«Понимают друг друга не те, что говорят на одном языке; понимают друг друга те, что разделяют одно чувство» (Руми)
Февраль 2022. «Дорогая, мне конечно смешно от заголовков жёлтой прессы, но я должен тебя спросить — не разлюбила ли ты своего актёра, подавшегося на заработки в Адану? Я не верю слухам, чего о нас только не пишут, но всё же переживаю, чтобы в моё отсутствие тебя не увёл какой-нибудь олигарх». — Ибрагим! Ну что за глупость? — Бирдже сразу же перезвонила, почувствовав в шутливом тоне серьёзное беспокойство. — Ты хорошо меня знаешь, я в такие игры не играю. К тому же, скажу по секрету, я безнадёжно влюблена. — Серьёзно? И кто же этот счастливец, достойный настоящей королевы? — Не иначе, как сам король, — засмеялась. — Я очень соскучилась. В конце месяца закончатся съёмки, а в марте и я смогу приехать к тебе. — Жду. Сниму квартиру для нас до конца сезона, будешь приезжать, как сможешь. В отеле тебе жить опасно, встречаться там — тем более. И всё же, зачем ты ходила на ужин со Стивеном Сараном? — не унимался Ибрагим. — Он будет инвестировать мой ювелирный бизнес. Не волнуйся ты так, это знакомый Дилары, надёжный человек. — Ни один мужчина рядом с тобой не может быть надёжным с моей точки зрения. Ну, если только Хайк и Хакан, они вне всяких подозрений. — Перестань! Иначе я обижусь. Что за юношеская ревность? — Убеди, что у меня нет повода. Наверняка он захотел встретиться ещё раз, верно? — И откуда ты только всё знаешь? На будущей неделе мы поедем в мастерскую. Я обещала показать ему работу ювелиров. Бирдже сочла, что нужно сказать правду, потому что если и там их заметят журналисты, подозрительность Ибрагима только усилится. Несмотря на достаточно спокойный и рассудительный характер, в его жилах текла жгучая греко-арабская кровь, заставлявшая ревновать, когда кто-то приближался к любимой женщине явно не с невинными намерениями. Конечно же, она и словом не обмолвилась про многозначительные взгляды Стивена, буквально прожигавшие её в последние минуты их встречи, надеясь справиться с ситуацией самостоятельно и не допустить никаких поползновений с его стороны. — Это он тебя попросил? Не удивлён. — А чему удивляться? Человек должен знать, видеть своими глазами, во что вкладывает свои деньги. По-моему, это естественно. Хватит придумывать то, чего нет! — С тех пор как мы вместе, многое изменилось, я воспринимаю по-другому и тебя, и всё, что с тобой связано. Ближе, болезненнее, ревностнее. Иногда думаю об Эрдеме, о том, почему допустил его появление в твоей жизни. Сердце уже тогда кричало, я его не слушал. Как много ошибок допущено, как много я хотел бы изменить. Этого мужчины рядом с тобой могло бы и не быть… — Остановись! Оставь прошлое в покое, без него, возможно, у нас не было бы счастливого настоящего. Мы столько пережили на пути друг к другу, теперь не время сожалеть. Просто люби меня и доверяй, как всегда доверял. — Тебе я верю безоговорочно, а вот Сарану нет. Будь осторожна.***
Внутреннее чутьё Ибрагима не обмануло. Бирдже всегда пользовалась повышенным мужским вниманием, теперь же, в статусе свободной от отношений женщины, оно только усилилось. Стивен Саран оказался настоящим обольстителем, знающим, как привлечь к себе внимание, показать неподдельный интерес, симпатию, восхищение. Его слова, жесты, случайные прикосновения говорили о том, что Бирдже ему очень нравится. Будучи совершенно уверенным в себе человеком, он не сомневался, что встретит взаимность с её стороны. Как и договаривались, в один из дней они вместе вошли в мастерскую, в которой трудилось пять человек. Большинство из них были в возрасте около сорока — пятидесяти лет, самый расцвет, когда опыт уже позволяет воплощать самые сложные задачи, а зрение ещё не подводит. Вокруг мужчин располагались разные диковинные инструменты и приспособления, ряд бутылочек с порошками и жидкостями. Бирдже с должным уважением представила Стивену каждого мастера. — Драгоценные камни — рубины, изумруды и сапфиры, а также некоторые полудрагоценные привозят уже огранёнными по размеру в соответствии с нашим заказом. Огранка очень трудоёмкий процесс, требующий особых навыков и оборудования. Также мы получаем заготовки золотых колец, их здесь доводят до ума по оговоренному дизайну. Что-то из бижутерии изготавливается фабричным методом компаниями, которым мы доверяем. Но основная работа кипит здесь, в этих стенах. Первые образцы мы сделали штучно полгода назад, но когда появился спрос, пришлось в спешном порядке тиражировать. Бирдже рассказывала, а Стивен слушал, проявляя неподдельный интерес к кропотливому труду ювелиров. Они показали, как под воздействием температуры плавятся слитки, как раскалённое золото заливается в формы и получается очень грубое, тусклое, шершавое на ощупь изделие, далёкое от совершенства и конечного результата. Потом в ход идут вальцы для проката, горелки, молоточки, шила, свёрла, стамески, резаки. Все заготовки многократно нагреваются, остужаются в холодной воде, обрабатываются разными растворами. — Это просто невероятно! В жизни всегда есть место новому знанию, есть, чему удивляться. Такая тонкая, филигранная работа! — искренне восклицал Стивен. — Верно. Мы начинали с малого, эта команда мастеров брала заказы не только у нас, теперь же они полностью трудятся во благо моего бренда. У бизнеса есть хороший управляющий, а над дизайном работает мой друг Мерт Аслан, он воплощает в жизнь все мои задумки, подсказывает, как и что лучше сделать, — Бирдже показала наброски новой коллекции, когда они вдвоём со Стивеном оказались в рабочем кабинете дизайнера. — Я поражён. Вы выбрали такую сложную сферу. В каком-то смысле совсем не женскую. При этом не отдаёте всё на откуп с посредниками, как многие. — Я доверяю тем, с кем имею дело. Сама не могу уделять много времени рутинной работе, но моя команда прекрасно справляется, пока я занимаюсь своей актёрской карьерой. Возможно, настанет день, когда бренд «Бирдже» станет для меня всем. В дальнейшем мы будем стремиться к эксклюзивности, но пока работаем на широкий круг покупателей с разным достатком. Важно, чтобы о нас узнали. Найти и занять своё место в этой нише не так-то просто. «Интеллигентная, умная, деловая, красивая, притягательная…» — думал Стивен, перекладывая со стороны в сторону какую-то папку, случайно попавшую в руки. В нём проснулся мужчина-охотник, увидевший перед собой ценную добычу. Теперь нужно было умело расставить сети и поймать, ни в коем случае не упустив. — Я подпишу все бумаги буквально на днях. Что скажете, если мы отпразднуем это событие ужином в хорошем ресторане? Мне кажется, нам есть о чём поговорить. Для меня слушать вас — истинное удовольствие, — улыбнулся, сияя, в то время как Бирдже стала понимать, что может попасть в очень сложную ситуацию. — Я бы с радостью, но… У меня съёмки почти каждый день. К вечеру я просто выжата. В ближайшее время точно не получится, простите. «Убегаешь? Зря. Пожалеешь ведь. Впрочем, я так просто не сдамся», — думал про себя, вслух же произнёс совсем другое: — Ничего страшного, я подожду. Отпразднуем позже. Бумаги вышлю с курьером. Когда машина Стивена скрылась из виду, Бирдже испытала истинное облегчение. Оставалось надеяться, что он больше её не потревожит.***
Наступил первый весенний месяц, закончились съёмки «Кладбища», тянувшиеся невероятно долго из-за технических сложностей и карантина, постоянно прерывавшего процесс. — Я уеду дней на пять-семь. Нужно отдохнуть, — предупредила Эсру и собрала небольшой чемодан в дорогу. Каких-то пара часов, и она была в Адане. Ибрагим сам её встретил, отлучившись на пару часов с площадки «Однажды в Чукурова». Невероятно сладким казался поцелуй в машине, первый после длительной разлуки. — Что мы делаем? Нас увидят! — протестовала Бирдже, стуча ладонями по его груди, но бесполезно. — Я соскучился до безумия. Так, что хотел всё бросить и уехать. Больше никогда не соглашусь на работу вдали от Али и от тебя. — Это наша доля. Терпи! Он снял не квартиру, как обещал, а небольшой дом недалеко от особняка, в котором по большей части происходило действие сериала. — Добро пожаловать! — открыл дверь и пропустил Бирдже вперёд. — Красиво! Такой местный колорит во всём, в интерьере, в обстановке. И камин… - разглядывала старинную мебель, скатерти, керамику, расставленную в дубовом буфете. Она так любила вещи с историей, хранящие память о своих хозяевах. От них шла совершенно другая энергия, нежели от новых, ещё холодных. — И сад. И высокий забор, что немаловажно. Я хочу, чтобы тебе здесь было комфортно в моё отсутствие, — обнял за плечи и уткнулся носом в шею, вдыхая её пьянящий аромат. — Уходи, тунеядец! — шуткой оттолкнула от себя. — Мужчина в семье должен работать. Иди же! Легко сказать. Мысли Ибрагима были уже совсем не о работе. Глаза горели, а руки тянулись к ней, родной. Под громкий смех пришлось выталкивать его, сопротивляющегося, за дверь. Бирдже осталась одна, но ожидание нисколько её не тяготило, скорее приятно грело. Она на несколько раз обошла дом и поразилась тому, как тщательно Ибрагим готовился к её приезду: рядом с камином лежала внушительная гора дров, холодильник был забит продуктами и готовой едой, кажется, на целую неделю вперёд, в баре стояла именно та марка ракы, которую она предпочитала, а на журнальном столике лежали её любимые сигареты. Да, не часто, но Бирдже курила, как и Ибрагим, не в силах избавиться от вредной привычки. На прикроватной тумбочке она нашла несколько журналов и пару книг современных турецких писателей. Заглянув внутрь, увидела послание, написанное карандашом прямо на первой странице: «Будет скучно, прочитай. Люблю». Невольно улыбнулась. Ибрагим хорошо знал её вкусы и её пристрастия, никогда не ошибаясь в выборе. На столе в гостиной лежали листы чистой бумаги и карандаши. В сложенном бумажном самолётике оказалось ещё одно сообщение: «Я знаю, что ты любишь мечтать. Пусть твои мечты останутся на этой бумаге». Это окончательно растрогало Бирдже. С нежностью поглаживая предметы, к которым касались пальцы Ибрагима, она задавала себе вопрос: «Неужели я была услышана? Неужели эта любовь навсегда, до последнего вздоха?». Позже, когда он вернётся, они забудут об ужине и предадутся страсти прямо на диване напротив камина, так и не дойдя до спальни. Следы от его горячих поцелуев будут ещё гореть на нежной коже, когда он выскользнет из пленительных объятий, чтобы закинуть дрова в огромную топку. Станет тепло и уютно, под треск поленьев они будут сидеть, поджав ноги и укрывшись одним пледом на двоих. — Нам как будто снова по семнадцать, честное слово. Знали ли мы тогда, что и в сорок ничего не изменится? Что мы будем любить, как в первый раз, словно за спиной нет разочарований, будем терять голову, совершать глупости, всё бросать и мчаться на другой конец страны, только чтобы побыть вместе? — положив голову на собственные колени, Бирдже смотрела, как языки пламени играют в тёмно-зелёных, болотного оттенка, глазах Ибрагима. — Душа не стареет. И даже не всегда взрослеет вслед за телом. Хорошо, что с нами это случилось сейчас, а не в шестьдесят, — снова рассмеялись. — А что будет в шестьдесят? Как ты себе представляешь этот возраст, это время? — вдруг возник странный вопрос в её голове. — Ну, я поседею, возможно лишусь части волос и заработаю радикулит, — пошутил. — Буду играть главарей мафии или отцов семейств, таких солидных и злых, которые в сериалах обычно портят жизнь молодёжи. А может, вообще заброшу актёрское ремесло. — Так… А дальше? Что ещё? — допытывалась. — У меня будет дом. Пусть не самый большой, но уютный, как этот, и обязательно в красивом месте вдали от стамбульской суеты. — Как интересно! Продолжай! — Я приду домой, открою дверь и увижу тебя, такую же близкую и родную, как сейчас. Подойду и поцелую. Вот так, — наклонился и оставил нежный след на её губах. — Мы сядем ужинать и будем делиться всем, что с нами произошло за день. Приедет Али. С девушкой. Я ему скажу: «прекрасный выбор, сынок!», а сам буду толкать тебя в бок и говорить: «что они знают о любви, в таком-то возрасте?». — Чудесно! — Подожди, это ещё не всё. Потом из колледжа вернётся Мерьем. — А это кто?! — тихо вскрикнула от неожиданности Бирдже. — Как кто? Дочка. Наша. Твоя и моя. У неё будут кудрявые, рассыпанные по худым плечам волосы, как у её матери. Она, как и ты, станет их отчаянно выпрямлять, думая, что так красивее, но каждый раз, как на них чуть попадёт влага, мелкие завитки вновь будут появляться вокруг лица, побеждая все эти ваши хитрые женские премудрости, — Ибрагим на несколько секунд стих, переводя взгляд с огня в камине на тонкие запястья любимой женщины. — Когда она меня обнимет вот такими же руками, я растаю, как лёд, перестану сердиться и ревновать ко всем тем оболтусам, что будут ошиваться дома в надежде стать нашим зятем. Широкая белоснежная улыбка Бирдже вдруг сменилась серьёзностью. Тема детей была слишком болезненна для неё. Она уже почти не верила, что сможет когда-нибудь стать матерью, откладывая всё дальше и дальше рождение ребёнка. Ибрагим сразу же заметил перемену и крепко прижал к себе. — Что такое? Тебя что-то смущает в моих мечтах? — А если не получится так, как ты хочешь? Если детей не будет? — заглянула в глаза, не боясь услышать ответ. — Значит, будем жить вдвоём. Это не повод отказываться от самого родного человека в жизни. У меня есть Али. Не представляешь, каким счастливым я стал после его рождения. Хочу, чтобы ты тоже испытала это ни с чем несравнимое чувство, разделила его со мной. Только поэтому. — Должно пройти время, много времени, прежде чем я выйду к людям, держа тебя за руку, как своего избранника. Останется ли у нас тогда ещё шанс стать родителями? Давай не будем строить планы на этот счёт. Пусть утихнут все бури, Али подрастёт, а там как судьба распорядится. — Хорошо. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я не против ещё раз стать отцом. Пока Ибрагим доставал из холодильника какие-то контейнеры, коробки и пакеты, гремел посудой и столовыми приборами, Бирдже продолжала смотреть на пламя. Его слова о детях многое значили для неё. Он хочет остаться с ней навсегда, верит, что их волшебство никогда не закончится, даже спустя годы. Подойдя сзади и нежно обняв за плечи, пока Ибрагим резал огромным ножом спелые помидоры, спросила, коснувшись губами его уха: — Почему Мерьем? — Не знаю. Ты можешь выбрать любое другое имя. Просто я всегда смотрю на твои медальоны, как ты веришь в их силу. Если всё получится, это ли не повод отблагодарить твою заступницу? — Я тебе рассказывала, откуда у меня эта страсть к образам матери пророка Исы? — Много раз. — Я и украшениями увлеклась тогда, когда бродила в поисках потерянного медальона от одной ювелирной лавки до другой. Теперь я думаю, что он пропал не случайно, а чтобы указать мне дорогу, мою дорогу, понимаешь? Я очень часто рисую Мерьем по памяти, но каждый раз получается немного по-разному. Посмотри, — принесла рисунок со стола, сделанный несколько часов назад. — Не совсем похоже на то, что я обычно вижу у тебя на шее. — Правильно. Потому что ювелир был наполовину ассирийцем, наполовину турком. Он знал каноны ислама и христианства и смог объединить их вместе каким-то немыслимым образом. В нашей традиционной религии не принято изображать людей, описанных в Коране, потому лицо Мерьем будто бы ускользает от твоего взгляда, его словно нет, когда смотришь прямо. Но когда поворачиваешь медальон под определённым углом, лицо чудесным образом появляется: глаза, нос, лоб, подбородок. Это невероятно! — Неужели ювелиры в твоей мастерской не могут изготовить подобный по эскизу? — Могут. Только я хочу свой, тот самый. Или же сделанный теми же руками. Это очень важно для меня. В том небольшом кусочке золота жила частичка души мастера, мне это очень помогало. — Пробовала искать этого человека? — Да, его зовут Заро Доган, ему сейчас, должно быть, около восьмидесяти лет, если ещё жив. В Стамбуле сказали, что он вернулся на родину, в Мардин. У меня там много знакомых, но никто не знает такого ювелира. Скорее всего, старый мастер живёт где-то в одном из многочисленных посёлков в той местности. Искать его, что иголку в стоге сена. — Жаль. Мне бы очень хотелось, чтобы все твои мечты сбылись. Расскажешь мне о них? — Ооо! Это займёт много времени. Я у тебя очень мечтательная. — Мы никуда не торопимся. Мне бы хотелось только сценарий на завтра немного посмотреть, а так я полностью в твоём распоряжении. До изучения сценария дело так и не дошло, Бирдже и Ибрагим просидели вдвоём до полуночи, рассказывая о самом сокровенном, порой, казалось, несбыточном. «Я хотела бы попробовать себя в качестве режиссёра когда-нибудь…» «Мне непременно нужен дом у реки. Ещё одно тайное убежище для самых близких…» «Танцевать! Я хочу танцевать, как в юности! Пусть мне уже и не стать великой балериной…» «Мечтаю, чтобы мой сын гордился своим отцом, чтобы ему никогда не было стыдно…» «Хайк говорит, что я должна записать свой альбом для друзей и родных, он верит, что у меня есть голос…» «Мы с друзьями иногда собираемся и миксуем композиции, играем электронную музыку. Может, когда-нибудь у меня будет собственная студия, тогда и тебя запишем…» Время за разговорами и пьянящим ракы пролетело незаметно. Они полностью растворялись друг в друге, с восторгом обсуждая новые идеи для новой жизни. Что-то хотели воплотить вместе, что-то отдельно, но полностью поддерживали стремления, которые могли бы сделать их счастливее, помочь реализовать все грани таланта. Казалось, что вдвоём, окрылённые любовью, они могут всё, даже изменить мир, освещая тьму своим светом. Засыпая на широком плече Ибрагима, Бирдже думала о том, что сейчас наступают их лучшие дни, и каждый из этих дней они проведут вместе.***
Почти неделю он не спрашивал о Стивене, словно забыл о его существовании. Её это радовало. При этом тревожили бесконечные попытки Сарана встретиться. Он писал или звонил каждые два-три дня. Приходилось разговаривать вежливо и терпеливо, объясняя очередной отказ. В такие моменты Бирдже с облегчением понимала, что любимый мужчина на съёмках и ничего не подозревает, но однажды сообщение пришло в то время, когда она была в ванной. Ибрагим по привычке отреагировал на звук, глянув на её телефон и заинтересовался, увидев знакомое имя. Честность не позволила читать, рыться в переписках. Так поступала Михре и он её часто осуждал. Но сейчас он проживал любовь, построенную на дружбе и доверии, не было повода сомневаться, однако поговорить об этом очень хотелось. — Посмотри, по-моему, Саран тебе что-то прислал, — предупредил, как только она вышла из ванной, наблюдая за реакцией. Не подала виду, что озабочена и напряжена, читать сразу не стала, будто её это особенно не интересовало, но видела, как Ибрагим не спускает глаз с телефона, ждёт. Была уверена, что Стивен вновь приглашает куда-нибудь пойти. Что делать? Сказать правду? Ибрагим разозлится, захочет позвонить своему потенциальному сопернику, нагрубит, раскроет себя, сделает только хуже для всех. Соврать? Значит покуситься на принцип открытости, по которому долгие годы существовали их отношения. Как же поступить? — Что пишет? — полюбопытствовал вроде бы спокойно, но на самом деле был раздражён и уже проявлял нетерпение. — Так, ничего особенного… Бумаги подписаны, деньги поступили на мой счёт. Рабочие моменты. — И всё? — Нет, не всё, — не позволила себе солгать, до конца не понимая, правильно ли делает. — Пригласил на ужин. — Пойдёшь? — Не пойду. Мне этого не нужно, да и тебя обидит. У меня уже есть любимый мужчина, не хочу давать пустых надежд другим. Ответ полностью удовлетворил Ибрагима. Бирдже могла соврать, но не сделала этого, не разрушила самое ценное, что между ними было. С самого начала они обещали друг другу, что несмотря ни на что останутся близкими друзьями, готовыми разделить любую проблему и чётко соблюдали это неукоснительное правило. — Если и дальше будет докучать, напиши мне его телефон. Мы решим эту проблему по-мужски. — Ты же знаешь, нельзя сейчас раздувать скандал. Если Михре узнает… — Рано или поздно всё тайное станет явным. — И тогда я сгорю со стыда. Она, да и все вокруг решат, что мы давно вместе и все эти годы ты изменял жене. Помнишь, какие ходили о нас сплетни во время «Чёрно-белой любви»? Всё это поднимут, разворошат, развешают грязное бельё на всеобщее обозрение. Я не переживу. — Это неизбежно. — Пусть правда останется скрытой от чужих глаз как можно дольше. — Бирдже, не принимай так близко к сердцу. Мы же взрослые люди, можем отвечать за свои поступки и чувства. Почему должны вечно прятаться, как дети малые, как преступники? — Чтобы грязные языки не осквернили нашей любви. Пусть она окрепнет и станет ещё сильнее, — в глазах появился страх, какого Ибрагим ещё никогда не видел. Захотелось утешить, укрыть, защитить. — Ты меня пугаешь. Иди сюда, — посадил к себе на колени, поглаживая по спине успокаивающими плавными движениями, в то время как она обняла его за шею, погрузив ладони в отросшие тёмные волосы на затылке. — У нас всё будет хорошо, вот увидишь. Всё уладится.***
В начале апреля Дилара пригласила компанию самых близких друзей к себе в Симург на выходные, чтобы отпраздновать день рождения дочери. Бирдже, отложив все дела, в назначенный день села в свой автомобиль и отправилась в горы Каз. Каково же было её удивление, когда она обнаружила среди гостей Стивена Сарана с торжествующей улыбкой на лице. — Вот мы и встретились, наконец-то! Я не знал в своей жизни более занятой женщины. Оказывается, для некоторых людей ты можешь найти время, если захочешь, — сказал при встрече без всякого смущения, вот так просто перейдя на «ты». — Если бы я знала, что меня здесь ждёт… - разозлилась на Дилару, не предупредившую о такой компании. Хотя откуда ей было знать, что Стивен клеится к Бирдже, они не говорили об этом, как-то не довелось. — Я давно дружу с семьёй Карабай. В своё время участвовал в строительстве этого отеля, теперь мы с Диларой собираемся возвести несколько приватных домиков на территории. Очень удобно, особенно для пар, которые не афишируют свои отношения, не правда ли? — Почему вы… ты меня об этом спрашиваешь? — Просто, к слову пришлось. Ты всё воспринимаешь в штыки, слишком остро. Расслабься и наслаждайся прекрасным местом, чудесной погодой, удивительной компанией. Стивен был прав, только расслабиться уже не получалось. То, что они находятся в одном месте, могло легко стать достоянием общественности. Ибрагим знал, что она поехала в Симург, если он поймёт, что Саран тоже здесь, в их отношениях случится сильная буря. Как назло, навязчивый поклонник следовал за ней по пятам весь вечер, а позже уселся рядом за общим столом. — Сделай пожалуйста фото! — попросил официанта, передав ему свой айфон. В тот момент, когда тот нажал на кнопку, медиамагнат неожиданно обхватил Бирдже за плечи, вызвав серьёзный испуг с её стороны, хоть она и не подала виду. — Не выкладывай в социальные сети, не надо, — взмолилась. — Почему? Что в этой фотографии такого? По-моему, очень мило получилось, — ловким движением отправил снимок в свой сторис. У Бирдже внутри всё похолодело. Оставалось надеяться, что Ибрагим настолько занят на съёмках, что ему не хватит времени проследить всю цепочку публикаций и он не поймёт, что она сейчас в Симурге со Стивеном. Настроение было испорчено окончательно, ничего не говоря Диларе и её дочке Диле, она отправилась в номер, намереваясь утром же вернуться в Стамбул. К ужасу, Саран последовал за ней и практически дошёл до дверей её комнаты. — Что тебе нужно от меня? — не выдержала. — Не понимаешь? Я не привык, когда меня игнорируют. Не нравлюсь? Считаешь меня старым? — Не в этом дело, просто не хочу. Я занята, у меня есть мужчина, — пришлось сказать правду, чтобы пресечь дальнейшие домогательства. — Не правда, я спрашивал у Дилары. — Откуда ей знать? Мы не настолько близки. Я никого не ищу, всё, что мне нужно, у меня уже есть, — говорила спокойно, но настойчиво, чеканя каждое слово, чтобы оно дошло. Портить отношения с деловым партнёром на личной почве очень не хотелось, но всё к этому шло. — Плохая отговорка. Давай зайдём к тебе, обсудим, — схватил за руку и несильно сжал её. Это уже была наглость, терпеть которую Бирдже не собиралась. Она сделала всё, чтобы вырваться из хватки Стивена. — Не смей ко мне прикасаться! Уходи! Иначе закричу, клянусь, — по лицу Саран понял, что она не шутит, настроена решительно и даже агрессивно. — Сумасшедшая! Я таких давно не встречал. Это и вскружило мне голову, — развернулся и ушёл, поняв, что ничего не добьётся. Бирдже зашла в номер и проверила телефон. Ибрагима не было в сети несколько часов. Она боялась ему звонить, напрасно надеясь, что он пришёл со съёмочной площадки усталый и сразу же уснул.***
Её разбудил стук в дверь в два часа ночи. Испугалась, что вновь пришёл Саран и придётся устроить шумиху, чтобы остудить его пыл. Немного отпустило, когда услышала голос Дилары. — Что случилось? — спросила, кутаясь в халат. — Ой, дорогая моя, что же ты меня не предупредила? Ибрагим позвонил пятнадцать минут назад, требовал номер телефона Стивена. Он понял, что вы оба здесь, а потом нашёл совместное фото в его профиле. У него металлический скрежет в голосе от злости. — Что?! Ты дала? — Мне пришлось. Он сказал, что иначе утром будет здесь. — Кошмар! — схватила телефон, находившийся на беззвучном режиме и увидела два десятка не принятых вызовов. — Ты не отвечала, и он подумал… что он только не подумал! Я сказала, что ты одна и крепко спишь. Набери ему сейчас, пусть успокоится. Когда Дилара ушла, Бирдже подключила видеосвязь, чтобы Ибрагим видел, что рядом с ней никого нет. Он долго не брал, но потом появился на экране, измотанный и изрядно выпивший. — Дорогой, это я. Всё хорошо. Меня разбудила Дилара. Не слышала твоих звонков. Это всё недоразумение. Так получилось, что мы со Стивеном оказались в одной компании, я даже не знала о нём, когда сюда ехала… — Почему не позвонила и не сказала? Почему я должен узнавать об этом из социальных сетей? Я с ума схожу, не зная, что происходит, а ты спокойно спишь и не отвечаешь, — в голосе звучала сильная обида. — Что я должен был подумать? — Ничего. Потому что ничего не случилось, и не могло случиться. Потому что я не способна на предательство, а в крайнем случае, у меня достаточно сил, чтобы дать отпор. Ты звонил Стивену? Что ты ему сказал? — Звонил. Я устал, не хочу больше говорить. Иди спать, — Ибрагим отключил связь и теперь настало время переживать и обижаться Бирдже. Больше она так и не уснула до самого утра, когда восходящее солнце окрасило розовым верхушки гор и деревьев, заставив переливаться бесконечную гладь Эгейского моря за окном. Почему всё так сложно в любви, в отличие от дружбы? Почему мы постоянно повторяем ошибки прошлого? — Покупай билеты в Адану на ближайший рейс, я отвезу тебя в аэропорт, — предложила Дилара, когда стрелки часов отмерили шесть утра. — Твою машину мы позже перегоним в Стамбул. — Ибрагим усомнился во мне. Должна ли я что-то ему доказывать? Должна ли бежать сломя голову, чтобы оправдываться за то, в чём не виновата? — Мужчины устроены по-другому, Бирдже. Они собственники, львы, не терпящие, когда на их территорию заходит конкурент. Одна мысль об этом сводит их с ума, он не разобрался и уже подумал о плохом. Ты женщина и должна быть мудрее. Портить отношения из-за недоразумения — глупость. Вы же любите друг друга! Дилара была права. Возможно, если бы речь шла не об Ибрагиме, а о любом другом, в Бирдже взыграли бы гордость и обида, но та трепетная нежность, которую она всегда к нему испытывала, взяла верх. Она слишком его любила, чтобы быть принципиальной. Садясь в машину со старшей подругой, поймала на себе сожалеющий взгляд Стивена со стороны. Хоть и не желала с ним сейчас говорить, но ужасно хотела узнать, что сказал ему Ибрагим. По выражению лица было понятно, что Саран отступил, поняв, что Бирдже сказала правду, она действительно не одинока.***
Ближе к вечеру прилетела в Адану, открыла дверь в дом своим ключом. Ибрагим ещё не вернулся. Грязные стаканы с остатками недопитой ракы и оставленные на столе окурки говорили о бессонной пьяной ночи. Её рисунки, до этого аккуратно сложенные в стопку, теперь были разбросаны. Эскиз медальона Мерьем, танцующая девочка-балерина, одетая в пышную пачку и пуанты, бабочки с вытянутыми крыльями, наброски для новой коллекции украшений. Что он с ними делал? Изучал? Немного прибралась, приведя всё в идеальное состояние. В этом была вся Бирдже — она не терпела хаос, не могла существовать в нём. Разложенные по местам вещи будто бы давали ей надежду на то, что и в отношениях с людьми у неё будет такой же порядок. Ибрагим пришёл поздно и уже немного выпившим, видимо, расслаблялся с коллегами. По дороге в такси прокручивал свой разговор со Стивеном Сараном. — Кто ты такой, что звонишь мне посреди ночи? — непонимающе спросонья ответил хриплый мужской голос после очередного, далеко не первого звонка. — Неважно. Не смей приближаться к моей женщине! Ради неё я на всё готов. Абсолютно на всё! Ты понял? Оставь Бирдже в покое, не говори с ней, не звони, не прикасайся. Я не позволяю, — после такого заявления наступила долгая тишина, а потом последовал короткий ответ. — Я всё понял, — Стивен сбросил звонок, а может просто прервалась связь, но Ибрагим не стал больше набирать, вместо этого отвалился на подушки на диване. Спать оставалось всего несколько часов, а ведь утром нужно было ещё привести себя в человеческий вид, хотя бы вполглаза заглянуть в сценарий. Сейчас же, обнаружив, что в доме кто-то есть, очень удивился. Неужели она приехала?! — Ибрагим? С тобой всё хорошо? Я волновалась после нашего вчерашнего разговора, — робко вышла из спальни и остановилась в паре метров от него. — Нормально, — забросил лёгкую куртку на диван и сел, больше не проронив ни слова. — Сердишься? Зря. Я тоже могла бы сердиться, но всегда помню, что ты мой друг, моя любовь. Это важнее всего остального. — Вернёшь ему деньги, разорвёшь контракт. Не хочу, чтобы вы больше виделись, — прозвучало как приказ, не терпящий обсуждений. — Ты в своём уме? Они мне нужны! — Тогда я верну, всё выплачу от своего имени. Могла ко мне обратиться, а не к чужаку. — Могла, но у тебя и так сейчас хватает финансовых проблем из-за развода. — Я найду любую сумму, которую ты назовёшь, стану твоим партнёром в бизнесе. Если не хватит, займу или что-нибудь продам, но этого человека в твоей жизни не будет. — Ибрагим! Перестань! Не люблю, когда меня контролируют, когда решают за меня, излишне опекают! Я уже не говорю о том недоверии, которое ты проявил! — взорвалась впервые за годы их знакомства. — Я всё это проходила много раз, знаю, как начинается и чем заканчивается. Не хочу терять тебя, потому что потеряв, лишусь сразу двоих — и любимого, и друга. Бирдже в отчаянии вышла в сад в одной лёгкой блузке, рукава которой даже не доходили до локтя. И хотя в Адане в это время уже было относительно тепло, она сразу же ощутила, как порывы сильного ветра раздувают одежду, рождая лёгкий озноб. Так бывает перед весенней грозой. Оперевшись о деревянную лавку двумя руками, почувствовала, как с неба полил дождь — сначала тихий, потом сильнее и сильнее. Она стояла, не двигаясь, погружённая в себя, не замечая, что намокает. — Пойдём в дом! Пожалуйста! — рука Ибрагима легла не плечо и умоляюще застыла там. — Пойдём! Она обернулась и в сильном порыве припала своей нежной щекой к его колючей, закрыв глаза и сильно зажмурившись. Он обнял, и в этот момент все обиды потеряли всякий смысл. Целуя лоб, губы и подбородок, ощущал соль её слёз, смешанных с дождевой водой, струйками стекавшей от макушки до шеи. Как же они любили! Не просто любили, чувствовали один другого каждой клеткой кожи. Ссориться, всё равно что резать по живому, втыкать друг в друга острые ножи, ведь ты чувствуешь не только боль от лезвия, входящего в твою плоть, но и то, что пронзает тело любимого. Двойная мука. Промокли насквозь, плача и целуясь. Зайдя в дом, расхохотались. От нервов, от своей глупости, от нелепого вида, от луж под ногами. — Снимай это всё, — будет помогать ей освободиться от мокрой одежды, в то время как она начнёт снимать его прилипшую к телу рубашку. Поняв, что только усложняют друг другу задачу, займутся сами собой. Выливая из дорогих кроссовок воду, он почувствует себя мальчишкой, нарушившим мамин наказ не ходить по лужам в дождь. Снова станет смешно настолько, что он облокотится на раковину и согнётся пополам. — С тобой всё хорошо, Ибрагим? — спросит она, улыбаясь. — Всё отлично! Бирдже, мне сорок лет, и я целуюсь под дождём! Кто бы мог подумать?! Что ты со мной делаешь? Я потерял последний разум! Успокоившись, остановил взгляд на её продрогшем теле в одном нижнем белье, кое-что задумал. Горячие струи душа согревали нежную кожу, но ещё сильнее согревали сильные настойчивые руки, то обнимавшие за талию, то блуждающие вниз и вверх. — Ибрагим… — тихо произнесёт его имя, от чего он окончательно потеряет голову. — Безумства на сегодня не закончились. Есть ещё кое-что в запасе. Нам будет, что вспомнить в старости! — закрыл дверцу душевой и припал губами к татуировке в виде двух птиц, выбитой на спине.***
— Ты простила меня? — спросит, растянувшись на кровати, пребывая в томной неге. — А ты просил прощения? Что-то не припомню. — А разве нет? Точно не просил? — Не было такого. Но уже и не стоит. Всё в прошлом, — Бирдже улыбнётся, но потом внезапно сядет рядом, став невероятно серьёзной. — Знаешь, я поняла, что мы потеряли, став любовниками. Невинность наших душ, наших отношений, их кристальную чистоту. Раньше в нас жили дети, которые прекрасно ладили, но они внезапно выросли, а мы оказались к этому не готовы. — Это плохо? — И да, и нет. Дети бескорыстны, у них нет эго. У взрослых всё сложнее. Их губит желание обладать кем-то безраздельно, и телом, и душой, стремление подчинить, навязать свою волю. Помнишь, когда мы ещё были теми детьми, хотели дарить друг другу то, что сделает нас обоих счастливыми? Свободу, право выбора, личное пространство, абсолютное доверие… Что изменилось теперь? — Ничего. Обещаю, что такого больше не повторится. Я буду тебе верить, не стану ни к чему принуждать. Пусть то, что случилось, будет мне уроком, — притянул к себе, поцеловав в лоб и оставив лежать на своей груди. — Не тебе. Нам. Пусть будет ещё одним нашим уроком любви.