Юнги ещё раз перечитывает полученное сообщение и цыкает себе под нос. Как же надоедлив и дотошен этот Дэни, добивающийся расположения своего «возлюбленного» невероятно странными способами.
Юнги никогда не понимал, зачем люди так унижаются, бросаясь бывшим или предполагаемым будущим в ноги, и умоляют быть вместе. Очевидно, что, если тебя бросили или отказали в возможности стать парой, то стоит плюнуть на человека и заняться собственной жизнью, а не бесполезными воздыханиями по утраченному или необретённому: съездить в другую страну, если есть возможность, и отдохнуть. Начать читать книги, что постоянно откладывал под предлогом большой занятости по учёбе/работе, посмотреть что-то: тут выбор просто огромен — от аниме про титанов-людоедов до документальных фильмов о тайнах саккарских гробниц. Совершенствуйся — займись спортом, запишись на какой-нибудь супер-полезный курс по 3D-моделированию, где, кстати, можно встретить новых друзей или даже любовь. Найди хобби и посвящай время ему и себе любимому, добивайся высот или не добивайся, неважно, главное — наслаждайся жизнью, которая у тебя, кстати говоря, всего одна. Так зачем же тратить её на того, кто свою тебе посвящать не планирует?
Юнги никогда не понимал, зачем люди выбирают методы, которые приносят обратный эффект — отталкивают и пугают объект воздыхания. Если ты будешь преследовать, писать каждую секунду по тысяче сообщений и угрожать, то сделаешь этим только хуже — заставишь испытывать лишь отвращение и ненависть. Лошадь сдохла, а ты продолжаешь умолять её встать на ноги, бьёшь сильнее и кричишь во всё горло, чтобы она не была мёртвой. Ты покупаешь новый сногсшибательный наряд и пытаешься улучшить навыки готовки или горлового минета, чтобы лошадь впечатлилась, осознала тот факт, что ты для неё — самый лучший вариант и тут же воскресла.
Но лошадь сдохла, как бы ты ни старался это изменить.
Возможно, Дэни рассчитывал, что Юнги испугается его угроз и послушается — прибежит на встречу, ничего не сказав Хосоку, и покорно выполнит всё, что прикажут. Тайны и секреты в любого рода отношениях неизбежно приводят к неприятным последствиям. Возможно, ссора — один из эффектов, которого Дэни хотел добиться. Но Юнги не удостоит его такой чести. Он без доли сомнения в своих действиях направляется в комнату к тому, от кого никогда и ничего скрывать не станет.
— Глянь-ка на этого идиота, — он передаёт Чону свой телефон с открытым чатом. — Я уверен, что он блефует. Ничего не станет отправлять. Но как же он мне надоел.
Хосок бесцветно пробегает взглядом по сообщению и выдаёт:
— Просто заблокируй его номер и забей, я во всём разберусь, — старается не показывать своего взбешённого состояния. Ему плевать уже, что фотографию увидят родители. Будет, конечно, стыдно и некомфортно, но уверен, что семья поймёт, ему всё-таки не пятнадцать лет уже. Но вот за Юнги он сильно переживает, ведь Дэни наркоман и псих, который может выкинуть что угодно. Раньше Чон думал, что он лишь словами разбрасывается и хвостом крутит, но после годового отсутствия и выходкой с фотографией, уже не уверен ни в чём. — Не ходи на встречу, хорошо? — на всякий случай добавляет он и передаёт телефон обратно владельцу.
— Именно это я и планирую сделать! — удивлённо повышает голос Юнги. — Иначе он так и продолжит заниматься хернёй, — говорит это и замолкает в ожидании ответа.
Они с Хосоком смотрят друг на друга молча. Каждый из них уверен в правильности своего мнения: Чон боится отпускать Юнги на встречу с неуравновешенным человеком, и его опасения, в принципе, оправданы. Юнги же просто устал, что кто-то позволяет себе наглое вторжение в личную жизнь, сопровождающееся отравлением этой самой жизни. Каждый из них пытается своим тяжёлым взором убедить второго прислушаться. Юнги, который всю свою сознательную жизнь именно так и поступал — одним только хмурым и злобным взглядом умел затыкать людей или как минимум выразить свою позицию, в этом плане Хосока обыгрывает.
— Нет, котёнок, — шатен отрицательно мотает головой, а Юнги закатывает глаза с тяжёлым вздохом, — я сам поеду на встречу и во всём разберусь.
— Да сколько у вас уже было встреч и разговоров, а? — он невольно, от напряжения и раздражения, повышает голос. — Хоть один из них помог что-то решить? — теперь старается взять себя в руки и говорит уже более мягким голосом: — Я не намекаю, что ты не способен справиться с этим, но, может, мои методы будут куда эффективнее?
— Я не хочу, чтобы он навредил тебе, — Хосок продолжает стоять на своём, но стены его убеждения начинают медленно ломаться под настойчивостью и приятным голосом Мина.
— Мы встретимся в людном месте в людное время и просто поговорим, ничего плохого не произойдёт, — Юнги подходит ближе и кокетливо хлопает ресницами, как малолетняя соблазнительница. Докатился до таких методов, от которых самому тошно где-то внутри. Но что поделать, если хочется уже избавиться от одного надоедливого мальчишки. — Всё будет в порядке. Я обещаю, — сладко тянет он.
Это, кажется, срабатывает, потому что Хосок устало вздыхает, прикрывает глаза и коротко кивает. Довольный Юнги льнёт ближе, слегка ударяет пальцем по носу, бросая короткое «лучший», и убегает из комнаты, не выслушав даже хосоковых наставлений. Нельзя медлить, а то вдруг передумает.
Медноволосый, хоть и вышел из дома пораньше, но из-за пробки в дороге, добирается до места встречи к шести часам и пяти минутам. Он, конечно, ненавидит опаздывать, но человек, который стоит уже около студии с телефоном в руках, не тот, перед кем должно быть неловко или стыдно. Мин продолжает стоять на месте около автобусной остановки и глубоко вздыхает, прежде чем сделать шаг вперёд. Он не боится, нет, просто разговор будет тяжёлым, и его последствия очень непредсказуемы. Юнги согласен с Хосоком, что Дэни немного неуравновешен, а вкупе с употреблением наркотиков, действительно может сделать сейчас что угодно. Мин готов к любому исходу событий, даже тот, где дружки Дэни его избивают, но Хосоку об этих предположениях было знать не обязательно.
Юнги вдыхает свежий осенний ветер, который немного охлаждает его разгорячённый разум, пока он медленным шагом доходит до Дэни. Погода не самая лучшая, солнце скрылось в облаках, но прохлада терпима, она наоборот бодрит и укрепляет уверенность в своих мыслях. Мин прочищает горло, заставляя парня перевести внимание с телефона на себя.
— Я рад, что ты послушался и действовал без глупостей, — Дэни убирает телефон в карман серых джинс и скрещивает руки на груди. — Ты оказался разумнее, чем я предполагал.
— Не могу сказать того же о тебе, — отвечает Юнги безразличным голосом. Он даже не хмурит брови и не брызжет ядом — он здесь не за этим. Он здесь, чтобы поговорить. — Чего ты хочешь? — тут же продолжает он во избежание появления бессмысленных колкостей, отнимающих драгоценное время, которое Юнги с радостью потратит на просмотр фильма в обнимку с Чоном или прослушивание новых альбомов с последующим обменом впечатлений.
— Я хочу, чтобы ты расстался с Хосоком, — говорит блондин, а Юнги мысленно усмехается.
Они
вроде даже и не встречаются. Но он не собирается поправлять собеседника и объяснять ему что-то — пусть думает, что хочет. Или же самому Юнги хочется так думать?
— Допустим, мы расстанемся, что тебе с этого? — Дэни удивлённо округляет глаза и приходит в замешательство, будто услышал самый глупый вопрос в своей жизни. Потом он тихо усмехается, давит уверенную улыбку и отвечает:
— Очевидно, что сейчас он ослеплён тобой. Но, как только ты уйдёшь, Хося вернётся ко мне, — парень вскидывает одну бровь вверх, убеждённый именно в таком исходе событий.
Юнги прикрывает свой рот рукой и пытается подавить смешок. Не выходит. Он начинает бессовестно ржать на всю улицу, складываясь пополам и привлекая внимание проходящих мимо людей. Дэни скрещивает руки на груди и недовольно щурит глаза. Боже, как он его сейчас назвал? «Хося»? Юнги разрывается между тем, чтобы проблеваться прямо себе под ноги или провалиться сквозь землю от кринжа. Такое он в последний раз испытывал, когда первокурсница обратилась к Тэхёну ласковым «Тэхёнчик». Но «Хося» по праву теперь занимает первое место в его собственном рейтинге пиздецовых прозвищ. Вообще все эти «зайчик», «малыш», «муся-буся» и так далее по списку вызывают у него неподдельное отвращение.
Но это ни в коем случае не относится к «котёнку». «Котёнок» звучит мило, нежно и ненавязчиво. «Котёнка» не трогайте!
— Прости-прости, — Юнги, всё ещё согнутый пополам и пытающийся отдышаться после такой сильной эмоции, примирительно выставляет ладонь вперёд. Он прочищает горло, возвращается в нормальное положение и просит: — Продолжай, я внимательно слушаю.
Дэни уже определённо точно не настроен на нормальный диалог, взбешённый такой выходкой. Он-то полагает, что смеются над его предположениями о «возвращении» к нему Хосока, хотя нельзя не сказать, что это тоже вызывает у Юнги усмешку.
— Ты должен расстаться с Хосоком, если не хочешь, чтобы я превратил ваши жизни в ад наяву.
— Поверь, мою жизнь и так раем не назовёшь, поэтому я как-нибудь этот момент переживу, — усмехается он. — Но не пойму никак, что мы всё обо мне да о Хосоке? Давай поговорим о тебе, — Юнги невежливо тычет пальцем в парня напротив, на лице которого пробегают нотки удивления и смятения. — Что тебе этот Хосок? На нём свет не сошёлся клином, ты в курсе? Да, он, конечно привлекательный и богатый, но и ты себя не на помойке нашёл. Выглядишь вроде красиво и модно, — почти не врёт Юнги, разглядывая серые потёртые джинсы свободного кроя, белоснежную футболку под брендовой и наверняка дорогой рубашкой, пробегая взглядом по модному шопперу с эмблемой магазина, который Юнги видел лишь раз, и то просто проходил мимо и считал, что позорится своим бомжатским прикидом перед выходящими оттуда людьми. — Ты классно одеваешься, и я уверен, что с твоими-то личиком и фигуркой затащить тебя в постель мечтает чуть ли не половина Сеула. Ты как модный бренд, о котором каждый мечтает, но мало кто может себе позволить, — говорит он через силу, убеждённый, что человека красит далеко не только внешность, а также, что Дэни нужны сейчас именно эти слова. — Так на кой чёрт тебе Хосок, ответь мне? — Юнги пристально смотрит в глаза, которые как-то потерянно забегали, и действительно хочет узнать правду.
Дэни же выглядит теперь таким неуверенным, будто сам не знает, зачем ему Хосок. Но парень не теряет бдительность и выдаёт не слишком уверенное:
— Я его люблю.
— Любишь, значит? — вновь усмехается Юнги и бросает задумчивый взгляд в сторону шумной магистрали. — А если без походов в дорогие клубы, светских мероприятий и занятий сексом в экстремальных условиях? Если в тишине дешёвой квартиры и без модных вещей в комоде из тёмного дуба? Если с рутинной работой в офисе пять/два и рамёном на ужин? — говорящий видит смятение на чужом лице — он явно не был готов к таким вопросам и, очевидно, ответить на них сейчас не в состоянии. Дэни никогда так глубоко не задумывался, и Юнги пользуется чужим сомнением и продолжает: — Ты так сильно добивался его расположения, так отчаянно желал вернуть то, что у вас было, что совсем подзабыл о самом себе. Ты ведь мог проводить время с друзьями, веселиться в клубах и даже выучить какой-нибудь язык, съездить в другую страну и отдохнуть, но вместо этого долбился в закрытые двери, которые, даже откройся, не принесут тебе того удовлетворения и счастья, о которых ты грезишь. Потому что тот образ, что ты построил в своей голове, совсем не сходится с тем, что есть в действительности. И я говорю всё это не ради себя и своих отношений с Хосоком. Чтобы ты понимал, я даже скажу тебе правду: мы с ним не встречаемся. Я говорю всё это ради тебя самого, чтобы ты, наконец, прозрел и отпустил то, что камнем висит на твоей шее и тянет на дно. Да, Хосок очень добрый и заботливый, использует нежные прозвища и всегда заступается, поддерживает добрым словом и поступками, мило улыбается и прикольно смеётся, что самому невольно хочется смеяться, — Юнги, говоря всё это, улыбается, а Дэни, напротив — мрачнеет и тупит взгляд. — Да, он уникален в своём роде, но так можно сказать про любого человека: мы все уникальны и одни такие на свете. Ты встретишь ещё своего принца, который тебя на руках носить будет, а не уезжать в Штаты и игнорировать сообщения, — тут Юнги, конечно, нагло врёт, потому что вряд ли выходку с изменой и наркотиками можно поставить в вину Хосоку, но дальше он продолжает с самой искренней искренностью: — Дэни, ты у себя такой один, поэтому думай в первую очередь о себе и своём счастье, а не о Хосоке, который тебя не ценит и вряд ли сможет дать тебе то, что ты заслуживаешь.
Мин замолкает. Тишина нарушается лишь проезжающими мимо машинами и завываниями ветра. Дэни не находит, что ответить — уставился в одну точку в виде покачивающейся на ветке птички и много-много думает. Юнги внимательно наблюдает за его выражением лица, замечая, как в глазах у него будто что-то медленно гаснет — смысл. Тухнет, как дотлевающая свеча, которая никогда уже не будет сиять так ярко, убеждённая в правильности своих поступков. Дэни был убеждён, что его счастье заключается в Хосоке, в том, чтобы вернуть его и то, что между ними когда-то было, а что делать после воссоединения — не знает. Ему нравится веселиться с друзьями, ловить на себе заинтересованные взгляды мужчин и выслушивать комплименты от них же, нравится ездить к бабушке в Ливерпуль на каникулы и нравится играть в теннис с отцом. Но расставание с Хосоком как-то сильно его задело, обидело и заставило зациклиться на попытках всё вернуть. Слова Юнги помогли задуматься о том, что он, Дэни, действительно не так уж и плох собой, а Хосок не последний парень в мире, так к чему было это всё — потраченное время и нервы, колкости и шантаж? И в эту секунду, на смену погасшему и утраченному, в глазах вспыхивает другой огонёк — ярче, светлее и сильнее. Дэни весь будто преображается, уголки его губ медленно тянутся вверх, и это зрелище очень приятно.
Это — новый рассвет.
Юнги соврёт, если скажет, что не перенервничал за те долгие две минуты, в которые между ними висит молчание. Что, если Дэни сейчас опять сморозит какую-то глупость вроде «я его люблю» и продолжит гнуть свою линию. Тогда придётся перейти к другим методам — избить его или написать заявление в полицию за преследование и шантаж, а Мину бы очень не хотелось портить кому-то жизнь.
— Я удаляю ту фотографию, смотри, — парень протягивает свой смартфон к Юнги и показывает, что та самая, из-за которой всё и началось, действительно удаляется. — Я вообще всё удаляю, — он, воодушевлённый чужой речью, открывает папку с сердечком вместо названия и на «вы действительно хотите удалить папку?» тут же нажимает «да». Несколько сотен совместных фото и видео перемещаются из сердца Дэни и памяти телефона в корзину. В сердце остаётся и разрастается теплом лишь одна мысль — «моё собственное счастье». Тут же рождаются планы о поездке в Пусан с другом Ёнджуном, который всё это время помогал справиться с переживаниями о потерянной любви. Планы о том, чтобы воспользоваться всё-таки предложенной отцом стажировкой за границей. Много каких планов теплятся в голове, ни в одном из них не мелькает почему-то Хосок.
— Я, скорее всего, выглядел для тебя всё это время, как главный злодей фильма, и на все сказанные тобой слова должен был бы сейчас злобно усмехнуться, послать тебя к чёрту и продолжить нашу войну, — он усмехается. — Но мы не в голливудском фильме.
— А ты не злодей, — добавляет Юнги, заставляя блондина легко улыбнуться.
— Спасибо за твои слова, в них много правды и смысла, — он кивает головой несколько раз, как напоминание самому себе, будто прокручивает эти слова в голове снова и снова, чтобы вдруг не забыть такую простую истину. — Тебе и самому стоит к ним прислушаться и подумать о своём счастье, — неожиданно выдаёт Дэни, заставляя Юнги недоверчиво нахмуриться. — Ты тоже заслуживаешь того, кто будет по-настоящему тебя любить. Чтобы ты понимал, я даже скажу тебе правду, — говорит парень миновыми словами. — Хосок никогда не заступался за меня и не давал мне милых прозвищ. Подумай об этом на досуге и прими решение, которое сделает тебя счастливым, — он подмигивает, приподнимает руку в знак прощания и уходит, оставляя Юнги в одиночестве с повисшими в воздухе словами.
Дорога до дома начинается с короткого сообщения Хосоку, что «всё прошло хорошо, не беспокойся» и «я уже еду домой» и проходит в глубоком погружении на дно собственных мыслей с Тейлор, которая до раздражения часто глаголит истину, в наушниках.
You can hear it in the silence, silence
С Хосоком комфортно. Его меньше всех остальных хочется одарить недовольным взглядом и почти никогда не хочется ударить. С ним интересно говорить обо всём на свете, ни о чём — тоже забавно. Он всегда оказывает поддержку и очень вкусно готовит не только американские блюда, но и в принципе на кухне чувствует себя в своей тарелке. От него веет позитивом, а ещё у него смешные шутки и заразительный смех.
You can feel it on the way home, way home
С Хосоком хорошо. Но он, как и Юнги, по своей природе парень. И не то чтобы это было большой проблемой, но только вот у Юнги никогда не было прежде отношений, и он не уверен, что в них нуждается.
Но с Хосоком дышится легче, и проблемы даже забываются, будто не имеют никакого значения, потому что решаемы. Он отправил песни нужным людям и помог почувствовать себя увереннее в своём творчестве и на сцене, арендовал студию и однажды даже отменил свои занятия по танцам и приехал за Юнги на работу, когда последний отравился и проблевался в подсобке.
You can see it with the lights out, lights out
Но отношения? Юнги не знает, как себя в них должен вести и что в принципе должен чувствовать. Одно дело поцелуи, но секс, который неизбежно должен состояться? Хотя нельзя упускать тот факт, что у Мина периодически встаёт, когда Хосок выходит из душа в одном полотенце на бёдрах, а капли воды стекают с его волос и так красиво покрывают его подкаченное тело. Или когда они спят на одном матрасе, а Хосок (не)осознанно прижимается к нему сзади.
Так.
Даже мысли об этом заставляют какому-то приятному чувству поселиться в низу живота.
Ладно, хорошо, допустим, что поцелуи и секс с ним были бы не так отвратительны, как изначально казалось. Но отношения? Какими они будут?
Истина, которую Юнги сейчас как-то неожиданно осознал, заключается в том, что ничего не изменится: Хосок его уже любит, уже поддерживает и находится рядом, уже помогает и называет ласковым прозвищем. Ничего между ними не изменится, кроме перехода на официальный статус, ведь они уже ведут себя, как женатики — вместе обедают, всё свободное время проводят вдвоём, чувствуют себя комфортно в нужном месте и с нужным человеком.
Юнги сказал бы, что влюбляется в этого прекрасного человека, но нет.
You are in love, true love
Юнги уже — впервые, как-то неосознанно и искренне — влюбился.
***
По лицу Тэхёна слёзы нескончаемым безвольным потоком начали идти ещё в тот момент, когда Чонгук стал описывать их первую встречу. Было так приятно вновь оказаться в том счастливом дне, что он сразу же
вспомнил и будто пережил его заново: парень с карими глазами и вкусным запахом, смущающийся и немного закрытый, но невероятно красивый. Тэхён прикрыл глаза, пока соль на щеках выедала кожу, и переместился во времени. Потому что Чонгук — чудесный и волшебный, его слова магическим образом смогли заставить вспомнить некоторые события, Тэхёну просто нужно было перестать сопротивляться: и вот он везёт Чона по ночному городу, глупо шутя и улыбаясь, вот впервые с волнением целует в Иокогаме, а вот…
Пришлось больно прикусить губу, чтобы не закричать от боли.
Где-то на первой четверти рассказа Тэхён разбивает его сердце, бросая грубые фразы одна за другой. Они, как стрелы, больно впиваются в нежную кожу, заставляя истекать кровью самое драгоценное тело.
Чонгук сказал, что такого Тэхёна будто не знал. Тэхён мысленно соглашается и кивает — сам себя тоже не узнаёт. Это не он, это кто-то за него: глупый, мерзкий, наивный. Думал, что своими словами сделает больно и разобьёт сердце другому, на деле же — вырвал собственное с корнем и дальше лишь существовал, а не жил.
Даже не существовал!
Просто был — потерянный и никем не найденный, потому что место и человека (что едино), считавших родным домом, залил бетоном и закопал глубоко под землёй, убив всех обитателей и самого себя без возможности вернуться и вновь существовать. Так и скитался всё это время без души, которую тоже оставил где-то под землёй, рядом с одним единственным, чьё существование и есть вместилище этой самой души.
Теперь душа, с виду живая, но внутри вся истерзанная, сидит на диване напротив и смотрит на Тэхёна. Почему-то виновато, с влажными и раскрасневшимися глазами, с пепельными волосами, лезущими в лицо. Смотрит и ждёт реакцию.
Надо среагировать, что-то попытаться из себя выудить, клешнями выцепить хоть одно слово, которое всего лишь пустой звук, не способный ничего исправить.
Но не получается пошевелиться даже, потому что внутри больно-больно-больно-больно.
Бесконечно и беспредельно больно.
Тогда он разбрасывался грубыми словами, пытаясь зачем-то уколоть посильнее, сейчас же — молчит. Одним словом — трус.
— Мне казалось, что благодаря нашему плану тебе станет лучше, но я ошибся, — виновато произносит Чонгук, смотря трусу прямо в глаза. Ведь Чон уже не боится так, как прежде — ему теперь нечего. Уже любил, терял, разбивался на осколки, находил, снова терял, даже умирал не раз.
Трус же всё ещё боится задержать свой взгляд дольше, чем на пару секунд — прячет глаза в пол. К счастью или к сожалению, забыл, что чувствовал, когда расставался. Чонгук же главный постоялец места под названием «боль», а для Тэхёна всё сказанное — ново, он переживает половину, как в первый раз, в то время как его душа, сидящая напротив, в этих сценариях уже главный актёр.
Чонгук продолжает:
— Я очень перед тобой виноват. Прости, что обманывал.
А внутри Тэхёна что-то щёлкает, очень громко и очень сильно —
почему,
за что и
перед кем он извиняется? Это заставляет его вновь проснуться ото сна. Какой же Тэхён был и есть дурак, раз столько времени потратил зря, так ни разу не извинившись и не сказав самых важных слов.
Он подрывается с места и позволяет себе подойти к Чонгуку ближе, а тот напрягается весь, как струна, от этой близости. Боится сорваться и кинуться в объятия, потому что лишь на словах способен отпустить и двигаться дальше. Сейчас же, когда Тэхён так близко — не уверен уже ни в чём.
Старший опускается на пол, присаживается на колени и заглядывает во влажные глаза, убирая за ухо спавшую пепельную прядь.
— Малыш, тебе не за что извиняться. Ты ни в чём не виноват, — Чонгук от любимого «малыш» и ласкового взгляда напротив громко всхлипывает, а этот звук отдаётся болезненными ударами в груди Тэхёна. — Это я, — он повторяет ещё раз, — я должен извиняться перед тобой. Каждый день до конца своей жизни. Но даже если тысячу лет проживу, всё равно не заслужу твоего прощения и продолжу извиняться. Я не помню, что было до, но я помню всё, что было после. Твою доброту, нежность и мягкость. Помню, как смотрел на тебя в нашу вторую первую встречу и думал, что ты самый красивый человек во всей Вселенной. Я уже тогда поплыл, ведь пред тобой я так слаб. Всегда был и всегда буду. Сейчас у меня в голове не укладывается, как я мог так с тобой поступить, как мог выбрать кого-то другого. Ведь ты — самый дорогой подарок судьбы, ты — самое ценное произведение искусства. Твои красивые глаза, в глубине которых я утонул в первый же день, очаровательная улыбка и эти появляющиеся ямочки на щеках, — Тэхён стирает ребром указательного пальца дорожки слёз с его лица, пока по собственному стекают такие же крупные капли. Он изо всех сил сдерживается, сжимаясь внутренне в прочный узел, чтобы не разреветься, уткнувшись в его колени, ведь должен быть сильным для своего цветочного мальчика, должен быть его опорой. Хотя бы сейчас, раз прежде подвёл. — Я безгранично счастлив, что мне довелось тебя встретить. Счастлив, что такой человек, как ты, полюбил кого-то вроде меня. Ведь я со своим скверным характером тебя не заслуживаю, — Чонгук недовольно мотает головой, не соглашаясь, хочет что-то сказать, но Тэхён ему не позволяет, продолжая: — Не знаю, кто я такой и что из себя вообще представляю, знаю лишь то, что только с тобой смог стать кем-то. Я не помню всего, но где-то внутри очень сильно и ясно ощущаю, что ты был для меня всем, — «ты и сейчас для меня всё» хочет сказать Тэхён, но больно проглатывает эту мысль, чтобы вновь не давать никаких надежд. В первую очередь себе самому. — Буду себя корить и винить до конца жизни, что потерял и упустил тебя, но ты, Чонгук, ты, — он мягко проводит пальцами по нежной коже от виска до подбородка. Касается указательным его красного носика и давит из себя улыбку, чтобы поддержать, — ты не должен себя ни в чём винить. Ты, несмотря на то, что я сделал по отношению к тебе, продолжил быть сильным, продолжил помогать мне и спасать, когда я этого даже не заслуживал. Да, ты спас меня, Чонгук, своими словами, поддержкой и самоотдачей. Ты ни в чём не виноват, ты всё сделал в своей правильной и доброй манере. Прости, что тебе пришлось полюбить такого придурка, как я. Прости, что так поступил с тобой. Прости, что затянул с извинениями — я должен был в ту же секунду, когда узнал правду, сделать это. Ты заслуживаешь весь мир, малыш, — Тэхён поджимает дрожащую губу и собирает ртом солёную воду, скопившуюся над ней. — Даже если этот мир к твоим ногам положу не я, а Соджун или кто-то ещё. Пусть так, лишь бы ты больше никогда не плакал и был самым счастливым человеком в мире. Ты сможешь сделать это для меня, пожалуйста? Стать самым счастливым, м? — Тэхён улыбается самой широкой и искренней улыбкой, потому что счастье его
малыша в приоритете, даже если рядом будет не Тэхён.
Когда Чонгук неуверенно несколько раз кивает, старший обхватывает его голову обеими руками и, привстав с колен, прикасается губами к его лбу, оставляя поцелуй со вкусом своей безграничной и сильной любви.
— Это звучит, как прощание, Тэ, — грустно произносит Чонгук, накрывая своими руками тэхёновы и немного отстраняясь.
Младший заглядывает донельзя печально и потерянно в его глаза, и самому Тэхёну приходится отвести взгляд, чтобы не захлебнуться этой печалью и не забрать свои слова обратно.
Потому что Чонгук сказал, что хочет отпустить. Сказал, что запутался и в принципе устал быть, а кто такой Тэхён, чтобы снова ранить его? Он больше не позволит себе причинить ему боль своим существованием.
Тэхён сжимает в своих дрожащих руках чужие, сильно и крепко, потому что в последний раз. Зажмуривает глаза, лишь бы успокоиться, и невольно, но слишком громко всхлипывает, как после долгой истерики.
Чонгук весь напрягается от беспокойства, ближе подаётся корпусом и сжимает тэхёновы руки в ответ, продолжая держать их в своих. Губы Кима дрожат, он сам весь дрожит и трясётся, но всё-таки находит силы взять себя в руки, разомкнуть мокрые и покрасневшие веки и улыбнуться тепло-тепло и нежно-нежно. Будто не умрёт, отпустив сейчас Чонгука. Будто не рухнет замертво, выйдя за порог его квартиры.
— Это и есть прощание, малыш, — произносит тихо, чтобы не было слышно, как дрожит голос. Целует каждый его пальчик и смотрит с любовью, будто в последний раз.
Тэхён, не дав им обоим и секундой больше, встаёт с колен, возвращается к коробке с воспоминаниями, подхватывает её обеими руками за дно и стоит у входной двери ещё несколько секунд.
— Спасибо за всё, Чонгук-и, — ласково говорит старший, когда Чон подходит к порогу и смотрит на уходящего с приоткрытым ртом и глазами, полными слёз. — Я… — начинает Тэхён, но, встречаясь с его грустным взглядом, замолкает. Ким смотрит виновато, опускает глаза в пол и, оставив натянутую улыбку вместо «пока», покидает
бывший дом.
Чонгук слышит звук хлопающей двери, которую закрывает Тэхён, оставляя его в одиночестве. Во второй раз.
Тот, кто говорит, что время лечит — бессовестный лжец.
Снова терять того, кого уже давно потерял, оказалось так же больно, как и в первый раз.
Или больнее?
Чонгук на ватных ногах подходит к двери, поворачивается спиной и облокачивается назад. Он обессиленно стекает вниз, еле слышно всхлипывая. Чон прижимает колени к груди, приобнимает себя и утыкается лицом вниз, продолжая плакать уже громче, навзрыд рыдая.
— Я люблю тебя… — произносит он сквозь слёзы, даже не подозревая, что за этой самой дверью, в такой же позе сидит Тэхён, шепчущий себе под нос, как молитву, продолжение начатой им фразы:
— Я так тебя люблю…
