Тихая гавань

Едва Лера вместе с Олькович покинули больницу, как мне сообщили, что жена Лобова пришла в себя. Впрочем, не мне одному — Лобовы снова меня опередили и оказались в реанимации раньше, чем я туда пришел. Алла потерянно рассматривала каждого из нас, и я уже понял, что дело нечисто. Она узнала только мужа и сына. Первое, что она спросила — это почему Глеб не в школе. Кто я такой, где она находится и почему оказалась в больничной палате, она не понимала. Олег Викторович осторожно обрадовал ее новостью о том, что Денис пришел в себя, но она не помнила, кто такой Денис, а что с ним произошло не помнила и подавно. Олег Викторович упомянул Леру, но и здесь столкнулся с ее непонимающим взглядом. Мы переглянулись с Глебом и Олегом Викторовичем, и хоть и безмолвно, но, скорее всего, одинаково, пришли к выводу: посттравматическая амнезия. Частичная, не имеющая никаких прогнозов. Она помнит только определенные фрагменты своей жизни и сейчас, видимо, пребывает где-то в периоде десятилетней давности. Хорошо это или плохо, я не берусь судить. Сколько она пробудет в таком состоянии я не берусь судить тем более. Это может решиться за пару дней, а может тянуться годами или остаться навсегда. Если она играет, то я бы лично вручил ей «Оскар». Слишком правдоподобно, чтобы быть актерским мастерством. Впрочем, не стоит забывать, что она долгое время скрывала от своей семьи страшные вещи и плела нешуточные интриги, и ей как-то удавалось быть убедительной. Но это точно была не оскароносная роль. В остальном ее организм восстанавливается неплохо. Показатели в норме. Я вышел из палаты, оставив Лобовых в узком семейном кругу. Мне там делать больше нечего. Хорошо, что Лера ушла с Олькович. Не знаю, решилась бы она зайти к Лобовой сейчас, и могло ли это стать триггером для того, чтобы она все вспомнила, но уверен, что сейчас не время для таких экспериментов. Ни для Леры, ни для Аллы. Я решил проверить Емельянова и направился в его реанимацию. Но, на свое удивление, его я там не обнаружил. Койка была пуста, Тертель меняла постельное белье. — А… где? — задал я глупый вопрос, размахивая руками в воздухе от недоумения. Галина Алексеевна тяжело вздохнула. — Ох, Александр Николаевич, что сейчас было! — делилась она впечатлениями, взбивая подушку. — Зашли два огромных амбала, в костюмах, с дипломатами… и забрали его. — Чего? — возмутился я. — Как это забрали? Он же без сознания. — Прямо без сознания и забрали, — уперла она руки в боки. — Доверенностями тыкали. Отказ написали. Лобову подсунули, он подписал. Тут еще Алла очнулась, он сам не свой был от радости. Быстро ручкой чиркнул, и — к ней. А Емельянова на каталке увезли и в какую-то крутую тонированную машину погрузили. Я из окна видела. Вот так новости… — И куда его теперь? Тертель пожала плечами. — Сказали куда-то за границу. В Германию, кажется… Я сдвинул брови. Ничего не понимаю. И пока не понимаю, к чему все это. Я не успел проанализировать ситуацию, как мне позвонил Куратов и сказал, что ждет меня на парковке с распростертыми объятиями. Я быстро переоделся и спустился к нему. За рулем вкратце рассказывал ему о том, что случилось с Лобовой и Емельяновым. Вадик, закурив в открытое окно, задумчиво покачал головой: — Сань, такие люди, как Емельянов, имеют подвязки во всех инстанциях и, похоже, это дело с огнестрелом замнут. — Почему ты так решил? — Да что гадать? — его вдруг осенило, и он взял мобильный в руки. — Дай-ка я Мишке Петрову позвоню. — Это тот самый твой друг из органов? — Верно, — ответил он, листая телефонную книгу. — Что-то я никогда его не видел, — хмыкнул я, посматривая по зеркалам. — О-о, дружище, — протянул он, прислонив телефон к уху и слушая гудки, — эта служба только на первый взгляд не видна, но вообще-то она опасна и трудна… Он стал насвистывать эту старую песню, пока на том конце провода ему не ответили. Разговор Куратова с Мишкой вышел коротким, но очень емким: дело действительно замяли. Его и не заводили. Сообщение об огнестреле из больницы было намерено проигнорировано, чему поспособствовали люди Емельянова. Они же и увезли его так скоропалительно, чтобы лишний раз не светить. Заляжет на дно на какое-то время. Ему эта шумиха сейчас ни к чему, он метит в мэры. Если, конечно, выживет и сможет дальше заниматься какими-то делами. Теперь понятно, почему в больницу до сих пор не наведались следователи. Попросил уточнить про Лобову. С ней оказалось все чисто — классическое ДТП со скрывшимся виновником аварии. Искать его, конечно, не будут. Услышав это, я выдохнул. Впервые мне стало спокойнее оттого, что справедливый закон не вмешался в эту ситуацию. Я действительно рад, что это гнилое дело было замято таким же гнилым образом, и нас не станут терзать допросами. Каждый ответит за свое. Расплата уже их настигла, как уже заметила Лера. — Ну что, женишок, — Вадик потер руки, — тормози вон там, за светофором. Сейчас тебя упакуем! Мы подъехали к магазину мужских костюмов, и я скривился от одного их вида. Терпеть не могу весь этот официоз. Куратов же пребывал в прекрасном расположении духа и был воодушевлен куда сильнее меня. Выбирали мы недолго, примеряли и того меньше. — Гордеев, — не мог нарадоваться мой друг, когда я надевал пиджак в примерочной, — тебе хоть сейчас на прием к английской королеве! — Да ну тебя, — застегивал я запонки и повернулся на него, выпрямившись, — нормально? — Элегантен, как рояль! — поддакивал он мне. Костюм был немедленно приобретен, и мы, с легкостью отделавшись от обязательной части нашей программы, отправились перекусить в кафе. — Ну, а Лера-то как? — продолжил тему мой друг, когда мы сделали заказ. — Держится молодцом? — Да каким тут молодцом, Вадь, — отмахнулся я. — Ну вроде бы все складно получается, злодеи побеждены и получили свое. Живите, наслаждайтесь жизнью, радуйтесь… — Угу… — Тебя что-то еще гложет? — проницательно взглянул на меня друг. — Выкидыш у нас случился, — вырвалось у меня, — вот что. Куратов задумчиво умолк, и его лицо резко перестало излучать неиссякаемый позитив. Он сделался каким-то раздосадованным и сник. — Прости, — осекся я, — не знаю, зачем я на тебя все это вывалил. Надо было выговориться, наверное. — Да нет, Сань, — он понимающе кивнул, — поверь, я знаю каково это не понаслышке. И как тяжело носить это в себе. Я посмотрел на него и понял, что задел за больное. Я догадывался, что за столько лет брака у них с Иркой что-то не ладится с детьми, но мы ни разу не поднимали эту тему. Друг разоткровенничался, и я узнал, что врачи им дали еще полгода на естественный ход дела. Если беременность снова не получится, то они начнут готовиться к ЭКО. — Вот такие, брат, дела, — заключил он мрачно. — Извини, что я тут разнылся, — снова сетовал я на себя. — Да правильно, что разнылся. Кому, как не мне? Все у вас будет еще. И у нас будет. Еще вместе с тобой станем молодыми папашами, вот увидишь. — Хороший настрой, — улыбнулся я и подбодрил его. Нам принесли заказ, и мы принялись за нашу трапезу. Вечером я забрал Леру от Олькович, где они после удачной покупки свадебного платья распивали чаи. Меня тоже напоили чаем, и мы вместе с Лерой, наконец-то, после всех предшествующих злоключений вернулись на нашу тихую и спокойную дачу. Точнее, не нашу, а куратовскую, которую мне удалось-таки выпросить под наш свадебный банкет. К счастью, Вадик, всегда за подобную движуху, поэтому уговаривать его мне даже не пришлось. Он еще и нашел какого-то друга, который установит нам большой шатер и организует кейтеринг. В общем, все будет по высшему разряду — и это не мои слова, а его. Я до сегодняшнего вечера вообще таких слов не знал, как «кейтеринг». По дороге я решил рассказать Лере про Аллу. — Да я все знаю, — ответила она без лишних эмоций, будто желая и вовсе закрыть эту тему. — Откуда? — Глеб позвонил. Я хмыкнул и едва сдержался от комментариев. Да уж, не думал, что меня накроет эта внезапно возникшая ревность. Они, все-таки, одна семья, надо мне уже как-то с этим смириться, хоть и не всегда получается. — Про Емельянова тоже знаешь? — Да, — подтвердила она потухшим голосом, — но мне уже все равно, Саш. Я знала, что так будет. Делу, скорее всего, ход не дадут. Я подтвердил ее догадки словами Вадикиного друга из органов. Ее они не удивили, и от этого мне стало спокойнее. Лера охладела ко всей этой истории, и я уже понял, что она очень устала и больше не хочет копаться в этом. Тем лучше. — Давай мы лучше список гостей обсудим! — взбодрилась Лера, и в ее взгляде вновь появилась искра. Мы стали прикидывать, кого хотели бы видеть на нашем празднике, и так вышло, что с моей стороны будут только Куратовы и мой двоюродный брат с семьей. Мне и правда больше приглашать некого. Без родителей я остался слишком рано, еще в студенчестве — ушли друг за другом по болезни. Все остальные родственники, вроде, где-то под Барнаулом, но я и не знал их никогда. Поэтому, торжество выйдет камерным, человек на двадцать, большую долю из которых составит шестая группа. Перед сном Лера скользнула мне на грудь: — А у тебя же завтра выходной? — Есть такое, — довольно протянул я, нежно погладив ее по спине. — А давай я завтра опять Куратова прогуляю? — предложила она, как шкодливый ребенок. Я деланно нахмурился, попытавшись быть строгим: — Что-то я не узнаю вас, доктор Чехова. — Ну Санечка, — канючила она, подлизываясь, — отпросишь меня? — С чего бы это? — я все еще не выходил из роли. Она откинулась на подушку и тяжело вздохнула. — Я так устала от всего этого ужаса, — она прикрыла глаза. — Я хочу проваляться весь день дома, посмотреть какой-нибудь фильм, поесть чего-нибудь вкусного прямо в кровати! И не думать ни о чем. — Ой не знаю, не знаю… — покосился я на нее, — боюсь, Куратов не разрешит… Лера обиженно скуксилась. — Да отмажу я тебя, все будет в порядке, — раскололся я, наконец, и притянул ее к себе, — иди сюда!