Часть 5
25 апреля 2023 г. в 12:45
Убил ли кого-то Донхёк для того, чтобы попасть в Санни Сайд, Ренджун не знал, и не был уверен, что хочет узнавать, хотя это зудящее в подкорке любопытство заставляло его то и дело бросать взгляды на наглого гостя его кабинета. Едва успев уйти, Донхёк снова вернулся на облюбованный диванчик, на этот раз с отметкой в своей карте о назначенном приеме терапевта. Ну кто бы сомневался. Из столовой он принес завёрнутое в салфетку заварное пирожное с кремом — оно лежало теперь на одном из пустых бланков на столе, пачкая его маслом.
— Не бойся, не отравлено, — заявил Донхёк, расположившийся на животе, подперев подбородок ладонью.
— Я не боюсь. Просто не хочу, — упрямо повторил Ренджун.
От голода его начинало подташнивать, но похмелье ещё не до конца прошло, и он боялся, что если положит в желудок что-то настолько жирное и сладкое, состояние его лишь ухудшится. Донхёк горестно вздохнул, и взъерошенная голова его скатилась вниз, ткнулась носом в зелёную обивку.
— Хочешь, я тебе спою? — пробубнил он, и Ренджун застонал, отрываясь от заполнения электронной карточки.
— Я хочу, чтобы ты пошёл по своим делам! И позволил мне делать мои!
К доводам разума Донхёк был глух, и потому, повернувшись на бок, нежным, тихим голосом протянул:
I Am tired of this place, I hope people change
I need time to replace what I gave away
And my hopes, they are high, I must keep them small
Though I try to resist I still want it all.
Сердце сжалось, и Ренджун не попал по клавише клавиатуры.
Это был последний год учебы в университете, и он провёл долгие бессонные ночи влюбившись, будто бы впервые. Марк обладал очаровательной аурой тепла и сиял, словно солнце. Впервые они столкнулись в крохотном андерграунд клубе, где тот читал реп, а потом на Хондэ, где играл на гитаре. Оказалось, что Марк знаком с Джехеном, сонбэ Ренджуна, и их друг другу представили на одной из вечеринок. Марк был не такой, как другие. Открытый, не испорченный предрассудками корейского общества, запрещающего любую близость романтического характера между мужчинами.
«Знаешь, любовь ведь одинаковая».
Тогда Ренджун думал, что влюбляться в такого классного парня, как Марк, бессмысленно и невзаимно. И лучше бы это и правда оказалось так. Он не поехал бы в Канаду, не разодрал бы себе сердце в клочья, продолжая ожидать и надеяться на то, чего быть не могло.
Only fools fall for you, only fools
Only fools do what I do, only fools fall.
Но как Ренджун мог отказаться от этого?.. Марк так улыбался ему и был настолько близким, откровенным и честным в своей привязанности, глаза его светились восторгом, и был он таким красивым, когда был счастлив, что Ренджун не хотел ничего, кроме как изо дня в день заставлять его улыбаться.
Всё это было в прошлом. И, наверное, Ренджун был настоящим дураком, раз продолжал влюбляться в неподходящих людей: Джемин тоже улыбался так тепло, что воздушные замки сами собой вырастали из пепла, но закончилось бы всё разбитым сердцем. Оно и так осталось надтреснутым, пульсирующим этой раной, чутким и растревоженным. Почему Ренджун вынужден был проходить через всё это? Неужели он просил слишком многого? Он просто хотел любить, тихо и взаимно, иметь рядом человека, которому на него будет не наплевать.
— Ты плачешь, — растерянно уронил Донхёк, обрывая мелодию и поднимаясь с дивана, и Ренджун удивлённо тронул глаза. Ладонь осталась влажной, и он неловко вытер её о халат.
— Нет, — голос его был слабым и жалким. — Я не…
— Ренджуни, я принёс куриный суп, — локтем открывая дверь, Джемин вошёл в кабинет.
Он замер, оглядывая сцену перед собой, и улыбку с его лица стерло волной едва скрытого гнева. Желудок сжался, сделал сальто — Ренджун не знал, что в этом вихре противоречивых эмоций было сильнее: раздавленная влюбленность, надежда, гнев или неловкость. Донхёк был слишком близко, чтобы это выглядело прилично — окольцовывал пальцами запястье, наклонившись над ним, нависая над креслом так, будто собирался сделать что-то, совершенно выходящее за рамки приличных отношений пациента и доктора. Впрочем, это не объясняло, почему Джемин смотрел так, будто застукал своего благоверного на измене.
— Что здесь происходит? — требовательно спросил он. — Ли Донхёк, что ты сделал? И почему ты опять здесь?
— Пока ничего, — отрезал Донхёк, даже не потрудившись выпрямиться. — У меня консультация у доктора. Выйдите, мистер На. Я имею право на конфиденциальность.
Джемин не двинулся. Пальцы его сжались на пластиковых боках контейнера, и на лице медленно проступила нейтральная, фальшивая благожелательность. Ренджун знал его не так долго, но успел заметить, что когда Джемин улыбается искренне, уголки губ его загибаются вверх и глаза прищуриваются. Сейчас же эта странная улыбка не достигала глаз.
— Ренджун?
— Всё в порядке. Я зайду через десять минут, ладно? — выдавил он, пытаясь стряхнуть странное оцепенение. Ему не нравилось, когда Джемин улыбался так. — Мы уже заканчиваем.
Не сказав ни слова, Джемин вышел, плотно закрывая за собой дверь, и Ренджун устало потёр шею. Что это было вообще? У Джемина явно было какое-то предубеждение к Донхёку. Знал ли он о том, что привело его сюда, в Санни Сайд? Может, всё потому, что Джемин попросту недолюбливал мужчин, а Донхёк оказался самым раздражающим их представителем? Сияя самодовольством, Донхёк забрался под стол и сел, упёршись спиной в заднюю стенку. Задумчиво он очертил выглядывающую из-под ренджуновой штанины резинку носка, заставляя отдернуть ногу. Он был похож на избалованного, шаловливого ребёнка, которому из-за очаровательной мордашки всё спускают с рук.
— Я не буду больше петь, — вздохнул Донхёк виновато. — Просто не плачь, ладно?
— Думаю, тебе пора идти, — сказал Ренджун мягче, чем собирался, и тот поднял на него взгляд. Глаза его были чёрные, внимательные и спокойные. Неожиданно серьёзные.
— Ты видел? — он махнул куда-то за спину, в сторону закрывшейся двери, и в горле почему-то пересохло.
У Джемина были ледяные глаза. Страшные.
Ренджун застыл, нехорошее предчувствие кралось мурашками по спине.
— Видел что?
— Его чёрное лицо, — пояснил Донхёк. Пальцы его сомкнулись на лодыжке, погладили, забираясь под штанину. — А ты привлекаешь опасных мужчин, Ренджуни. Маленький совет: не связывайся с доктором На Джемином. Он тот ещё сукин сын, мне ли не знать. Даже я буду лучше.
— Не неси чушь, — фыркнул Ренджун. Голос его звучал слабо, так, будто он сам не верил в то, что говорил. — Уходи уже, ты мне мешаешь.
Ничуть не смутившись такого холодного приёма, на четвереньках Донхёк выбрался из-под стола, встал, отряхнулся и отсалютовал:
— До завтра, сладкий! Я уже записался на приём на ближайшую неделю. На каждый-каждый день. Чувствую себя больным. Любовью, — и Ренджун едва не запустил в него карточкой.
Нет, забудьте. Не было в Донхёке ничего очаровательного, он оставался тем ещё засранцем и виртуозно играл на нервах, будто на пианино.
Джемин сидел за столом, листал карточки пациентов, и лицо его хранило нейтральное, спокойное выражение. Неловко махнув ему рукой, Ренджун опустился на стул напротив одиноко стоящего супа в стеклянном контейнере, и Джемин вздохнул.
— Ты не обязан есть. Всё уже остыло, — он потянулся, чтобы забрать контейнер, но Ренджун поспешно сорвал крышку.
— Я съем. Спасибо, что принёс мне его. На самом деле я так ужасно чувствовал себя после вчерашнего, что не смог позавтракать. Похмелье — это кромешный ад.
Джемин кивнул, но бровь его дёрнулась:
— Понятно, — сказал он. — Кажется, я давно не обновлял информацию о лечении головной боли, и теперь для этого рекомендуется употребление алкоголя.
В голосе его не было обвинения, только беззлобная, лёгкая ирония, и Ренджун пристыженно отвёл взгляд в сторону, глотая прохладный бульон:
— Прости, что соврал. Просто вчера так накатило вдруг…
— Ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной? — мягко пробормотал Джемин, накрывая его руку.
Ладонь его была тёплой, с грубоватой кожей. Ощущать её было приятно, и Ренджун сжал зубы, мгновенно теряя аппетит. Слишком. Это было слишком, он просто не мог, не сейчас.
— Да, спасибо, — осторожно высвободив руку, он ухватился за стеклянный бок контейнера, всё ещё продолжая ощущать чужое фантомное тепло. — Ты хороший друг.
Джемин медленно моргнул, и пальцы его сжались легко, будто запоздало реагируя на пропажу.
— Кушай, Ренджуни, — улыбнулся он.
Рука его так и осталась лежать на столе, и Ренджуну потребовалось чудовищное усилие воли для того, чтобы перестать думать о том, как сильно ему хочется ощутить его касание снова.
Надо было Джемина избегать.
И если бы только это не оказалось так сложно!..
Похоже, если имелось в этом мире что-то по-настоящему постоянное, то это было раздражающее поведение нового самоназначенного пациента по имени Ли Донхёк. Он явно пользовался в Санни Сайд особыми привилегиями, причем, совершенно не стесняясь.
Развалившись на диванчике, он закинул ноги на подлокотник и лениво шуршал фантиком карамельки, которую сосал с причмокиваниями.
— Я вот всё смотрю и думаю: что у вас с доктором На за отношения? — поинтересовался он, и Ренджун буркнул, не утруждаясь тем, чтобы оторваться от заполнения бумаг.
— Не твоё дело.
Ему нужно было принять сегодня всего троих пациентов, но из-за того, что Ли Донхёк немыслимым образом записался сразу на четыре приёма, вынужден был не только находиться у себя в кабинете не смея отлучиться, так ещё и терпеть присутствие излишне любопытного субъекта.
— Это определенно моё дело, потому что мне Ренджуни нравится, и я хочу знать, сколько у меня конкурентов, — возразил Донхёк. Он сложил на животе руки и запрокинул голову. — Так что, мне стоит беспокоиться на его счёт? Ренджуни, я ведь не отстану.
Он и правда не отстал бы, Ренджун готов был поставить на это последнюю вону — оттягивать и так очевидное объяснение было бессмысленно, и потому он процедил, мысленно прикидывая, как сладко было бы сомкнуть руки на этой смуглой шее:
— Отвяжись, ну серьёзно! Мы просто коллеги.
Убежденным Донхёк не казался.
— Хм, а с каких пор «просто коллеги» приносят друг другу супчик и сверлят взглядом раздражающего пациента, отнимающего его драгоценное время? — спросил он, лукаво хмурясь и надувая губы.
«Если бы», — мелькнуло в голове. — «Вот, до чего ты докатился, Хуан Ренджун: строишь иллюзии, как пациент психбольницы, когда у Джемина есть невеста и очевидно гетеросексуальная ориентация. Боже, на что я вообще надеялся, когда он буквально воплощение женской мечты об идеальном мужчине».
— Хотя бы ты признаешь, что раздражающий, — хмыкнул Ренджун. — Ладно, мы друзья. Доволен?
— Доволен, — заулыбался Донхёк. — Но ещё больше доволен буду, если дашь поцеловать себя в эту нежную щёчку, — он протянул руку, будто пытался достать до сидящего за столом в метре Ренджуна, и захныкал: — Ох, она просто как рисовый пирожок.
— Отстань, бога ради! Только начался день, а ты уже вытрепал мне все нервы.
Джой называла Донхёка на американский манер «квир персоной»: он умудрялся выделяться даже здесь, в психиатрической лечебнице, и для Ренджуна, падкого на всё яркое и неординарное, это казалось почти очаровательным. Почти, потому что всё равно в ситуации этой было много странного. Закрытый доступ к подробной информации о Донхёке, отсутствующий диагноз и не назначенное лечение. Джой говорила, что у Донхёка были какие-то связи с администрацией, и он и правда находился здесь по направлению суда. От предложения поспрашивать кого-то из психиатров о нём Ренджун вынужден был отказаться: ни с кем из них лично он не был знаком и не представлял, как может вот так подойти и начать интересоваться информацией подобного характера. Это считалось вмешательством в тайну частной жизни и, мало того, врачебную тайну, и лезть на рожон со своим излишним любопытством не хотелось, особенно, будучи в Санни Сайд новеньким. Хотя Джемин за обедом охотно поделился слухами о том, что Донхёк родственник кого-то высокопоставленного и наделал делов, за что его и упрятали в лечебницу, и лучше с ним не связываться, потому что он на всю голову отмороженный. Между ним с Джой даже завязалась дискуссия: девушка считала, что Донхёк безвредный, хотя и чудаковатый — в карте его не было никакого серьёзного диагноза, и чудил он исключительно по велению души, и по её личному мнению джеминова неприязнь была основана на одном лишь факте половой принадлежности пациента.
— Представить не могла, что ты так тепло встретишь Ренджуни, — хмыкнула она. — Ты ведь никогда с парнями не дружил, а тут вот, как вышло. Просто признай, что Ренджун у нас особенный.
— Хей, — нахмурился Ренджун, хватая её за рукав, — хватит дразниться. Джемин, ты не обязан отвечать на провокационные вопросы, она просто шутит.
Он ощущал кожей его взгляд, словно сотни мельчайших нежных, горячих иголочек.
— Да, Ренджуни особенный, — уронил Джемин тихо, и сердце подскочило, застревая в глотке, выдавило весь воздух из груди.
«Я люблю тебя, детка. Ты для меня особенный».
Ренджун отвернулся, слёзы резанули глаза. Невыносимо. Это он был легковерным идиотом или просто неправильно понимал чужие слова?
— Я… пойду, пожалуй. У меня приём у Донхёка назначен.
У вот такого постоянного присутствия его в кабинете имелось одно-единственное неоспоримое преимущество: своими постоянными вопросами и неуместными шуточками Донхёк отвлекал его от мыслей о Джемине — и Марке, — а ещё о том, что парней у Ренджуна действительно не получается выбирать. Может, ему и правда стоило просто смириться, остаться одному. Ведь даже если бы дома его никто не ждал, нежное, израненное сердце осталось бы нетронутым чужими руками.
То, что дистанцироваться от нового коллеги будет не так просто, Ренджун ожидал, но всё равно не рассчитывал на столь сложный исход. Джемин, в свойственной себе манере — если верить рассказам Джой, — остро ощущал смену эмоций и настроения, и свои попытки наладить отношения удвоил. Или даже утроил, и сейчас, долгий месяц спустя, стал только ближе. Хотя, видит Бог, Ренджун пытался сопротивляться! Но вот, в чем состояла проблема: Джемина нельзя было не любить, особенно, когда всё его нежное внимание, забота и поддержка обрушивались на голову и сердце. Голова у Ренджуна была с сердцем явно не в ладах: пока рассудок твердил перестать видеть подтекст в чужих словах и действиях там, где его нет, чувства упорно отказывались перестать расти, шириться, заполняя собой грудную клетку так тесно, что порой сделать вдох удавалось с трудом. Что-то в нём было надломлено с самого начала. С того момента, как Марк сказал тогда, на диване, что ему стоит найти себе кого-то.
А Джемин смотрел так… будто хотел поцеловать, стать ближе, и тоже ощущал это искрящееся электричество, учащенный пульс и бархатную хватку влюбленности на своем горле, перекрывающую кислород. Он приносил настоящий китайский зелёный чай, когда Ренджун мельком упоминал, что чай из столовой пить невозможно, находил время вместе съездить в город на новый фильм и проскальзывал в примерочную, чтобы глядеть из отражения в зеркале так, что щёки наливались теплом прилившей крови.
«Что между нами?» — хотелось спросить Ренджуну. — «Просто скажи, что я всё придумал, и я перестану представлять, лёжа в кровати по ночам, как ты целуешь меня».
На самом деле он хотел, чтобы Джемин молчал как можно дольше, потому что вынести его мягкий отказ, сдобренный невыносимым сочувствием, он был бы не в силах. Наверное потому и позволил случиться тому, что случилось.