваться. Возможно, где-нибудь в кафе за чашечкой ягодного чая и сладкой булочкой. Рассказать бы им обо всём, что происходит в жизни, поделиться, чем болит душа, услышать слова поддержки и мягкое прикосновение к щеке. Вместо этого Тэхён присаживается напротив узкой надгробной плиты, подогнув под себя ноги, и пальцами стирает с неё образовавшуюся пыль. — Мама. Папа. Это Тэхён-и, — он начинает медленно и размеренно. Ему каждое слово больно произносить. — Простите, что я не приходил несколько месяцев подряд. Мне было очень стыдно. Наверное, вы всё видели сами. Наверное, вам тоже за меня стыдно, — Тэхён опускает голову вниз, не решаясь поднять глаза. — Вы всегда относились ко мне с любовью и вниманием, воспитывали меня, как хорошего человека, а я вас подвёл. Или, может быть, там, где вы находитесь, нет плохих чувств? Может, вы безгранично счастливы и не способны испытывать негативные эмоции? — он поднимает глаза, полные надежды и мольбы, чтобы всё было именно так. — Мне бы очень этого хотелось, — но вновь стыдливо их опускает. — Ещё мне бы хотелось вас увидеть, хотя бы ещё один день провести с вами. Я очень скучаю, — он, сдерживающийся до последнего, начинает дрожать. Всем телом, сердцем и голосом. Слова комком застревают в горле, он позволяет себе с шумом всплакнуть. — Ма, я очень по тебе скучаю, — голос становится высоким и тонким, всё ещё дрожащим, готовым сорваться истошным криком. — Хочу, чтобы мы ещё раз съездили с тобой в парк аттракционов и выиграли в тире все игрушки, которые там есть. Но мышонка я всё равно люблю больше всех, правда, — грустная и мокрая улыбка. — Па, я очень по тебе скучаю. Вот бы мы могли ещё один раз съездить в Ыйджонбу на твоей машине и поесть там печёный картофель, пока мама думает, что мы поехали в ближайший супермаркет за овощами к семейному ужину. Надеюсь, услышав это сейчас, она тебя не прибьёт, — он еле слышно смеётся себе под нос, стирая продолжающие капать слёзы. — Пап, прости, но я разбил твою машину. Ты всегда говорил мне ни в коем случае не садиться за руль пьяным, и я всегда придерживался этого правила. Не знаю, что случилось в тот день, но я, кажется, подвёл каждого близкого мне человека, — Тэхён делает паузу, шмыгает покрасневшим носом и продолжает: — Я подвёл опекунов, что обещали приглядывать за мной, подвёл Намджуна. Знаете, он оказался самым лучшим братом во Вселенной, правда иногда немного душнила, — он смеётся, а потом застывает с приоткрытым ртом, будто о чём-то сильно задумался и добавляет: — Слово «душнила» означает, что он перебарщивает с умными разговорами или нравоучениями, — он откидывается спиной назад, упираясь руками в землю, и поднимает голову к небу. Погода сегодня очень тёплая, и даже дующий ветер не заставляет Тэхёна сжаться или вздрогнуть, напротив — чувствуется таким нежным и ласкающим кожу, совсем как мамины прикосновения. Парень прикрывает глаза, наслаждаясь этими ощущениями, но спустя десяток секунд прячет лицо в ладонях и вновь тихонько всхлипывает. Ветер прекращается, будто даёт ему возможность и время прийти в себя, и он, вытерев мокрые дорожки под глазами, подаётся вперёд, садясь теперь по-турецки. — Папа, помнишь, ты говорил мне, что любить — значит непрестанно бороться с тысячами преград вместе? Я эти преграды, кажется, только и создавал — для опекунов, для Намджуна, для… — Тэхён поджимает губы, будто это имя ему нельзя произносить, — Чонгука, — и молчит. Потому что о нём говорить можно, но очень больно, и боль лишь усиливается, когда о Чонгуке молчат. — Что мне теперь делать, когда его нет рядом со мной? Я хочу, чтобы он был счастлив, чтобы был подальше от такого, как я, но вместе с этим я схожу без него с ума. Я думаю о нём постоянно, он практически в каждой моей мысли — когда выбираю книгу, то обязательно вспоминаю, что всегда зачитывал ему описание прямо в книжном магазине и спрашивал его мнение об этом, или просил его телефон, чтобы записать название в заметки, ведь свой я вечно забывал. Когда думаю об ужине, вспоминаю о его готовке, которую он любит всей душой, и о наших фастфудных вечерах раз в неделю на выходных, которые обязательно начинались с «завтра снова на правильное питание», а заканчивались «сегодня последний выходной, можно себя и побаловать». Куда бы я ни шёл — везде и во всём он. Что же мне теперь делать, папа? — он начинает громко рыдать, утыкаясь лицом в сырую землю. Он громко плачет ещё несколько минут, пока в горле не пересыхает, как в пустыне. Истерика становится лишь сильнее, и он продолжает беззвучно кричать. Бьёт в пол силы кулаком по земле, пока вторая рука трёт мокрые глаза. Ему нестерпимо сильно хочется почувствовать родительское тепло, обнять каждого из них и сказать, что любит. Ему бесконечно больно осознавать, что рядом нет того, кого он любит больше жизни. Того, за кого отдал бы свою.***
— Привет, Намджун, — говорит Чонгук, держа в руке наручные часы. Тэхён рассказывал, что эти часы, принадлежащие его отцу, помогают в любви. Отец купил их на рынке в Тайланде, когда ему было восемнадцать лет. Часы почему-то показывали время с отставанием в два часа, поэтому их обладатель опоздал на свой рейс и ему пришлось задержаться в Бангкоке ещё на один день. Этим же вечером в одном из местных баров он встретил свою будущую жену. Тэхёну эти часы, конечно, встретить любовь не помогли, но он всё равно относился к ним с трепетом и при переезде к Чонгуку взял с собой. Найдя их сегодня в своей квартире, Чон посчитал нужным вернуть их законному владельцу. — Привет, — по-доброму отвечают на том конце провода. — Я нашёл фамильные часы Тэхёна у себя дома, но не могу дозвониться до него, чтобы попросить забрать. У меня через пару часов работа, не знаю, когда потом смогу встретиться, — возможно, Чонгук совсем немного преувеличивает относительно «не знаю, когда смогу», потому что его присутствие на работе сегодня не обязательно, а завтра выходные и смена в книжном на четыре часа. Возможно, Чонгуку очень хочется сейчас увидеться с Тэхёном, а старые часы — хороший повод. — Скажи, где он сейчас? Я бы мог отвезти ему. — Мы ездили на кладбище к родителям, — а в ответ тут же смотрят на календарь, убеждаясь, какой сегодня день, вздыхают и выдают грустное «о». — Он, наверное, всё ещё там, — говорят настолько бесцветно, что Чонгук не может понять, есть в этом какой-то намёк или же он просто сходит с ума, ища во всём подвох? — Я понял, спасибо, — отвечает Чон и хочет уже положить трубку, но в последний момент тихо и как-то виновато задаёт вопрос: — Он… в порядке? — на том конце провода молчат так громко, будто обдумывают тщательно каждую букву, которую хотят произнести. Молчание кажется Чонгуку настолько затяжным, что он начинает думать, что зря лезет не в своё дело. Потом становится до одури больно, что Тэхён больше не «его дело». — В полном, — вновь отвечают с максимально добрым голосом, но Чонгуку становится не по себе при мысли, что его больше не посвящают в подробности. Он решает не лезть больше, и не важно, врёт Намджун, или же Тэхён очень хорошо играет свою роль, заставляя друзей думать, что у него всё в порядке. Убеждён он лишь в одном — Тэхён не в порядке. И дело совсем не в том, что Чонгук считает себя таким важным, что с его уходом чья-то жизнь кардинально меняется и становится сущим кошмаром. Дело в том, что он знает Тэхёна — его любовь к накручиванию себя и слишком частым загонам и переживаниям. Авария плюс чувство вины плюс годовщина со дня смерти родителей равно неприятные ощущения в области груди. Разговор на этом заканчивается. Чонгук шумно выдыхает, руками зачёсывает назад пепельные волосы и, подходя к шкафу в своей комнате, достаёт оттуда фиолетовую толстовку и чёрные джинсы. Одевшись и выпрямив волнистые волосы утюжком, он убирает часы в мягкую коробку, закидывает в нагрудную сумку и выходит из дома. Улица встречает скрытым в облаках солнцем и прохладным ноябрьским ветром. Чонгук застегивает болоньевую куртку до конца, спрятав предварительно подбородок от греха подальше (детство научило быть в этом деле осторожным), и думает лишь об одном — оделся ли Тэхён тепло? Потому что этот парень всем своим сердцем ненавидит холод. Он готов двадцать четыре на семь находиться под палящим солнцем, лишь бы не мёрзнуть от задувающего за шиворот ветра. У него была особенность — не уметь одеваться по погоде: какой бы тёплой не была куртка — она всё равно будет согревать его недостаточно хорошо, и он обязательно будет жаловаться об этом всю дорогу, желая поскорее оказаться в помещении. Единственный допустимый для него случай холодной погоды — когда он дома. Под толстым одеялом, в которое кутается чуть ли не с головой; в тёплых шерстяных носках (особенно если на улице зима — то плюс сто к атмосфере) и с кружкой горячего чая. Подходя к автобусной остановке, Чонгук ловит себя на мысли, что с радостью бы послушал тэхёновы ворчания ещё один раз. Он так смешно злится, и ему совсем необязательно знать, что иногда Чонгук намеренно его дразнил. Садясь в автобус, Чон не может сдержать глупую улыбку, предаваясь воспоминаниям. Так и едет в приподнятом настроении на встречу с человеком, которого «отпустил». Он не замечает, как тридцать минут езды мгновенно пролетают, и парень оказывается у входа на сеульское кладбище. В таких местах он был лишь в детстве — на похоронах бабушки и несколько раз с Тэхёном, когда он знакомил его с родителями. Звучит немного странно, но это единственное знакомство, которое Тэхён мог устроить. Чонгук же был безгранично рад, что его «впустили» в то место, где яркий знак «личное». Особенно зная, что для Тэхёна значила и значит семья. Сейчас же Чон чувствует себя не совсем комфортно, сомневаясь, есть ли у него вообще право туда идти одному. Чонгук решает найти «главного» здесь и через него узнать, не проходил ли мимо красивый и высокий парень с тёмными волосами. Отличное описание, которое определённо сузит круг поиска. Но другого ему не остаётся, поэтому собрав всю волю в кулак, он подходит к посту охраны на входе. Рядом стоит задумчивый мужчина с усами и в возрасте лет-таки пятидесяти. Он, кажется, совсем не замечает подошедшего Чонгука, поэтому последнему приходится покашлять, чтобы привлечь к себе внимание. Когда мужчина поворачивается в его сторону, Чон тут же задаёт вопрос: — Здравствуйте. Простите, что отвлекаю, — Чонгук от смущения опускает голову вниз. — Вы не видели здесь… такого высокого парня с… — Тэхёна ищешь? — перебивают с игривой улыбкой. Удивлённые глаза вместо тысячи «да». — Так он это, ушёл минут десять назад, — старший с каким-то неподдельным интересом заглядывает в чоново лицо, разглядывая его от и до, как будто он экспонат в музее, отчего парень начинает чувствовать себя ещё более некомфортно. — А, хорошо, — неловкая улыбка и шумный выдох через нос. — Спасибо и до свидания, — говорит Чонгук, кланяясь, и спешит удалиться. Если бы мужчина не был таким странным, возможно, Чон задал бы ему вопросы в стиле: «Откуда вы узнали, что я ищу именно Тэхёна?», но, к сожалению, оставаться с ним дольше, чем на несколько минут казалось чем-то страшным. — Ты ведь Чонгук? — и этот вопрос удивляет в сто раз больше, чем быстрое опознавание Тэхёна по одному только описанию его роста. Чонгук застывает на месте и медленно оборачивается. Он встречается с заинтересованным взглядом напротив и испуганно кивает головой несколько раз. — Я тебя сразу узнал. Он показывал мне фотографии, — мужчина, распираемый гордостью за свою память на лица, тычет пальцем в парня. — Даже новый цвет не помог тебе от меня скрыться, — мужчина начинает громко и протяжно смеяться, что в тишине кладбища кажется до безумия страшным. — Мы знакомы? — всё, что получается сказать. — А что, Тэхён тебе обо мне не рассказывал? — неподдельно удивляется старший, вскидывая брови вверх. — Вот засранец! А мне про тебя весной все уши прожужжал! «Чонгук такой хороший», «я так люблю Чонгука», «сейчас же поеду к Чонгуку», — охранник так правдоподобно передразнивает, что Чон бы даже засмеялся и дал десять баллов из десяти за прямое попадание. Но вот только сдвинуться с места от шока не может, глаза выпучил и слушает внимательно, вникая в каждое слово. — Я хотел его расспросить про ваше примирение, но жена позвонила, и я не успел его догнать, — оправдывается мужчина, а затем по-доброму и как-то умоляюще просит: — Ты хоть мне расскажи. Он вернулся к тебе в ту ночь с извинениями? Признался, что никогда не изменял? Чонгук не слышит ни одного сказанного слова после. Он думает лишь о том, что Тэхён ему не изменял и о том, что именно в ту ночь, когда он собирался вернуться домой, попал в аварию.