Санни Сайд

      По лицу что-то щекотно скользило, Ренджун поморщился, уткнулся носом в подушку. От наволочки пахло солью и цветами, непривычно и приятно, и ткань под щекой казалась необыкновенно мягкой. Лежать вот так, под лёгким, тёплым одеялом, с ласково сжимающими талию руками, было уютно, и Ренджун сонно улыбнулся. Осознание шарахнуло его секундой позже.       О, нет. Нет, нет, нет.       Неловко поднявшись на локтях, он стиснул зубы, чтобы не застонать от прострелившей голову резкой боли. Тошнота подкатила к горлу, кислотно укусила за корень языка. Вокруг белым шумом впыхивали блики, но даже через них удалось разглядеть комнату и человека, лежащего рядом. Разбуженный шевелением Донхёк потёр глаза, усаживаясь на кровати. Одеяло, укрывающее его, скользнуло вниз, обнажая торс, отмеченный красными отпечатками прошлой страсти, и в груди от этого сжалось, похолодело.       — Что случилось? — сонно поинтересовался Донхёк. Губы его были красными, и в левом уголке их виднелась запекшаяся корочка крови.       «Это я сделал», — с ужасом сглотнул вязкую, горькую слюну Ренджун. — «Я так сильно ударил его».       Расстроенным Донхёк не выглядел: смуглая кожа его сияла, и жесты были наполнены сытой, ленивой негой. Неторопливо потянувшись, будто красуясь, он улыбнулся:       — Всего семь утра, разве директор Мун не дал тебе выходной? Я могу позвонить ему.       Застонав от отчаяния, Ренджун соскользнул с постели и, спотыкаясь и собирая по пути разбросанные вещи, принялся одеваться. Что он натворил, Господи боже! Да его же выпнут отсюда с волчьим билетом, стоит Донхёку открыть рот. Ни одна приличная клиника не возьмёт к себе доктора, плюющего на профессиональную этику настолько, чтобы трахнуть пациента, не говоря уже о том, чтобы отвесить ему по лицу в процессе.       Голова так болела, что хотелось вскрыть её консервным ножиком и вынуть мозги.       «Так и стоило сделать», — мрачно решил Ренджун, одеревеневшими пальцами застегивая ширинку. — «Раз уж я всё равно ими не пользуюсь».       — Куда ты так торопишься? — в проёме показался Донхёк, одетый в одни перекрученные на талии боксеры.       Он зевнул, мило и глупо хлопая глазами, почесал подтянутый живот. На плечах его виднелись тонкие бурые царапины, и Ренджун ощутил, как очередная волна тошноты подкатила к гортани, когда осознал, что кусочки этой смуглой кожи забились под коротко стриженные ногти.       — Останься, хотя бы ненадолго, — предложил Донхёк. — Я могу заказать завтрак.       Это была очередная издёвка, не иначе. Потому что не было другой причины ему вести себя так, словно они были любовниками. Для такого, как Донхёк, секс уж точно ничего не значил: он попытался залезть ему в штаны в первые пять минут с момента встречи, и вот, наконец добился своего. Ренджун не думал, что вправе чувствовать себя использованным, когда сам позволил всему случиться, но ничего не мог поделать с мерзкой дрожью, поднимающейся откуда-то изнутри, словно землетрясение.       Он повёл себя, как эгоистичное животное. Переспал с психически больным пациентом, едва не забыв про презерватив, избил его и остался на ночь после. Хотелось вывернуться наизнанку, выдрать себя из кожи. Хотя сексом Донхёк явно наслаждался, как мог дать полноценное согласие, если был болен? Извинения прозвучали бы глупо, фальшиво, и Ренджун протолкнул их поглубже глотком воды из графина на журнальном столике в гостиной.       — Мне надо идти, — застегивая рубашку, лихорадочно пробормотал он. — Пожалуйста, никому не говори об этом.       — О том, что мы занимались любовью?       Формулировка заставила его поморщиться. Любовью? Серьёзно? Странно, что именно Донхёк называл то, что случилось между ними прошлой ночью, так: он получил несколько пощёчин, разбивших ему губу, оказался исполосован царапинами и обзавелся укусом у основания шеи. Тот самый Донхёк, который рассуждал о том, как не против стать перед ним на колени прямо на парковой дорожке и кончивший из-за ботинка на своем члене.       — Не важно. Просто не говори никому, — накинув пальто, Ренджун пригладил растрепанные волосы пятерней и схватился за дверную ручку.       Оставалось просто выйти наружу и вести себя так, словно ничего не случилось. Да, дело за малым. Набрав в грудь побольше воздуха, он шагнул в коридор, не обращая внимания на протестующий возглас, чуть ли не бегом миновал коридор и свернул на боковую лестницу, пропуская ступеньки спустился до первого этажа. Голова кружилась, ноги казались ватными и ледяной озноб заставлял мелко дрожать. Это похмелье само по себе было просто кошмарным, а дополненное осознанием совершенной ошибки казалось адом на земле. Толкнув дверь на выход, Ренджун запнулся о порог и потерял равновесие, зажмурился, готовясь встретиться с жёстким полом крыльца, но вместо этого оказался в тесных объятиях.       — Поймал, — выдохнул знакомый голос. — Так поздно возвращаешься домой. Я уже думал…       Джемин осёкся, взгляд его упёрся в район воротника неровно застегнутой, мятой рубашки, и брови сошлись у переносицы. Мучительный жар обдал лицо и шею, Ренджун выпрямился, потянул полы пальто, но было уже слишком поздно. Конечно, Донхёк пометил его. Изрисовал отпечатками своих губ и зубов так, что любому было ясно, чем именно они занимались. От бессилия и унижения хотелось заплакать, но после вчерашнего в Ренджуне не осталась ни капли слёз.       — Пожалуйста, не говори никому, — прошептал он. — Я не могу потерять эту работу.       Покачав головой, Джемин ровно, бесцветно улыбнулся. Ладони его скользнули по пальто, застегивая пуговицы, и Ренджун опустил голову, не в силах взглянуть ему в глаза. Отпечатки, оставленные донхековыми губами, жглись, словно клеймо. О чём Джемин думал сейчас? О том, что зря был с ним таким добрым, утешал его? Может, Ренджун и правда заслуживал всё, что с ним происходило: то, что Марк разлюбил его, но отказывался отпустить; эту одержимость Донхёка собой, как новой игрушкой; и то, что Джемин отвернётся от него, когда поймет, насколько он отвратительный и грязный.       — Я никому не скажу. Тебе не стоило даже просить, — тихо проговорил Джемин, заставляя вынырнуть из мутного, тёмного омута мыслей. — Так, значит, тебе нравится Донхёк? Вы теперь будете встречаться?       Это звучало настолько абсурдно, что Ренджун не сдержал смешка, заставившего его поморщиться от прострелившей виски боли:       — Нет, конечно! Не знаю, чем я думал вообще, когда переспал с ним. Это всё вчерашняя встреча с Марком. Мне так хотелось, чтобы фрустрация ушла, близости с кем-то, кому я хотя бы немного нравлюсь.       Глаза Джемина потемнели, он отступил назад, сжимая кулаки, и в лице его проступили бессильный гнев и отчаяние.       — Тогда почему ты не пришёл ко мне?       — Что? — Ренджун подумал, что ослышался, уставился на него, открыв рот. Не мог ведь Джемин и правда говорить такое? — У тебя ведь есть невеста.       Пожав плечами, Джемин сунул руки в карманы, и губы его расстроенно поджались.       — Мы расстались три месяца назад. И, если ты не заметил, ты мне интересен.       — Но как же, — проговорил Ренджун, от удивления забывая на мгновение о том, что голова раскалывается и от тошноты он едва может держаться вертикально, — я думал, что ты просто очень дружелюбный.       Да, теперь это и правда звучало абсурдно. Откровенный флирт, случайно-не случайные касания, особенная забота. Но как так вышло, что никто не знал о том, что Джемин расстался с девушкой? И почему он не выглядел так, словно переживал расставание всё это время? Ответов у Ренджуна не было. Было только страстное, беспомощное желание поверить, что даже с ним может произойти что-то настолько хорошее, как взаимное чувство с человеком, который действительно сможет о нём позаботиться, и будет рядом, когда особенно нужен.       — Ренджун, — твёрдо сказал Джемин, касаясь его плеча, чтобы заставить взглянуть в глаза, — я никогда не ревную друзей к их бывшим парням и не стараюсь проводить рядом всё свободное время. Ты мне нравишься, очень.       Это было словно пуля навылет. Ренджун пошатнулся, как пьяный. Тело стремительно наполнялось безумным восторгом, недоверчивым, боязливым. Он хотел переспросить, чтобы удостовериться в том, что и правда слышит это, и не придумал в странном, отравленном несчастьем сне. Но Джемин уже оказался совсем близко, губы его дотронулись до щеки в нежном обещании будущей близости, и Ренджун охнул, обмяк в его объятиях, уронив голову на широкую грудь, где частило сердце. Пожалуйста, если это и правда был сон, он больше не хотел просыпаться.       — Ты тоже мне очень нравишься, — пробормотал он. — Мне жаль, что я такой проблемный.       — Ничего, детка, — вздохнул Джемин, прижимая его крепче. — Я неплохо умею решать проблемы.       На следующий день Ренджун взял выходной за свой счет, чтобы отойти от попойки и погрузиться в сладкое чувство взаимной влюбленности. Получив полный доступ к проявлению эмоций, Джемин явил неожиданно очаровательную, забавную сторону своего характера. Он пританцовывал, когда вечером готовил ужин, сюсюкался, называя Ренджуна милашечкой и малышом, будто разговаривал с ребенком, и постоянно обнимался. Сердце то и дело пыталось прорваться наружу через глотку, плюхнуться в эти широкие, ласковые ладони. Джемин улыбался так, что всё внутри трепетало, и губы у него были мягкие, настойчивые.       Ренджун продолжал думать о них, когда опаздывая и глупо улыбаясь, торопливо открывал свой кабинет с утра. Джемин, опаздывающий с ним вместе, прижался ртом к позвонку над воротником пальто, и Ренджун едва успел поймать ладонью вздох. Мурашки засуетились на коже, и колени подломились.       — Перестань, — скандальным шепотом попросил он. — Нас же могут увидеть.       — Мне всё равно, — хмыкнул Джемин, но всё же отстранился, прошёлся рукой по боку под пальто, разгоняя дрожь. — Заходи ко мне, как будет минутка.       — На проверку зубов? — хихикнул Ренджун, и тот облизнулся. Глаза его смеялись, и в уголке губ затаилась ласковая насмешка.       — Я всё тщательно проверю, детка. Можешь не сомневаться.       Подтекст в его словах был сладкий, интимный, мозги от него стремительно разжижались и страшно хотелось целоваться. Зрачки у Джемина были расширенные, когда он глядел на него, и улыбка сама собой тянула губы.       — О, я не сомневаюсь.       Ренджун знал, что сейчас выглядит так же: как влюбленный, рассеянный человек, не знающий, куда деть руки и от бабочек в животе едва справляющийся с тем, чтобы стоять ровно.       — А вот я сомневаюсь, что у доктора Хуана будет время.       Он повернулся так резко, что в шее что-то хрустнуло. В конце коридора, сунув ладони в карманы серых спортивных штанов, стоял Донхёк. Таким угрожающим и серьёзным он казался впервые, и сердце нехорошо ёкнуло, Ренджун сглотнул, неосознанно потянул на себя полы пальто. На плечах всё ещё виднелись оставленные его губами метки, они вспыхнули зудом все разом, словно десятки комариных укусов. Хотя Джемин старательно делал вид, что ничего не замечает, невозможно было отделаться от чувства вины и гнева на себя. Кошмар. Из-за собственной глупости Ренджун едва не потерял шанс встречаться с человеком, который относился к нему лучше, чем кто-либо, чуть не вылетел с работы, а теперь снова оказался лицом к лицу с последствиями.       Донхёк, так и не дождавшись ответа, подошёл ближе, привалился плечом к стене рядом. Голос его опустился до личного, заговорщицкого шёпота:       — Как ты себя чувствуешь? Ты взял выходной на вчерашний день, но если этого недостаточно, я могу попросить директора Муна позволить тебе отдохнуть побольше.       Теперь Донхёк вел себя так, будто имел особенные права на то, чтобы говорить с ним в подобном тоне, делал вид, что заботится. И это Ренджун был виноват в том, что позволил ему.       — Мне не требуется отдых, — отрезал он. — Заходи, нам нужно поговорить.       Следовало расставить все точки над i. Теперь, когда он начал отношения с Джемином, больше нельзя было допускать даже вероятности подобных ситуаций, и Ренджун, усаживаясь за свой рабочий стол, нервно вздохнул. Донхёку точно не понравится то, что он собирался сказать:       — Я прошу тебя никому не рассказывать о том, что было той ночью, и не приходить ко мне без надобности. Я и так позволил себе больше, чем следовало. Нам нельзя заниматься такими вещами.       Донхёк стоял посреди комнаты, не мигая следил за ним. Поджав губы, он выплюнул:       — Вспомнил про профессиональную этику? — издевательски выгибая бровь. — Да ладно тебе, Ренджуни. Директор Мун не будет против наших маленьких развлечений.       — Я буду против них.       — Ты? Или Джемин?       Это было слишком точное попадание, Ренджун ухватил ртом воздух, беспомощно и гневно ощущая, как приливает к щекам кровь:       — Будем говорить про этику? Хорошо, без проблем. Вот тебе факт: ты пациент психиатрической лечебницы, а я доктор. Ты не можешь дать согласие на что-либо сексуального характера, не говоря уже о том, чтобы делать это со своим врачом.       В два шага преодолев расстояние до стола, Донхёк упёрся в него ладонями, наклонился ниже, замирая в сантиметрах от его лица, но Ренджун не двинулся. Уголок рта Донхёка раздражённо вздрогнул и глаза блеснули:       — Тебя так волнуют вопросы согласия? Тогда можешь заглянуть ко мне в медкарту, не стесняйся. У меня нет даже диагноза, и мои постельные предпочтения не имеют ничего общего с психическими заболеваниями. Неужели раньше у тебя был настолько скучный секс, что немного насилия так пугает? Не ври себе, детка. Тебя заводит щепотка власти и подчинения, опасность, даже если ты не хочешь признавать этого.       — Что за чушь ты несёшь? — выдохнул Ренджун, сжимая зубы в ярости, и Донхёк рассмеялся.       — Ты всегда выбираешь таких мужчин. Бывший муж — полицейский, который явно привык делать больно людям. Не возражай, я знаком с этой конторой лучше, чем хотел бы. Да и Джемин далеко не такой белый и пушистый, каким кажется. Ты же сам видел, разве нет? На Джемин плохой человек, у него чёрное лицо.       — О, так теперь ты ещё и следил за мной. Много отдать пришлось за это? Тройной оклад, как и мне предлагал, или больше? — фыркнул Ренджун, теряя терпение. — А ты, похоже, по себе людей привык судить. Джемин теперь плохой человек? Да неужели. Ну-ка, просвети меня.       Донхёк горько усмехнулся, склонил голову в сторону:       — А ты поверишь мне?       — Если ты скажешь правду.       Невыносимо было находиться с ним так близко. От напряжения всё тело трясло, но Ренджун не хотел, чтобы Донхёк видел, как дрожат от ярости его руки. Лучше бы он шантажировал, угрожал доложить начальству о их скандальной связи. Ренджун даже не стал бы отпираться, собрал вещи и ушел. Но вот втягивать в это Джемина, смешивать его имя с грязью… Донхёк не имел права. Уж точно не пациент психбольницы с красным ярлычком на медкарточке, отправленный сюда про решению уголовного суда.       — Давай смотреть правде в глаза, что такого он может скрывать? — процедил Ренджун, резко поднимаясь, чтобы отойти к окну. — По-твоему, Джемин — шпион из Северной Кореи? Или серийный убийца, который душит девчонок на досуге? А может он наемник, похищает людей и вырезает им органы? Владеет подпольным нарко-бизнесом? Напомнить, что это именно тебя заперли в психиатрической лечебнице? Ты рекомендовал заглянуть в свою карточку: я так и сделал. Не знаю, что ты такое натворил, но явно уголовно наказуемое. И после этого я должен верить тебе?       — Ты прав, Ренджуни. У тебя нет причин мне верить, — развернувшись всем корпусом к нему, тихо проговорил Донхёк, и черты его заострились, а напряжённые плечи опустились. Он выглядел, словно волк перед броском. — Знаешь, почему я сижу здесь?       Он обогнул стол, прижал Ренджуна к подоконнику, заставляя сердце дёрнуться, будто пытаясь сбежать из груди. Широко распахнутые глаза его стали совершенно чёрными, непроницаемыми, и зловещая улыбка прорезала линию рта.       — Я убил четверых. Взял нож и резал, резал, резал, пока всё вокруг не стало красным. Мне до сих пор снятся в кошмарах их искаженные ужасом лица. И моё лицо тоже. Оно чёрное.       — Убирайся отсюда, — едва слышно шепнул Ренджун.       От страха губы сделались онемевшими, пульс грохотал в ушах. Он выскользнул, потянулся к тревожной кнопке под столом, но Донхёк перехватил запястье.       — Я уйду. Сегодня, — палец его погладил кожу, пуская тревожную дрожь. — До завтра, детка. Ты же не думаешь, что я тебя просто так оставлю после того, что было?       Он вдруг улыбнулся — озорно и ярко, отсалютовал и неспеша скрылся в коридоре, плотно закрыв за спиной дверь. Не чувствуя ног, Ренджун осел на кресло. Господи, во что он ввязался?..