Тот, кто в тебе нашёл счастье — твой. Все остальные — гости. (Руми)
Конец апреля — начало мая 2022. Все тревоги, связанные с запуском новой коллекции, теперь были далеко позади, а Бирдже осталась довольна проделанной работой. Стивен Саран больше её не беспокоил. После инцидента в Симурге он прислал букет белых роз и записку: «Прошу прощения, если причинил неудобства и создал проблемы. Наши деловые договорённости остаются в силе. Искренне рад, что причастен к созданию ювелирных шедевров, завидую тому, кому отдано сердце основательницы бренда. Этому мужчине принадлежит весь мир. Удачи». Ибрагим смирился с этим сотрудничеством, не желая давить на Бирдже, но взамен она обещала, что в следующий раз обратится за финансовой поддержкой не к кому-то постороннему, а к нему лично. Ещё предстояло до конца осознать, что теперь они в первую очередь должны во всём опираться друг на друга, а уже потом искать помощи у других. Какой бы сильной и независимой она не хотела казаться окружающим, чувство надёжного плеча рядом имело первостепенное значение. С Ибрагимом иногда ей даже хотелось ощущать себя слабой, зная, что за спиной есть надёжный человек, опора, не видимая другим, но такая важная для неё. — Меня замучили друзья и родители. Вечно спрашивают, что происходит, чем объяснить моё беспричинное счастье, непоколебимое спокойствие и блеск в глазах. А я не знаю, как сказать, что в одном человеке нашла всё, что искала во многих. При том, что мы совершенно разные по образу жизни и интересам, невероятно близки по духу, у нас общие ценности и понимание любви, — открыла душу Диларе при очередной встрече в баре Коридор. — Ты такая довольная, дорогая. Рада, что первый кризис отношений вы с Ибо прошли успешно. Хорошо, что всё сразу выяснили и помирились. — Да мы и не ругались, в сущности. Не могу на него злиться долго и по-настоящему. Иногда я очень переживаю за наше будущее. В его представлении всё так просто и легко, я же предвижу тяжёлые времена. Если после развода мы начнём появляться вместе, разразится грандиозный скандал, начнутся грязные пересуды и спекуляции. Я не знаю, как вести себя, что говорить прессе. — Ничего не говори, молчи. Друзья и коллеги не могут пойти куда-то вместе или же поехать вдвоём? — Мы — нет. Мы сразу становимся парой, автоматически. Мне выйти и прилюдно рассказать, как всё было? Или Ибрагиму оправдываться за связь с давней подругой? Даже Эсра, помощница по хозяйству, косо смотрит, — Бирдже внезапно улыбнулась. — Только несмотря на всю её строгость, в моей ванной появилась ещё одна зубная щётка и пара тапочек сорок пятого размера — явно не для моей ноги. Как только Ибо переступает порог дома, она накрывает на стол и уходит спать, ссылаясь на усталость и головную боль, чтобы не смущать нас. — Вот видишь! И всё остальное образуется. Он сейчас в Стамбуле? — Да, проводит время с сыном. В съёмках его сериала перерыв на неделю в связи с религиозными праздниками. Вчера приезжали ко мне вдвоём, такие хорошие, славные. Я целовала и обнимала Али, а так хотелось прижать к груди обоих. Ибрагим порой сам похож на ребёнка, которого нужно приласкать, — в глазах Бирдже отразились нескрываемые нежность и любовь. — Что планируете делать на Уразу? — поинтересовалась Дилара. — Быть вдвоём. Утром Ибо отвезёт сына к Михре и приедет ко мне. Выбор, где праздновать, невелик. Конечно, хотелось бы куда-нибудь выбраться, пообедать или поужинать, но это невозможно, — взгрустнула. — Ладно, я в дамскую комнату и домой. Отпустила Эсру на праздники, мои питомцы разнесут всё вокруг, если их вовремя не накормить. Хозяйка отеля в горах Каз прищурила глаз, явно что-то замышляя. Спустя минуту она громко позвала Хайка, разговаривавшего с посетителями у барной стойки. Бросив всё, уверенной походкой он направился к столику у окна. — Что за пожар? Кто умер? Когда похороны? — как всегда, пытался пошутить, присаживаясь на стул рядом с Диларой. — Не паясничай. Скажи лучше, что ты делаешь послезавтра? — Как и все, буду праздновать. В кругу семьи, с друзьями и родственниками, пока не знаю, не договаривались. А что, завалялась путёвка на Мальдивы и ты решила мне её подарить? — не унимался Хайк, соревнуясь в остроумии с самим собой. Оставаться серьёзным в его присутствии было практически невозможно. — Одной безумно влюблённой парочке нужно солидное дружеское прикрытие в тихом месте, без скопления народа. Знаешь такое? — Да не вопрос, найдём, — и тут до Хайка начала доходить суть. — То есть Бирдже и Ибрагим приглашают нас с тобой на праздничный обед, Дилара Ханым? — Тебе лишь бы погулять за чужой счёт, хитрец! Всё поровну, на четверых! — Обижаешь! Я не скряга и не бедный. Всегда готов подставить дружеское плечо! Надо, значит надо.***
Утром, первого мая, Бирдже проснулась в шесть утра от того, что на неё пристально смотрел десяток голодных выжидающих глаз. Так было всегда, когда Эсра уезжала. На соседней подушке лежала серая пушистая кошка, рядом ещё одна, в полоску, над головой, придавив волосы хозяйки, как корона, возвышалась королева всей домашней банды — Кисмет. Опустив взгляд на пол, Бирдже ожидаемо увидела там печальные глаза огромной лохматой Джипси, возлегающей на прикроватном коврике. — Вы невыносимы, ребята! Но я вас всё равно обожаю. За мной! — бодро вылезла из-под одеяла. Путаясь под ногами, вся орава двинулась на кухню. Пока кошки устроили потасовку вокруг еды, Бирдже вспомнила, как пару дней назад они с Ибрагимом с умилением наблюдали за Али, насыпавшим сухой корм из огромного мешка в каждую миску. Тогда хвостатые питомцы обвили мальчика со всех сторон в плотную осаду, а Джипси пыталась лизнуть кормильца в лицо и повалить на пол. Али, росшего среди собак, это ни капли не пугало, он только задорно смеялся и хватался цепкими ручонками за длинную густую шерсть. Бирдже чувствовала, что постепенно привязывается к ребёнку, а ведь он быстро рос и вот-вот мог начать осознанно рассказывать матери о том, где и с кем бывал, чем занимался. Понравится ли это Михре, особенно когда она узнает об их с Ибрагимом отношениях? Вряд ли. — Бир! — малыш не выговаривал имя полностью, ограничиваясь первыми тремя буквами и летел в объятья довольной молодой женщины, легко находившей общий язык как с животными, так и с маленькими детьми. И это было счастье, полное чистоты и невинности. Примет ли её Али как спутницу жизни своего отца, когда вырастет и всё поймёт? Будет ли приезжать, захочет ли проводить время вместе, как сейчас? — все эти вопросы не давали покоя Бирдже, ведь сын для Ибрагима значил слишком много и эти дни втроём были для него особенными, бесценными. «Я приеду вечером. Отвезу Али к его матери сегодня», — вывело из задумчивости раннее утреннее сообщение. — Сегодня? Как это сегодня?! — развела руками и принялась изучать содержимое холодильника. Первое, что пришло в голову — заказать еду из ресторана, но зная своего любимого, хотелось сделать ему приятное. Больше всего Ибрагим любил и ценил еду, приготовленную своими руками. Бирдже же не особенно умела готовить, да и никогда не стремилась к этому, ей всегда попадались мужчины, берущие роль повара на себя. Одно дело завтрак или что-то простое, на перекус, другое — полноценный турецкий ужин или обед, да ещё и праздничный. Однако стоило рискнуть. Быстро переодевшись в простую удобную одежду, она отправилась на местный рынок — туда, где обычно закупалась Эсра. Во время таких редких походов за продуктами её всегда узнавали поклонники, останавливали, просили сделать фото, дать автограф. Несмотря на занятые руки, никому не отказывала, была приветлива и искренне благодарила за тёплые слова в свой адрес. Бирдже накупила несколько сумок всего, что считала необходимым: мясо, овощи, фрукты, сыры, готовые деликатесы и конечно же сладости — неотъемлемое лакомство на Уразу Байрам. Когда все покупки оказались дома, вспомнилось, как виртуозно Эсра всегда справляется с приготовлением пищи, испугалась, что получится не так вкусно, как у неё, заранее расстроилась. Потом позвонила матери, чтобы спросить, что делать с мясом молодого ягнёнка. — Бирдже, детка, разве в Стамбуле закрыли все рестораны и кафе? Это не твоё, ты же знаешь, — подшучивала над дочерью Ясемин. — Мама, у меня особенный гость, хочу его удивить, — не сдавалась. — Лучше не рискуй, закажи готовую еду. Подожди, что за гость? Я его знаю? Это мужчина? — в голосе госпожи Эргюн прозвучало искреннее любопытство и надежда, что Бирдже, наконец, встретила кого-то стоящего на своём пути. — Конечно знаешь. Придёт Ибрагим. Я тебе рассказывала, ему сейчас нелегко, развод с женой, раздел имущества… Хочу его поддержать и порадовать, проведём время вместе, вдали от посторонних глаз… по-дружески. — Тогда тем более, Ибрагим дорог мне как сын. Мне жаль его и его желудок, сделай заказ, не глупи, — настаивала Ясемин, но всё же дала дочери несколько советов и рецептов. Собрав волосы в тугой пучок и нацепив фартук Эсры, Бирдже приступила к готовке. Овощной салат дался легко, его она умела делать на отлично, с парой закусок и отварным рисом тоже справилась, оставалось самое сложное — мясо. Её мозг кипел, когда, открыв все баночки со специями, что нашла на кухне, она пыталась понять, что добавлять, а что не стоит. Отыскала в холодильнике какой-то соус и решила использовать его тоже. Когда в дверь позвонили, новоявленная кухарка стояла с перепачканными руками в панике, что ничего не успела. Ибрагим, не дождавшись, пока дверь откроют, воспользовался своим ключом от квартиры Бирдже, который с недавних пор у него имелся. Удивился, когда нашёл хозяйку дома на кухне, в растерянности стоящей над ягнятиной. На лице у неё отражалась вся гамма чувств от досады и уверенности, что всё пропало, до страха разочаровать любимого гостя. Он сразу всё понял, без лишних слов и объяснений. — Что это? — взял испачканную ладонь Бирдже в свои руки, попробовал с неё на язык липкую красноватую субстанцию и неприятно поморщился. Она выпучила большие зелёные глаза, не зная, как оправдаться за свои поварские таланты. — Можешь не отвечать, я, кажется, понял, — лёгким движением отправил тазик с мясом прямиком под кран с холодной водой. — Прости… я только хотела… — Не переживай, сейчас всё исправим, — легко поцеловал в губы, вспомнив, что они даже не поприветствовали друг друга как следует. Бирдже вытирала грязные руки, когда Ибрагим легонько стянул с неё фартук Эсры и надел на себя. Этот кухонный атрибут с вышивкой в виде розовых хризантем смотрелся на нём забавно, совсем не по-мужски и не по размеру, но при этом так мило, что незадачливая хозяйка растрогалась. — Скажи, что делать, буду помогать. Это я умею, — как бы извиняясь, потупила взор. Он оставил мясо, вымыл руки и обхватил ими, ещё влажными, её раскрасневшиеся щёки. — Любовь моя, ты очень талантливая актриса, прекрасно поёшь и танцуешь, разбираешься в искусстве и музыке, рисуешь, у тебя отменный вкус почти во всём, что касается красоты и стиля. Про твои душевные качества я вообще молчу. Этого всего достаточно, чтобы быть королевой в жизни любого мужчины. Не стоит браться за то, к чему не лежит твоя душа, только чтобы сделать мне приятно. Я ценю твои усилия, но лучше просто посиди здесь, — опустил её на стул и вновь вернулся к приготовлению ягнёнка. Вечер удался на славу. Бирдже получила искренние похвалы за салат и закуски, про себя отметив, что она всё-таки может сгодиться для чего-нибудь на кухне. Её трогали забота и внимание, исходившие от Ибрагима. Так, как он, на неё давно не смотрел ни один мужчина, а может быть, не смотрел никто и никогда. Восторженно, с нежностью, с замиранием сердца. Он продолжал шутить, рассказывать что-то важное и не очень, время от времени оценивая Бирдже многозначительным взглядом. Естественная, без макияжа и укладки, с завитками тёмных волос и блеском в изумрудных глазах, она рождала тепло, обволакивающее изнутри тело и душу. По этим глазам можно было изучать весь мир, особенно когда они смотрели прямо на него. Только после ужина на диване она обнаружила его кларнет в круглой, обтянутой чёрной кожей, тубе. Знала, что играет, но вживую никогда не слышала. Ибрагим исполнил то, что было дорого им обоим — мелодию из «Чёрно-белой любви», написанную композитором Йылдыраем Гюргеном. Чарующий, завораживающий звук турецкого кларнета, отличающийся глубокой тональностью, наполнил все уголки просторного дома. Под конец даже Джипси стала тихо подвывать, устроившись рядом с влюблённой парой. — Очень красиво, дорогой. Спасибо за этот день, за вечер, за всё, — Бирдже крутила в руках тонкую ножку полупустого фужера с терпкой жидкостью насыщенного бардового цвета. — Всё самое лучшее впереди. У нас есть эта ночь, завтрашний день, ещё одна ночь и целая жизнь, которую мы проведём вместе, всё только начинается, — отложив в сторону кларнет, бросил на неё соблазнительный взгляд, полный огня. Тонкие длинные руки, как ветви раскидистого дерева, уже обвили его плечи и шею, захватили в плен голову, лишая способности думать о чём-либо или ком-либо ещё, кроме их прекрасной обладательницы. Бирдже была одной из тех женщин, которая умела обольщать мужчин, сводить их с ума и словом, и улыбкой, и лёгким прикосновением, и просто жарким дыханием на ухо. Секрет был прост: она никогда не играла в любовь, а сама являлась её концентрированной формой по своей пылкой, эмоциональной, страстной натуре. Её искренность, раскрепощённость, умение доставлять и получать удовольствие, вызывали жгучее желание у противоположного пола, опьянённого природной сексуальностью, связанной отнюдь не с примитивной внешней привлекательностью, а с редким сочетанием интеллекта, харизмы и чувственности. Бирдже была особенной, не похожей ни на одну другую, и Ибрагим понял это сразу, с их первой ночи в отеле Аданы. С тех пор его неуклонно влекло к ней, а долгие расставания лишь обостряли и подогревали это влечение, делали его невыносимым. Падая в её объятья, утопая в облаке её длинных густых волос и нежности бархатной кожи, он терял самого себя и способность осознанно существовать в реальности. Шёлковые крылья бабочки, превратившись в стальные, теперь могли приподнимать и удерживать высоко над землёй не только свою хозяйку, но и того, кого она любила. — Хорошо, что мы встретились. Хорошо, что однажды ты взял меня за руку, поцеловал и больше не отпустил. Никогда бы не решилась признаться первой, — шепнула на ухо, засыпая на родном плече. — Я так долго тебя ждала, столько дорог прошла, столько ошибок совершила, что сейчас, даже понимая разумом, что «мы» — это миллион раз неправильно, не в силах от тебя отказаться. Пусть это никогда не закончится, пусть длится вечно.***
Дилара и Хайк нагрянули на следующий день неожиданно, когда они смотрели фильм, укутавшись в плед на диване в гостиной. Испугавшись, что в дверь звонит кто-то из друзей, не знавших про их отношения, Бирдже отправила Ибрагима наверх, в спальню. — Бригаду спасателей вызывали? Мы развеем вашу тоску и вырвем из лап смертельной скуки, собирайтесь! Хватит прятаться по углам! — довольно произнёс Хайк, словно именно ему принадлежала идея поехать в ресторан. — Я не готова! Не одета, не накрашена. Куда я в таком виде? — сначала отнекивалась Бирдже. — Перестань, ты красавица и так. Да и мы, как видишь, тоже не разодеты. У вас полчаса на сборы. По-быстрому надела брюки песочного цвета, белую блузку, забрала волосы под повязку вокруг головы. Получилось просто, по-домашнему, без изысков. Успела лишь подкрасить губы. Была крайне взволнована перед выходом в люди в столь необычном составе. Ибрагим улыбался, наблюдая за ней. Он мог бы запросто провести этот день, не выходя из квартиры, но понимал, как важно для Бирдже развеяться и куда-нибудь съездить, при появлении в доме друзей она неимоверно оживилась. Рыбный ресторан «Set Balik» находился в районе Сарыер, на берегу Босфора, в северной части Стамбула. Преодолев желание сесть рядом, пара разошлась по разные стороны стола и расположилась даже не напротив, а по диагонали друг от друга, на максимально возможном расстоянии, Бирдже с Диларой, а Хайк с Ибрагимом. — Что ты лыбишься? Не смотри на него так, это неприлично! — делал шутливые замечания подруге лысый добродушный весельчак с поседевшей бородой. — С вами никакой конспирации, честное слово! Дилара, ты только глянь на эти бесстыжие, счастливые лица! Похоже, что им и без нас вдвоём было совсем неплохо. Кого и от чего мы спасаем? Ели немного, выпивали, разговаривали, бесконечно шутили. Хайка и Ибрагима вместе, ещё и навеселе, было не остановить. — Вот после всего этого, если вы вдруг разбежитесь, я лично вправлю вам мозги. Запру в подвале Коридора с ящиками ракы и колы, и пока не договоритесь, не открою. — Серьёзная угроза! Чтобы посидеть в этом чудесном месте вдвоём, придётся поругаться специально, правда, Бирдже? — Смейся, смейся, герой-любовник. Только запомни: на вашей свадьбе у нас с Диларой будут вип-места, самые лучшие. А танцевать я буду до тех пор, пока подошва от ботинок не отвалится. — Я сначала должен развестись, чтобы жениться… — Ибрагим глянул на Бирдже и понял, что её что-то внезапно расстроило, но причины не уловил. — Раз уж речь об этом зашла, расскажи, как двигаются дела в суде, — предложила Дилара. — Хорошо. Заседание назначено и через пару недель я, надеюсь, стану свободным человеком. Хотя, что греха таить, моё сердце уже снова занято, и вы как никто другой об этом знаете. — Отлично! Значит, скоро вы вздохнёте спокойно и перестанете прятаться, как преступники! — Не уверена, — Бирдже тяжело вздохнула. — Я смотрю на часы и считаю, сколько пройдёт времени прежде, чем сюда нагрянут папарацци. Кто-то обязательно будет ждать на выходе, чтобы сделать сенсацию и написать о том, что мы тайно встречаемся. — Я уеду раньше, на такси, встретимся дома, — успокоил Ибрагим. Потом он рассказал о последних разговорах с Михре, полностью смирившейся с разводом и, как и он сам, считавшей, что это единственный выход из тупика их несчастливого брака. — Предложил ей подписать ещё одно соглашение. По этому документу она получит крупную сумму денег за то, что никогда не будет давать интервью относительно нашего расставания, а также никогда не назовёт имя женщины, с которой я встречался до оформления развода, когда она его узнает конечно, — приоткрыл тайну Ибрагим. Об этом даже Бирдже слышала впервые. — И что? Согласилась? — спросила Дилара. — Да. С неохотой, после долгих раздумий, но согласилась. Я должен был обезопасить своего сына и Бирдже. Михре не злой человек, но неизвестно, что взбредёт ей в голову в будущем. Иногда за сенсации платят немало, я заплатил ещё дороже, если проговорится, деньги придётся вернуть. Как минимум, у неё никогда не возникнет корыстного интереса, она всегда будет думать о последствиях, как бы ни была глубока её обида на меня. — Мой щедрый прекрасный мужчина… - произнесла Бирдже, и её рука сама потянулась к Ибрагиму через весь стол. — Куда?! — перехватил женскую ладонь Хайк. — За тобой не уследить, подруга. Так вы быстро спалитесь со своей неуёмной любовью. Как подростки, — покачал головой. Чтобы избежать провокаций, показать, что ничего не скрывают, они сделали совместную фотографию вчетвером, а потом и со знакомыми, которых встретили в ресторане. Ибрагим и Хайк сами выложили снимки в Инстаграм в надежде, что они не вызовут особого ажиотажа. Уже стемнело, когда трое друзей покинули «Set Balik» и на машине Бирдже отправились к ней домой. Их четвертый друг, как и договорились, ушёл часом ранее. Под конец женщины немного перебрали с выпивкой и во весь голос задорно горланили песни на заднем сидении, пока почти трезвый Хайк пытался сдержать хохот, сидя за рулём и наблюдая в зеркало за безудержным весельем за своей спиной. — Спасибо за чудесный день, мои дорогие. Я вас так люблю! — расцеловала, пересаживая в другой автомобиль. — Что бы мы без вас делали? Вы наши ангелы! — Бирдже немного несло, от алкоголя она всегда становилась слегка отвязанной и смешной. — Горе-любовники, куда от вас деться? Иди уже, Джульетта, Ромео заждался, — Хайк проводил взглядом до двери покачивающуюся фигуру и только когда убедился, что всё хорошо, тронулся. Бирдже на пороге встречала Джипси, к которой чуть позже присоединились пара кошек и Ибрагим. Он будто и не пил вовсе, выглядел свежо и трезво, особенно в сравнении с ней... — О! Я вижу, вы весело провели без меня время! — забрал из рук сумку и положил на банкетку в прихожей. — Моя любимая пьяная женщина! Помог подняться наверх и переодеться, понимая, что спать сегодня ночью Бирдже будет очень крепко. Укладывая, прилёг рядом и, прижав к своей груди, спросил: — Заметил, ты изменилась в лице, расстроилась, когда мы сегодня говорили про свадьбу. Почему? — Я больше никогда не сяду за свадебный стол. Даже с тобой. Никогда… Ибрагим хотел услышать более подробное объяснение этого категоричного отказа от замужества, но почувствовал, как дыхание Бирдже изменилось — она уснула. Его тревожила эта последняя фраза, он чувствовал, что знает далеко не всё про свою любимую женщину. Но если, даже будучи очень близким другом, за столько лет она полностью не раскрыла перед ним душу, сделает ли она это когда-нибудь в будущем? Встал и вышел на балкон. Закурил, нервно стряхивая пепел в овальную пепельницу. Спать отчего-то не хотелось. По соседству со спальней была комната, служившая рабочим кабинетом. Компьютер, наброски ювелирных украшений, документы, фотографии, какие-то милые сердцу безделушки — всё на своём месте, расставленное и разложенное в определённом порядке, никакого хаоса, беспорядка, система и логика во всём. В этом заключалась суть Бирдже, её педантичность. Верхний ящик стола оказался чуть выдвинут, в замке торчал ключ. Забыла закрыть, наверное заторопилась. Внутри, корешками вверх, лежали плотно уложенные друг к другу ежедневники в кожаных переплётах, такие, какие раньше, по старинке, до появления электронных планировщиков, использовали для записей рабочих встреч на неделю. Каждый подписан. «2000-2003», «2004-2005» и так далее, вплоть до текущего, 2022 года. «Интересно, что она могла там записывать в шестнадцать лет? Почему хранит до сих пор?». Рука остановилась на надписи «2010-2012» и Ибрагим ради любопытства заглянул внутрь, там, где лежала закладка, тонкой тканевой полоской пересекавшая страницу сверху вниз. «Есть ли оправдание у насилия? Когда Мурат впервые ударил меня, я честно искала его: мой муж не такой. Он добрый, честный, справедливый, любящий. Просто иногда на него находит злость от безысходности, от ревности. Она ищет своего выхода и находит таким образом. Потом он раскаивался, просил прощения и даже плакал. И я прощала. Но страшно в насилии другое: оно никогда не прекращается. Если был первый раз, обязательно будет второй, третий и последующие. Самое ужасное, что потом ты берёшь вину за то, что с тобой делают, на себя. «Это я дала повод ревновать, я заслужила такое обращение». Из этой ямы уже не выбраться никогда. У насилия нет и не может быть оправдания. Никакого. Никогда». — Аллах! — Ибрагим только сейчас понял, что в его руках не что иное, как дневник. Ему стало неудобно, что он по незнанию вторгся в тайны Бирдже. Сам не любил этого по отношению к себе, но сейчас остановиться было уже непросто. Прочитанное поразило его до глубины души. Здесь было написано то, что она, сильная и гордая, никогда о себе не расскажет, но то, что он обязательно должен был знать, чтобы защитить её. 2016 год, время, когда она рассталась со вторым мужем, тяжёлое, болезненное, она немного рассказывала о нём, но Ибрагим хотел знать больше. Пролистывая страницу за страницей и особо не вчитываясь, он нашёл нужную запись ближе к концу года. «Сегодня я собрала вещи. Вся моя жизнь с Сарпом уместилась в десятке небольших картонных коробок. Сказала спасибо этому дому, саду, кошкам во дворе и дереву, что давало мне тень в полуденный зной. Всё ненужное выброшено. Воспоминаний, которые едут на свалку, набралось несколько мешков, почти столько же, сколько коробок, которые я забираю. Здесь, в этих стенах, я была очень счастлива, здесь я страдала сильнее всего в своей жизни. Когда он уходил, то бросил мне в сердцах на прощание: «Сама виновата, что я изменил тебе. Ты не женщина, а амбициозная честолюбивая карьеристка, машина для зарабатывания денег, автомат. Ты даже родить не смогла или не захотела. Так и будешь всю жизнь одна, бездетная». Меня снова ударил человек, которого я считала самым близким в жизни. На этот раз не рукой, а словом и ещё неизвестно, что больнее. На этом унижение не закончится. Мне придётся идти в суд и слушать, как меня поливают грязью, обвиняя в собственной ничтожности и нечистоплотности. Что бы не случилось, в этой стране во всём виновата женщина». Больше ничего читать не стал. Этих двух небольших абзацев с интервалом почти в пять лет было вполне достаточно, чтобы понять многое. Он просто вернулся в спальню, лёг рядом и сильно прижал к себе Бирдже, зарывшись лицом в её мягкие волосы. Она спала так крепко, что ничего не почувствовала. «Моя бабочка с яркими, искрящимися на солнце, перебитыми крыльями. Удивительно, что ты не потеряла способности порхать, залечив свои глубокие раны. Как ты умеешь прощать и забывать, срываясь вниз, на самое дно пропасти, вновь карабкаешься к свету по отвесным скалам. Любовь тебя убивает, но ты никогда не перестаёшь её искать, не перестаёшь надеяться».***
Развод состоялся в середине мая за одно судебное заседание. Бывшие супруги получили совместную опеку над несовершеннолетним сыном и расстались мирно, несмотря на накопленные обиды и недопонимание. За девять месяцев, прожитых раздельно, они отдалились друг от друга, теперь у каждого была своя жизнь. Михре в какой-то степени почувствовала облегчение от того, что может сама распоряжаться своим временем, встречаться с друзьями, ходить и ездить в те места, которые не очень привлекали мужа в бытность их брака. Счастливый и свободный Ибрагим, конечно же, первым делом поехал к Бирдже. — Это дело нужно непременно отметить! Только вечером мне возвращаться в Адану, мы снимаем финальные серии, поэтому придётся отложить. Приезжай ко мне, если можешь. В конце следующей недели мои сцены будут отсняты, я буду свободен. У меня есть большой сюрприз для тебя, — поцеловал в висок, прижимая к себе. — В конце мая я всегда посещаю биеннале в Мардине, относительно недалеко от Аданы. — Чудесно! Поедем туда вместе. Мой сюрприз как раз связан с этими местами. Заинтригованная Бирдже вся истомилась в приятном ожидании. Не в силах терпеть, отправилась к Ибрагиму даже раньше, чем собиралась. Он молчал несколько дней, ни словом не обмолвился о сюрпризе, пока однажды они не сели в машину и поехали в сторону сирийской границы. Дорога из Аданы до Мардина была не из простых и заняла почти шесть часов, но в предвкушении чего-то очень радостного усталости не чувствовалось. — Попробуй угадать, куда мы поедем. — Разве не в Мардин? — Не совсем, но очень близко. Остановимся в городе, переночуем, а завтра продолжим свой путь. Придётся ещё немного потерпеть, — посмотрел на реакцию Бирдже и увидел сияющую улыбку. — Жизнь с тобой — один большой сюрприз, увлекательное путешествие. Даже если ты привезёшь меня в чистое поле или заставишь подниматься в гору, где кроме камней ничего нет, я всё равно буду очень счастлива. Дело ни в том, что я там увижу или не увижу, найду или не найду, а в том, что ты будешь сопровождать меня в этом приключении. Для меня истинное удовольствие идти с тобой по одной дороге, куда бы она ни вела. — Всё-таки хорошо, когда твой лучший друг и любимая женщина в одном лице. Большая удача, не каждому так везёт. В Мардине Ибрагим снял квартиру в старинном каменном доме, который наверняка сменил не один десяток владельцев за всю историю своего существования. От дома в сторону вершины холма, на котором громоздилась крепость «Гнездо орла», вела такая же древняя дорога, вымощенная бесформенными булыжниками. — Если подняться чуть выше, в ясную погоду можно увидеть Сирию, — сообщил хозяин, передавая связку ключей. — Вы будете жить здесь один? — Нет, моя подруга приедет чуть позже, — замялся Ибрагим. Бирдже в это время сидела в машине на парковке в нижней части города. — Будьте как дома и не стесняйтесь звонить, если что понадобится. Для меня большая честь принимать столь известного человека. — Вообще-то, я бы не хотел, чтобы кто-то знал о моём пребывании в Мардине. Хочу отдохнуть в тишине без постороннего внимания. — Понимаю. Я никому не скажу, будьте спокойны. Бирдже оказалась в восторге от жилища. Останавливаясь в Мардине, она всегда жила у многочисленных друзей-художников, но никогда в столь красивом месте с видом на спускающиеся вниз улочки и дома, равнины, простирающиеся на десятки километров вокруг. По сути, всё жильё состояло лишь из двух огромных комнат: гостиной, совмещённой с кухней, и спальни с небольшим окном, спрятанным за непрозрачной занавеской. Грубые каменные стены, ничем не покрытые, чтобы защищать от жары в сильный зной, углубления в них, в старину использовавшиеся как полки для хранения, такой же каменный пол и выпирающие деревянные балки на потолке, выкрашенные в тёмный цвет. Из благ цивилизации — крохотный санузел, в который не вошёл даже душ. Мыться предлагалось в большой фигурной металлической ванной золотистого цвета, водружённой на постамент в аккурат напротив кровати у противоположной стены. — Оригинально! Я такого ещё не встречала! — Хозяин сказал, что при строительстве дома пятьсот лет назад никто не думал о таких излишествах, люди мылись в общественных хамамах. Когда провели воду, нашли только такой выход. — То есть, когда я буду мыться, ты будешь лежать и смотреть на меня? А потом — наоборот... — Видимо, так. Устав с дороги, они перекусили тем, что было оставлено для них в холодильнике и быстро уснули в обнимку. Рано утром их ждал небольшой переезд до Мидьята, а потом и до крохотной деревни, значившейся на картах под названием Анытлы, а в местном ассирийском обиходе просто Хах. Бирдже всё меньше понимала, зачем они приехали сюда, но ей безумно нравилось это приключение. Дух авантюризма был присущ обоим и их совершенно не пугали трудности и неожиданности в пути. Ибрагим набрал кому-то по телефону и сообщил, что они почти на месте. Следующая остановка оказалась у древнего ассирийского христианского монастыря, похожего на большую крепость, над которым возвышался необычный квадратный купол с арками и колоннами. Из-за угла навстречу вышел седовласый старик со связкой ключей и махнул в сторону главного входа. — Этому монастырю Девы Марии больше тысячи лет. Он выдержал осаду зороастрийцев, мусульман и «пришлых» христиан — византийцев и католиков, — бородач провёл внутрь и остановился у главного алтаря. — Когда-то здесь всё было покрыто фресками, их не удалось спасти. Мой отец ещё видел образ Марии там, где крест, справа. Видите остатки краски? — ткнул тростью в синее пятно. — Он сделал рисунки куском угля, найденным в шахте, чтобы спасти образ для потомков. С тех пор мы храним его в нашей семье. Бирдже задрожала, наконец поняв, что происходит. — Заро Доган? Вы Заро Доган, ювелир? — Он самый. Старик доковылял до лавки, взял два листа бумаги и передал их в женские руки. На одном из них был набросок Мерьем, сделанный руками Бирдже в Адане, на другом — очень похожий, но всё же отличный образ Девы Марии. — Она оставалась здесь дольше всех остальных святых благодаря тому, что не имела чётко прорисованного лица, и потому что рука иноверца никогда не поднималась на Мерьем, единственную женщину, упомянутую в Коране. То, что не сделали люди, сделала стихия. После трёхдневных ливней последняя краска отслоилась и осыпалась. Но Она всё же здесь, с нами, в каждом камне этого монастыря. Пока мы храним её образ в памяти, с нами ничего не случится. Заро достал из своего кармана чёрную коробочку и отдал её Ибрагиму. — Мне было тяжело с моим стариковским зрением, но руки всё ещё помнят. Денег за работу не возьму, только за кусок золота, как договаривались. — Спасибо! — Ибрагим сунул мужчине заранее приготовленную пачку банкнот турецких лир. — За такое не благодарят. Эта история тронула меня до глубины души. Пусть вам обоим принесёт удачу и любовь. Когда Ибрагим открыл коробку, проникшие внутрь сквозь крохотное оконце лучи солнца блеснули на образе Мерьем. Том самом. Утерянном.