iris pallida

Я, как и мечтал с раннего детства, когда отец брал меня с собой в другие города по работе, где я любовался его монументальными постройками, поступил на первый курс архитектурного факультета. Вместе с лучшим другом, который моих мечтаний не разделял, но ему в принципе было всё равно, куда поступать, поэтому он пошёл вместе со мной. Я был так счастлив, войдя во двор университета и видя перед собой начало своего будущего, и, пока Чимин думал о предстоящих вечеринках и новых знакомствах, я представлял, как сижу в аудитории, слушаю лекции профессионалов, записываю каждое их слово и много и усердно тружусь. Чего я не представлял — что встречу тебя. Ты потом рассказывал, что утром увидел меня, идущим к главному входу, и тогда, с первой же секунды и первой нотки моего смеха влюбился. Ты всегда был таким романтиком, Тэ, верил в любовь с первого взгляда и до последнего вздоха. Я же был абсолютно другим: ни в кого не влюблялся и думал только об учёбе и будущей карьере. Так было до встречи с тобой. После первого занятия нас подловил Джин, приобнял за плечи, встав между нами, и куда-то повёл. Чимин не сопротивлялся, а я не решался возникать и задавать вопросы, хотя, ты же знаешь Джина, он и слова вставить бы не дал. Он рассказывал о прелестях студенческой жизни, о всевозможных предстоящих мероприятиях и о том, как высоко ценятся активисты, а я думал лишь о том, что и минуты своего времени не хочу отдавать на что-то, кроме своей цели и своего будущего. А по итогу, всё, что у меня было, я отдал тебе. В итоге ты стал моим настоящим и моим будущим. Мы втроём вышли на улицу. Джин, как гордый вожак, показывал нам «наши территории», а потом он заметил вашу компанию, улыбнулся и уверенно повёл к вам. Ты, высокий и чертовски красивый, стоял и курил, довольно улыбался и о чём-то шутил с Юнги. Но когда подошли мы, улыбка с твоих губ сошла, и ты стал такой серьёзный и потерянный, что я испугался. Я подумал, что ты какой-то местный хулиган — возможно, чёрная косуха и хмурые брови произвели на меня такое впечатление, не знаю. Знаю лишь то, что ошибался. Ведь ты смотрел на меня так, потому что, в отличие от меня, уже знал, что с этого дня целиком и полностью станешь моим. Как и я — твоим, только я об этом ещё не знал. Простояв в вашей компании минут пять, я, так и не сказав ни слова, спешил поскорее уйти, чувствуя себя не очень комфортно. Ты бы видел себя — задумчивый и хмурый, так ещё и пялился на меня, не отрывая глаз. Ты хоть и показался мне довольно-таки привлекательным, но всё же очень странным. Когда все начали расходиться, ты одёрнул меня за рукав и сказал, что я очень вкусно пахну. Я думал, что это какая-то шутка, но ты не смеялся. Напротив, выглядел озадаченным и немного потерянным. Мне стало неловко, потому что я сразу вспомнил фанфики, которые читал в шестнадцать лет. Даже зачем-то ляпнул о них при вас, возможно, поэтому я и начал смеяться, чтобы скрыть своё смятение. Я и подумать не мог, что духи, за две недели до этого купленные на мосту у милой бабушки, которая сказала, что ирисы означают зарождающееся чувство, приведут меня к тебе. Когда Чимин сказал мне, что нас пригласили на вечеринку, я опешил, в то время как он был неописуемо рад. Было приятно, конечно, так быстро влиться в новый коллектив, но всё же учёба только началась, и мне хотелось всё своё время отдавать ей. Но потом я вспомнил пронзительный и тяжёлый взгляд твоих красивых глаз, вспомнил самодовольную, уверенную и обворожительную улыбку. В этот момент я понял — что-то во мне происходило по отношению к тебе. На вечеринке всё было банально: море алкоголя, запах табака и пьяные люди, танцующие и веселящиеся. Но я чувствовал себя лишним, потому что никогда не был фанатом такого времяпрепровождения, поэтому одиноко сидел на улице и всматривался в звёздное небо. Ты можешь мне не верить, но, клянусь, звёзды стали сиять ярче, когда, услышав скрип открывающейся двери, я увидел тебя. Ты казался простым в своей спортивной куртке и кепкой козырьком назад, но при этом невероятно очаровательным. Мне всегда такими глупыми казались слова о любви с первого взгляда, ведь как можно полюбить того, кого совсем не знаешь? Но, увидев тебя, курящего сигарету, немного смущённого, но всё ещё красивого и уверенного в себе, меня против моей воли потянуло к тебе. Я будто осознал в ту же секунду, что нет ничего яснее в этом мире, чем то, что наша встреча не случайна. Через несколько секунд меня начало тянуть к тебе уже согласно моей воле и желаниям — я сам этого хотел, хотел к тебе. От этого осознания я не мог перестать улыбаться. — Хочешь, уедем отсюда? — спросил меня ты, выпуская клубы сигаретного дыма и вглядываясь в неизвестность над головой. — Да, — помолчав, ответил я, потому что мы не были неизвестностью — мы всегда друг друга знали. Мы ехали по ночному городу, слушали музыку, а ты то и дело заставлял меня улыбаться и смеяться. Твои шутки не всегда были смешными, если честно, но мне они всё равно нравились. Твоей мимикой, жестикуляцией и интонацией. Мне с тобой было так хорошо и просто, что тепло расплывалось у меня внутри, заставляя согреваться, даже несмотря на то, что окна были открыты, а на улице прохладно. Ты был со мной таким открытым, искренним и живым, что рядом с тобой раскрывался и я. Знаешь, я никогда прежде не уезжал никуда с незнакомцами и уж тем более не рассказывал им о себе. Тебе — рассказал. О том, как испугался в семь лет бродячую собаку, убежал и разодрал коленку при падении; о том, что не мог раньше засыпать без работающего на фоне телевизора и о том, что очень люблю дождь и ненавижу рыбу. Ведь ты никогда не был для меня незнакомцем. Ты был тем, кого я просто ещё не встретил. Ты привёз меня около трёх часов ночи, мы подошли к моему подъезду и молча стояли так: я улыбался и отводил взгляд, а ты, кажется, ни на секунду своего с меня не сводил. Это была наша первая полноценная встреча и первое свидание, а я уже чувствовал, как сильно ты на меня влияешь: заставляешь сердце биться чаще. Я назвал это свиданием, потому что именно так ты мне и сказал: — Мы ещё не разошлись, но я уже хочу увидеть тебя снова. Сходишь со мной на второе свидание? — ты тепло улыбнулся. — Только если ты сходишь со мной и на третье, — я улыбнулся в ответ, ничуть теперь не смущаясь и не волнуясь, ведь это был ты. Тот, кого я, к счастью, уже встретил. После второго свидания в том самом парке аттракционов, после третьего свидания в кинотеатре и «случайные» прикосновения пальцев наших рук и после четвёртого — на крыше твоего дома с бутылкой белого вина, настала очередь пятого свидания. Оно было самым неожиданным и очень впечатляющим: ты повёз меня в Иокогаму, к океану, где я никогда не был, но всегда мечтал. Сначала я немного испугался такой спонтанной поездки, но, вспомнив, что буду с тобой, я расслабился. С тобой я почему-то ничего не боялся, ты заставлял меня чувствовать себя в безопасности, будто оберегать и защищать меня — смысл твоего существования. Я, как оказалось позднее, боялся лишь одного — тебя потерять. Как иронично, что именно это в итоге и произошло. Мы прилетели в город и ехали до побережья на автобусе. Я лежал на твоём плече, напевал под нос какую-то мелодию, и это казалось таким правильным: ехать в пустом автобусе, совсем не знать и не понимать язык, быть в неизвестном городе, но — с тобой. Ведь любое, даже самое простое и незамысловатое действие заставляло меня чувствовать себя самым счастливым человеком, потому что рядом был ты. Нам не нужны были фразы «давай встречаться?», чтобы понимать, что мы уже, с первой встречи, принадлежим друг другу, но ты не мог лишить меня этих сопливых формальностей и нежностей. На берегу океана в момент, когда я меньше всего ожидал, ты взял меня за руку и аккуратно притянул к себе, а у меня перехватило дыхание от трепета. Ты вглядывался в меня донельзя нежно и моляще, а я сразу понял тебя и еле заметно улыбнулся, соглашаясь. Ты поцеловал меня. Твои губы были такие пухлые и мягкие, а сам поцелуй таким нежным и приятным, что у меня в груди вырастали цветы, настолько мне было в тот момент хорошо. Мне казалось, что я уже никогда не смогу от тебя оторваться, не смогу теперь засыпать и просыпаться без привкуса твоих губ на своих собственных, но ты разорвал поцелуй. Ты заглянул своими влюблёнными и счастливыми глазами в мои, такие же счастливые и влюблённые, и сказал: — Если честно, я хочу провести с тобой всю свою жизнь. Станешь для начала моим парнем? — Только если для начала, — улыбнулся я и тут же потянулся к тебе за новым поцелуем. Мне с того дня было и всегда будет тебя мало. Твои слова в тот момент заставили меня верить, что мне и не придётся никогда больше просыпаться и засыпать без тебя. Как же я ошибался. Когда мы вернулись в Сеул, я немного боялся, что наш конфетно-букетный период с началом отношений закончится и даже отчасти грустил, что мы «узаконили» наши взаимоотношения. Но каждый последующий день, проведённый с тобой, был как первое свидание. Ты всегда был романтичным, нежным и заботливым. Готовить ты, конечно, умел плохо, да и я без обеда в университет никогда не приходил, но ты всё равно почти всегда приносил мне шоколад или мои любимые кислые мармеладные червячки. Тебя никогда не волновали чужие взгляды, ты у всех на виду целовал мои руки и прижимал меня к себе крепко-крепко перед началом занятий, на которые провожал до самого кабинета. Если мои пары заканчивались позже твоих, ты либо ждал меня в столовой, пока делал домашнее задание, либо уезжал, а потом возвращался за мной. Я не могу припомнить ни одного дня, когда я ездил домой самостоятельно — ты всегда меня провожал. Я рассказывал тебе о прошедшем дне, о формулах и чертежах, а ты, хоть ничего и не понимал, но слушал меня так внимательно и заинтересованно, что я чувствовал себя самым важным человеком в твоей жизни. Я чувствовал себя тогда таким нужным тебе, Тэхён, что сейчас мне больно осознавать, где мы в итоге оказались. Когда мы вернулись из Японии, ты не считал нужным ставить кого-то в известность о начале наших отношений, когда как я во всех подробностях успел Чимину описать каждое наше свидание и поцелуй в красочных деталях. Ты мне сейчас не поверишь, но он был за наши отношения очень рад, ведь ты ему всегда нравился. Мне жаль, что теперь вы друг друга ненавидите. Мы приехали в университет вместе, ты уверенно взял меня за руку и с довольной улыбкой повёл к «своим». Мне было неловко, ведь все вокруг пялились на меня и тебя — одного из самых завидных женихов университета. Юнги и Намджун переглянулись, увидев наши тесные отношения, которые и без поцелуев были очевидны, но ничего не сказали. Потом ты рассказывал, что Намджун, оставшись с тобой наедине, решил задать вопрос: — Вы с Чонгуком… — он не успел закончить свой вопрос. — Я его люблю, — перебил ты. Если бы я присутствовал тогда при этом разговоре, то поправил бы тебя и сказал, что тоже тебя люблю. Всегда любил. Этого было достаточно. Никто больше не задавал вопросов. Мы стали одной дружной компанией. С вечеринками в вашем загородном доме, которые я полюбил лишь с тобой, потому что даже будучи вовлечённым в разговор и веселье с друзьями, ты продолжал держать мою руку и интересоваться моим настроением и состоянием. С обедами, которые я готовил на нас двоих, за столиком на свежем воздухе, пока было тепло, и в столовой, когда наступила зима. Учёбе я продолжал уделять нужное количество времени, но это становилось сложным, ведь я с нетерпением ждал окончания пары и иногда пропускал информацию мимо ушей, думая о том, что хочу скорее увидеть тебя. Я всё время хотел быть рядом с тобой, ты поселился в моей голове и не уступал ничему и никому другому хотя бы капельку пространства. Всё во мне было о тебе. Иногда мы позволяли себе сесть в твою машину, уехать подальше от стен университета и целовались-целовались-целовались. Я не мог тобой насытиться. Я в те моменты даже ненавидел учёбу, не мог позволить ей забрать твоё время, но ты, знающий о моих целях и мечтаниях и ставивший их и меня самого превыше всего, всегда меня останавливал. — Малыш, если мы сейчас не остановимся, то лишим будущее поколение твоей культовой архитектуры, — произнёс ты со сбившимся дыханием. Я знал, что ты, как и я, не хочешь останавливаться. Даже боюсь представить, каких усилий тебе это в тот момент стоило. — Переезжай ко мне, — буднично предложил я, будучи больше не в силах довольствоваться лишь переменами между парами и свободными от учёбы вечерами. Ты согласился переехать ко мне, и в этот же вечер мы перевезли твои вещи: что-то из одежды, красный джойстик от приставки и книги, которые заняли большую часть от всех вещей. Больше у тебя ничего не было. Больше, как ты сказал, тебе и не нужно. Я никогда ни с кем, кроме родителей, вместе не жил. Мне всегда нравилось одиночество, но после встречи с тобой, я этого одиночества стал бояться. Тишина, в которой нет звука твоего голоса и смеха, меня душила. Все люди, что не ты, меня утомляли. Наверное, такая привязанность к человеку не является нормой, напротив — признак нездоровых отношений, но я никогда и не претендовал на это, лишь на тебя и место в твоём сердце. Жить с тобой под одной крышей — лучшее, что было в моей жизни, я не вру. В первую ночь я боялся засыпать, мне казалось, что завтра мы снова разойдёмся, ведь я всё ещё не мог поверить, что это теперь наш дом. Но, проснувшись утром, я всё ещё был в твоих объятиях, из которых ты этой ночью меня не выпускал. Мы вообще никогда друг от друга не отлипали, и, даже когда ты отворачивался на другой бок, я обнимал тебя со спины. Мне нравилось прижиматься к тебе и чувствовать твоё тепло. Я согревался запахом твоего тела и, если честно, подолгу иногда смотрел на тебя, пока ты спишь. На выходных мы поехали в супермаркет и скупили чуть ли не весь магазин: гели для душа самых разных вкусов, шампунь и кондиционер для твоих непослушных волос, тканевые маски, которыми мы так любили пользоваться перед сном, новую посуду (ты согласился на парный комплект посуды с котятами) и новое постельное бельё. Мы покупали всё, что было нужно. То, что не очень — тоже покупали. Ты постоянно шутил, улыбался и целовал меня в макушку, держа за руку, а я, честное слово, никогда до этого так сильно не любил ходить по магазинам, как с тобой. В тот момент я понял, почему ты перевёз из своего дома так мало вещей: тебе хотелось построить новую жизнь с нуля вместе со мной. Наш первый секс был в эту же ночь. Мы долго-долго целовались, лёжа на наших новых белых простынях. Я начал стонать обессиленный перед твоими губами, покрывающими поцелуями мою шею. Ты оторвался от моего тела и заглянул в мои глаза с поволокой, а я прошептал: — Ты мне нужен, — я смущался говорить прямым текстом, но ты сразу же меня понял. — Ты простишь мне, что я уже купил презервативы? — спросил ты виновато, но твой вопрос мне тогда был не совсем понятен, я был слишком возбуждён и опьянён тобой, поэтому мыслил не совсем трезво. Позднее я понял — ты боялся, что я посчитаю, что тебе нужен от меня только секс, раз ты подготовился заранее. — Прощу, если ты сейчас же используешь их по назначению, — ответил я с улыбкой и, поцеловав тебя в губы, ушёл в ванну. Ни у тебя, ни у меня сексуального опыта с мужчинами не было, поэтому мы оба волновались, я — открыто, ты — того мне не показывая. Ты старался сделать всё аккуратно и осторожно, долго-долго растягивал меня, прочитав статьи в интернете, пока я «подготавливался». Тебе было страшно причинить мне боль. Не стану врать — больно было. Никаких фейерверков перед глазами и разрядов тока по телу в первый раз, но осознание моей заполненности тобой срывало крышу посильнее. Меня сводил с ума вид наших обнажённых тел и твоего влажного, с пульсирующей венкой члена. Сводило с ума, когда ты закатывал глаза в удовольствии и когда ты позволял себе тихие стоны. Ты целиком и полностью сводил меня с ума, Тэ. Знаешь, для меня это никогда не было сексом. Это была любовь. Когда ты, нависая надо мной, с нежностью вглядывался в мои глаза, потому что не мог оторваться — это была любовь. Когда каждый толчок сопровождался поцелуем в мои плечи и спину — это была любовь. Мы с тобой никогда не занимались сексом — только любовью. Время летело беспощадно быстро, дни и времена года сменяли друг друга слишком часто, но одно оставалось неизменным — наша безграничная любовь. Те девять месяцев, что мы провели вместе, были самыми лучшими в моей жизни, честное слово. Никто и никогда прежде не любил меня так, как любил ты. Ты каждый день, пока мы ехали в лифте утром или вечером, крепко обнимал меня со спины и целовал в лоб или макушку. В этом простом и маленьком жесте любви и заботы было так много, что у меня в животе оживали бабочки, как бы банально это ни звучало. Ты любил своими руками делать мне сюрпризы, например, на Новый год ты смастерил адвент-календарь со сладостями и игрушками из аниме внутри. Кстати, о нём: ты соглашался смотреть со мной аниме, которое прежде не любил и даже относился с каким-то презрением. Это ли не проявление самой настоящей любви? Никого и никогда прежде не любил я так, как любил тебя: до оживших в животе бабочек, в которых я никогда не верил; до набитых на безымянном пальце твоих инициалов. Я вообще никогда не был фанатом татуировок, но с тобой, как я уже говорил, всё было иначе. Мы поехали в твою квартиру, потому что тебе нужно было забрать какие-то документы для университета. Пока мы вместе искали их, то обнаружили другую находку — коробку воспоминаний, как ты её называл. Конечно, я нашёл там валентинку, которую ты дарил Чхве Ушику, о котором я на тот момент ничего не знал. Ты боялся, что увидев её, я мог неправильно всё понять, поэтому рассказал мне всё от и до. Мне стало жаль семнадцатилетнего тебя, захотелось вернуться в прошлое, найти тебя и крепко обнять, стать твоим другом, всегда поддерживать и всегда любить. Но у меня не было суперспособностей или машины времени, поэтому я отложил валентинку и взял тебя за руку. Я заглянул в твои глаза и произнёс: — Я люблю тебя, Тэ. Так сильно, что хочу набить с тобой татуировку. Мне не страшно, что она навечно. Мне страшно провести вечность без тебя. В тот день мы решили, что тайно друг от друга выберем и сделаем татуировки: я уже знал, что это будет твоё имя. Чего я не знал — этим же вечером приедут родители, которые вдруг вспомнили о моём существовании и захотели меня проведать. Пока мы ехали домой, они уже были там, ведь считали нормальным приехать без предупреждения и открыть дверь своим ключом, о существовании которого я не знал. Конечно же, они заметили нашу с тобой фотографию в фоторамке, стоящую в комнате. Заметили мужские вещи и обувь, презервативы и смазку на прикроватном столике. Пока мы ехали домой и ни о чём не подозревали, они уже знали, что разрушат мою жизнь. Когда мы, целующиеся, зашли на порог квартиры, нас ждал грозный взгляд отца и презрительный мамин. — Молодой человек, оставьте нас наедине с сыном. Нам нужно поговорить, — строго сказал отец. Я до чёртиков напугался. За тебя. Ты хотел уйти, оставить нас одних, как того и просил папа, но я тебя не отпустил. — Это наш общий дом, тебе никуда не нужно уходить, — сказал я, вцепившись в твою руку. Я не хотел тебя отпускать, мне казалось, если я это сделаю, то останусь один. Но мне было не страшно быть одному, мне было страшно быть без тебя. — Тогда из него уйдём мы. Пока ты спишь с мужчинами, ты нам не сын, Чонгук. Они, одарив тебя презрительным взглядом, вышли из квартиры, а я последовал за ними, чтобы забрать ключ от нашей квартиры и навсегда закрыть за ними дверь. Вместо этого у нас случился разговор на повышенных тонах на лестничной клетке нашего этажа. Они кричали, что это отвратительно, что мы с тобой отвратительные, что мы должны немедленно расстаться, если я хочу продолжать с ними общение. Я ответил спокойно и коротко: «Нет, не хочу», а у самого руки дрожали. Мне было обидно и больно, ведь это всё равно, какая-никакая, но семья. Ещё мне было так страшно, что они заберут тебя у меня. Они продолжали кричать, унижать меня, сыпать оскорблениями и угрозами. Самой страшной, заставившей меня вздрогнуть, оказалась та, что связана с моей мечтой. Они поклялись, что платить за моё обучение не будут, как и брать с собой на конференции. Ещё они сказали, что сделают так, что доступ в архитектурную сферу мне будет закрыт. Я знал, что это возможно, ведь они были очень влиятельными и уважаемыми людьми в этом мире, но потом я вдруг почувствовал, что мне плевать. Мне было плевать на всё остальное, пока у меня был ты. С твоим появлением в моей жизни я начал ощущать себя сильным, меня ничего не пугало. Я чувствовал, что и сам смогу всего добиться, уеду в другую страну, если потребуется, но от тебя никогда не откажусь, ведь ты был моей вечностью. Вечностью, которая добровольно откажется от меня через три дня. Но тогда я этого не знал, вернулся к тебе спустя сорок минут пререканий с родителями и со слезами уткнулся в твою шею. Мне хотелось плакать от обиды до скончания дня, но ещё больше — тебя. Хотелось после этих неприятных эмоций и разговоров почувствовать, что, несмотря на их слова, у меня всё ещё есть ты. Всегда был и всегда будешь. Им не забрать и не отнять тебя у меня. — Это твоя семья, Чонгук. Нет ничего важнее, так нельзя, — грустно произнёс ты, ведь свою семью ты потерял. — Ты прав, — ответил я. — Нет ничего важнее семьи, а моя семья — ты, — и поцеловал тебя. Мы трижды занялись любовью в ту ночь. Ты посадил меня на кухонный стол, долго и глубоко ласкал орально, а потом также глубоко и сильно вталкивался в меня, будто сейчас отберут «твоё», а ты к этому не готов. Я плавился под твоими медленными и нежными поцелуями на моей спине, шее и на внутренней стороне бедёр, я громко стонал и чувствовал, как взрываются огни перед моими глазами, и сильнее впивался пальцами в твою кожу. Мне даже показалось, что твои глаза в какой-то момент заблестели от слёз, но я был тогда будто в каком-то другом измерении и чувствовал себя самым счастливым человеком в мире, поэтому даже не задумался о том, что ты таким образом со мной прощался. Ты уже знал то, чего не знал я. Мне кажется, это было так нечестно с твоей стороны, Тэхён — заставить меня летать так высоко, а потом вырвать с корнем мои крылья. На следующий день ты куда-то уехал, ничего мне не сказав, что меня очень удивило, но я решил использовать эту возможность для осуществления своей задумки с татуировкой. На безымянном пальце мне набили твои инициалы: kt. Две маленькие буквы, но как же я был рад, что теперь все будут видеть и знать, что я кому-то принадлежу, принадлежу тебе. Да, возможно, это звучит глупо, ведь я и без татуировок знал, что я — твой, а ты — мой, но, как я уже говорил, с тобой всё было иначе. С тобой я становился донельзя сентиментальным и чувствительным к милым и банальным вещам. Когда я вернулся домой, ты уже был там: молча сидел и играл в приставку и, клянусь тебе, я сразу почувствовал, что что-то не так, что ты, даже не произнеся ещё ни слова, был каким-то другим. Это был первый раз, когда я оказался прав. Я подошёл к тебе, чтобы ты усмирил мои переживания и волнения, но ты даже не обернулся, не спросил, где я был. Но ты ведь всегда встречал меня, Тэхён, никогда не позволял возвращаться одному. Тогда — позволил. Я наивно предположил, что у тебя просто был плохой день, прилёг и приобнял тебя, а ты, даже не опустив на меня свой взгляд, сказал, что таким образом я мешаю тебе играть. Мне стало так обидно, что где-то в груди даже кольнуло, будто передо мной был не тот человек, что гладил мою спину и перебирал влажные волосы между пальцев перед сном, а абсолютно чужой мне человек. Между нами прежде никогда такого не было, поэтому я не знал, как реагировать и вести себя, мне просто-напросто никогда не приходилось чувствовать от тебя холод. Я растерялся и решил тебя сегодня не трогать. Поиграв в игру, ты молча ушёл в душ, так ни разу и не посмотрев в мою сторону и не заметив даже, что с моим пальцем произошло какое-то изменение в виде защитной плёнки. Пока ты мылся, зазвонил твой телефон, и, честное слово, если бы ты не напугал меня своим поведением, если бы я не был потерян и расстроен, то никогда бы не взял трубку. Но всё было именно так, поэтому я ответил, а на другом конце провода мужской голос и уже знакомое мне имя Чхве Ушик. В тот день я впервые почувствовал, что ты причиняешь мне боль. Не физическую, которая сопровождается твоими поцелуями и всегда заканчивается приятными ощущениями — мне стало больно в той области, где когда-то было моё сердце, давно отданное тебе. Этот день в принципе был полон «первых разов», начавшийся с первого проявления холода с твоей стороны и закончившийся первым за девять месяцев сном не в твоих объятиях. Второй день был ещё хуже: ты, всё ещё со мной не разговаривая, отвёз меня на учёбу, на которую сам почему-то не пошёл. Ты уехал, оставив меня одного перед зданием университета, и я чувствовал себя таким уязвимым и слабым, мне казалось, что все вокруг знают, что я больше тебе не нужен. Я не знал, куда ты уехал, но после телефонного звонка я, кажется, начал догадываться. Я не звонил тебе и не писал. Мне это казалось лишним, я был убеждён, что ты сейчас не один, и, когда ты вернёшься домой, мы обязательно поговорим, и всё будет хорошо. Но домой ты вернулся под утро, я помню точное время — 04:57, потому что ни на секунду не сомкнул глаз. Я просто не мог сделать этого без тебя. На третий день начать разговор мне не удалось, потому что это сделал ты. Тэхён, лучше бы этот третий день никогда не наступал! Я готов проживать первый и второй бесконечное количество раз! Лишь бы никогда не слышать твоих слов и не проходить ту пытку вновь. — Нам нужно расстаться, — неожиданно заявил ты, после того, как я проснулся и только успел умыться. — Кому нужно? — спокойно спросил я, прекрасно понимая, кому. А внутри ни черта спокойно не было, меня будто чем-то тяжёлым ударили и определённо не собирались на одном ударе останавливаться. Всё внутри сжалось от боли, а воздуха в лёгких стало катастрофически мало, и я начал задыхаться. Я задыхался, а ты продолжал выкачивать из меня весь воздух и, кажется, всю мою жизнь. Я просто сначала этого не показывал, ведь до последнего верил, что это какая-то глупая шутка или недоразумение. Ведь разве мог ты меня разлюбить? Как оказалось — мог. — Хорошо, скажу по-другому. Я хочу, чтобы мы расстались, — ты продолжал меня бить, беря в руки более тяжёлые и острые предметы. Причем ты даже не смотрел мне в глаза при этом. Скажи, тебе было стыдно или же просто плевать? — Девять месяцев не хотел, теперь вдруг захотел. Скажи мне прямо, что случилось? Не в моих родителях ли дело? — я старался звучать уверенно и гордо, но с каждым последующим словом, что ты мне говорил, это получалось сложнее. Ты ведь всегда знал, что родители — моё больное место, а ты был моим бронежилетом, так почему ты снял его с меня и ударил именно туда, Тэхён? Ты глубоко вздохнул, недовольно хмыкнул и подарил мне такой холодный, тяжёлый и презрительный взгляд, что я готов был забрать назад свои слова: я больше не хотел знать, что случилось. Я вообще больше не хотел существовать. Мне хотелось, чтобы всё поскорее закончилось. Так и случилось — вся моя жизнь после этого дня закончилась. — Хорошо, если хочешь, чтобы я говорил прямо, я скажу. Да, твои родители повлияли на моё решение, но они стали лишь толчком к тому, что я уже давно для себя осознал и решил. Наш переезд и отношения были ошибкой. Мы были ошибкой. Знаешь, ты показался мне красивым, наверное, поэтому ты мне и понравился, но, узнав тебя получше, я разочаровался. Ты просто красивая оболочка, а внутри — пустота: смотришь детские мультики, читаешь детские комиксы и в принципе ведёшь себя, как ребёнок, умиляясь от разноцветных ручек и карандашей, используя в речи тупые милые слова, и постоянно строишь милую и дебильную улыбку. Мне от твоей наивности и мягкости тошно. Мне с тобой даже поговорить не о чем, а в очередной раз обсуждать серию аниме или новую мангу я не хочу. Мне нужен взрослый человек, а не ребёнок, не размазня и не слюнтяй. Мне жаль, что я потратил наше с тобой время. Если бы я мог вернуться назад, то никогда бы не предложил тебе сходить на свидание. Если бы я знал, какой ты на самом деле, то никогда бы даже на тебя не посмотрел. Ты перестал меня возбуждать. Но понял я это только сейчас, когда в моей жизни появился другой человек — серьёзный и начитанный. Если хочешь знать всю правду, то я изменил тебе с ним и ни о чём не жалею. Знаешь, я не уверен, что чётко и трезво понимал твои слова, ведь ещё на «мы были ошибкой» я будто отключился. У меня в голове одна за другой стреляли твои фразы, которые расшибали внутренности на части. Я хотел сказать тебе, что мы не ошибка. Но сил что-либо сказать у меня просто не было. Я был настолько обессилен, что, казалось, ещё чуть-чуть и я рухну замертво. Такую силу имели твои слова на меня. Воздух в помещении казался другим — холодным и неприятным, пол под ногами будто плыл, но, наверное, это было от слёз. Я старался держаться, правда старался — не быть слюнтяем и размазнёй, но как я мог, когда ты просто больно сжал моё сердце в своей руке и заставил разбиться на мелкие осколки. Ты был тем, кого я всегда знал и наконец встретил, но человек, который в тот день говорил мне все эти слова оказался тем, кого я, кажется, никогда не знал. Самое отвратительное во всей этой ситуации было то, что я действительно был наивным слюнтяем, потому что если бы ты подозвал меня к себе, я бы в ту же секунду кинулся тебе в объятия, не раздумывая. Я так хотел уткнуться носом в твою шею и быть на своём законном месте — в твоих руках, хотел быть тобой зацелованным, но ты не позвал меня. Ты даже взгляд на меня не поднял. Прошёл мимо, взял чемодан с вещами, которые ты собрал, видимо, пока я спал, и уехал. Первые десять минут, клянусь тебе, я продолжал стоять на месте, не двигаясь: не мог пошевелиться, потому что уже не чувствовал своего тела и внутренностей, не мог издать ни звука, даже слёзы у меня не шли. Просто стоял и смотрел в одну точку — дверь, которую ты захлопнул передо мной, бросив на кухонный стол ключи. Спустя десять минут я отвис и позволил себе на ватных ногах дойти до дивана, обессилено упасть и разрыдаться: кричал во всё горло и плакал навзрыд, заставляя весь Сеул услышать громкий крик раненого зверя. На самом же деле меня никто не слышал. Я будто во всё мире теперь был абсолютно один, но ты же знаешь, мне не страшно быть одному, мне страшно — без тебя. Но тогда я лежал в нашей кровати, которая всё ещё пахла тобой и нашими объятиями, в полном одиночестве и не понимал, как всё это возможно. Ведь я ни разу в нас не сомневался, а ты — назвал ошибкой. Мне было так больно и обидно, Тэхён, что я не мог унять дрожь во всём теле. Ты ведь мог расстаться со мной по-хорошему, разве не так поступают люди, которые уважительно относятся друг к другу? Или же ты намеренно хотел сделать мне больно? Когда слёзы закончились, я долго не мог нормализовать своё дыхание, всхлипывал и задыхался, меня тошнило и крутило — так ощущается твоя любовь на вкус? Мне очень хотелось уснуть, лишь бы поскорее закончился этот день, но я не мог, мысли о тебе и о нас крутились в моей голове и заставляли снова истерить, кричать и задыхаться. Я уткнулся носом в подушку и беззвучно кричал, пока в другую — бил кулаками. Когда я успокаивался, вставал с кровати и шёл в кухню или в ванную, то снова начинал кричать, потому что всё вокруг мне напоминало о тебе. О том, кого я всегда знал, наконец встретил и теперь уже потерял. Я, с горем пополам уснувший под утро, проснулся на следующий день и увидел тысячу пропущенных от Чимина, которого заставило переживать моё отсутствие на занятиях. Я не спешил ему перезванивать, но он приехал ко мне сам спустя полтора часа. Я всё ему рассказал и снова безустанно плакал, утыкаясь уже не в твою подушку, а в его плечо. Он обнимал меня, успокаивающе поглаживал по спине, заставлял поесть хоть что-то, но я всё равно отказывался, потому что был убеждён, что меня стошнит. У меня комок мерзкий к горлу подступал, когда я видел еду, но вот алкоголь почему-то таких чувств не вызывал. Алкоголь помогал мне забыться и быстрее уснуть, и я был доволен его свойствами, потому что спать хотелось как можно дольше, лишь бы не просыпаться, не существовать и не помнить, что тебя у меня больше нет. Следующие три дня я не выходил из дома, только пил, плакал и думал о тебе, думал о тебе, пил и плакал. В перерывах между этим я блевал и спал, но это происходило намного реже упомянутых выше действий. Во мне не было ненависти и обиды почему-то, только отвращение к себе и килограммы боли, которые я выплакивал слезами в чиминово плечо, выблёвывал в унитаз после бутылок алкоголя и снова выплакивал слезами, сидя в душе под холодными струями воды. Потом я вспомнил, что ты говорил об измене, вспомнил об Ушике, о котором начал выяснять через Намджуна. Мне хотелось знать всё, будто это могло бы что-то изменить. Твой брат убеждал меня, что с Ушиком ты не виделся уже очень давно, но откуда ему было знать, с кем ты виделся, он ведь не жил уже с тобой и не мог контролировать каждый твой шаг. Я даже к Санни пошёл, зная о её симпатии к тебе, но она тоже всё отрицала. Не знаю, зачем я всё это делал — всех расспрашивал и пытался докопаться до истины, ведь факт остаётся фактом, ты меня больше не любишь, и какая тогда разница, кого ты трахаешь — Санни или Ушика? Но разве не было бы честным сказать мне всю правду, Тэхён? Видимо, в тебе не было достаточно сил, чтобы это сделать. Силы у тебя были лишь на то, чтобы сказать, что мы были ошибкой. Чимин меня останавливал и всё время ругался, оскорблял тебя, хотел убить и неистово ненавидел, а я — всё ещё любил и никогда не жалел, что встретил. Спустя две недели пришло смирение. Я принял тот факт, что больше тебе не нужен, что я — размазня и слюнтяй, что ты нашёл себе достойную пару и, наверное, счастлив. Чимину в тот день даже удалось меня вытащить на воздух — впервые за всё время. Время, которое я даже не жил, лишь существовал, ведь ты больше не принадлежал мне. А я тебе — всё ещё да. В тот день мы сидели с ним на улице в каком-то баре, он что-то мне рассказывал, а я даже не слушал, смотрел на парк на противоположной стороне дороги и вспоминал, как мы устроили пикник в лесу, ели фрукты, целовались, а потом ты трогал мои волосы и читал стихи. Звучит чересчур ванильно и слюняво, но ведь я уже говорил, что с тобой у меня всё иначе, с тобой всё кажется правильным. Вселенная как будто издевалась надо мной, всё ещё привязанному к тебе тонкой красной нитью, которая никак не могла порваться. Намджун позвонил мне в три часа ночи и сказал, что ты попал в аварию и лежишь сейчас в больнице без сознания. Боже, как же мне стало страшно. Меня затрясло, и я тут же вскочил с кровати, выбежал из дома, кажется, в пижамных штанах, не помню уже, потому что был шокирован и напуган: сильнее, чем когда родители сказали, что не будут платить больше за обучение; сильнее, чем когда ты бросил меня. Ведь, пока ты жив, хоть и не любишь больше меня, я всё ещё могу принадлежать тебе. Но если бы ты…чёрт, я даже произнести это слово боюсь. Если бы тебя вдруг не стало, я уже не принадлежал бы никому. Я не отходил от твоей койки ни на шаг, читал тебе твои любимые книги, каждый день приносил букет свежих ирисов, рассказывал о том, что устроился в книжный магазин и что, когда ты очнёшься, я смогу сделать тебе скидку. Я не мог даже мысли допустить, что ты не придёшь в сознание, но иногда меня накрывало, трясло, и тогда я шёл и блевал в больничном туалете бесцветной жидкостью, потому что еды во мне практически не было. Намджун ругал и выгонял меня, чтобы я поехал домой, поел и поспал, но я не мог оставить тебя даже на секунду. Спустя несколько недель ты пришёл в себя, но меня рядом не было — я стоял за дверью и сквозь маленькое окно наблюдал за тобой, затаив дыхание. Ты оглядел палату и первое, что ты увидел — мои ирисы. Ты спросил: — Намджун, ты принёс эти цветы? — Нет, их принёс Чонгук, — ответил твой брат. — Кто это? — а я больше не мог даже существовать. Я убежал, представляешь? Мне стало так больно и страшно, что я просто побежал. Бежал без остановки несколько километров, ведь знал, что, как только остановлюсь, то расплачусь и, возможно, умру. Ты больше не помнил меня, меня будто никогда не существовало в твоей жизни, не было ни первого, ни второго свидания; не было белого вина на крыше твоего дома; не было Иокогамы и первого занятия любовью в нашем доме. Ничего из этого будто никогда и не было, всё осталось лишь в моей голове, а на безымянном пальце красовалось напоминание о том, что я принадлежу тебе, но вот только ты меня уже не помнишь. Поэтому, даже ещё не остановившись, я всё-таки расплакался. Вокруг ходили люди, оборачивались на меня удивлёнными взглядами, а я сел на мокрый после дождя бордюр и начал рыдать. Возвращаться в твою палату я не стал, дома мне тоже было тошно. Мне вообще везде было тошно, потому что везде не было тебя. Я зашёл в первый попавшийся бар и напился там вусмерть. Я бы пролежал там без сознания ещё целые сутки, настолько я был обессилен, разбит и пьян, если бы меня не нашёл Чимин и не отвёз домой. Следующие дни проходили, как в тумане: я практически не ел, зато пил очень много, а Чимин ругался и продолжал забирать меня из баров, в которых мне было почему-то так спокойно. Я сделал себе ещё одну татуировку — строчка из твоего любимого стихотворения Мун Чонхи, продолжал работать в книжном магазине, чтобы платить за учёбу, которая мне уже была не интересна. Мир стал серым и бессмысленным без тебя. Звучит ванильно и слабохарактерно, да? Но ведь именно слюнтяем я и был по твоим словам, значит, всё в порядке. Намджун позвонил мне и рассказал о том, что такое системная амнезия. Представляешь, ты помнил всё, кроме того, что связано со мной, в то время как я, кажется, с точностью наоборот: забыл всю свою жизнь, которую прожил без тебя, но о тебе помнил всё. Твой брат рассказал мне свой план и попросил моей помощи: мне нужно было познакомиться с тобой заново. Он был убеждён, что ты снова в меня влюбишься и обязательно всё вспомнишь. Тогда это казалось мне надёжным и правильным планом, казалось, что Намджун подарил мне надежду, сейчас же понимаю — это была игра с нашими чувствами. И мы оба проиграли. Мне было так плохо и больно без тебя, что я с трудом мог находиться в собственной квартире, в которой каждая мелочь и каждый уголок напоминали о тебе. О тебе, который меня ведь даже уже не помнит; о тебе, который даже не знал, что я вообще существую. Мне жить не хотелось, поэтому я подумал, что даже смог бы простить тебе измену, лишь бы вновь засыпать в твоих объятьях и чувствовать на губах привкус твоих. Намджун тогда дал мне надежду, а жизнь приобрела новый смысл — помочь тебе. Тебе, которого я всегда знал и которому всегда принадлежал, просто ты меня пока ещё не встретил. Мы встретились с тобой первого сентября, в мой день рождения, и увидеть тебя спустя столько времени было самым лучшим подарком. Но более неожиданным подарком было возвращение моего брата из Штатов — я был неописуемо счастлив и даже будто забыл на какое-то время обо всём произошедшем. Я успел ввести его в курс дела, пока Чимин оставлял едкие комментарии и при любой возможности добавлял, какой ты конченный. Я его игнорировал, потому что был слишком окрылён перед встречей с тобой. Я с головы до ног набрызгался твоими любимыми духами, и мне казалось, что ещё немного и я снова смогу тебя обнять и почувствовать себя важным и нужным. Но что-то в самом начале уже пошло не по плану — тот факт, что Юнги откуда-то знал Хосока и даже ненавидел. Сейчас я уже знаю всю правду, но тогда не знал, поэтому, испугавшись за брата, попытался оттолкнуть Мина, но нелепо попал в Намджуна. Потом передо мной появился ты — всё такой же красивый и очаровательный, хмурый и уверенный в себе, я в тот момент задрожал от волнения и готов был уже послать к чёрту весь план, подбежать и прижаться к тебе, но ты поприветствовал меня ударом в челюсть. Мне не было больно физически, но было больно морально, ведь я понял в тот момент, что был наивен и глуп, полагая, что всё повторится в точности, как в нашу первую встречу. Теперь ты был другим — я больше тебя не знал, хотя уже встретил. Я сжал кулаки, стараясь сдержать все свои слёзы и глупые порывы, а потом ты пристально смотрел мне в глаза, а я думал, что ещё секунда, и я сломаюсь, ещё секунда в этих глубоких и красивых глазах — и я упаду замертво. Но потом я заметил, что ты отвёл взгляд и рассматриваешь теперь мою татуировку, которую я так и не успел тебе показать, поэтому прикрыл её рукавом и пообещал себе купить кольцо, которое её закроет и от тебя спрячет. Когда я вернулся домой из магазина с бижутерией — снова разрыдался навзрыд, игнорируя звонки Чимина и всех остальных, ведь надежда, которую мне подарил Намджун, оказалась миражом. От боли раскалывалась голова и появилось желание всё бросить и уехать подальше, потому что находиться с тобой рядом теперь оказалось в тысячу раз больнее. Конечно же, после начала первого учебного дня последовала вечеринка. Мне было так страшно вновь с тобой встречаться, я был уверен, что не смогу продержаться — не заплакать, не кинуться к тебе на шею и не прошептать, что больше так не могу, без тебя не могу. Но я старался изо всех сил, ради тебя, Тэ, как ты всегда старался для меня. Когда Хосок и Чимин уже были в доме, я не решался зайти внутрь, стоял на улице и курил. Я тебе этого ещё не говорил, но, когда ты бросил меня, я взял твои сигареты, оставленные в коридоре и закурил. От табачного дыма у меня появлялось впечатление, что ты рядом со мной. Мне не нравилось курить, я даже подумал тогда, что ты идиот, раз куришь, это же отвратительно, но перестать не мог. Кашлял и задыхался периодически, но терпел, лишь бы ощущать твоё присутствие. Когда я наконец взял себя в руки и зашёл в дом, то практически сразу увидел тебя, танцующим с Санни. Я впервые испытал не отчаяние и боль, а всепоглощающую злость. Она заполонила мой разум и растекалась по телу вместо бывшим там однажды цветам. Санни, которая меня всегда раздражала, и с которой у вас всегда была какая-то особая связь, хоть ты и убеждал, что это было до меня. Я наблюдал за вами издалека, сжав кулаки и скривив губы в тонкой линии. Когда вы поднялись в твою комнату, я не выдержал, меня просто разрывало на части от ревности к человеку, что уже не мой, и пошёл за вами. Мне стало так страшно и больно при мысли о твоих поцелуях и прикосновениях не ко мне, что я не выдержал. Я не знал, что мне делать или говорить, меня вела мысль предотвратить то, что могло между вами произойти. Она ведь знала про план, половина университета знала, Намджун всех предупредил, чтобы никто вдруг ничего не испортил, и вот твоя подружка именно это и делает — всё портит. Я думал, что придушу её на месте, правда, но она, к счастью, сразу всё поняла и убежала, оставив меня с тобой наедине. Я прошёл внутрь и оглядел одно из моих любимых мест: здесь всё ещё висела гирлянда, которую мы покупали с тобой вместе, чтобы украсить и сделать это место уютнее; и здесь же был том манги, которую я посоветовал тебе почитать, а ты, ненавидящий «детские» комиксы — согласился. Я испытал такую тоску по нашему прошлому, что готов был заплакать там. Хотел закурить, но потом застыл на месте, думая о том, нужно ли мне это теперь, когда рядом ты? Но от чего я ещё больше опешил — от твоего вопроса: «Как давно ты куришь?». Боже, Тэхён, почему ты спросил именно так? Я ведь в эту секунду забыл о том, что ты больше меня не помнишь. Ты заставил меня думать, что ты просто уезжал от меня на какое-то время, а теперь вернулся и спрашиваешь, как давно я курю. Ты снова казался мне тем, кого я всегда знал и теперь будто заново встретил. Зачем ты тогда смотрел на меня заворожённо, я ведь тоже начал смотреть так в ответ. Я бесконечно по тебе скучал всё это время и для меня пятиминутная встреча казалась чем-то «слишком». Когда ты увидел мою татуировку со строчкой твоего любимого стихотворения и прочитал её вслух, ты снова показался мне чужим, потому что я вспомнил, что делал её без твоего присутствия в моей жизни. Во мне такой спектр эмоций бурлил, что я не выдержал, боясь расплакаться перед тобой, поэтому потушил сигарету и убежал. На следующий день я позвонил Намджуну и дотошно расспрашивал его обо всём, я хотел знать, поделился ли ты с ним деталями нашей встречи. Мне отчаянно хотелось, чтобы ты вспомнил меня и наше прошлое, чтобы ты снова принадлежал мне. Я наивно полагал, что всё произойдёт быстро и безболезненно. Но я снова ошибся, как и тогда, когда встречался с тобой и верил, что буду каждое утро просыпаться в твоих объятьях. В следующий раз мы встретились на футбольном поле, и я чувствовал себя уже более уверенно, ведь у меня за плечами целых две встречи с новым тобой. Я старался делать безразличный вид, будто не знаю тебя и абсолютно точно не люблю, будто не хочу слушать твои глупые шутки и смеяться, ближе прижимаясь к тебе, будто мне не было тяжело дышать ровно и размеренно. Я вёл себя так, словно ты для меня незнакомец, в то время как ты был всем моим миром. Джин рассказал тебе о шоу талантов, в котором мы хотели, чтобы ты поучаствовал: мы были убеждены, что, услышав свою любимую песню Гарри Стайлза в моём исполнении, ты точно что-нибудь вспомнишь. Ведь раньше ты так любил, когда я играл на гитаре и пел: смотрел гордо и влюблённо, не отрываясь, а потом говорил, что я — самый ценный подарок в твоей жизни. Я надеялся, что и сейчас, спев тебе песню, вновь стану твоим подарком, самым ценным и самым дорогим, и ты заберёшь меня себе и никому больше не отдашь. Я снова был так наивен, да? Накануне я случайно наткнулся на песню под названием «iris». Меня так впечатлил текст, перевод которого я читал со слезами на глазах. Ведь я тоже отдал бы вечность, чтобы просто к тебе прикоснуться; ведь я тоже знал, что ты каким-то образом мог меня чувствовать; ведь я тоже просто хотел, чтобы ты знал, кто я такой. Ирисовое название заставило меня поверить, что это знак и шанс, которым я должен воспользоваться, и в этот же день произошла долгожданная встреча. Ты пришёл в актовый зал, пока я пел новую для себя песню, и слушал меня, как раньше по вечерам в нашем доме. Я снова почувствовал на себе твой заинтересованный взгляд, и это было так приятно, ты не представляешь. Это было глотком свежего воздуха для меня. Ты начал со мной диалог, а я снова немного испугался, ведь было так странно говорить с тобой, как с незнакомцем. Но я начал потихоньку привыкать к тому, чтобы знакомиться с тобой заново и открываться тебе заново. Даже зная, чем все может обернуться, я в эту бездну все равно уверенно шагнул. Ведь я всегда принадлежал тебе, просто ты пока ещё меня не знал. Я сказал тебе, что участвую в шоу из-за денег. Они мне, безусловно, были нужны, учитывая моё новое финансовое положение, но участвовал я из-за тебя, чтобы быть ближе и помогать, чтобы успевать быть рядом и приезжать по первому зову, если потребуется. А потом ты заговорил про название моих духов, которые я продолжал покупать лишь из-за тебя, ведь этот аромат так сильно тебе нравился. Я так боялся расплакаться и оказаться бессильным, боялся, что не выдержу и всё тебе расскажу, лишь бы ты снова обнял меня и вдохнул мой запах. Поэтому я ушёл. Прости, что я оставлял тебя так много раз, но ты не представляешь, как больно стоять рядом с самым дорогим в своей жизни человеком и ощущать, будто вы незнакомцы после всего, что между вами было. Ощущать, что солнце в его глазах погасло и не собиралось больше сиять. Потом ты попал в больницу, потеряв сознание, и мне стало страшно, что я снова могу потерять тебя. Я был в таком отчаянии, что умолял бога вернуть тебя, пусть даже без памяти и без любви ко мне. Ты пришёл в себя спустя несколько часов, как я того и просил — снова без памяти и любви ко мне. Но я всё равно был счастлив, Тэ, счастлив, что ты в порядке и счастлив, что ты взял с собой оставленный мной букет ирисов. Это давало мне надежду. Я тогда не знал, что она снова окажется ложной. Когда я во время обеденного перерыва на работе взял в руки телефон, ты не представляешь, как счастлив я был — там были сообщения от тебя. Прости, что писал такие длинные сообщения, просто мы так редко говорили, а тебя так долго не было рядом, что я не мог остановить поток своих мыслей. Я не мог нарадоваться тому, что, раз ты пишешь мне, значит думал обо мне, и это вновь давало мне надежду, которую я Чимину пообещал в себе похоронить. Помнить, что это лишь игра, чтобы к тебе вернулась память и не позволять себе вновь чувствовать — было его условием на согласие помочь тебе и держать язык за зубами. Возможно, я плохой друг, потому что когда я увидел тебя в книжном магазине, когда мы говорили и когда ты прикоснулся своими пальцами к моим, я нарушил своё обещание — вновь начал надеяться на что-то. Я очень плохой друг, потому что не говорил Чимину, что чувствовать никогда и не переставал. Ведь я всегда принадлежал тебе, а ты начал меня узнавать. Это была моя ошибка — я позволил себе надеяться. Я всего лишь должен был играть свою роль, но ни в коем случае не подпускать тебя к себе по-настоящему. Но вот он я — наивный слюнтяй, который, сидя с тобой на цветочной поляне, думает, что это наше второе первое свидание. Вот он я — веду себя, как ребёнок, и использую милые слова, пока расспрашиваю Хосока о подробностях вашей с ним встречи в торговом центре. Шоу талантов стало для меня последней каплей. Я восхищался твоим выступлением и не мог, как ни старался, заставить себя вспомнить, что ты больше не принадлежишь мне. Ты был такой красивый и так хорошо читал стихотворение, что я изнутри горел гордостью за тебя. Но, когда пришёл мой черёд выступать, мне стало страшно. Я ведь не такой открытый и уверенный в себе, как Чимин или мой старший брат, я был сильным лишь потому что рядом был ты. Сейчас же я один, пою твою любимую песню и не могу больше, кажется, без тебя жить. То, что произошло после шоу талантов заставило меня осознать, что я, кажется, схожу с ума. Ругался с Чимином, которого мне впервые захотелось ударить. Сейчас понимаю, что надо было ударить себя. Но разве я мог противостоять тебе, у которого в руках было моё сердце? Я был слаб перед тобой, а ты так открыт для меня, будто ничего плохого и не случалось, будто мы всё ещё встречаемся. Я позволил себе то, что пообещал Чимину не делать — поверил, что это уже наше второе второе свидание. Это так несправедливо по отношению ко мне, если честно. Я ведь всё помнил и от того страдал, потому что знал, что всё это скоро закончится, помнил, что на самом деле ты давно меня не любил. Но в тот день я наслаждался нашим свиданием и был неописуемо счастлив. Я чувствовал себя на грани двух миров — выдуманного и реального, но в обоих был неизменен один факт — твоё присутствие. Поэтому меня иногда бросало из стороны в сторону: прости мне ту выходку с мороженым. Я сорвался, но твоей вины не было. Когда ты притянул меня к себе возле своей машины, я снова поплыл, покрываясь мурашками, и окончательно поверил в реальность выдуманного мира. Прости, что обманул тебя по поводу парка аттракционов, но это действительно как будто было в первый раз для меня. Это было наше новое второе свидание. А потом ты разбил мне сердце во второй раз — уехал на встречу с Чхве Ушиком. Да, Намджун объяснил мне причину вашей встречи. Да, я практически поверил в то, что ты действительно хотел разобраться со своим прошлым ради меня, но я не мог не злиться и не обижаться, не после того, как ты мне уже однажды изменил. Я тогда пообещал себе, что в этот раз буду слушать Чимина, ведь он снова оказался прав, но вот он я, слушаю твои ласковые и нежные слова в мой адрес, чувствую на себе твои прикосновения и взгляды. Я вновь был не властен над собой, ведь я уже говорил много раз, что всегда принадлежал тебе и только тебе. Только ты один мог остановить меня, один твой отказ и одно твоё слово — и я бы продолжил умирать и разлагаться вдали от тебя, но вместо этого ты целовал мои щёки, трогал мои руки и говорил о том, о чём не должен был помнить — о моём любимом аниме, о моём любимом мороженом и о моих пристрастиях в еде. Разве мог я удержаться и не поцеловать тебя? Не после того, как однажды уже потерял. Мир вновь стал для меня цветным, когда ты сжимал меня в своих объятиях и когда нёс на руках в нашу кровать с теми самыми белыми простынями. Но в тот день мы расстались во второй раз — ты нашёл фотографии, которые я единственные забыл спрятать. Ты вновь смотрел на меня с презрением и отвращением, а я, позволивший себе почувствовать вкус твоих губ и нежность твоих прикосновений, в тот момент понял, что третьего раза уже не выдержу. Чимин рассказал тебе правду, которую ты так отчаянно хотел знать, и я, если честно, почувствовал, как с моих плеч спал тяжкий груз. Я устал притворяться, устал обманывать тебя, устал быть собой. Но я даже не думал, что этот груз будет теперь давить на тебя с двойной силой. Я хотел навестить тебя в больнице, но ты отказал. Я начал писать тебе сообщения, чтобы ты не считал себя виноватым, но ты мне не отвечал. Намджун говорил, что у тебя развивалась депрессия, а я почувствовал, что всё это передаётся и мне. Ведь я всё ещё был связан с тобой красной нитью, которая никак не хотела рваться. Тогда я понял, что она не обрывалась из-за меня. Я понял, что отчаянно держался за тебя и хотел вернуть, даже когда ты бросил меня и чётко дал понять, что больше меня не любишь. Я понял, что должен разорвать связывавшую нас нить сам, в своей собственной голове. Я начал учиться жить без тебя — заставил себя вновь полюбить архитектуру, начал много читать по учёбе, выходил погулять с Хосоком и Чимином. Я даже решился покрасить волосы в цвет, о котором всегда мечтал, но боялся из-за строгих родителей. Мне казалось, что новый образ отдалит меня от тебя, ведь с тобой я был брюнетом, а теперь вот пепельный. Это правда помогало, но, когда Джин пригласил меня на свой день рождения, я понял, что я так и не научился жить без тебя, я всего лишь научился обманывать самого себя. Представляешь, как бессмысленны были мои усилия и старания в привыкании к новой жизни без тебя, раз я тут же забыл о всех данных себе обещаниях и побежал к Чимину умолять его поехать на пейнтбол. Он отказал, но я продолжал настаивать, обещал, что в этот раз всё будет иначе, но я, кажется, снова себя обманывал. Тогда он пошёл на уловку и предложил сделку: свидание с его хорошим знакомым в обмен на возможность увидеть тебя — я без раздумий согласился. Я старался вести себя отстранённо, старался не смотреть в твою сторону и не говорить с тобой в принципе, но ты сам тянулся ко мне, смотрел на меня то и дело грустным взглядом, и тем самым я чувствовал себя виноватым из-за того, что еду на встречу с долбанным Соджуном. Мне казалось, что это всё замкнутый круг, выход из которого я найти никак не могу. Куда бы я ни шёл, куда бы ни смотрел — везде и повсюду ты, ты, ты. Во мне уже не оставалось сил бежать по этому кругу. Соджун не плохой человек, нет, просто он не ты, и я не могу его в свою жизнь впустить — страшно и больно тебя предавать и отпускать. Никто никогда не был и не будет тобой, Тэ. Я не знал, что такое любовь, пока не встретил тебя. Ты подарил мне самые счастливые моменты моей жизни, заставил чувствовать себя важным, нужным, ценным. Твоё имя всегда будет на моём безымянном пальце, как напоминание о том, кому я всегда принадлежал и кому буду принадлежать спустя даже тысячу лет. Но, знаешь, можно ведь принадлежать человеку и любить его безгранично, но жизнь свою провести без него. Можно продолжать быть благодарным за первую настоящую и искреннюю любовь, что ты мне подарил, но всё же тебя отпустить. Потому что с тобой я стал пленным и зависимым — от тебя, твоих чувств и нашей любви. Я был закован в цепи своих желаний тебя спасти. Мне было так без тебя плохо и страшно, что я готов был даже закрыть глаза на твою измену, даже втопчи ты меня в грязь и плюнь в лицо, я, кажется, всё равно бы тебя обнимал и целовал, настолько я к тебе привязан. Но сейчас всё стало до невозможного сложно и тяжко, что я просто устал: стараться, бороться и в принципе быть. Я бесконечно сильно тебя люблю, Тэ. Как никого никогда не любил. Как никого никогда не полюблю. Наверное, именно поэтому я и должен дать нам обоим шанс на новое будущее. Я тебя отпускаю.