***
За дверью опять раздаются слушки. Джейн стонет, скидывает с себя одеяло и плед и садится, метает молниями. Не спит. И не спала. Но наслаждаться бессонницей приято в тишине, а не когда за стеной две тени скребутся, как крысы под крышей. Если это Джек и Джилл, то Боже упаси их души снова влезть в это говно. Вместо двух клоунских голосов раздаётся кашель Натали и быстрый размеренный стук. Джейн закатывает глаза, ничего не отвечает, а пришедшим и не надо ответа — они открывают дверь сами. Может, понадеявшись задушить спящую. Джейн до судорог в икрах злостно смотреть на этот скрытый замок. — Не спишь? — Натали опирается на правый косяк, собрав руки на груди. С левой стороны, гордо вскинув подбородок, коридор озаряет светом Джуди. Джейн смотрит на них, как на цирковых фриков — так неестественно видеть два этих лица посреди ночи, в компании друг друга. Явившихся, как демон и ангел на смертном одре. — Джуди и челядь пришли поговорить с тобой, Джейн Аркенсоу. Натали скукоживается вся. — А почему она «Джейн Аркенсоу», а я «челядь»? — Потому что она помечена Божьим светом, Джуди такое чувствует и видит. А тебе Джуди предрекает грязную безызвестную смерть, челядь. Натали красноречиво переглядывается с Джейн. Та вздыхает, прячет лицо в основании ладоней, пальцами расчесывая спутанные волосы. — Что вам надо? Натали и Джуди расценивают это, как разрешение войти. Если кто-то из них и замечает выломанный замок, то молчит, они лишь — счастье-то какое, — громко хлопают дверью, чтобы та плотнее закрылась. Джейн не двигается, молча наблюдает, как Натали привычно садится на пол, опираясь на ножку стола, а Джуди, не рискуя касаться поверхностей, стоит на месте. Никто не говорит. — Ну? — Натали смотрит на Джуди с возмущением. — Че ты молчишь? Столько мне пиздела час назад. — Не смей указывать Джуди, что делать, — из-за спины, как по щелчку, Джуди с металлическим скрежетом достаёт меч. Джейн продолжает устало смотреть. Натали прыскает, закатив глаза, снова встречаясь с ней взглядом. На шее красно-синий отпечаток — зияет даже в черноте сумерек, — и только Джейн его замечает, как Натали одёргивает воротник кофты, а Джуди, наконец, открывает свой святой рот: — Джуди знает правду. Джейн молчит. Та же волынка. Ей очень хочется, чтобы обе они были лишь её странным несмешным видением. И даже в такой ситуации Джейн не знает, что хуже: если бы Натали и Джуди пришли к ней в реальном мире или во сне. Если начнётся драка, Джейн в выигрышном положении — она знает, где спрятаны пистолет и патроны. — Джуди знает правду, которую хочет знать Джейн. Вместо ответа — всё то же категоричное молчание. Джейн — выжатый до сухости лимон, провернутый сквозь мясорубку кусок тухлого мяса, ей некогда играть в игры Джуди и поддаваться ебанутым правилам, прогибаясь, только бы не разозлить. — Разве вы обе не должны, блять, спать? — Джейн, закрой рот. Дай она скажет, — Кашляя, сипит Натали. Джейн еще с ней поговорит. Если запал останется, снова за спиной у Тоби зашепчет Натали на ухо, какой он еблан. — Сука, Джуди, говори уже. Джуди ерничает, вся переваливается с ноги на ногу, будто их низкие разговоры оказывают на неё прямое физическое воздействие — удушают своей вонью. Наконец, говорит: — Джуди знает, как убить его и вырваться из-под плена. Выражение лица Джейн меняется за секунду. Флёр усталости спадает — она так высоко вздёргивает брови, что мышцы лица больно тянет. Что за хуйня щас прозвучала? Может, ей послышалось? Но даже в ночных чёрных сумерках Джейн в силах разглядеть задумчивое и серьёзное — пиздец серьезное, — лицо Натали. Она в личном персональном списке адекватных здравомыслящих персон Джейн входит где-то в тройку, и поэтому видеть её такой … Кажется разочарованием в самой себе. — Ты бредишь. — Ох, ты совсем как каннибал говоришь. Он выгнал Джуди, когда она решила, что он достоен быть приведенным на свет, однако сказал, что поможет. Джуди не привыкла доверять мужчинам — и ему не доверяет до конца. Мужчины слабы и ничтожны. В неизвестный момент речи Джуди больше не смотрит на Джейн, поднимая куда-то в левый бог взгляд, и как только контакт теряется, она начинает говорить сама с собой. Джейн, зачесывая немытые волосы холодными ладонями, глухо стонет. Тоби дома. Тоби свирепо рыщет прытко дышащим носом. Тоби следит, чтобы в ночи среди стен не раздавались писклявые девичьи голоса, замышляющие сломать власть, вырваться из-под гнёта и певчими чайками взлететь. Куда? Зачем? Куда денется Джейн, если не останется в семье, если сбежит, если будет снова существовать серой тенью в мире, в котором места ей больше нет, — в мире людей? Она не знает, но даже мысли о подобном сладко стекают по нёбу, греют желудок. — Джуди — не просто явившийся во плоти дух, Джуди есть сила Божья, напитанная смыслом создателя. Джуди попала в семью, чтобы избавить мир от страха, от зла. — Боже, как же ты гладко стелешь, — Натали устало запрокидывает голову, бьётся макушкой о ножку кровати. Джейн, прищурившись, снова разглядывает едкий кроваво-красный укус на её шее — заживёт к утру, но сейчас выглядит болезненно и тяжело. Во взгляде Джейн немое «Почему ты веришь ей? Зачем ты привела её в наш узкий круг?». Натали пожимает плечами, говорит глазами: дождись. — Джуди подобралась ко злу так близко, что в решающий момент она сможет при помощи Покровителя, своего Бога, нанести удар. Джуди лишь нужно, чтобы верные подданые защищали её тыл. — Что? Типа предлагаешь нам собой пожертвовать ради твоей «высшей цели»? — Плебейка, — Зазорно выплёвывает Джуди, глядя на Джейн, как на прилипший к туфле мусор, — Умереть ради «высшей цели» — самая большая награда, которую ты сможешь получить за эту несчастную жизнь, Джейн Аркенсоу. Джейн вспыхивает моментально, подскакивает с кровати, роняя толстое одеяло на пол. Она так быстро подскакивает к Джуди, что та вскрикивает, как пойманная синица. Острые ногти до красноты сжимают горло, большой палец впивается в челюсть, Джейн нависает сверху, пока Джуди еще не успевает понять, что произошло. — Не смей разговаривать со мной в таком тоне. Джуди сипло глотает ртом воздух, когда, быстро прейдя в себя, Джейн отпускает её, встряхивая напряженную руку. Ей мерзко от самой себя — касаться тела Джуди всё равно, что трогать раскалённый на солнце сухой песок. Джейн не верит во всю ту Божественную хуйню, что Джуди говорит, но … Глубоко-глубоко внутри живёт оседлый добрый маленький призрак четырнадцатилетней Джейн Аркенсоу, молящейся Богу, чтобы Джеффри Алан Вудс не погиб в реанимации после драки с Эдвардом из параллели. Угроза, однако, срабатывает, Джуди заметно холодеет, отходит назад, держась за горло, но смотрит теперь с большей серьезностью: — Повелитель сказал Джуди, что он в мире людей слаб, если не подпитывается властью. Отлично. Они вломились в её комнату, чтобы сказать, что он — властолюбивое существо с замашками тирана. — Типа жертвы. Охота, — Вмешивается Натали, всё также безучастно разглядывая потолок. Вздрогнув от неожиданности, Джейн оборачивается. — Ему нужна семья, то есть мы, чтобы убивать людей, чтобы эти самые люди боялись, а за счет их смертей — я не знаю, душ там или еще из-за какой-то хуйни, — он держит в руках свою силу. Бред. Джейн не верит, даже несмотря на то, как серьезно и мертвенно спокойно говорит Натали. Ночь сглаживает шероховатости их слов, и звуки кажутся такими ровными и гладкими, но Джейн знает, что это бред. Бред. — И что? Вы предлагаете семье массово самоубиться? — Самоубиться? — Натали иронично посмеивается над ней, но взгляд такой темный и глубокий, что понятно становится — задумалась всерьёз. Джейн корчится, махая головой: не неси чуши. Какое самоубийство в их положении? Смерть давно перестала быть ночным кошмаром, смерть — не конец пути, они-то наверняка знают, что после будет … Нечто хуже жизни. Джейн судорожно и порывисто вдыхает воздух. В комнате внезапно становится так тесно, холодно, тяжело. — Я поверю, если ты скажешь мне, где Джефф, Джуди? — Её обливает, словно из ведра, мысль о том, что Джуди может знать больше, чем все они, если та и правда говорит с … Кем бы она там не говорила. — Ты ведь знаешь что-то, да? Это твой повелитель его забрал? — Джуди … Джуди не знает наверняка, Джейн Аркенсоу … — Руки Джейн покорно опускаются, она снова понурно смотрит в пол. — Но! Джуди думает, что так оно и есть — Повелитель мог забрать Джеффри Вудса, чтобы ослабить силу Человека. — Почему именно Джефф? — Потому что Повелитель знает всё, о чём молчат стены, о чём не знает никто из нас. Повелитель знает, как заставить его страдать, как лишить его опоры. Принявшись, метаясь, скрипя ледяными половицами, бродить из стороны в сторону по тесной комнатке, Джейн громко думает, снова дергая себя за волосы. Что-то не складывается. Что-то не сплетается. Джефф — не его самая важная фигура. Джефф — человек с маленькой буквы, обыкновенный и слабый, неживучий сукин сын, избавление от которого не принесёт ему никаких заметных потерь. — И как … Как нам узнать наверняка? — Джейн глядит на Джуди, молчаливо и трепещуще рыская за ответом. Чёрные белки глаз Джуди мечутся из стороны в сторону, она тоже пытается сопоставить, собрать пазл воедино, найти недостающий элемент, схватиться за истину. Вспышка понимая озаряет комнату. Джейн так резко раскрывает глаза, глядя в точно такие же огромные глаза Джуди, и обе они медленно поворачивают голову на Натали. — Что? — Натали не понимает ничего, и пристальное внимание ей не льстит. — Почему вы так на меня смотрите? Джейн — хуевая подруга.***
Тоби просыпается резко. Чует запах алкоголя за версту. Натали. Снова. Пьяные приглушенные смешки со второго этажа скребут в висках, он вскакивает с дивана, озлобленный и молчаливый — совсем как Тим в моменты помутнения, — он тяжелыми громкими шагами поднимается по скрипучей лестнице. У них есть несколько секунд, чтобы притвориться мёртвыми, иначе притворяться больше не получится никогда. Сон стал таким редким, таким неспокойным, таким прерывистым и взбалмошным, что жертвовать каждой минут равнозначно вырывать самому себе без анестезии. А когда Тоби удается отключиться, во сне он слышит и видит его — без четких картинок, только сгущающаяся плотная тьма, нарочито заботливо обнимающая за дрожащие плечи, но на деле — сжимающая до посинения кожи. Тоби без прелюдий распахивает дверь комнаты Аркенсоу. Когда только понял, откуда доносится шум, сплюнул и уже хотел, развернувшись, уйти. Но случится может что похуже, если смолчать. Тишина оглушительна и нервозна. Джейн и Натали, сидящие на полу, замирают, пьяные улыбки стекают с их лиц, когда они, зажимая в руках одну бутылку водки на двоих, медленно поворачивают голову в сторону нарушителя их сладкого покоя. Тоби от резкого запаха спирта всего изворачивает, но он только, засучив рукава, успевает сделать шаг в их сторону. — Что вы, блять, устроил- Договорить не успевает. Боль оглушительна громкая. Боль такая непомерно сильная. Боль за долю секунды опоясывает тело, огибает каждый сантиметр кожи, но эпицентр — хрустящий под напором тяжелого удара затылок, просто немеет. Тоби падает грузом, едва дышащим, теряющим сознание моментально, и кровь растекается под ним вязкой тёмной лужицей. Дом впитает, не оставив следов. Когда в следующий раз Тоби распахивает глаза, ему кажется, что комната Джейн была сном. Он пытается отдышаться, приходя в себя, но не может проморгаться — что-то мешает, темнота вокруг стелется нереалистично живая. Тоби тянется рукой стянуть с лица пыльный старый мешок, но рука не двигается. Ни одна. Запястья до огненных следов жжет, они цепко привязаны к металлическим подлокотникам, как бы сильно он не дернулся — рваться будет только кожа. Раненый затылок бьётся о железный каркас. — Эй! Блять, вы ебанутые твари, что за хуйня! — Рот его, при этом, не связан, и Тоби кричит. Словно ледяной водой омывает от мыслей, преследующих Тоби всё последние дни. Вокруг происходят какие-то мельтешения, и Тоби пытается понять — что происходит. Он слышит шаги, перешептывания, скрипы, смешки. Он чувствует запах. Запах дерьма, стойкий запах стоялой воды и гнили. Он чувствует запах разложившихся человеческих останков. Запах старой кожи. Запах спекшейся крови. Запах смерти. Запах подвала, в котором, подобно хищной рептилии, обитает Джек. Внезапная вспышка света — всего лишь мерцающая маленькая лампочка, но даже её хватает, чтобы, когда мешок оказывается резко снят, Тоби весь скукожился, защурился. Прокси тяжело переносят резкие смены светового фона. Когда в глазах проясняется, Тоби готов взвыть. Он связан тяжелыми скалолазными — откуда, нахуй, только взяли, — тросами. Руки стянуты до посиневних пальцев, ног ниже колен он уже не чувствует, крепкие узлы проходятся прямо под болезненно вздымающимися лёгкими. Ему тяжело дышать. Тоби зол, как не в себя. — Ха! — Прямо перед глазами, привыкнувшими к сумеречному свету, вдруг обнаруживается улыбающееся мерзкое лицо Джека. — А ты за своего суженного переживала, Нат. Пока живой. — Вы че … Вы, блять, с ума сошли? Я вас нах- — Тоби пытается закричать, но Джек резко затыкает ладонью рот, с нечеловеческой силой стискивая за челюсть, зубы скрипят, и Тоби глухо вопит, впиваясь в Джека красными вспухшими глазами. — Ц-ц-ц, дружок, ты что? Время позднее, а мы ведь не хотим, чтобы папочка узнал, что его детишки не спят, верно? — Когда ты сказал, что поможешь, я думала мы ограничимся подвалом, — из темноты угла выныривает серая фигура Джейн. От неё всё еще пахнет спиртом, но трезва, как стёклышко, стерва ебаная. — Но твои хуевые каламбуры, видимо, в комплекте идут. Джек, пихнув голову Тоби, как болванку, отмахивается, схватившись за сердце, и поворачивается к ней всем корпусом, смотрит сверху вниз, кланясь ближе. — Сестра, что за зверский тон? Ты не можешь говорить такие вещи про меня в присутствии Тоби, мы же на одной стороне. — Найрас … — Джейн рычит, — Просто заткнись. Тоби тяжело дышит и ждёт ответов. Сколько им жить осталось, он не знает. В тёмном, заваленном старыми теллажами, банками, мусоров и оторванными конечностями подвале, при этом, есть кто-то еще. Тоби чует дух безошибочно, и злится сильнее. — Нат, развяжи меня! — Рявкает он, резко обернувшись к стоящей поодаль Натали. Та безучастно подпирает плечом стенку, собрав руки на груди, будто и не имеет никакого отношения к происходящему. Молчит. Молчит понуро, обиженно, слёзно — хочет что-то сделать, хочет вырваться и помочь, но держится уверенно. Тоби знает, чья это вина. — Не после того, что ты сделал, урод, — сипит Джейн, возвращая внимание к себе. За спиной Тоби, вне поля его зрения, раздается звонкий металлический скрежет, и несколько подкрученных сверкающих искр мерцают в воздухе. Полоумная тоже здесь. Дело дрянь. Тоби сплевывает через плечо вязкую, перемешенную слюну, мысленно подсчитывая, сколько крови он потеряет за вечер прежде, чем он поможет. — Что вам надо? — О, дружок, мы хотим только поговорить, — Джек дружелюбно скалится. Среди ловких длинных пальцев крутит скальпель. — Мирно решить одну проблемку. Как и полагается здоровой любящей семье. Джейн вот-вот стошнит от его аллюзий, она закатывает глаза и стягивает волосы в хвост. — Кто. Он. Такой? — Раздается голос из-за спины, такой громкий и разящий, что Тоби вздрагивает, снова безуспешно пытаясь вырваться. Джуди выходит на свет, меч в её руках светится золотом. — Джуди нужно, чтобы Тобиас Эрин Роджерс заговорил, иначе она отрубит его голову. — Видишь, друг, кто-то, как я, размениваться на прелюдии не станет, — Джек тупо ржёт, за что Тоби смеряет его таким тяжелым взглядом, что воздух вокруг трещит. — Но в твоём же положении лучше, конечно, ответить. — Тим и Брайан убьют вас на месте, когда вернутся. — Тим и Брайан далеко отсюда. Иначе ваша прокси-связь бы сработала, — подает голос Натали, подходя ближе, и от её неспокойного скачущего тона у Тоби горит сердце — надеется на помощь, — Скажи всё, что ты знаешь о нём, и мы отпустим тебя. Тоби сжимает зубы до скрипа в ушах — прожигает Натали таких хлестким жестким взглядом, что впору было бы утопиться. Но Натали не реагирует. Вернее, пытается не реагировать. Её пальцы чуть заметно подрагивают, а единственный целый глаз тикает. Натали напряженно расслаблена, что бы это не значило, и Джейн, чуя накал страстей, встает между ней и Тоби угрюмой бетонной стеной, врастая ногами в пол. — Она права, Тоби, — шаги Джейн легки и свободны, когда она подходит совсем близко, так, что Тоби приходится задирать голову. Он навскидку снова резко дёргает руками и сцепляет как собака зубы. Усмирения ради активизируется Джуди — тяжелое холодное стальное лезвие плавным выверенным махом ложится на его плечо. Тоби дёргается, пытаясь сбросить, чувствуя себя зажатым в угол зверем, которым он и является, судя по быстрому взгляду на собравшихся вокруг хищников. — Я не стану ничего вам говорить, уроды. — Станешь, — Джек привычно улыбчив, начищенный скальпель блестит, — Конечно станешь, мой дорогой. Единственный из прокси, не связанный с ним кровными семейными узами, способный здраво — хотя и тупо — мыслить, как мы могли пройти мимо? Ни один из твоих дружков физически бы не смог заговорить, но ты… Неограненный бриллиант. Тоби выжидающе смотрит несколько долгих секунд. Хуйня. Полная безотворотная хуйня. Когда этот клоун начинает болтать, когда включает свою ебаную актерскую манеру расставлять ударения — жди беды. Он испытывает Тоби? Он хочет узнать, как глубоко в сердце живет его верность, его преданность? Он проверяет, как силён его дух? Тоби не знает наверняка. Но боится. Боится до судорог в напряженных лодыжках, потому что все мысли его путаются, дёргаются, мечутся. Его голову в чан с кипятком опускают — так горько чувствуется раскаленный подвальный воздух. Это его уловки? Это уродцы решили выпустить на нём пар перед охотой? Это чей-то злобный большой план приходит в действие, и Тоби, как сильно того боялся, оказывается лишь треснутой шестеренкой? Мысли такой плотной мутной паутиной переплетаются между собой, что Тоби испытывает только жаркий липкий гнев и тянущий в животе страх. — Знаешь, че, Найрас? Пошел ты нахуй. И все вы: пошли нахуй! Не знаю, по чьей наводке вы вдруг решили, что я перед вами буду распинаться, привязанный к ебаному стулу, но пошли нахуй со своим дебильным планом! Джейн, неудивленная, со вселенской тоской в пустом взгляде, несколько раз, невидяще, кивает. Они с Джеком красноречиво переглядываются. Белое призрачное лицо остаётся безэмоциональным, а губы каннибала искажает добрая улыбка. — Не буду врать, в какой-то мере я надеялся, что ты будешь сопротивляться. Грядет буря. Стрелка часов в глазу Натали коварно близится к двенадцати. Тоби сглатывает и готовится, вцепившись зубами в губу, к …***
Джейн молчалива и отстранена. Джек пытается не ловиться, обманувшись, на её праведное поведение, потому что знает — в любой момент крыса может заразить всех вокруг бешенством. Её лицо, руки, шея — всё в крови, в темных брызгах, отмыть которые получится далеко не с первого раза. Одежда старая, мокрая от пота и дождя, воняет тухлой заношенной тканью. Он всё знал заранее. Знал до того, как Джейн, пробравшись юркой кошкой, распахнула дверь его комнаты со словами «Тоби будет без сознания ещё десять минут. Нам нужны твои веревки и подвал». Поэтому не спал. Джек находит забавным тёмную иронию — как бы сильно они ненавидили саму суть семьи, каждый из членов жил, повинуясь витающим в воздухе настроениям. И что Тоби станет первым, до кого доберутся, было не понятно только дурному. Джейн тушит сигарету и поворачивает голову, хрустя позвонками. Оставленный Тоби след зубов — когда тот попытался вырваться, еще не оставив надежду, вцепившись в её кожу под челюстью, — почти целиком зажил, и Джек, завидуя, присвистывает. — Ты ведь не веришь ей, да? — Религиозной фанатичке? — Да. Вместо ответа — блёклая усмешка. Джейн вытягивает руки, и дождевая вода смывает струйки ссохшейся крови. Джек не разочарован в Джейн. — Кем бы ни был её Покровитель, он не тот, за кого себя выдает, — Джейн молчаливо кивает, выражения лица её не искажается эмоциями ни на мгновение, — Но … Знаешь … Я вижу в этом шанс. — Шанс выбраться из семьи? Меня пугает мысль вернуться в мир людей со всем своим … — Джейн неоднозначно вертит рукой, — … Багажом? — Какая разница? Да даже если сдохнешь от голода в городской подворотне, это ли не счастье? Распоряжаться собственной жизнью? Джейн мотает головой. Мокрые волосы липнут к лицу, и она раздраженно их смахивает. Под веками является Джефф — он молит её оставаться сильной и внимательной, а еще просит держаться Джека, потому что никому больше доверять в доме нельзя. Джефф — причина, по которой Джейн не в состоянии распоряжаться собственной жизнью, поэтому туманные театральные речи на неё не действуют. — Поэтому нам нужно продолжать подыгрывать Джуди. Это приведёт к чему-то интересному, — он, как довольный кот, потягивается. Брызнувшая на язык кровь подарила больше сил, чем должна была. Джек — изголодавшийся по чужим мукам бедняк, ему простительны маленькие радости жизни. — Джек, — Джейн раздраженно выдыхает, — Даже если её Богу нужен только он, я не думаю, что до нас хоть кому-то есть дело. Даже если это существо хочет убить Человека, мы будем просто болтаться под ногами. Это при условии, что нас не раздавят при первой же возможности. — Или … — Джек разводит руки, ненавидя, что такие прописные истины нужно объяснять, — … Мы можем ускользнуть, подловив момент? Как ты и сказала, покровителю — как же я, блять, ненавижу это тупое слово, — нужен он. Ему будет нужно себя защитить. На нас всем похуй. Перед глазами пылает образ Тоби. Его прокси — отличный от человеческого вид существ. Сильные, крепкие, безчувственные и абсолютно головой потерянные. Устраивать допрос Тима или Брайна бы не получилось — их головы давно отключены, а ясный ум призраком витает среди мрачных сучьев Шервуда. Тим бы не сказал и слова, Тим бы даже не закричал, но Тоби … Чтобы его щит тронула первая трещина, было достаточно одной пробитой скальпелем коленки. Хруст коленной чашечки пробудил в Джеке аппетит, хотя он и убежден, что съесть кого-то из семьи — высокопарный акт инцеста. Джейн была избирательнее в пытках, в своей непомерной жажде узнать правду, но сохранить статное лицо. И хотя глаза выкалывать ей запретили сразу, то, как малодушно и выверенно она живьем снимала со спины Тоби кожу, завораживало. Джек бы мог влюбиться в её нарочитое истеричное спокойствие, но Джефф подсуетился первый. И всё-таки ... Могли ли они себе представить, что он — это демон? Приближенный к демонам власти, нашедший своё пристанище в мире людей, собравший всё зло мира в одну незаметную на карте точку — двоиственное измерение в центре Шервуда. — Как будто на поверхности лежало, да? Я знала, что он из Ада, что он стоит высоко в иерархии и обладает властью, о которой люди даже задуматься бы не могли, но думать об этом осознанно … Странно. — Тоби мог соврать. — Не мог, — улыбка трогает правый уголок её губ, — Тоби мог не знать правды. Он мог внушить Тоби всё, что угодно, и, что бы Тоби не знал, он всё равно сказал это. Он прокричал, сгорая в агонии, когда Натали, дорвавшись до сладкой мести, вогнала в его ухо первый ржавый гвоздь. На головы их обрушивается одинаковые мысли, Джек понимает это, когда они одновременно, нервно посмеиваясь, поворачивают головы и смотрят друг на друга пронзительно. — Мы искалечили его прокси, Джек. Внутри Джейн грохочет задушенная истерика. Её голос скачет то вверх, то вниз. Но трепетные нотки радости Джек улавливает — сколько угодно времени назад они бы не посмели даже подумать о таком, но сейчас. Что-то незримое двигает их барьеры, расширяет границы допустимого, избавляет от рационального страха за свою судьбу. — Это бы того стоило, даже если бы он молчал, — Джейн, согласная, кивает. Привязанный, недвижимый, дрожащий, пахнущий мертвечиной, Тоби сидит, опустив голову, словно тянется лбом к коленям. Слипшиеся от пота и крови волосы прячут его обезумевший от боли взгляд существа, потерявшего всякую надежду. Несмотря на ангельский вид, в стремлении достигнуть цели Джуди опасна и решительна. Она хватает, наматывая на жесткий кулак волосы, и резко тянет вверх. Вспухшее от ударов и гематом лицо мигает одним еще не закрывшимся налитым глазом от света. — Объясни Джуди, Тобиас Эрин Роджерс, что это значит? Человек не ищет новых членов семьи? Тоби кашляет, струйка крови стекает по горлу. Если бы не сложившаяся ситуация, Джуди бы с отвращением отмахнулась, но сейчас её интересует только его ответ, и она как незапустившуюся игрушку встряхивает голову Тоби. — Говори! — О-н … Он избирателен. И он з-знает … Как вас … вас слом-мать.