Все закончится в полночь

Да не было никакого «того самого» числа! Адам сел на постели и уставился на календарь. О чем он вообще говорил и зачем поцеловал? Пришлось пару раз шумно выдохнуть, чтобы успокоиться и привести в привычный ритм гулко бьющееся о ребра сердце. Будто ему приснился страшный сон. Только страшные сны не напоминают о себе тягучим возбуждением, возникшем в результате одного поцелуя… Или не одного… Вдруг сон оборвался, и Адам не досмотрел продолжения. Нет, нет, нет! Никого продолжения и никаких «чисел» не было и быть не может. Определенно. Адам все еще считал себя здравомыслящим в той мере, чтобы отличить реальность от выдумки. Только мучил один вопрос: почему именно этот номер? Выбрало его подсознание уж точно не из-за «приятного» вида и даже не из-за сильного впечатления, которое он мог произвести. Адам бронировал номера и дороже, и роскошнее, и стилистически изощреннее. А тут всего лишь один из множества номеров, пусть и со своим изъяном. Томми наверняка мог его даже не видеть. Томми… Адам задумчиво почесал затылок, пытаясь вспомнить момент, когда сознание решило больше не противиться этому имени. Видимо, что-то внутри мозговых дебрей по силе воздействия проиграло и окончательно капитулировало, признав право на произнесение этого имени. Да, он ведь не видел номер. Или же нет. Адам зажмурился, уже в который раз отмечая, что совсем не может совладать со своими воспоминаниями. В голове пронеслись слова Томми, а точнее его жалоба, что «вот из моего окна видна только разрытая яма водопроводных труб». Обрывок памяти или услуга воображения? Может, в тот вечер они так напились, что Адам ничего не вспомнил под утро? От таких мыслей по телу пробежала легкая дрожь, словно в комнате температура разом упала на несколько градусов. Нет, это бред. Нужно прекратить пугать себя несостоявшимися сказками. Встать пораньше у Адама не получилось. В свой законный выходной он проспал до полудня, а Оливер с утра уехал на съемки. Вот идиот, извиниться же хотел! Теперь точно можно вешать на шею позорную табличку со всеми нелицеприятными словами, которые только придут в голову, и не снимать ее как минимум неделю. Видимо, только так можно вдолбить себе в голову, что с близкими людьми погано обращаться нельзя. Адаму нужна была поддержка со стороны. Проблема требовала решения, но ни друзья, ни родственники, ни Оливер не могли помочь: это личное, это часть прошлого, которое было у всех на виду. Предвзятое отношение никуда не деть, а значит и советы будут самые что ни на есть субъективные, какие Адаму и даром не сдались. Все сводилось к одному, и пусть нехотя, через силу, через какую-то свою уязвленную гордость, Адам уже строчил сообщение на давно забытый, но такой значимый номер.

***

Все те же кремовые стены, тот же отбеленный чем-то определенно химическим потолок, несколько цветков в горшках, давно не знавшие поливки, белый кожаный диванчик, пара кресел, расположенных друг напротив друга, захламленный рабочий стол. Адам нервно поглядывал на часы, пока доктор Стивенсон что-то записывал в своем блокноте. – Неделю, говорите? – Да, приблизительно, я не считал, – начал оправдываться Адам, хотя прекрасно знал, что и считал, и анализировал, и принимал во внимание чуть ли не все факторы мира, от глобального потепления до эффекта бабочки. У него было достаточно времени, чтобы все взвесить и даже примерно наметить ориентир диалога. – Вас смущает такой долгий срок? – Стивенсон оторвался от конспекта, чтобы взглянуть на Адама. Тот лишь нахмурил брови. – Смущает стремительно нарастающая сила воздействия, док. Мне кажется, будто в голове кто-то раскручивает большой снежный ком, где в самом его сердце находится огненная лава. И, поверьте, мне уже бывает нестерпимо горячо. Пара секунд потребовалась доктору, чтобы собрать мысли пациента в одну связную и логически обоснованную кучу, а после продолжить. – Говорите, нарастают. Вам снилось что-то серьезнее поцелуя? Адам нервно сглотнул и отвел взгляд в сторону, уставившись на паркет. Почему-то смотреть в глаза доктору ему совершенно не хотелось. – Понимаете, в какой-то момент мне показалось, что на поцелуе все и закончится. Следующей ночью мне снился всего лишь концерт. Я почему-то стоял в зрительном зале, а он спускался ко мне со сцены. Обычный сон, я бы даже сказал, не свойственный мне настоящему. Я посчитал это маленькой победой. Простой сон, без намеков, без продолжения. Только я рано начал праздновать, док. Сегодня утром… Я даже не знаю, что это было. Адам замолчал, так и не осмелившись оторвать взгляд от пола. Разговоры о личном стали его жутко стеснять и даже, можно сказать, вводить в ступор, из которого, он сам это понимал, нужно было как можно быстрее искать выход. – Вы нивелировали сюжет одного сна, но зациклились на другом, верно? – На других, док. Их же было много, говорю. Каждую ночь он мне снится, как гребанное наваждение. Я уже устал, правда. Просто хочу, чтобы это все закончилось. – Что вам приснилось сегодня, мистер Ламберт? – вопрос, пусть и очевидный, застал врасплох. Адам даже приоткрыл рот от удивления, будто его спросили что-то вопиюще непотребное, и уставился на Стивенсона. – Мне... – повезло, что под слоем тонального крема не видно, как сильно покраснели щеки, – Он встал передо мной на колени. – И все? – А до этого сказал, что давно хотел это сделать. – На каких деталях сна вы бы акцентировали внимание? – Я помню все до мельчайших подробностей, разве это не странно? Не знаю, на каких деталях… Все было слишком реалистично, будто происходило на самом деле… – А на самом деле? – Нет, что вы! Не было, – Адам даже вскинул руки, которые до этого покоились на подлокотниках кресла, – Я бы такое не забыл, поверьте! Мы говорили во сне: обсуждали детали шоу, даже смеялись над глупыми подколами. Непринужденно, как обычно и бывало. А в секунду все резко изменилось, и, наверное, мне повезло проснуться раньше, чем он претворил свои слова в жизнь. Стивенсон снял очки и потер покрасневшую переносицу. Он снова замолчал, и Адам напрягся, ожидая вердикта, что его случай безнадежный и остаток своих дней придется провести в изоляторе с мягкими стенами. – Мистер Ламберт, как у вас обстоят дела с личной жизнью? Внутренне обрадовавшись продолжению диалога, а не оглашению вердикта, Адам небрежно ответил. – Все хорошо, док. Все устраивает. – И нет конфликтов? – Конфликты появились как раз на почве этих снов. И, разобравшись в них, я более чем уверен, что стычки исчезнут сами собой. Уверенности Адаму, конечно же, не занимать. Как только маячил призрачный свет надежды, Адам цеплялся за него с полной уверенностью, что именно он станет решением всех проблем. – И в целом вас утраивает ваша жизнь? – не унимался доктор, продолжая напирать с вопросами, – Работа, семья, дом, мироощущение? – Док, о чем вы говорите? Конечно, устраивает. Я шел к этому всю свою жизнь, и наконец получил, что хотел. И еще есть к чему стремиться – столько планов и наработок. Меня априори все устраивает. – Что может помешать вам добиться больших результатов? Адам призадумался. Дело обстояло не в финансах, не в связях, не в желании или возможности, но, наверняка, думал он, пока доктор снова вернулся к записям, есть моменты, которые могут помешать ему реализовать себя. Один аспект пришел на ум сразу же, как только Адам задержал взгляд на настенных часах. – Время, док. Иногда мне не хватает пары часов в сутках, чтобы закончить работу. В итоге все переносится на следующий день, и каждый перенос обычно стопорит процесс. Не спорю, у меня большая нагрузка, и я сам выбрал ее для себя. Ведь если хочешь и дальше развивать карьеру и быть на плаву, то, несомненно, приходится брать больше ответственности. – Мистер Ламберт, давайте подытожим. В своих снах вы отправляетесь в путешествие больше чем на десять лет назад, видите фрагменты из прошлого, которые, так или иначе, переплетаются с вашей фантазией. К тому же какие-то события вы не можете четко идентифицировать, отделив «реальность», пусть и пройденную, от «выдумки». Ваше подсознание определенно ищет то, за что можно зацепиться в прошлом. И вы не правы, когда говорите, что нет связи с настоящим. Сможете ли вы допустить тот факт, что отсылками к прошлому ваши сновидения указывают вам на неудовлетворенность настоящим? – Не понимаю, док, ведь я только что сказал: «Меня все устраивает»… – Адам нахмурился, подавив в себе первые зачатки гнева. Его, что, не слушают?! Ясно же выразился, что… – Десять лет назад вам было легче? – Легче? Ну, я был моложе, конечно. И было много планов и начинаний, я хотел добиться успеха. Я так же мог не спать сутками и жаловаться на отсутствие времени, но… Доктор вопросительно посмотрел на Адама, ожидая продолжения. – … но… на мне было меньше ответственности? Доктор лишь улыбнулся, пожав плечами. – Вам виднее. Каждое действие несет за собой последствие. За десять лет вы приняли много решений, которые, несомненно, оказали на влияние на теперешнюю жизнь. А в вашем случае, работа и жизнь – две стороны одной медали. – И что же мне делать, док? – поникшим голосом спросил Адам. Может, перспектива с мягкими стенами была еще не самой плохой. Свет надежды в его глазах постепенно гас, ровно как и желание исправить безнадежное положение, – Отказаться от всего, что у меня есть, и уйти в лес отшельником? – Пересмотреть приоритеты было бы логичнее. Но для начала – почему бы не позвонить ему? – Томми? – воздух вышел из легких, от чего имя утонуло в придыхании, – Мы с ним давно перестали общаться. По разным причинам. – У вас есть повод возобновить общение. – Вы серьезно, док? Как вы себе это представляете? «Хэй, Томми, есть вопрос: ты случайно лет сто назад не собирался мне отсосать после очередного концерта? А то тут такое дело…» – Необязательно, – ничуть не смутившись столь очевидно приведенным примером, перебил его Стивенсон, – Можно начать с чего-то нейтрального, зацепиться за актуальное, так сказать. – Это все хорошо, док, но я не вижу необходимости. Стивенсон лишь коротко кивнул в знак согласия с решением пациента. Когда заветный пузырек с таблетками занял свое почетное место на полке в ванной, Адам испытал небывалое облегчение. Уж что, а в медицину, пусть даже и такую избитую, он свято верил. И если уж есть на его веку спасение, то сейчас оно спрятано в прозрачном стекле с его именем на этикетке.