Тихая гавань

Когда я вышел из палаты Дениса, то тут же осознал, что совершил глупость: оставил Леру одну вместе с Лобовыми. Мне нельзя было этого делать. Они наверняка уже начали этот тяжелый разговор, который должен был состояться, но никто из нас не знал, когда и как он будет происходить. Выведав у Тертель, что они направились в кабинет к Лобову, я устремился туда. Проскочив мимо Зои, которая понимающе махнула рукой, я открыл дверь и, на удивление, увидел, как они втроем мирно пьют чай и даже улыбаются. Олег Викторович пригласил меня к столу и быстро распорядился, чтобы мне тоже налили чаю, а я присел рядом с Лерой и осторожно покосился на нее, переведя взгляд на Глеба. Они натянуто улыбались, стараясь выглядеть непринужденно. Все со светлой радостью обсуждали возвращение Дениса в сознание. Я понял, что Лобов-старший по-прежнему ничего не знает про то, что авария его жены и ранение Емельянова — это не случайные совпадения. — Олег Викторович, — сообщила по громкой связи Зоя, — там вас в нейрохирургию просят подойти, оборудование привезли, нужно принять. Лобов приободрился: — Это, между прочим, и по вашу душу, доктор Гордеев, — указал он на меня, вставая с кресла и надевая пиджак, — ты еще не надумал? Я, честно говоря, за всеми событиями совсем забыл об этом нашем разговоре. — Олег Викторович, мы же договорились, после выздоровления Дениса, — напомнил я ему. — Да ну тебя, — отмахнулся он как-то по-отечески, — табличку на твою дверь я уже заказал, имей в виду. Ладно, чаёвничайте, я скоро вернусь. Лобов вышел из кабинета, а мы с Лерой и Глебом остались втроем. — Он ничего не знает? — задал я резонный вопрос. — Нет, — отозвалась Лера, уткнувшись в свою кружку, — я не знаю, как ему сообщить об этом. — Давай, для начала, ты все расскажешь мне? — вступил Глеб. Его голос чуть дрогнул, он приготовился услышать самое страшное. — Ты же знал, что у твоей матери были проблемы из-за меня. — Догадывался, — опустил он голову. — Ты уверен, что хочешь знать правду, Глеб? — Рассказывай, — уставился он нетерпеливо. Лера рассказала обо всем, что ей удалось узнать за все это ужасное время. Рассказ вышел сумбурным, нервным и витиеватым, но у меня в голове на место встали такие люди как Анкушев — тот самый незнакомец, и Шерстюков, который и вовсе оказался не при делах, Емельянов, Гентофлоксацин, и, наконец, Алла, которая сама призналась Лере в своем поступке семилетней давности, и все это время запутывала следы, подбрасывала фотографии с места аварии, устроила ограбление квартиры… — Это все… моя мама? — Глеб нервно забегал глазами и не мог поверить в это до конца. Лера промолчала и вытирала слезы. — Как мне помочь тебе? — потерянно спросил Лобов. Лера не отвечала и уткнулась лицом в ладони. Я обнял ее и притянул к себе. — Ты ни в чем не виноват и тебе не нужно оправдаться за свою мать, — вступил я. — Ты поможешь Лере, если не будешь сейчас ворошить эту тему. Остальное, уж извини, на моих плечах. Лера кивнула, соглашаясь с моими словами. — Не говори папе, пожалуйста, — попросила Лера, всхлипывая. — Он не выдержит такого удара. Если она решится, то расскажет ему сама. — Если вообще сможет что-то сказать, — добавил я и поймал на себе встревоженный взгляд Глеба. Наверное, мне сейчас не стоило ему этого говорить, но я так устал за эти сутки, что уже потерял способность быть хоть сколько-то тактичным, даже в рамках медицинской этики. — А что будет, когда начнется следствие? Отец начнет догадываться, что здесь что-то нечисто… — рассуждал Глеб. Мы не успели договориться, Лобов-старший вернулся в кабинет с кучей бумаг и разложил их на столе. Мы притихли. — Саш, глянь, — подозвал он меня, — по-моему неплохо! Я взглянул на перечень поступившего оборудования и одобрительно закивал головой. Из этого действительно выйдет отлично оснащенное нейрохирургическое отделение. — Ты готов приступить? — снова настаивал он. — Олег Викторович, ну я же сказал… — Даже слышать ничего не хочу, — хлопнул он по столу и заговорил командным тоном, — через месяц мы открываем отделение, так что, будь добр, готовься его возглавить. Я усмехнулся и, смирившись, кивнул головой. Ему, видимо, так легче сейчас. Строить рабочие планы, раздавать команды, не терять свой повседневный ритм. Иначе накроет. Алла все еще была без сознания. Емельянов тоже. Мы с Лерой вышли от Лобова и снова проскочили в гинекологию. Юля провела осмотр и сообщила, что нас можно отпускать. Немного передохнув и приняв в палате душ, мы вернулись в хирургию, снова зашли к Денису, а потом я настоял на Лерином разговоре с Филюриным. Она не сильно сопротивлялась, и я понял, что она сама была готова к этой встрече. Особенно в свете последних событий. Пусть мы и договорились на словах, что делаем вид, будто ничего не произошло, но на самом деле мы только делаем вид. И если сейчас это закопать, то неясно во что это выльется дальше для Леры. Она вышла из кабинета Ефима Андреевича, заметно воспряв духом, и я с радостью отметил это. — Что он сказал? — полюбопытствовал я. — Много чего, мы долго говорили. Мне стало легче. Намного легче, правда. Выписал успокоительное. А еще сказал, что мне нужно развеяться… — Это я сам тебе хотел предложить! Ты же помнишь, что у нас свадьба через неделю? — Как? — Лера растерянно проверила дату на своем телефоне. — И правда… Но у нас же ничего не готово! — А поехали тебе за платьем? — Гордеев, куда поехали? У меня сейчас первое занятие в гастроэнтерологии. И вообще-то жениху нельзя видеть платье невесты до свадьбы, — ответила она, деловито скрестив руки на груди. — Вот как? — я деланно обиделся. — Нам бы для начала с местом проведения определиться… — О, это я беру на себя, — заверил я ее. — Только не говори, что это будет дача Куратова. — Это будет дача Куратова, — расхохотался я. — Он нас убьет! — Пусть только попробует! Мы пили чай в ординаторской, и к нам, постучавшись, вошла Тертель. — Александр Николаевич, вас там студенты требуют! — Какие? — не понял я, вспомнив, что вчера отпустил их на вольные хлеба. А точнее — к Куратову. — Ну так ваши же! Мы вышли из кабинета вместе с Лерой, и наткнулись на шестую группу. — Вы чего это тут, заблудились? — задал я вопрос. — У вас же сегодня в гастроэнтерологии первый день. Ответ взяла Шостко. — Александр Николаевич, а вы нам зачет не проставили в зачетки! — отрапортовала она и протянула мне стопку синих книжиц. Я закатил глаза и пригласил всех в учебку. Отделаюсь я от них когда-нибудь или нет? Сейчас Куратова очередь страдать, а не моя. Пока я расписывался в зачетках, ребята окружили Леру и Глеба, стараясь их как-то поддержать, но они вели себя отстраненно и не стали рассказывать подробностей случившегося. Когда я закончил, то выдал зачетки старосте и отпустил всех, кроме доктора Олькович. Ее я попросил задержаться, пока Лера этого не видела. — Доктор Олькович, — начал я, наткнувшись на ее растерянный взгляд. — У меня к вам просьба. — Какая? — Вы не могли бы с Лерой сегодня пройтись по магазинам? Дело в том, что у нас свадьба через неделю, а у нее нет платья, и вообще у нас ничего не готово, — виновато почесал я голову. — Ну и Лере с вами будет повеселее, ну…вы понимаете… — Конечно, без проблем, — глаза Виктории загорелись в предвкушении, — вот только… — Что? — У нас же занятие сейчас у Куратова… Я усмехнулся. — Я отмажу. Не волнуйтесь. — Хорошо. Все будет окей, — обрадовалась она и убежала вслед за одногруппниками. Я набрал Куратова: — Гордеев, привет, дружище. Сам хотел тебе набрать, — отозвался он в трубку. — Что у вас там происходит? Я тяжело вздохнул. — Много чего, потом расскажу. У меня к тебе просьба. — Какая? — Отпустишь Чехову с Олькович с занятия? — Здрасьте-приехали, — возмутился он. — Что за барские вольности? Это теперь мои крепостные! — Не бушуй. К свадьбе надо подготовиться, платье купить и все такое… — Понял. Ну что ж, причина уважительная. Ну, а ты чего? — А чего я? — К женитьбе готов? — А мне-то чего готовиться? — Как это «чего»? Ты в чем под венец собираешься? В белом халате? Я задумался и понял, что мой скудный гардероб действительно не предполагает никаких торжеств. — Ты до скольки сегодня? — спросил мой друг. — Вообще моя смена еще с утра закончилась, — взглянул я на часы. — Отлично. Я сейчас этих бедолаг отмучаю, и мы тебе за сюртуком отправимся. Заодно расскажешь что там у вас приключилось. — Заметано, — обрадовался я, осознав, что вырисовывается удобный момент, чтобы выпросить его дачу для нашего торжества. В ординаторскую прибежала Лера с сияющей улыбкой. Видимо, Олькович уже расписала ей наш заговорщеский план действий. Я и не думал, что она так легко согласится прогулять занятие, но этот ее настрой меня только радовал. — Гордеев, — скользнула она ко мне на колени, — ты — самый лучший. — Правда? — самодовольно улыбнулся я, притянув ее к себе. — Правда! — чмокнула она меня в щеку и вскочила к шкафу, чтобы переодеться. Я облокотился на диван и любовался ее обнаженной фигурой. — Отвернись, — кокетничала Лера, заметив мой нескромный взгляд. — Неа, — ответил я нагло. — До свадьбы нельзя, — она шутливо пригрозила пальцем. — Ну-ну… — подыгрывал я, сдерживая смех. Как мне нравилось это ее настроение, не передать словами. Я рад, что мне удалось хоть как-то вырвать ее из этой мрачной колеи событий, растущих, как снежный ком. В последнее время мы даже разговаривать толком перестали — настолько были погружены во всю эту непрекращающуюся нервную атмосферу. Мне кажется, узнав правду, Лера стала чувствовать себя легче. Да, горько и нелегко осознавать, что догадки оказались верными, но она сделала все и даже больше, чтобы разгадать это дело. Надо отдать должное Филюрину, он разложил все по полкам. Ей больше не нужно играть в детектива и цепляться за прошлое. Ей нужно жить здесь и быть счастливой сейчас, когда ее брат пошел на поправку, а на носу приятные хлопоты невесты.