iris pallida

Непогода настигает Юнги сидящим в одиночестве за деревянным столиком во дворе университета. День, начавшийся тёплым и солнечным, к обеду стал серым и дождливым. Капли громко стучат по деревянному столу, ветер сильно раскачивает ветви деревьев, пока люди в панике разбегаются в разные стороны — кто-то спешит спрятаться в машине, кто-то — под крышей и в стенах университета. Юнги не смущает, что он находится посреди разворачивающегося апокалипсиса, что промок уже достаточно сильно, потому что чувствует, что влажной становится не только чёрная толстовка, но и футболка под ней. Ему до всех этих проблем нет дела, потому что в трубке его телефона кошмар пострашнее. — Он меня молча слушал, а глаза у него стеклянные были, будто он вообще не здесь находится. Потом он позволил себе выпустить пар, разбил стакан, но после этого отключился практически сразу, — полушёпотом говорит Намджун, боясь потревожить сон брата, лежащего на больничной койке. Несмотря на то, что находится за пределами его палаты.   — Да тут бы любой вырубился, Намджун! Мы не должны были скрывать от него правду, мы…  — Думаешь, узнай он правду сразу, то иначе бы отреагировал? — перебивает Ким. — Для него это что тогда, что сейчас — слишком. — Тогда нахрена всё это, если исход изначально был один? — грубо спрашивает Юнги, глубже пряча трясущуюся то ли от нервов, то ли от холода руку в рукаве толстовки.  — Для того, чтобы он вспомнил самостоятельно, чтобы избежать того, к чему мы в итоге пришли, — на том конце провода слышится тяжёлый вздох.  Намджун сам начинает сомневаться в правильности затеянной ими игры. Может, стоило дождаться момента, когда Тэхён придёт в себя, встретит в университете Чонгука и сказать ему: «Кстати, это твой бывший парень, но ты ему потом изменил и бросил, а сейчас ничего не помнишь, потому что со скоростью 180 км/ч врезался в дерево»? Звучит, как отличный план. — Я убью Чимина собственными руками, как только встречу, — сквозь зубы цедит Юнги, устало прикладываясь лбом к мокрому столу и разглядывая происходящий под ним мини-потоп.  — Оставь его в покое, — тут же отвечает Намджун с каким-то особым раздражением, — он не виноват. Да и вряд ли ты его встретишь сегодня, у него там свой «больной» есть, который слезами уже вторые сутки давится, а как узнал о Тэхёне — минут тридцать назад — стало ещё хуже. Скорее всего, Чимину придётся везти его сюда, к Тэхёну, иначе он дверь зубами прогрызёт и сам придёт, — Намджун стыдливо поджимает губы, потому что вся эта ситуация — его вина. Он заставил Чонгука проходить через это, о чём очень сейчас жалеет.  — Я тоже сейчас приеду. — Нет, Юнги, не нужно. Пусть он для начала придёт в себя, успокоится, тогда и нанесёшь ему визит. Я сразу же тебе позвоню.  Юнги хотел начать препираться, что ждать он не может, что хочет быть рядом и поддержать хотя бы мысленно, но, почувствовав, что дождь перестал на него попадать, хотя под ногами капли всё ещё образуют лужи, повернул голову вправо. Рядом стоял Хосок, держащий в руках чёрный зонт. — Я тебе позже позвоню, Намджун, пока, — не дожидаясь ответа, Юнги сбрасывает звонок, уставившись на шатена.  На рукавах его тёмно-синего худи виднелись мокрые пятна от дождя, по всей видимости попавшие туда из-за того, что он высоко над головой держал зонт, чтобы защитить Юнги.  — Пойдём внутрь? Пообедаем и поговорим, — предлагает Хосок, чуть склонив голову вбок.   — Спасибо, я предпочитаю обеды на свежем воздухе, — Юнги демонстративно отсаживается из-под зонта и безразлично утыкается в свой телефон, экран которого начинает мокнуть. Вчерашний счастливый вечер, после которого они с Хосоком вместе доехали на ночном автобусе до дома Юнги, обсуждая выступление и дальнейшее продвижение, не стёрся из памяти. Однако неожиданная ситуация с Тэхёном выбила Юнги из колеи, заставив вновь чувствовать злость и раздражение. Конечно, Чон в этом не виноват, но ведь он друг Чимина, поэтому негативные эмоции неоправданно переходят и на него. Хосок слегка вздыхает, но уже успел привыкнуть к такому Юнги, поэтому он молча закрывает зонт и без капли негатива и раздражения садится напротив медноволосого, будто лавка совсем не мокрая и у него не останется огромного пятна на пятой точке. Он кладёт зонт рядом с собой и заботливым взглядом вглядывается в Юнги, который чувствует себя не особо комфортно из-за этого зрительного контакта.  — Как он? — осторожно спрашивает Хосок, боясь влезать в чужое. Особенно зная, что Чимин, его друг, «поспособствовал» ухудшению и без того тяжёлой ситуации. — Тебе-то какая разница? Ты с ним даже знаком толком не был, — Юнги отвечает с раздражением, но вполголоса, спокойно. Он не смотрит на Хосока, потому что мыслями сейчас вообще не здесь, он где-то в больнице, сидит рядом с Тэхёном и миллиардами извинений его осыпает. Но Хосок ведь здесь не причём, его вины нет в этой ситуации. Он, как и всегда, пытается поддержать и помочь. Юнги в этой поддержке нуждается, хоть никогда и не признается вслух.  — Поверь, я столько наслышан о нём от брата, что, кажется, знаю Тэхёна лучше, чем самого себя, — он позволяет себе лёгкую полуулыбку.  — От какого ещё брата? — Юнги резко поднимает взгляд на собеседника и недоверчиво хмурит брови. — От Чонгука, — невозмутимо отвечает Хосок и достаёт из рюкзака два ланч-бокса, один из которых протягивает Мину. — Это сэндвич с сыром, помидором и яйцом, — шатен продолжает доставать содержимое рюкзака, ставя на стол термос с горячим кофе. — Мы с мамой очень любим американскую кухню. Я подумал, что ты после вчерашнего мог не успеть приготовить себе обед, поэтому решил угостить тебя своей стряпнёй, — он берёт сэндвич в две руки и с аппетитом делает первый укус.  — Подожди, Чонгук твой брат?! — глаза рэпера в удивлении округляются, ему сейчас не до еды, когда такие новости одна за одной на него сыпятся. — И ты молчал всё это время? — он с обидой хмурит брови.  — Ты и не спрашивал, — Хосок делает ещё один укус, аппетитно чавкая назло голодному Юнги. — Поешь и я расскажу, — он кивает в сторону закрытого ланч-бокса и хитро улыбается.  Желудок предательски начинает урчать, поэтому Юнги, решив хотя бы сейчас оставить ненужные препирания, приступает к обеду, о котором он, как и сказал Хосок, не успел позаботиться. Чуть позже он обязательно отметит для себя этот заботливый поступок с обедом со стороны Чона, но сейчас он слишком озабочен другими мыслями.  — Наши отцы — родные братья, а мы с Чонгуком — двоюродные, — объясняет шатен, увидев, что Юнги всё-таки приступил к обеду. Дождь усиливается, крупные капли разбиваются о дерево, не оставляя на столе ни одного сухого места. Ветер не сильный, но леденящий, заставляющий открытые участки кожи покрыться мурашками. Юнги слегка вздрагивает от холода, что не уходит от внимания Чона, поэтому последний встаёт, обходит стол и подсаживается рядом. Хосок немного переживает, что тот сейчас из-за такой непозволительной близости в виде касающихся друг друга бёдер вновь начнёт пререкаться, толкаться, ворчать, но Юнги лишь несколько секунд разглядывает подсевшего соседа, после чего возвращается к обеду.  Кажется, за этим столиком, несмотря на холод во всём дворе, стало теплее.  Телу, сердцу.  — Почему я никогда не слышал о тебе от Тэхёна? — интересуется Юнги, открывая термос с кофе и запивая остатки сэндвича.  — Он о себе-то не всё рассказывает, а о своём драгоценном парне тем более, — по-доброму язвит Хосок.  Он от своего двоюродного брата про появление нового друга узнал в самый же первый день. Потому что Хосок и Чонгук с раннего детства были очень близки. Они обожали ездить друг к другу в гости, закрываться в комнате, пока родители сидели на кухне, обсуждать школьные предметы и оценки, комиксы и аниме, теории о космосе. Они говорили обо всём на свете, практически никогда не ругались и всегда во всём друг друга поддерживали. В последний год, как раз тогда, когда Чонгук встретил Тэхёна, Хосок уехал учиться за границу, поэтому отношения приходилось поддерживать видеозвонками в социальных сетях. Чонгук сразу рассказал о появлении странного, но чертовски красивого парня, слушающего One Direction в своей крутой тачке. И после начала отношений с Тэхёном, чуть ли не каждый день делился с братом историями об их свиданиях. Хосок не врёт, он действительно очень хорошо знает Тэхёна, с которым был так счастлив наконец познакомиться лично, правда, не при самых лучших обстоятельствах.  — Да, это похоже на Тэхёна, — Юнги еле слышно хихикает себе под нос, отмечая, что Хосок действительно знает самые отличительные черты Кима.  Когда оба заканчивают обедать, Хосок перекидывает одну ногу через скамейку и поворачивается лицом к Мину, который вначале немного удивляется, но потом расслабляется и садится в ту же позу.  — Ты говорил, что предпочитаешь обеды на свежем воздухе, — он делает паузу, а Юнги согласно ему кивает, — и мы уже пообедали, — он вскидывает одну бровь вверх, после чего медноволосый вновь вынужденно кивает. — Теперь позволь мне отвезти тебя кое-куда, Юн.  — Я же просил тебя не называть меня так, — раздражённо выдыхает Мин и закатывает глаза.  — Почему? — Меня так называет отец, — Юнги опускает голову в пол, стыдливо поджимая губы. Ему не стыдно, что отец дал ему прозвище, стыдно, что взаимоотношения с ним оставляют желать лучшего и что любая связь с отцом вызывает неприязнь.  — Хорошо, тогда обещай, что я могу сам выбрать тебе прозвище, и ты не будешь ворчать, — Хосок опускает голову, заглядывая в спрятавшиеся под мокрыми волосами глаза.  — Всё, что угодно, лишь бы не «Юн», — Юнги скрещивает руки на груди, заинтересованно ожидая новых предложений.  — Договорились, котёнок, — Хосок тянет довольную улыбку, зная, что сейчас будет очередное ворчание.    Юнги запрокидывает голову назад и истерично смеётся. Он трёт переносицу, продолжая улыбаться и подперев голову рукой, всматривается в Хосока.  Хосок ради этой драгоценной улыбки готов каждый день новые прозвища придумывать.  — Знаешь, ты даже моего отца смог переплюнуть. Это звучит ещё более убого, — скептично отвечает Юнги. А сам думает, что это даже как-то… мило? Но никогда не признается в этом ни Хосоку, ни тем более кому-то ещё. — Мы можем вернуться к «Юну», если ты настаиваешь, — Хосок дразнит собеседника, еле сдерживая улыбку, чтобы показать серьёзность своих намерений. В ответ на это ему прилетает смешок и лёгкий удар в плечо.  — А ты можешь просто называть меня по имени. Юн-ги, — произносит по слогам, — ничего сложного, правда? — но это предложение, конечно же, ожидаемо игнорируется. Дождь практически перестал идти, лишь мелкие капельки, почти невидимые и не ощущаемые пробиваются сквозь пышную листву деревьев. Студентов вокруг становится всё больше и больше, многие спокойно ходят без зонтов. Из-за серых облаков проступают первые лучи солнечного света, освещающие тусклый день. Юнги ведёт носом вверх и втягивает в себя приятный землистый запах, ощущаемый после дождя. Дышать как будто стало легче. В душе стало светлее и теплее благодаря заботе со стороны одного упёртого шатена, который никак не отступает, несмотря на грубости и отказы, количество которых перевалило уже за сотню. Трясти тоже перестало. То ли оттого, что на улице потеплело, то ли от цветения неведомых прежде чувств в душе.  Хосок складывает пустые ланч-боксы обратно в рюкзак и напоминает о том, что хочет отвезти Юнги кое-куда, и второй даже не препирается, потому что плохого в этом дне было уже и так достаточно, почему бы не позволить увести себя в сторону парковки.  — Не знал, что у тебя есть машина, — говорит Юнги, увидев, как Хосок открывает двери белой Kia K5.  — Это потому что в основном мы виделись на вечеринках, где был алкоголь и куда я приезжал на такси, — объясняет Хосок, садясь за руль и тут же передавая свой телефон Мину. — Включи что-нибудь на свой вкус.  — На свой вкус, но из твоего плейлиста, — Юнги с улыбкой вскидывает одну бровь, — умно.   — Это называется компромисс, котёнок, — водитель заводит мотор и уезжает в неизвестном для своего пассажира направлении, пока второй, вздрогнув от прозвища, к которому ещё не успел привыкнуть, ищет в плейлисте песню, которая пришлась бы ему по вкусу. Их тут, на самом-то деле, очень много: Эминем, Тупак, Канье Уэст, но Юнги всё-таки немного смущает наличие немаленького количества попсовых песен.  — Я думал, ты у нас по хип-хопу, а у тебя тут столько попсы, — по-доброму возмущается медноволосый.  — Тейлор Свифт мне никак не мешает любить хип-хоп, — спокойно отвечает Хосок, ни капельки не стыдясь своего прекрасного музыкального вкуса. — Выйди за рамки своих стереотипов и убеждений и наслаждайся лирикой, хоть и попсовых, но всё ещё замечательных артистов, — улыбается старший, протягивает руку в сторону телефона и пальцем нажимает на экран, включая песню «Wildest dreams». — Потрясающий компромисс, — Юнги надувает губы, скрещивает руки на груди и безразлично отворачивается к окну, блокируя в руках чужой телефон. В час дня улицы Сеула очень оживлённые, потому что работники возвращаются с обеда обратно на работу. Повсюду ходят небольшие компании людей, одетые в деловом стиле, практически у каждого в руках стаканчик кофе или чая. Юнги откидывает голову на мягкую спинку и благодарит судьбу, что у него есть шанс избежать такой рутинной и однообразной жизни. Возможно, кому-то такой образ по нраву: стабильная работа, чёткий график, уверенность в завтрашнем дне, возможно, кто-то действительно занимается любимым делом. Но лично для Юнги такая жизнь даже не жизнь, а существование, которого он всеми силами старается избежать.  В отличии от скоростного и резкого Тэхёна, Хосок водит машину очень аккуратно и комфортно. Он периодически спрашивает, в порядке ли его пассажир, и подпевает практически каждой песне, иногда пританцовывая на месте и жестикулируя руками. Юнги впервые за долгое время чувствует себя хорошо. Он не переживает за своё будущее, с которым ему сейчас помогают, не переживает из-за родителей, с которыми так и не говорил после ссоры, и, как ни странно, его совсем не раздражает Хосок. Напротив, с ним приятно общаться, а ещё, что для Юнги невероятно важно, у них оказался схожий вкус в музыке. Больше ему, кажется, ничего и не нужно.  — Мы приехали, — говорит Хосок спустя двадцать минут дороги, паркуясь у неприметного двухэтажного здания, расположенного напротив дороги. Рядом кафе и круглосуточный продуктовый магазин. На небе практически ни одного облачка, и лишь лужи на асфальте напоминают о недавно закончившемся дожде. Шатен выходит из машины и быстро подбегает к Юнги, который стоит и оглядывает новую местность. Хосок подходит со спины и намеревается закрыть чужие глаза своими руками. — Что ты делаешь? — Юнги успевает перехватить его руки, но не отталкивает, а удерживает своими.  — Знаешь, что такое сюрприз? — с улыбкой спрашивает Хосок. — Я закрываю тебе глаза, завожу тебя внутрь, убираю свои ладони… — Я знаю, что такое сюрпризы, — он резко перебивает его, даже не обращая внимания на то, что всё ещё держит чоновы руки. — И я их не люблю.  Хосок радуется не возможности касаться нежной фарфоровой кожи (хотя этому, конечно, тоже), а, скорее, тому, что Юнги постепенно привыкает к новому человеку в своей жизни, раз допускает эти прикосновения и, более того, совсем их не замечает.  Хосок даже не догадывается, что его котёнок прикосновения ещё как замечает, чувствует каждый сантиметр шероховатой кожи, подмечает каждый изгиб и каждую мозоль на длинных пальцах. Нет, он не нарочно вцепился в его ладони, это вышло рефлекторно, в порыве защититься, но вот только отпустить почему-то не захотелось.  Чон мягким движением разводит миновские руки в разные стороны и отпускает, тут же разворачивая его спиной к себе и впиваясь в его плечи. Он подталкивает его вперёд, галантно открывает дверь ключом, который быстро вытащил из кармана спортивных штанов и запускает внутрь, успев всё-таки закрыть одной ладонью миновские глаза. Юнги больше не спорит с ним.  Хосок, придерживая Мина за плечи, заводит его в небольшое помещение и, спросив, готов ли он к сюрпризу и получив короткое «да», убирает от его лица свою руку.  Перед взором рэпера оказывается небольшое помещение в серых тонах с огромным столом и множеством оборудования. Мониторы, пульты управления к ним, колонки. Юнги от удивления открывает рот и боится пошевелиться, не веря своим глазам. Это настоящая звукозаписывающая студия с новейшим оборудованием, на которое Юнги и за всю жизнь бы не накопил. Он подходит ближе и осматривает ещё одну небольшую комнату за стеклом, где записывают песни профессионалы, когда же сам Мин делал всё это дома. — Кому ты душу продал, чтобы у нас была возможность записать здесь песню? — Юнги с горящими от восхищения глазами оборачивается к Хосоку, что стоит с довольным видом, оперевшись спиной о стену. — Это тв… — он не решается сказать «твоя», потому что боится, что тогда принципиальный парень сразу откажется, — наша звукозаписывающая студия.  — Ч-что?  — Я арендовал её, чтобы мы могли создавать и записывать музыку здесь, — Хосок немного врёт, потому что не арендовал это место, а купил. — Я же обещал тебе продюсирование, значит, всё будет по-серьёзному, — он улыбается и проходит вперёд, включая свет в небольшой звукоизолированной комнате за стеклом, оснащённой микрофоном и поп-фильтром, который защищает запись от лишних воздушных потоков.  — Т-ты... ты... ненормальный, — Юнги вплотную подходит к Хосоку, потерянным от удивления взглядом смотрит на своего продюсера, — ты… потрясающий, — он резко прижимается к шатену, утыкаясь щекой ему в шею и начинает еле слышно хныкать, потому что об этом всём он даже и не мечтал. Думал, что сможет максимум раз в год, а то и реже, покупать качественное оборудование, но так и не найдёт достаточное количество времени для музыки из-за большой нагрузки по работе, которая нужна, чтобы заработать деньги на музыку. Замкнутый круг. Теперь же у него есть собственная студия и человек, которому нравятся его песни. Человек, который не воспринимает хобби, как просто хобби, а видит в этом будущее (своё в том числе), в которое готов вкладываться, отдавая своё время, деньги и силы.  Хосок верит в Юнги. Чон сам сейчас начнёт слёзы лить, потому что не знал прежде, что то, что обыденно для него самого из-за обилия денег, может до слёз довести другого. Не осознавал, что осуществлять чьи-то мечты так приятно. Юнги перед ним открывается с новых сторон, поражая глубиной своей искренности, несмотря на холодную оболочку. Мин и сам не знал, что может быть таким, тем более с чужим (чужим ли?) человеком.  Хосок мягко обвивает спину Юнги обеими руками и крепче прижимает к себе, носом утыкаясь в макушку и вдыхая запах волос. Они пахнут летним дождём, свежестью и уютом.  Юнги на долю секунды возвращается в реальность, в которой нет места телячьим нежностям с человеком, которого он все эти годы ненавидел. Юнги не должен плакать перед ним, обнажая свои сердце и душу. Ему бы сейчас оттолкнуть его и поддерживать рабочие отношения на расстоянии вытянутой руки, но сил этого сделать нет, поэтому он продолжает стоять неподвижно, добровольно закованный в чужие объятия. Юнги безгранично благодарен ему и стыдится сейчас не только своей слабости, но и того, как всё это время вёл себя с Хосоком — незаслуженно грубо. А ещё с Хосоком дышится легче. Все эти чувства, смешиваясь в грудной клетке, в виде горько-сладких слёз выливаются на чужое плечо. — А ты невероятный, — еле слышно отвечает Чон, нежным движением цепляя Юнги за подбородок и второй рукой утирая его слёзы. — Ты ведь сейчас плачешь от осознания, что придётся сутками здесь зависать, чтобы разобраться во всём этом оборудовании? — в ответ улыбка и лёгкий кивок. — Ты будешь в отчаянии и гневе, будешь ненавидеть меня и мечтать о работе в офисе, да? — в ответ очередная улыбка.  Юнги отлипает от шатена, вытирает влажные щёки и, отходя на достаточное расстояние, возвращает внимание новому рабочему месту. Он обходит студию от и до, осматривая каждый сантиметр и уголок небольшого помещения, осторожно проводит пальцами по пультам управления, студийным мониторам, по каждому кабелю и аксессуару, что пахнут новой жизнью. Заметив с противоположной стороны ещё одну дверь, он спрашивает, что за ней находится.  — А, это… я подумал, что тебе нужна будет моя помощь, поэтому, — он подходит к двери и открывает её, — здесь мой танцевальный зал, — Хосок проходит в просторное помещение, которое, по сравнению с тёмной студией, очень светлое. — Я буду репетировать танцы, а в перерывах бегать к тебе в студию и утирать твои слёзы, плакса, — Хосок с широкой улыбкой оборачивается к Юнги, который медленным шагом проходит за шатеном в новое помещение. По сравнению с маленькой студией зал очень большой, с зеркалами во всю стену с двух сторон и с панорамным окном с третьей. Здесь абсолютно пусто, но Хосок планирует купить сюда небольшой столик и стул, чтобы Юнги мог работать здесь за ноутбуком по вечерам и не спешить вернуться домой.  Если этого захочет.  — Если расскажешь кому-нибудь об этом, — наконец отвечает Юнги, — то я расскажу, что у тебя в плейлисте песни Бибера и Тейлор Свифт, — он скрещивает руки на груди и корчит кислую мину.  — Оу, — Хосок с драматичным видом прикладывает руку к груди, — тогда мне придётся быть с тобой осторожнее, ты знаешь мой самый главный секрет, — и оба заливаются искренним смехом.  Юнги чувствует себя по-настоящему счастливым. Всё вокруг казалось серым и тусклым прежде, чувства в моменты веселья и радости на вечеринках всегда были притуплены из-за вечных мыслей о том, что, когда праздник кончится, когда друзья разойдутся, Юнги вновь со своими переживаниями останется наедине. Он и не расставался ни на секунду со своими проблемами, друзья и алкоголь лишь заглушали гул собственных мыслей, но никогда не останавливали.  Хосок остановил.  — Ты можешь уже сейчас начать осваивать новые инструменты,  — Хосок подходит к Юнги ближе и вкладывает ему в ладонь ключ от студии, — вот твой дубликат, — он своими пальцами смыкает чужую ладонь в кулачок, — приходи в любое время. Это место целиком и полностью принадлежит тебе.  — Нам, — еле слышно исправляет его Юнги, — оно принадлежит нам, — повторяет уже уверенно.   Нет никаких «нас с Хосоком».  Хосок ничего не отвечает. Услышать такие слова от человека, который своим холодом и огненной макушкой привлёк внимание, а затем каждой выходкой и блеском серых глаз влюбил в себя — слишком. Слишком, чтобы пошевелиться, чтобы позволить себе сделать хотя бы вдох. Хосок боится, что ему это снится, что это галлюцинация, или что Юнги сейчас передумает и заберёт свои слова обратно.  Но Юнги этого не делает. Он продолжает молча стоять и своим уверенным и тёплым взглядом говорить, что от слов не отказывается. Это их место.  Хосок подарил Юнги надежду. Юнги подарил Хосоку место в своём сердце.  И дело совсем не в деньгах и подарке, дело в понимании чужой проблемы; дело в том, что он переживал об окровавленной руке; дело в том, что Хосок увёл Юнги от друзей, зная, что ещё один глоток и станет плохо, и оттолкни Мин его тогда, послал бы куда подальше, Чон всё равно бы потом принёс ему воды и таблеток. Все эти моменты собрались в один мощный таран и пробили толстые стены.  Резкий и глухой удар по стеклу нарушает тишину, заставляя обоих вздрогнуть. Хосок, стоявший спиной к окну, оборачивается не сразу, рассматривая обеспокоенного Юнги. Спустя несколько секунд он всё-таки поворачивает голову в ту сторону и замечает на стекле разбитое яйцо. Его брови хмурятся в непонимании, он медленным шагом подходит ближе, рукой прося Мина оставаться на месте.  На безлюдной улице в окружении высаженных у тротуара деревьев стоит неизвестный в защитной медицинской маске на лице и чёрной шапке, наверняка прятавшую под собой копну блондинистых волос. Хосок этого человека узнал по синим холодным глазам. Дэни подходит ближе, опускает голубую маску и прикладывает два пальца к губам, посылая Чону воздушный поцелуй. После чего он достаёт из кармана чёрного худи какую-то фотографию, сильным ударом приклеивает её к стеклу и гордо уходит.  — Что происходит? — спрашивает Юнги, когда Чон, не теряя ни секунды направляется к двери.  — Не подходи,  — строго отвечает Хосок и выбегает из зала.  Юнги его не слушается, потому что всё это слишком подозрительно и странно, и стоять в стороне он не собирается. Он подходит к фотографии и, присмотревшись получше, тут же вздрагивает, прикрывая рот ладонью. Глаза бегают по фотографии, цепляясь за детали, каждая из которых заставляет ужаснуться сильнее прежнего.  На фотографии Хосок находится в помещении, похожем на какое-то подобие темницы. Он голый, на его лице капли крови, а рядом несколько ножей. Юнги не успевает разглядеть остальное, потому что Хосок отдирает фото от окна и встречается с напуганным взглядом Юнги, за который Чону становится стыдно.  Стыдно, что его котёнок увидел это, и, скорее всего, прежней теплоты от него больше никогда не получить. Возможно, общение тоже будет прервано навсегда. Сердце Чона кровью обливается от переживания за то, что будет дальше. Он быстрым шагом отходит от окна и возвращается обратно в зал.  Хосок тяжело дышит, сам не зная, от быстрого бега это или же от волнения. Он не решается заговорить с Юнги, который на него даже взгляд боится поднять, лишь губами подрагивает в страхе и заусенцы ногтями теребит.  — Послушай, котёнок, — он выставляет руку вперёд, пытаясь успокоить напуганного до дрожи Юнги, — я знаю, что так все обычно и говорят, но это не то, чем кажется на первый взгляд. На фотографии действительно я, действительно нож и действительно не моя кровь, — Юнги, не поднимая головы, пятится назад, что заставляет больно сжаться чоново сердце. — Это кровь Дэни. Я причинил ему боль, но он не мучился, точнее, мучился, но с наслаждением, Боже… — Хосок обречённо прикрывает глаза и вздыхает, понимая, какой бред он сейчас несёт и, осознавая, что своими словами себя глубже закапывает. Он делает паузу и, глубоко вздохнув, заканчивает: — Просто у меня специфические сексуальные предпочтения.  «Просто?» — мысленно спрашивает Юнги.  Юнги дрожать не перестаёт, но хотя бы дышится ему немного спокойнее. Хосок не убийца и не псих, хотя с последним можно поспорить, он всего лишь любит БДСМ. Только сейчас перед глазами Юнги появляются детали фотографии, которых он прежде понять не мог: цепи, кандалы, орудия пыток. Вживую такие вещи он никогда не видел, даже порно подобного рода никогда не смотрел. Юнги, как и многих других людей, это пугает и не вызывает восторга. В этом, наверное, ничего страшного нет, какая разница, что происходит в спальне двоих людей, если им обоим это нравится, но Юнги так сразу принять это не может. Страшная картинка перед глазами не даёт успокоиться и посмотреть на Хосока, который глазами отчаянно ищет встречи с прежним тёплым взглядом.  — И когда ты в последний раз… — Юнги не знает, как сформулировать свой вопрос, но Хосок его с полуслова понимает. — В США. Три месяца назад, — Мин отчего-то мысленно выдыхает. Ему бы было тяжелее, знай он, что Хосок сначала в цепи людей заковывал, а потом с ним под покровом ночи лежал на траве и обнимался в безлюдном дворе клуба.  — Послушай, я… — Чона прерывает телефонный звонок, — Юнги, подожди, пожалуйста, — Хосок встречается взглядом с Юнги, который решился, наконец, поднять голову, но тёплого отклика в его глазах не находит, поэтому сразу же отходит и принимает звонок от Чимина.  — Что за пиздец мне прислал твой бывший?! — громкий голос на том конце провода озвучивает самые страшные предположения. Хосок бледнеет. — Умоляю, скажи, что он прислал это только мне, что… — Чимин на что-то отвлекается, пока сердце Хосока перестаёт пропускать удары. Что, если Дэни это и родителям отправил, как им в глаза смотреть? — Блять, он прислал это не только мне, Хосок. Чонгуку тоже пришло, — раздражённо продолжает Чимин.  Хосок со злостью сжимает в руке смартфон, представляя на его месте чужую шею. Впервые ему хочется придушить кого-то без сексуального подтекста.  — Я разберусь с этим, — резко отвечает Чон и сбрасывает звонок.  Он возвращается обратно в танцевальный зал, в котором уже никого нет. Лишь запах летнего дождя и ключ надежды, оставленный на полу.  15:03. dany: настоящего тебя могу принять только я