«То, что причиняет тебе боль, благословляет тебя. Темнота — это твоя свеча». (Руми)
Май 2022. Мардин. Крепкие мускулистые руки нежно касались длинных, распущенных до обнажённой талии волос, перебирая их, разделяя на пряди, сплетая в толстую тугую косу. Пальцы то и дело дотрагивались то мочки уха, то длинной грациозной шеи, то татуировки на левой лопатке в виде двух чёрных птиц. Как бы невзначай, не специально, но от каждого такого соприкосновения рождался тонкий импульс, передававшийся от тела к телу. Бирдже, сидящая спиной к Ибрагиму, приятно щурилась, ощущая себя самой счастливой на земле. Её грудь согревал медальон на длинной золотой цепочке. Не тот самый, но точно такой же, какой искала почти двадцать лет. Когда она его увидела в том монастыре, куда привёз её Ибрагим, не могла поверить своим глазам. Забыв, что находится в здании религиозного культа, подпрыгнула на месте, а потом бросилась на шею тому, кто сделал ей столь дорогой подарок. Немало слов восторга досталось и Заро Догану, ювелиру, за всю жизнь никогда не получавшему такой неистовой благодарности за свою работу. Потом, уже на улице, Бирдже вновь достала своё сокровище из коробочки и подняла высоко над головой, глядя как оно сияет под лучами яркого майского солнца. Овальной формы, с тонкой блестящей огранкой по краю, а в середине образ Мерьем в золоте, самый редкий и необыкновенный из всех виденных. Радуясь, словно ребёнок, она кружилась, любуясь зажатой в пальцах вещице, самой желанной и дорогой её сердцу. Ибрагиму никогда раньше не приходилось видеть свою душевную подругу в столь зачарованном состоянии. Огромные зелёные глаза смотрели на него с большой любовью, признательностью и невероятным восторгом. Бирдже даже сказать толком ничего не могла: то смеялась, то плакала, то принималась обнимать и целовать, не боясь быть замеченной прохожими. Благо, что у монастыря в столь жаркое полуденное время почти никого не было. — Спасибо! — шепнула на ухо, в очередной раз крепко прижавшись к его груди. — Ты делаешь меня счастливейшей из женщин. — Разве не для этого мы вместе? Не для того, чтобы исполнять мечты друг друга? Я хочу, чтобы ты всегда смеялась, как сейчас, а если плакала, то только от счастья. Всю обратную дорогу до Мардина Бирдже не могла прийти в себя. Она вновь и вновь очень эмоционально делилась воспоминаниями прошлого: подарок матери на шестнадцатилетие, его потеря на вечеринке с друзьями, долгие безрезультатные годы поисков. — Тогда случилась моя первая любовь, меня разрывало от чувств, а парень даже не смотрел в мою сторону, ему нравились более хрупкие, миниатюрные девушки из нашей компании. Я сжимала медальон в руке и молила, чтобы он обратил на меня внимание. — И как, сработало? — Да! Произошло чудо. В одночасье он прозрел и перестал видеть кого-либо, кроме меня. Тогда я стала верить в свой талисман и в силу Мерьем. Как хорошо, что именно ты вернул его! Может, это знак? Вместе с тобой в мою жизнь пришло то, что я так давно искала. Больше не будет потерь, разочарований и мучительных поисков. Всё моё отныне всегда со мной. Ибрагиму пришлось в подробностях рассказать, как он нашёл ювелира через знакомых своих друзей в турецкой полиции, как однажды, положив в бардачок рисунок Бирдже, всю ночь провёл за рулём, следуя из Аданы до Мидьята, как искал нужную деревню и дом Заро, а потом уговаривал его сделать этот важный, может быть, последний в жизни заказ. — Я хотел подарить его позже, на день рождения, только не вытерпел и решил привезти в монастырь, откуда родом дорогой тебе образ Мерьем. Важно, чтобы ты увидела это место, прониклась им, запомнила. — Я запомню. На всю оставшуюся жизнь, — посмотрела с нежностью и сжала его свободную руку. Это случилось днём, сейчас же, вечером, они сидели вдвоём в арендованной квартире Мардина с каменными стенами тёплого желтоватого оттенка, и Ибрагим заплетал волосы любимой, чтобы они не намокли во время купания. Этот навык он приобрёл, живя среди женщин, подолгу наблюдая, как бабушка или мать делали причёски сестре. Когда коса была готова, Бирдже лёгким движением скрутила её на затылке и закрепила приколкой. В этот момент горячие губы коснулись нагой кожи прямо по центру спины, медленно поднимаясь выше и выше до изящно изогнутой длинной шеи. — Погоди немного, — запрокинув руки назад и поймав ими его голову, остановила проснувшийся порыв. Блестящая, цвета бронзы металлическая ванна наполнилась водой чуть больше, чем наполовину. Рядом Бирдже нашла заботливо приготовленные хозяином милые аксессуары для приятного расслабления: ароматические свечи, кусочки вручную изготовленного мыла с запахом лаванды, засушенные цветы, гели, кремы и масла для тела в маленьких стеклянных флакончиках. Женщины Мардина знали в этом толк, можно было не сомневаться, что о гостях побеспокоились супруга, мать или сестра владельца. Именно таких женщин она встречала в семьях своих здешних друзей: самобытных, терпеливых, привыкших к долгой, кропотливой работе руками. Когда начиналась история бренда «BIRCE», было решено, что никто лучше, чем мардинские умелицы, не способен делать тряпичные фирменные мешочки для украшений. От каждого из них веяло теплом домашнего очага и многовековым людским созиданием этих удивительных земель — колыбели цивилизации на севере древней Месопотамии. Лепестки и бутоны расправились в горячей воде и выглядели как живые, только что сорванные. Красные розы, белые ромашки и жасмины, жёлтые и розовые хризантемы покрыли прозрачную гладь. Бирдже скинула остатки одежды на пол и перед взором Ибрагима, лежащего на кровати и любующегося зрелищем у противоположной стены комнаты, открылась прекрасная нагота его женщины — соблазнительная, манящая, сводящая с ума. Погрузившись в воду, она улыбнулась и помахала ему рукой. Недолго думая, повинуясь зову души и плоти, пошёл к ней. — Свечи… Ты забыла зажечь свечи, — поднесёт зажигалку и на деревянной подставке, перекинутой от края до края ванны, вспыхнут два ярких огонька. — Погаси свет, — попросит почти шёпотом, пребывая в цветочном блаженстве и ощущая, как по телу начинает разливаться лёгкое пьянящее желание. Возможно, его причина кроется в обнажённом мускулистом торсе, мелькающем перед глазами, терпком мужском запахе, развеянном в воздухе или в том чувстве бесконечной любви, что растворилось в крови и изменило всю её химию. Ибрагим будет терпеливо сидеть рядом, сжав коленями высокую спинку стула, приставленную почти вплотную к ванне, облокотившись на неё локтями. В полумраке прикроватных ночников и мерцании оплавленных свечей, молча улыбаясь, он будет разглядывать её мокрое лицо, поправляя выбившиеся из причёски тонкие пряди волос, тут же превращающиеся в непослушные завитки. Оба знают, что произойдёт дальше, но не торопятся, понимая, как ценна каждая минута сладостного ожидания, обостряющая до предела все инстинкты и увеличивающая наслаждение от единения до максимума. Наконец, она поднимется, и струйки воды с разгорячённого покрасневшего тела водопадами устремятся вниз. Он укутает её в белоснежное махровое облако и чуть приподнимет, подхватив за бёдра, чтобы поставить на каменный пол босыми ногами. В это время их уста будут находиться настолько близко, что терпеть станет почти невозможно, невыносимо. И всё же, отрываясь от его губ, она спросит: — А ты? Не примешь ванну? — Нет! Не хочу, не могу… — по прерывистому дыханию станет понятно, что ему уже давно не до чистоты, он с трудом сдерживается, чтобы не наброситься, покрывая её тело ласками и поцелуями. — Ну хорошо. Тогда, помоги мне вот с этим! — сунет в руки невесть откуда взявшийся бутылёк с маслом, и Ибрагим поймёт, что затеянная Бирдже изощрённая игра и, следовательно, его пытка продолжаются. И снова эта шея, спина, слегка выпирающие ключицы, кожа, покрытая цветными татуировками, каждый квадратный сантиметр которых уже настолько изучен, что можно рисовать их по памяти проснувшись среди ночи. Игривая кошка на передней части бедра, роза на запястье, земной шар на плече, бабочка с распахнутыми яркими крыльями… Плоский живот, упругая аккуратная грудь, острые колени, худые икры длинных грациозных ног, тонкие щиколотки — везде пройдутся требовательные пальцы. Она словно того и добивается, чтобы он дотронулся до каждого, даже самого крохотного и потаённого уголка её тела, ощутил его влажными масляными подушечками, выжег огнём в своей визуальной и тактильной памяти. Сама же пытается навсегда запомнить большие, чуть шершавые ладони на своём теле, не нежные, но чувственные, не наглые, но настойчивые. Затеяв эту игру, почувствует, как неизбежно терпит поражение в ней, готовая сдаться, не дожидаясь серьёзного натиска. Он же, будто не замечая, продолжит медленно и плавно втирать масло, создавая приятное тепло прикосновений, передающееся от кожи к коже. Когда это тепло разольётся по всему телу, он тут же снова вернётся к тому месту, где закончил. Унимая дрожь, глубоко вдохнёт горько-сладкий аромат благовоний и втайне, про себя, будет посмеиваться, ведь ей не по плечу вырвать победу в этом поединке. Наконец, выхватив бутылёк из рук, она швырнёт его на каменный пол, куда подальше, а потом прижмётся обнажённой грудью к его накачанным мускулам на руках, от чего оба потеряют голову. — Я проиграла твоему терпению, признаю, — шепнёт, прикусив нижнюю губу, сделавшись в миг беззащитной и согласной на всё. — Да нет, как раз выиграла. Точнее, мы оба выиграли. Ты меня, а я тебя. Иногда удача приходит к тому, кто упорно ждёт и слушает своё сердце, красавица. После больше не прозвучит ни слова, только протяжные стоны и всхлипы, словно кто-то ловит воздух всей глубиной своих лёгких, задыхаясь от восторга и наслаждения. Туманный, травянисто-сургучный запах сандала, смешанный с мягкой свежей сладостью мирта, густо смешается с лавандовой отдушкой белоснежных простыней, чуть влажных и сильно измятых от неудержимой страсти.***
— Просыпайся, родной, — Ибрагим почувствовал, как его уха коснулись губы Бирдже. Ничего не понимая, он взял в руки телефон с прикроватной тумбочки и с удивлением обнаружил, что всего лишь пять часов утра. — Я обычно встаю рано, но ты меня сегодня превзошла. Что случилось? — Самый красивый Мардин на рассвете. Ты проспишь чудо, вставай, — поцеловала в щёку и пошла одеваться, зная, что у Ибрагима сборы займут не больше пятнадцати минут. Когда вышли на улицу, ещё не рассвело. Долго шли вверх, карабкаясь на вершину крутого холма, огибая многочисленные дома, теснящиеся с двух сторон узких улочек. Остановились лишь в тупике, когда мощёная камнем дорожка закончилась. Там, выше, над головой, осталась лишь крепость «Гнездо орла». Они прошли на пустынную смотровую площадку и вгляделись в медленно прорисовывающуюся в утренней дымке Сирийскую долину. Ни одной возвышенности вплоть до далёкой, прячущейся за горизонтом Аравийской пустыни и далее, до самого Красного моря. На резной купол медресе Зинджирийе и высокий минарет Улу Джами легли первые солнечные отблески, позолотив светлый камень. — Аллах! Как красива земля, что ты сотворил! — вскрикнула и взметнула ладони к небу, заставив Ибрагима улыбнуться. В такие моменты Бирдже превращалась в восторженную эмоциональную девочку, совсем не похожую на грациозную страстную львицу, какой представала перед ним ночью. — Оставайся всегда такой же, — поправил разметавшиеся по плечам волосы и медальон — свой подарок. — Обещаешь? — Обещаю, — положила одну руку на плечо, другой ощутив густую щетину на его щеке. — Только… — Что? — Не предавай меня. Я всегда жду от тебя, как от друга, лишь правды. Пусть неудобной, некрасивой, но правды. Ничего нет страшнее лжи, она рушит всё безвозвратно. Ибрагим ничего не сказал, но ответ был в его глазах. Теперь он знал, как много пришлось пережить Бирдже в прошлом, но ни о чём не расспрашивал, боясь теребить поджившие раны. Когда-нибудь она сама расскажет, если будет желание и необходимость. — Смотри! — махнул рукой туда, где над крышами показался длинный развивающийся хвост, тянущийся за плоским цветным каркасом. Следом взмыл ещё один. И ещё. Мардин — то место, где мальчишки по утрам всё ещё пускали в небо воздушных змеев, устраивая между собой соревнования и используя потоки восходящего воздуха рядом с единственной возвышенностью на сотни километров вперёд. Завидев одного из них неподалёку, с тянущимся по брусчатке шлейфом, Ибрагим нацепил солнцезащитные очки и рванул вперёд, оставив недоумевающую Бирдже в одиночестве. Он что-то сказал ребёнку и указал в её сторону, потом достал из кармана несколько купюр и в обмен получил своё приобретение. — Что это? — смеялась, зажимая рот ладонями. — Наш змей. Ты запускала когда-нибудь? — Нет! А ты? — И я нет. Но много раз видел, как делают это, когда занимался кайтингом. Ну что, попробуем? Дело оказалось нелёгким с непривычки. Нужно было поймать неуловимый поток воздуха, без него змей не взлетал, пикируя вниз, к ногам. — Ибрагим Челиккол, похоже, мардинские мальчишки могут многому тебя научить. Не позвать ли их на помощь? — продолжала хохотать, не в силах сдержаться. — Лучше помоги. Без тебя я всё запутаю, — посмотрел с наигранной укоризной, выдававшей в нём большого ребёнка. В конце концов, общими усилиями змей взмыл высоко в небо, расправив свой необыкновенно красивый хвост, похожий на стаю птиц, летящих друг за другом с распахнутыми белыми крыльями. Потоки воздуха относили его то вправо, то влево, то недолго удерживали на одном месте. Два взрослых человека, держась за длинную верёвку, кричали от переполнявшего их восторга, словно малые дети. На несколько секунд замешкавшись, упустили её из рук и змей получил нежданное освобождение, поднявшись ещё на несколько десятков метров выше над головой. — Ай, какая жалость! Ты ведь должен был его вернуть? Тот мальчик сильно расстроится. — Не переживай, я дал ему денег столько, что хватит на три новых. Лучше смотри, как наш змей парит. Он свободен! — радостно щёлкнул пальцами в воздухе, желая поцеловать Бирдже, но вовремя остановился, ограничившись лишь некрепким, дружеским объятием. — Свободен, как наша любовь! Лети же! — Лети! — крикнула она и их громкие голоса слились воедино. Непослушные волосы, ставшие после вечерней ванны пышными и местами кудрявыми, приятно щекотали лицо Ибрагима, развеваясь на лёгком ветерке. Он вдруг вспомнил об их последней пылкой ночи и удовлетворённо улыбнулся. Она, увидев это, сразу прочитала его мысли. Их союз оказался на редкость гармоничным во всех смыслах. Наконец-то, Бирдже чувствовала рядом с собой такую же искреннюю и страстную натуру, какой была сама. Не больше и не меньше. — Пойдём завтракать, романтик! — потянула за рукав, попутно размышляя, где им раздобыть свежую выпечку и кофе в столь ранний час, и при этом остаться неузнанными. После обеда Ибрагим собирался вернуться в Адану, чтобы завершить все дела, связанные со съёмками, собрать вещи и отдать хозяину ключи от арендованного там дома. Бирдже оставалась в Мардине не биеннале вместе со своими многочисленными друзьями-художниками, ещё не знавшими, что она уже два дня как находится в городе. Уплетая за обе щёки чудом раздобытые оливки, она намазывала джемом тосты для Ибрагима и, как обычно, говорила почти обо всём, что думала в этот момент. — Такое чувство, что у нас уже полгода длится медовый месяц. Мы встречаемся, расстаёмся, скучаем, ревнуем, снова торопимся в объятия друг друга. И это прекрасно… — Что? — Давай расскажем родителям. Мне сложно врать маме. Когда они с папой приезжали из Бодрума в последний раз, она увидела мужской парфюм в спальне на туалетном столике и устроила целый допрос. Эсра нас не выдала, но долго покрывать не сможет. Да и не за чем уже, ты свободен. — Хорошо. Тогда я тоже посвящу в наш секрет мать. Как думаешь, что наши скажут? — Что их дети сошли с ума, что же ещё? — смех наполнил комнату. Вместе они всегда смеялись много и от души. Потом они обсудили участие Бирдже с Мирай Данер в паре мероприятий по случаю премьеры «Полёта птицы» на Нетфликс. Выход сериала был запланирован на третье июня, но от промоушена Ибрагим решил отказаться: появляться вместе с Бирдже на публике сейчас, сразу же после развода, было крайне опасно. Скрыть любовь, их полные обожания взгляды, казалось невозможным при всём актёрском мастерстве. — Когда мы рядом, даже воздух становится другим. Он будто плавится, наполняется особым дурманом. Кажется, люди на нас смотрят и сразу всё понимают. Мне становится стыдно, хочется наглухо закрыться за тёмными очками и капюшоном, спрятаться, исчезнуть. Обычно я не очень чувствительна к человеческому осуждению, злобе, но не в этот раз. — Почему? Разве ты в чём-то виновата? — Виновата. Я родилась женщиной в этой стране, потому уже проиграла любому мужчине, даже самому грешному, который захочет бросить в меня камень. Я хочу жить, не опуская головы, но не получается, — Бирдже внезапно загрустила. — Перестань! Иди ко мне. Обниму, и ты всё забудешь. Так и случилось. Любая печаль растворялась, как только их тела соприкасались, а глаза встречались. Сидя на его уютных коленях и ощущая его руки на своей талии, она думала только об одном — чтобы каждый такой момент длился вечность.***
Вышедший на платформе сериал смотрели вместе, устроившись на диване в квартире Бирдже. К тому времени Ибрагим закончил все дела в Адане и окончательно перебрался в Стамбул. Жить в городе ему пока было особо негде, потому он ночевал то у Бирдже, то у матери, уходя от ответа на вопрос, не появилась ли в его жизни новая женщина. Ещё не наступило время, раскрыть тайну родителям они решили в один и тот же день. «Полёт птицы», со съёмок которого прошёл ровно год, удивил их самих. Все эти месяцы были наполнены важными событиями, стершими многие воспоминания. Теперь же их герои, Лале и Кенан, снова ворвались в сердца и умы. Те сцены на пляже, тот поцелуй, ставший переломным моментом, воспринимались совсем иначе, чем раньше. — Здесь мы уже любили друг друга, но отчаянно отрицали новое чувство, — Ибрагим взял пригоршню попкорна из миски и уже хотел было поделиться им с Бирдже, когда увидел жалостливый взгляд Джипси, всеядной и вечно голодной собаки. Почти всё содержимое ладони тут же оказалось на полу, а уже через полминуты бесследно исчезло. — Пусть считают нас идеальной экранной парой, актёрами, гениально играющими любовь. Только бы никто не догадался, ты ведь тогда был ещё женат. Но однажды все всё поймут… Они были счастливы, что теперь не нужно было разлучаться надолго. Всё больше одежды Ибрагима перебиралось в дом Бирдже, потеснив её вещи и заполнив несколько полок в гардеробной. Будучи очень разными по интересам людьми, они, как и договаривались с самого начала, давали друг другу максимум свободы, позволяя заниматься любимыми увлечениями и общаться с друзьями, при этом всегда были на связи и интересовались планами на день. Бирдже, привыкшую к независимости, это полностью устраивало. Пока Ибрагим проводил время на ферме, на рыбалке или с сыном, она работала над продвижением бренда, ходила по магазинам, посещала концерты и встречалась с подругами. Никто другого не тяготил, не принуждал, не мучился от утомительного времяпровождения второй половины, но находился где-то рядом. И даже когда приходилось расставаться на несколько дней, это шло только на пользу их отношениям. Встречаясь, не могли наговориться, а порой наоборот, забывали всякие слова и просто любили, теряя голову лишь от того, что есть друг у друга. Неожиданно для всех «Полёт птицы» имел головокружительный успех во многих странах, став на тот момент первым турецким проектом Нетфликс, взлетевшим так высоко по новой системе подсчёта рейтингов платформы. Близкие, родные, друзья, коллеги находились в эйфории и то и дело звонили, чтобы поздравить и выразить восхищение долгожданным проектом знаменитой сериальной пары. Бирдже, очень чувствительная к успехам в работе, находилась на седьмом небе от счастья, а ведь на подходе был показ ещё и «Кладбища», где она играла главную роль комиссара полиции. Среди всеобщего позитива нашлось и то, что омрачило её радость — два события, две неожиданные встречи.***
— Бирдже! Дорогая, как я рада! — Бергюзар Корель, актриса и многодетная мама обняла давнюю знакомую, держа на руках свою восьмимесячную дочку. — Как твои дела? Что ты делаешь в медицинском центре? Всё хорошо? — Да. Плановый осмотр. А кто это у нас такой красивый здесь? — поцеловала малышку, и та мило улыбнулась в ответ. — Госпожа Лейла Эргенч, наша долгожданная дочка. Не представляешь, какая это отрада после двух парней. Актрисы стали тесно общаться во время съёмок сериала «Вавилон», где партнёром Бирдже был Халит Эргенч, муж Бергюзар и звезда всемирно известного турецкого суперхита «Великолепный век». Там же, на съёмочной площадке, Бирдже подружилась и с Нур Феттахоглу, которая теперь горячо поддерживала её ювелирный бренд. В период совместной работы они все вместе весело проводили время и теперь, спустя пару лет, были несказанно рады видеть друг друга. Лейла вскоре заснула в переносной люльке и две хорошие знакомые, коллеги по актёрскому цеху, пользуясь случаем, решили выпить чаю в кафе напротив. — Вы теперь живёте в Лондоне? — Да. Наш старший сын серьёзно увлекается музыкой и учится в одной из лучших музыкальных школ Великобритании. Рады, что можем дать такое хорошее образование детям. А вот на лето вернулись в Турцию повидать родных и так, по делам. Мы теперь живём на два дома, на две страны. — Выглядишь прекрасно! Материнство пошло тебе на пользу, дорогая Бергюзар. — Это чудо, — с нежностью глянула на спящую малышку и улыбнулась. — Ты ведь знаешь, что мне пришлось пережить? Только рождение детей придало всему смысл, оправдало тот ужас, которым была наполнена моя жизнь. Бирдже прекрасно знала, о чём речь, и именно сейчас ей хотелось с кем-то об этом поговорить. Бергюзар, прошедшую через долгую травлю в прессе и публичное осуждение, спасло лишь появление на свет первенца, заставившее смолкнуть всех злопыхателей. — Ты ведь не виновата… Просто мы живём в такой стране… — Когда мы познакомились с Халитом на съёмках, у него была любимая женщина. Он женился, но быстро понял, что совершил ошибку. Мы дружили, общались, испытывали друг к другу симпатию, но ничего не было, никаких намёков на отношения. Она была беременна и сделала аборт, после того как осознала, что брак вот-вот рассыплется. Когда мы появились вместе, как пара, спустя некоторое время после его развода, меня назвали разлучницей, поправшей ценности семьи, обвинили в смерти не рождённого ребёнка. Это был кошмар. Про меня писали гадости все, кому не лень, моим родителям говорили в глаза, что они воспитали недостойную дочь. Если бы мы тогда не поженились, если бы не родился наш сын, нападки никогда бы не прекратились. Прекрасная семья, которую мы создали, искупила тот грех в глазах консервативных моралистов, религиозных фанатиков и просто ненавистников. Иначе я бы не выдержала, клянусь. Быть разлучницей — клеймо на всю жизнь. Никто не будет разбираться, как всё случилось. Если ты знала этого мужчину давно, до брака или во время, значит тайно любила его, значит сделала всё, чтобы он оставил свою семью. Но… Что у тебя с глазами? Всё хорошо? Бирдже не могла ответить на этот вопрос. Её прекрасное настроение мгновенно улетучилось. Да, Бергюзар не сказала ничего нового, она и сама всё это знала, но всё равно была не готова стать мишенью для осуждения. Тем более, не хотела, чтобы пострадали её родители, которые всегда гордились дочерью. — Не переживай, так, взгрустнулось. — Ты большая молодец, трудоголик. Наслышана о твоих успехах. Только не забывай о главном, — Бергюзар вновь перевела взгляд на спящую Лейлу, делая прозрачный намёк на ценность материнского счастья.***
Вторая нежданная встреча случилась спустя день и оказалась ещё более болезненной, чем предыдущая. На этот раз Бирдже столкнулась лицом к лицу с Михре в одном из бутиков Нишанташи. Недавно разведённая женщина выглядела печальной. От разговора уйти не удалось, но в этот момент очень хотелось, чтобы земля под ногами разверзлась и поглотила одну или сразу обеих. — Ибрагим снял нам с Али комфортный дом в престижном районе. Особняк в Риве слишком большой, да и дорог в содержании. Очень жаль… Мы строили его вместе, обустраивали вместе. Каждая деталь фасада, интерьера, сада делалась с любовью. Старались для нашего будущего, наших детей. Ты ведь знаешь, что Ибрагим не хотел останавливаться на одном ребёнке? Он всегда мечтал ещё и о дочке. Теперь наш дом будет сдаваться чужим людям. Хотя, как знать, возможно, скоро он приведёт туда другую женщину. От этой мысли у меня сердце разрывается. Всё ещё болит, хотя после заседания суда вроде отпустило немного. — Михре, не мучай себя. Найди утешение в сыне, — только и могла промолвить, не в силах даже посмотреть в глаза бывшей жене своего любимого. — Я знаю, ты оправдываешь его, может даже поддерживаешь. Ибрагим твой близкий друг. Знаешь, сколько людей говорили мне, что я не достойна талантливого актёра, тяну из него деньги, пытаюсь стать узнаваемой благодаря фамилии Челиккол? Даже госпожа Айпер, моя свекровь, прозрачно намекнула, что я не заработала и лиры из той суммы, которую получила при разводе. — Твоя роль в жизни Ибо неоценима, ты подарила ему долгожданного ребёнка. Только в крахе любого брака виноваты двое. Я не оправдываю, но и не смею осуждать. Сама несколько раз переживала болезненный разрыв отношений, прошла и через суды, и через упрёки, и через ложные обвинения. — В нашем случае виновата другая женщина, та, которую полюбил Ибрагим, — от этих слов стало тяжело дышать. Михре обвиняла её, Бирдже, глядя в глаза, но не догадываясь об этом. — А разве она не появилась позже, когда всё уже было разрушено? — Знаешь ли ты, сколько раз он уходил из дома? Не могу сосчитать, но всегда возвращался ко мне и сыну. На этот раз тоже вернулся бы, если бы не влюбился. Эта женщина убила последнюю надежду на сохранение нашей семьи, вскружила ему голову, он перестал думать о ком-либо, кроме неё. Вместо того, чтобы поступить честно, дать шанс помириться с женой или хотя бы дождаться развода, вцепилась мёртвой хваткой, охмурила. Ибрагим щедро оплатил моё молчание, но только и без признаний они получат по заслугам. Уверена, что это одна из длинноногих актрис из агентства. Как только пресса узнает, что они встречались, когда он ещё был женат, никому мало не покажется. Правда у таких нет совести. Ей плевать на семью, на Али, она заполучила чужого мужика и рада. Кончики пальцев нервно дрожали. Михре говорила не просто так, надеясь, что через Бирдже её слова дойдут до той, другой. В голосе звучало столько обиды и горечи, что что-то противопоставить им было невозможно. Промолчала, нервно теребя ручку сумки, пока взволнованная женщина продолжала изливать душу. — Сейчас-то ты хоть назовёшь мне её имя? Ну же, что за тайны? Они уже бессмысленны. — Нет, — произнесла охрипшим голосом, рассматривая носки своих туфель, только бы не поднимать глаза. Губы пересохли от волнения и внезапно накатившего чувства стыда. — Понятно, почему Ибрагим так доверяет свой подруге Бирдже. Он в душе всё ещё ребёнок, который льнёт к тому, с кем спокойно и надёжно. Ты не выдашь, не предашь, как родная сестра, даже ближе. Ему крупно повезло... А вот повезло ли тебе с таким братом, покажет время. С трудом нашла повод побыстрее уйти, чтобы не продолжать эту пытку. Если бы Михре подозревала её, было бы гораздо проще. Она бы кричала, обвиняла, высказала в лицо своё презрение, но абсолютная слепота делала ситуацию абсурдной, невыносимой. В какой-то момент Бирдже удалось настолько завоевать доверие бывшей жены Ибо, что в её голову не закрадывалось никаких мыслей, кроме как о дружеских и братских отношениях. Тем сильнее будет удар и вкус предательства. — Но я же тоже женщина! Женщина! — ударила ладонью по холодному столбу, направляясь на парковку торгового центра. Простояв с минуту неподвижно, прислонившись лбом к шершавому бетону, отыскала в сумке Айкос, с трудом дождалась нагрева табака, прикурила, попыталась успокоиться. Ибрагим в тот вечер не приехал, он был в Измите. Оно и к лучшему. Хотелось побыть одной. Ракы в стакане исчезал так же быстро, как таяли сигаретные стики в бумажной пачке на столе. Бирдже зашла в просторную комнату, заменявшую в её квартире кабинет, открыла ящик стола, запертый на ключ. Всё, что она могла сейчас — довериться бумаге. Так часто получалось: мысли и чувства, не передаваемые словами, с лёгкостью ровным наклонным почерком ложились на страницы личного дневника.***
«Я уехала к родителям в Бодрум. Мне нужно поговорить с ними. О нас. Если не буду отвечать, не переживай. Моим сердцу и разуму нужны несколько дней тишины». «Странно. На неё совсем не похоже. Что случилось? Ещё пару дней назад вся светилась от счастья и такой поворот. И даже не написала в конце своё обычное «люблю». Ибрагим стал привыкать, что Бирдже некоторые вещи хранила в тайне, не желая делиться. Раньше, когда они были просто друзьями, добиться от неё откровенности было куда проще. Как ни старался, он больше не мог вывести её на разговор о бывших, о Сарпе и особенно Мурате. Сильная женщина предпочитала, чтобы её не жалели за прошлые неудачи, а просто любили, не смешивая это благородное чувство с другими, менее достойными. «Я должен знать, что происходит», — открыл своими ключами квартиру Бирдже и вошёл внутрь. Удостоверился, что Эсра ушла за покупками и поднялся наверх, в кабинет. Джипси, привыкшая к новому домашнему жильцу, увязалась следом. Ибрагим потрепал её за уши, достал из кармана собачье лакомство и сунул в довольную морду. Раздалось чавканье, и после на него уставилась пара благодарных глаз. — А теперь помоги мне, девочка. Давай найдём ключ. Ты же знаешь, куда его прячет твоя хозяйка? Ну, давай же! Подошёл к столу и дёрнул за ручку ящика. Заперто, как и ожидал. Окинул взглядом полки с многочисленными коробочками, не зная, с чего начать поиски. Джипси подошла к большой шкатулке на комоде и дважды подала голос, настойчиво виляя лохматым хвостом. Всё оказалось просто. На дне, под россыпью мелких вещей и бархатной обшивкой, лежал маленький металлический предмет с брелоком в виде морской ракушки. — Молодец, девочка! — извлёк из кармана ещё один кусочек лакомства, полетевший в воздух и приземлившийся прямо в зубастой пасти. Отворил ящик и достал текущий дневник, открыв его на последней исписанной странице. Почувствовал, как морда устроившейся под столом Джипси легла на его колени. — Не смотри так. Я всё знаю. Очень нехорошо читать чужие дневники. Но как же я тогда помогу нашей Бирдже, не понимая, в чём дело? Я вынужден сделать это. Глаза взволнованно забегали по строчкам, пытаясь постичь заложенный в них смысл: «Сегодня я поняла, что совершила большую ошибку. Как тот мотылёк бросилась на пламя, ни на секунду не задумываясь о последствиях. Будто бы никогда раньше мои крылья не горели в огне любви. Я ничего никогда не боялась и не стыдилась, но сегодня мне стыдно от собственных чувств и поступков, страшно и обидно за тех, кого я люблю. Когда Ибрагим сказал мне «хочу быть с тобой», я не должна была идти на поводу, нужно было перебороть себя. Эти отношения с самого начала не имеют права на существование, они не вписываются в правила приличия и этики, потому принесут всем нам много горя…»***
Поджав под себя ноги, они сидели на тёплом июньском песке рядом с пенным морским прибоем. Серджан Акалай, высокий седовласый мужчина, читал книгу и наблюдал за любимыми женщинами издалека, чувствовал неладное, но не мешал. У матери и дочери был откровенный разговор по душам. Ясемин то хватала Бирдже за руки, то задумчиво отворачивалась в сторону моря, то стирала с лица слёзы. Что бы это всё значило? — Люблю я его, мама. Из меня теперь раскалённым железом это чувство не выжечь. Что делать, скажи? — Милый мой ребёнок, мой ангел, если бы я знала ответы на все вопросы, если бы могла укрыть тебя своим крылом от разочарований и людской злобы. Признаться, я удивлена. Давно подозревала, что у тебя появился новый мужчина, но на Ибрагима думала в последнюю очередь. Мы с Серджаном любим его как родного сына и очень гордились, что у нашей дочки появился брат, которого мы не смогли ей дать. И вот как вышло… Я радуюсь за твоё счастье, но одновременно плачу от твоих мук и сомнений. Мне хочется верить, что однажды эта темнота обернётся для вас обоих светом, ведь как можно осуждать за любовь? — Ещё несколько дней назад, я думала, что всё можно преодолеть, была так наивна. У меня плохая репутация даже для актрисы: два неудачных брака, череда непродолжительных отношений. Никто не знает, через что я прошла, как отчаянно искала любовь, как почти потеряла веру в неё, в последние годы заполняя свою жизнь случайными и нелюбимыми. Только бы не оставаться одинокой, никому ненужной. Ведь именно этого мне желал Сарп, уходя к другой. Все эти пять лет я доказывала ему и себе, что так не будет, что он не сломил меня, потому то погружалась в бездну безумств Джана Туналы, то в унылые будни Фасиха Сайлана, то в робкую нелюдимость Эрдема Хамзы. Уже ничего не исправить. Как нельзя бесследно вывести татуировки и сделать кожу на их месте девственно чистой, так не вычеркнуть из моей истории имена всех этих мужчин. Мечтала, что Ибрагим Челиккол может стать последним в этом списке. Последним и самым главным. Я даже поверила в это. — И что теперь? Откажешься от него? — Не смогу. Но также не смогу без стыда выйти, держа его за руку. Есть только один выход — заставить всех поверить, что ничего нет и не может быть.***
— Тебе нравится вилла, которую я снял в Бодруме в этом году? — поинтересовался Ибрагим, растянувшись на диване дома матери в районе Джихангир. Когда-то сын с благодарностью подарил его Айпер Челиккол и теперь он был одним из его пристанищ. — Да, дорогой. Очень красивая! Просто огромная! С бассейном для детей. Ты у меня такой заботливый сын, брат, дядя и отец! Все мы ждём этот отпуск с нетерпением. Проведёшь его с нами вместе с Али? — Думаю, приедем дней на десять после праздников. У меня есть кое-какие планы… — Женщина? — Айпер присела рядом и заглянула в тёмно-зелёные глаза своего младшего отпрыска. Он усмехнулся. Мама не изменяла себе и, как и в детстве, хотела всё знать. — Я тут подумала, просто случайно… Как-то так в голову само пришло… — Говори уже, не ходи вокруг да около, — похлопал по руке. — Бирдже давно одна. У неё ведь никого нет? — выдержала паузу, думая, что Ибрагим догадается. Так и случилось, но он делал вид, что абсолютно не понимает намёков. — Вы такие дружные в последнее время, часто встречаетесь, проводите время, даже Али к ней берёшь… Смотритесь вместе прекрасно и понимаете друг друга с полуслова… Может, сойдётесь? — последние слова буквально выпалила. Сын находился в таком возрасте, когда давать советы было бесполезно и не очень с руки, но всё же, как мать, промолчать Айпер не могла. Слишком любила обоих, а Бирдже желала счастья, как собственной дочери. — Мама! — засмеялся. — Ну, ты даёшь! — Прости, но иногда мне кажется, что ты слепой. Нельзя упускать женщину, которая будто бы создана для тебя, дана свыше! Будешь жалеть, когда станет поздно! — А кто сказал, что я её упустил? — произнёс довольным тоном, предчувствуя шквал эмоций. — Твой сын тот ещё балбес, но у него нет проблем ни со зрением, ни с сердцем. До Айпер дошло не сразу, а когда дошло, она счастливо засмеялась, обнажив белоснежную улыбку и принялась целовать Ибрагима в макушку, как в те времена, когда он был мальчишкой. В свои годы она всё ещё оставалась очаровательной добродушной красавицей, не молодящейся, а горделиво несущей почтенный возраст, оставивший отметины на лице и теле. — Вот это сын у меня! Вот это молодец! И только попробуй обидеть эту женщину, будешь иметь дело со мной! — пригрозила пальцем перед носом Ибо. — А Ясемин уже знает? Почему не написала мне? Немедленно ей позвоню. Глядишь, так мы станем настоящими родственницами! — Подожди, не торопись. Всё очень сложно, ты же понимаешь нашу ситуацию. Бирдже очень близко к сердцу принимает тот факт, что я развёлся из-за неё. — Это правда, сынок? Оставил семью, потому что влюбился? — И да, и нет. Наши отношения стали стимулом, толчком, чтобы завершить историю с Михре окончательно. Возможно, не случись в моей жизни этого прозрения, я бы вернулся в семью и мучился дальше ради сына. Бирдже это понимает и мучается. А ещё она стыдится всей этой ситуации и это мучает меня. Поддержите нас, пожалуйста, на этом нелёгком пути, иначе ничего не получится. — Конечно, дорогой. Мог бы и не просить. И всё-таки я позвоню Ясемин! Какая радость — наши дети любят друг друга!***
От родителей в Стамбул Бирдже вернулась накануне своего дня рождения. Выглядела спокойной, как и прежде, только немного задумчивой. Ибрагим спрашивал о причинах перемены настроения, на что она отмалчивалась. Вскользь упомянула о встрече с Михре, но нагнетать не стала. Он прекрасно знал, что у неё на душе, но с разговором не торопил. На празднике в честь дня рождения Ибрагим появиться не мог, потому решил сделать свой подарок Бирдже заранее. Они поехали в Полонезкёй, прихватив с собой Джипси. Там, на небольшой конеферме их ожидали две лошади гнедой масти для долгой увлекательной прогулки на природе. — Эта кобылка спокойная, не бойся, — помог забраться в седло, немного подсадив. — Если что, я рядом. «Если что, я рядом» — эти слова грели душу больше всего на свете. Не за спиной, как бывало с другими, не во главе, чтобы диктовать свои условия, а на равных. Получить в свои руки поводья, возможность управлять самой, учиться, но знать, если споткнёшься, потеряешь равновесие, собьёшься с пути, если лошадь понесёт вскачь, он не даст упасть, подхватит. В этом и заключался главный плюс партнёрства и дружбы — важной основы их союза. В зоне для пикников, на лесной поляне, как по волшебству уже был накрыт деревянный стол, застеленный серой скатертью. В специально огороженном во избежание пожаров месте, горел костёр. Ни единого человека вокруг. Что-то подобное Бирдже и ждала от Ибрагима. Природа — лес, реки, горы, изрезанные морем и ветром бухты, были его родной стихией, он с лёгкостью менял на них любой комфорт. Она же не была против иногда разделить его образ жизни. — Вот! Мой улов! Сам поймал и сам приготовил для моей любимой, — снял с решётки ароматную рыбу и положил на тарелку в центре стола. Бирдже взяла вилку и задумчиво повертела её в руках. — Что не так? — А можно руками? Без всех этих условностей, без правил, как в детстве? — Давай! И я с тобой! — разрезал рыбину пополам и они начали её уплетать. — Самая вкусная еда — приготовленная своими руками. Чувствуешь, как прекрасна жизнь? Скажи, что тебе подарить? Я долго думал, но так и не определился. Преподносить в дар владелице ювелирного бренда украшения всё равно, что цветочнице цветы, как-то странно. — Ты подарил мне этот день и всю свою любовь, — по очереди облизала пальцы, а потом обтёрла их салфеткой, чтобы достать из-под блузки любимый медальон, с которым никогда не расставалась. — Всё лучшее и необходимое ты мне уже преподнёс. Если хочешь потратить деньги, я дам тебе реквизиты благотворительного фонда помощи больным детям, с которым давно сотрудничаю. Мне будет приятно. — Конечно, сделаю, — затих. — Скажи, ты счастлива? Иногда я просто вижу, чувствую, переживаю… — Очень. Вот только… — Что? — Мы не будем парой, Ибрагим. Никогда. Останемся друзьями.