***
Тоби мёртв. Дождь частит. Джейн делает вид, что ей не холодно, потому что, на самом деле, никого не ебёт, как сильно она мёрзнет по ночами. Она врастает ногами в сырую землю и смотрит вперёд, прищурившись. Тоби мёртв. Утро началось с криков. Расчлененное на одиннадцать кусков тело Тоби не оставило равнодушными никого. Проснулись все. И увидели его растянутую тушу тоже все. Голова. Лишенное конечностей голое туловище, похожее на червя. Два бедра до колена, кости разрублены грязно, с острыми ломаными концами и выдернутыми коленными чашечками. Две сломанные в локтях руки. Два неприкрытых глаза, застывших в агонии боли, смотрели прямо на Джейн. Тоби мёртв. Джейн молчала. Джейн думала. Думала так глубоко, так тяжело, так пагубно, пока смотрела глазам в ответ. Тоби был жив несколько часов назад. И несколько часов назад она была в числе его самопровозглашенных надзирателей. И вот он, итог славной жизни одного из его псов: оказался убит своим же хозяином. Тоби мёртв. За утро Джейн не сказала ни слова. Не могла и не хотела. Когда смотрела на Натали, её слезы и крики, её мельтешащее поведение, её нож в руках, её попытку накинуться сначала на Джека, а потом проткнуть собственное горло, молчала. Тоби мёртв. Джек кричал, чтобы Джейн очнулась: — Я щас эту суку прирежу, Аркенсоу! Помоги же! — Но Джейн молчала. Молчала, стояла и наблюдала, как Джек бил Натали рукояткой ножа в затылок и та, наконец, успокаивалась: теряла сознание, падала грудой костей на пол. Прямо рядом с останками Тоби, прямо как его увековеченная любовница, как неслучившаяся жена. Джейн смотрела, как кровь Тоби пачкала руки и одежду Натали, как её слезы лились и падали, разбивались, снова и снова. Тоби мёртв. Спустя несколько часов Джейн увидела прокси. Взгляд Тима не сулил ничего хорошего, он был полон пустой чёрной плотной злости — Тим душил Джейн одними серыми глазами; зарывал заживо в землю; бросал под воду, привязав камень к горлу; топтал раскалёнными железными ботинками. Тим не говорил с ними, ни с кем, как и Брайан, они покорно выполняли его команду: собирали части оставшегося гниющего тела. Его запах доносился уже до чердака, и в тишине, не нарушаемой всхлипами Натали, Джейн казалось, что стены дома понуро сопят и плачут, скребутся и вымаливают толику радости в жизни. Джейн понимала чувства дома, но не могла ничем ему не помочь. Она молчала. Тоби мёртв. Их утро началось с криков, а в обед все замолчали. Тоби мёртв. Почти все. — Тоби — еблан, — Джек пристраивается рядом, его мокрые кеды насквозь пропитаны грязной водой. — Тоби мёртв. — Джейн, безучастно моргая, слушая собственный стук сердца, издалека наблюдает, как отрубленные части тела скидывают в вырытую наподобие склепа яму. Её колотит, всю, от кончиков пальцев до чёрной макушки. — Мы допустили ошибку. Джек злобно шипит, щелкая пальцами. — Это Тоби допустил ошибку. И Тоби оказался наказан. Так что успокойся, если ты сейчас снова уйдёшь в себя, нам пиздец. — Джек зол, и злость его так губительно сильна, что в воздухе загораются огоньки предсмертных красных глаз. Стойко выдерживая брошенные из-под плеча взгляды Тима, Джек стоит на ногах твёрдо, непоколебимо. От прокси веет смертью, и дело даже не в испачканных кровью Тоби руках, не в напряженных от поднятия тяжелых останков мышц. Дело в смятении — всеобщем и всепоглощающим. Смятение и непонимание подхватывает каждого и несёт в пустоту, в наполненную углём топку. Успокаивать Джейн в планы Джека не входит, но он вынужден. Как бы сильно она не вила из него веревки, не раздражала одним своим видом, Джек знает, что есть причины, по которым он её не тронет. И потому Джейн остаётся для Джека единственным видимым живым щитом, которым Джек не побрезгует прикрыться от града пуль. Хочет ли этого Джейн, понимает ли, его не ебёт. — Джейн? — Чего? — Она раздражена. — Не расклеивайся. Кому-то — или чему-то, — это очень надо, а сегодня охота. Смерив Джека взглядом, Джейн только кивает. Нестабильность её настроения серым шлейфом тянется по дому. Джек сплевывает на землю и снова высматривает Тима и Брайана — прокси, не оборачиваясь, быстрыми рывками скрываются в чаще леса, она только успевает поймать их мерцающие спины, как Шервуд снова погружает в мертвую гладь тишины. Тоби мёртв. Тоби мёртв. Тоби мёртв. Джейн смотрит на его могилу, будто сквозь экран, всё кажется таким нереальным, детским и искусственным. Тим и Брайан были быстры: хаотичны и неосторожны, они меньше, чем за час избавились от кусков того, что когда-то было человеком. Джейн наблюдала за ними, как за актерами из ложе театра, настолько ненастоящим казалось зрелище. И то, как ни одна мышца на лице Тима не дёрнулась, как ни на мгновение он не скривился от апатии и горести, Джейн покорило. Креста на могиле не появилось.***
Поведение Джейн непредсказуемо, оттого — опасно. Исчезновение Джеффа, шаловливые пальчики вмешавшегося и в ту же секунду исчезнувшего Бена, смерть Тоби — всё может сказаться на её настроении, и Джек готов завыть от обречённости незнания, как усмирить эту ведьму. Как заставить её замолчать, не применяя силы; как вызволить тот едва живой огонёк разумности, что она заживо похоронила в себе. Джейн душно в стенах дома. Её тело чешется и царапается изнутри, когда пытается усидеть на месте в комнате или на кухне, её неприкрытая тикающая нервозность выглядит, как тлеющий свиток — такой же красивый в своей смерти, как и в своём жалком свернутом состоянии. Джек далеко не отходит, наблюдает и ждёт. Если с Джейн что-то случится — он может не пережить ближайшей недели. — Успокойся. Джейн его игнорирует. Точит нож с усердием и преувеличенной силой, давит на лезвие с такой силой, что искры летят. Чёрные глаза — чёрные дыры, зеркало потерянной во мраке души. — Сначала — Джефф, потом — Тоби, а дальше — мы, — шепчет Джейн под нос, отмахиваясь от противно лезущих в лицо волос. — Мы будем следующие. Мы будем следующие. Мы умрём, нас заберут обратно. Меня заберут обратно, меня- Джек дёргается, когда Джейн неожиданно вскакивает, задрав голову и глядя в дверной проём. Джек не знает, почему Джейн покорно молчит. Джейн не знает, почему Джефф снова появляется, лязгнув замками, подходит, смотрит ей в глаза, кладёт руку на плечо, горько-больно сжимает и говорит грубым низким не терпящим отлагательств голосом: — Дыши, Джейн. — Я не знаю, как… Смерть витает в воздухе, кружится, оплетает их тела и благосклонно обнимает, принимает и нежно гладит по голове. Её прикосновения обманчиво легки и притягательны, глаза добры, а тело тепло и мягко. Так просто, отдайся, упади в течение кисельной красноватой воды, перестань бороться и отрекись от боли навсегда. Джейн почти готова согласиться и отдаться, но … Она умирала. Она знает, что такое смерть. Джек не успевает поспеть, как Джейн юркой синичкой снова выпархивает на улицу, падает побитыми коленями на землю, хватается измученными изрезанными пальцами за землю и сиплым щепетом кричит: — Мы не сможем ему противостоять, Джек! Он играется нами, а когда надоест — выбросит. Тоби был прав, он знает! Он знает, как нас сломать! Если бы мог, Джек бы зрителей ради драматично стал рассматривать ногти, игнорируя фанатичный лепет. Вместо этого, найдя в себе крошечные позывы на отзывчивость, Джек говорит: — Не еби себе этим мозги, подруга. Откуда внутри него живёт эта стоическая уверенность и покой, Джек не знает. Пугает ли его это? Отчасти. Карты на стол, Джек готов признаться сам себе, что во всём происходящем видит игру — замысловатую и хитрую. Мастер игры почему-то решил, что расколоть его орешек им окажется не по зубам, и Джек готов самозабвенно доказывать обратное. Надо лишь обзавестись союзниками, чьими жизнями для прохождения уровней получится пожертвовать. Джек аккуратно подходит к Джейн со спины, поднимает её с коленей, отряхивает плечи и как куклу разворачивает к себе лицом. — Хочешь сказать, что за все месяцы жизни в этом доме хоть раз происходило что-то менее жуткое? — Он пытается поймать мечущийся взгляд Джейн. Для этого даже хватает её за подбородок, нависая сверху. — Думаешь, в прошлом году в семье умерло меньше человек? Нет, Джейн. Распущенность и вседозволенность его действий загорают внутри Джейн искры чистой хладной злости. Перед быком трясут красной тряпкой, а для Джейн достаточно несогласованных прикосновений. Словно включившись в мир, она вдруг отмирает, чувствует, как по капиллярам пальцев бежит, разгоняется кровь, и бьёт Джека в живот. — Не смей меня трогать! — Ты ебанутая дура! — Джек рефлекторно сжимается, хватаясь за ушибленные рёбра, а Джейн не отступает. Её колено тяжело прилетает в висок, и Джек, не успев заблокировать удар, падает на землю. Джейн в разъяренном состоянии подобна дикой саблезубой кошке, готовой завалить и загрызть полутонного буйвола. — Не смей прикасаться ко мне! — Свирепо сквозь зубы плюёт она, замахивается для нового удара ножом, но что-то ледяное внезапно касается шеи, и Джейн замирает с занесённым сверкающим лезвием, безумно бегая по сторонам глазами. Проникающий едкий холод разносится от точки пульса по телу. — Чш-чш-чш, Джейн Аркесноу, тебе стоит быть благоразумнее с простым смертным, — сладкой малиной шепчет за спиной Джуди, так и не убрав с плеча Джейн сверкающего белого меча. Она давит, и по шее Джейн стекает одинокая кровавая струйка. Джейн не издает даже глухого писка, она опускает руку, понуро расслабляет плечи и делает три глубоких вздоха. — Джуди не хочет, чтобы Джейн Аркенсоу убивала Джексона Найраса такой простой невосторженной смертью. Прокашлявшись, Джек поднимается на ноги и обиженно кривит рот: — Я ей не по зубам. Просто фору дал. — Была бы моя воля, я бы всех вас убила. — Это вряд ли, Джейн Аркенсоу, — улыбка Джуди слышится в нотках её скачущего голоса, — Ты просто ненасытна перед охотой, нужно утолить твою жажду крови. Джейн неприятен до боли в перепонках звук её разговоров. Джуди — вывернутая наизнанку картинка праведной светской жизни, говорящая, как старый поломанный магнитофон. Её слова жгут израненную Адом, но и им же выкованную, кожу Джейн. Она не понимает, как могла не услышать приближения Джуди, как допустила её так близко, как позволила управлять собой — всё, что Джейн знает, это что рубиновая дымка щекотала каждый орган тела. Как они снова оказались на свежевскопанной могиле Тоби, Джейн не понимает. Она смотрит на чёрную ещё не высохшую землю, на прибитую дощечку с именем и глушит в себе всхлип. На поляне вдруг никого нет. Ни Джека, ни Джуди, ни одной неприкаянной случайной души, только Джейн и жалкое подобие надгробия. Джейн почти успевает развернуться и вернуться обратно в дом, как взгляд её цепляется за что неестественное и инородное. Это «что-то» сродни пятну крови на белом свадебном платье опечалившейся невесты — грязно портит всё. Джейн поворачивает на носках, её колени неестественно громко хрустят в ушах, будто принадлежат столетнему иссохшему телу. Страх охватывает тело не сразу, ужас не сдавливает горло до посинения с первой секунды, но Джейн требует три вздоха, чтобы поддаться. Две породнившиеся могилы, старые и припыленные, одиноко стоят поодаль остальных захоронений под высохшим древним дубом. Джейн моргает, её веки скрепят, стеклянные, будто в глаза насыпали песка. Могилы подписаны спекшейся кровью руками дрожжащего писаря: «Джейн Аркенсоу», «Джеффри Алан Вудс». Ни дат, ни предсмертных строчек, ни причин смерти.***
— Привет, Лью. — Здравствуй, Джейн, — Льюис милостив, он улыбается. Несмотря на тяжелую патоку боли, тремор от лоснящейся сходящей кусками кожи, Льюис всё же улыбается. — Будь осторожна, там овраг. Джейн оборачивается — за спиной зияет пропасть. Края её кровавые, бурые, а в самом низу — ноющая и скулящая червоточина. Джейн слышит крики и думает, что это её собственные. Она садится рядом с Лью, на мокрую, пропитанную гнилью землю. На предложенную сигарету теперь соглашается, аккуратно берёт, наклоняется к дрожащей руке, протягивающей зажжение спичку и вдыхает. — Встреча с тобой не к добру. — Ты очень избирательна в словах. Встреча со мной — это пиздец. Джейн разглядывает больные глаза с лопнувшими капиллярами без единой эмоции, а потом аккуратным лоснящимся шепотом говорит: — Но мы никому не скажем, да? Лью благосклонно кивает, как это делает взрослый родитель, принимая правила игры своего хрупкого заводного ребёнка. — Ты очень плохо выглядишь. Я бы даже сказал, хуёво. — Надо же, — Джейн жмёт плечами и затягивается, — Я последнюю неделю курю много, может, в этом дело? Усмешка Лью такая сверкающая и добрая, что Джейн сама поневоле расплывается в улыбке — шутить не в их ситуации, но, тем не менее, сидя на грязной болотной траве посреди кровавого красного смрада, в голове так пусто и легко. Джейн давно не дышала воздухом свободно, прямо как сейчас, поэтому и улыбается так фривольно, беззаботно. — Скорее всего. Не следишь за здоровьем. — За меня это делают другие: другие контролируют моё тело, ритм моего сердца, скорость сращения моих нервных окончаний и моих тканей кожи. Так что похуй, хоть где-то я могу распоряжаться своей жизнью? Лью грустно моргает. Из его глаз вот-вот польются то ли слёзы, то ли кровь. — Боюсь, что нет. Ничего не ответив, Джейн отворачивается. Лью легонько пихает её плечом: «прости». Джейн дружеской игривости ради делает обиженный вид. — Не глупи, Джейн Аркенсоу. Ты же думала, что я мёртв, какие уж теперь обиды? — Я всё ещё думаю, что ты мёртв. Более того, я думаю … Я уверена наверняка, что ты мёртв. — Да ну? — Лью это не задевает, хотя выглядит он пораженным болью прокажённым. Джейн его тревожный вид терзает, но она не знает, как сказать об этом, как выразить свои чувства, как сказать человеку, что он тебе дорог? — Мне грустно от этого, — нужные слова на язык не идут, но Джейн пытается изо всех сил, — От мысли, что ты мёртв. Льюис смотрит на неё так, будто поднимает. Будто читает между строк и правильно ловит лейтмотив. Джейн хочется верить, что от её слов ему станет чуточку не так болезненно больно и грузно, что он на секундочку увидит свет и почувствует поцелуй тепла в нос, где сейчас грубеет тяжелый шрам от ножа. — У меня дежавю. — Да? — Ага. Такое ощущение, что мы с тобой уже сидели вместе. Ты не помнишь? — Лью отрицательно машет головой, поджимает обветренные сухие губы и жмёт плечами, — Странно. Джейн вытягивает руку, опираясь локтем на колено — красный дым, играясь, окруживает её затёртые фиолетовые синяки на пальцах. От его давящей плотности вокруг на пару метров уже ничего не видно, и Джейн трёт глаза. — Лью, слушай, а ты … — Она начинает несмело, подбирая слова. — … Ты не видел Джеффа? — Однажды видел, жили вместе, — он усмехается, — Но я знаю, что это не то, что тебя интересует. Тебе нужен какой-то другой ответ, и я не уверен, что смогу его тебе дать. Ответы на некоторые вопросы, в целом, лежат на поверхности, и ты сама их знаешь, просто не хочешь признавать. Единственный ответ, который Джейн слышится из всех щелей, из красных языков этого тумана — это смерть. Но душа её, как бы трагично это не звучало, смиряться с идеей смерти Джеффа не готова. — Я думаю, что всё сложнее. — Нет, — Лью отмахивается и выкидывает окурок в пустоту. Пустота наступает, надвигается на них быстро и сокрушительно, но они продолжают сидеть и лениво наблюдать, держась сообща. — Меня, если честно, так всегда раздражала эта твоя назойливая привычка искать двойное дно. Я не знаю, как этот тупой придурок с тобой вообще дружил. — Джефф не был тупым. — Был. Может, перед тобой он и мог пытаться красоваться, но поверь мне, как старшему брату, — Джейн звучно смеётся, запрокинув голову. Ситуация смеха не предполагает, но то, как легко и по-доброму говорят израненные исполосованные лезвиями губы Лью, её распыляет. — Какой же он был дурак в детстве … — Ты скучаешь? — Джейн кусает губы и терпеливо ждёт. Вопрос Лью дезориентирует, он словно со стороны смотрит на самого себя, на свое в лоскутах кожи тело, на торчащие кости и кривые неумелые резаные раны и думает, может ли скучать по причине всего этого? — Да. Но, Джейн … будь осторожнее. — Что ты имеешь ввиду? — Если я и мог видеть Джеффа, то не уверен, что это теперь тот Джефф, которого мы оба когда-то знали, — Лью понуро моргает, кусая губы. Джейн делает глубокий вдох грудью и закрывает глаза, красный туман жжётся. Если о мёртвых говорят только хорошее, может ли это означать, что Джеффа и правда больше нет?