***
— И так, Номер Семь, как ты себя чувствуешь сегодня? Папа аккуратно снял строгий пиджак и повесил его на спинку стула, прежде чем расположиться напротив подопытной. Ни секунды не думая, что было несвойственно ей, Седьмая ответила: — Хорошо, папа. Бреннер довольно улыбнулся, сложив руки перед собой в замок, олицетворяя само понятие собранности в глазах девочки, и жестом подозвал к себе людей, стоящих до этого у дверей. — В таком случае, я думаю, ты готова попробовать кое-что новое. Как считаешь? — дождавшись быстрого кивка со стороны ребенка, мужчина пару раз постучал по столу и в комнату вошли еще несколько человек в неизменно белых халатах, к которым Семь успела привыкнуть за время не слишком продолжительного пребывания в лаборатории. В руках у них была какая-то "штука", чьё название она никак не могла запомнить, с огромным количеством самых разных проводов. — Наденьте ей датчик и подготовьте все к нашему эксперименту. К этому она тоже успела привыкнуть. Не без труда, не без слез и истерик, но все-таки смогла, чем заслужила свою первую похвалу от Папы и тарелку с вкуснейшим печеньем после ужина. К слову, больше печенье в этом месте она не ела и даже не видела. Складывалось впечатление, будто добрый Папа и его такие же добрые помощники просто очень волнуются за «своих» детей и не хотят, что у них болели зубки. Звучит очень убедительно и разумно, но все же, стоит спросить у Питера настоящую причину отсутствия сладкого. Какой же это особенный приют для детей, если здесь нет даже шоколадок к чаю и фруктового желе на десерт. А как же сладкие кукурузные хлопья с маленькими зефирками на завтрак? В самый раз для радостного и продуктивного начала дня, как говорил её дядя. Эта лаборатория — очень, очень странное место. Седьмая с каждым мгновением только ещё больше убеждалась в этом и не знала, сможет ли смириться с отсутствием естественного солнечного света и, самое главное, с отсутствием неполезной, нездоровой, но такой вкусной вредной еды. — Семь, ты готова приступить? — Папа снова вырвал её из раздумий, но несмотря на внушительную степень растерянности, она будто на автомате кивнула и сжала ручки, свободно вытянутые на столе, в кулаки. — Замечательно. Ты большая молодец, девочка моя. — Бреннер перевёл взгляд на остальных учёных, стоящих неподалёку, и кивнул им. — Можете начинать. Удачи, номер Семь. Прибор считывания пульсаций мысленных потоков, который все дети и санитары дружно называли просто «датчик», привычно ощущался на коротко стриженной голове, и девочка мысленно приготовилась к тому, что будет дальше.***
С того момента, когда Седьмую наконец-то официально представили всем остальным подопытным и санитарам-воспитателям, она посетила радужную комнату в общей сложности всего четыре раза. До этого с ней занимались индивидуально, постепенно и неспешно обучая всем нужным дисциплинам. А так же, давая время запомнить свод строжайших правил и ограничений, которые, как всегда выражался Папа, спасали лабораторию от хаоса и полного разрушения. Правда, в силу своего возраста и немного искаженного восприятия реальной жизни, Семь не понимала, почему он так говорил. И почему так много запрещал им. Тем не менее, она запомнила все, что от неё требовали. Да и выбора у неё как такового не было. Либо следовать механизму, отложенному временем и опытом, либо провести от пары часов до нескольких дней* в тесной одиночной камере с однотонными серыми стенами, что быстро начинали ужасно давить на голову ребёнка и медленно ломать его волю, его еще толком несформированную личность, делая более покладистым и послушным. Про электрический ошейник, который Папа использовал только в крайних случаях и для более старших детей, говорить нечего. Седьмая не знакома с ним, и слава богу. (все ещё атеист) Присев около вертикально стоящего лабиринта с девятью* отсеками для плоских шайб ярко красного оттенка, девочка задумчиво обвела пальцами стеклянный корпус. Если не брать в счет глупый шар с предсказаниями, с которым у Седьмой еле как получилось разобраться, эта штука была её самой нелюбимой игрушкой. Однако Папа посоветовал девочке именно ее, как хорошую развивайку для улучшения навыков телекинеза, и, как бы сильно ей не хотелось использовать этот запутанный механизм, она все равно послушно решила воспользоваться советом Папы. Ведь все его советы — это очень хорошо завуалированные приказы и дети научились распознавать их с первого раза, без разъяснений, разжевываний или, того хуже, повтора сказанного. Папа не должен повторять дважды. Взяв одну шайбу, девочка пару мгновений рассматривала её, а после подняла взгляд на весьма внушительную конструкцию. Казалось, будто она вот-вот начнёт падать вперёд и раздавит её, Седьмую, в лепёшку. Умом-то она понимала, что такое вряд-ли произойдёт, да и лепешка из неё получится никакая, однако от эфемерного страха не так уж и просто избавиться. Особенно ребёнку, который последние полтора года, сама того не подозревая, живёт в постоянном страхе перед Папой и наказанием за плохое поведение. Номер Семь шмыгнула носом и на секунду ей показалось, что сейчас оттуда снова потечёт кровь. Она даже несколько раз провела пальцами над верхней губой, чтобы убедиться в том, что ей просто показалось. А все потому, что Питер сказал ей совсем недавно, что если сильно волноваться и переживать о чем-то, сосуды в носике не выдержат и лопнут. У неё не было причин не верить ему; она успела достаточно убедиться в том, что это действительно так и работает. Сосуды лопаются, вот и все. Наконец она приподнялась на коленках, аккуратно опустила шайбу в специальное отверстия над лабиринтом и постаралась как можно быстрее сконцентрироваться, чтобы хоть немножко проконтролировать движение предмета. Но он двигался слишком хаотично и слишком быстро для неё, поэтому первая попытка ожидаемо не увенчалась успехом. Как и вторая. И третья. И десятая. Седьмой уже хотелось расплакаться от обиды, как вдруг на её плечико легла широкая, немного прохладная ладонь. Она чувствовала холод, исходящий от неё, даже сквозь ткань сорочки. — В чем дело, номер Семь? Ты выглядишь очень грустной. Что-то не получается? — мягко поинтересовался Питер, присев рядом с ребёнком на колени. Та мгновенно просияла и развернулась к нему, совершенно позабыв о том, что ещё минуту назад готова была дать волю слезам и закатить истерику. — Питер! — радостно воскликнула девочка и на эмоциях бросилась на шею к санитару. Однако уже спустя секунду быстро отстранилась, неловко возвращаясь на прежнее место. — Ой, прости. Я просто соскучилась. Тебя так долго не было, а мне совсем не с кем играть здесь. Улыбнувшись уголками губ, Первый склонил голову, наблюдая за подопечной, смущенной собственным порывом обнять его. — У Папы была очень важная работа для меня. Это заняло всего два дня. Не так уж и долго, номер Семь. — Седьмая лишь пожала плечами, как бы не отрицая сказанного, но и не соглашаясь с ним. Её излюбленный жест. Питер запомнил его. — Как успехи, милая? Уже освоила лабиринт? Страдальчески вздохнув, девочка покачала головой: — Нет, успехов вообще нет. Этот лабиринт ломает мне мозг. — Поэтому ты так расстроилась? Ну-ну, Семь, не стоит. Не переживай об этом, все обязательно получится. Всему свое время, помни. — Но Питер, я сижу здесь уже очень-очень долго! Когда это время наступит? Может, можно его как нибудь поторопить? Тихо посмеиваясь над наивностью умозаключений этого чудного ребёнка, Генри в какой-то момент начал находить эту черту её характер достаточно очаровательной, чтобы позволить ей и дальше воспринимать каждую его фразу дословно. — Не думаю, что здесь есть дети, умеющие управлять временем. — это явно ещё больше расстроило девочку, и без того находящуюся на грани слез, поэтому Баллард поспешил исправить положение. — Но ты ведь сильная девочка, да, номер Семь? И ты прекрасно справилась сегодня на индивидуальном занятии, милая, я так горжусь тобой. — Ты что, все видел? — улыбаясь, Питер кивнул, а Седьмая заметно воспряла духом. — Вообще все-все-все? И как я смогла найти Мисс Клэр с Девятым? Правда? — Правда-правда. То, как ты постепенно начинаешь овладевать возможностями своего поистине удивительного разума — просто невероятно. — уже шёпотом произнёс Генри и отвел взгляд кристально голубых глаз, подняв с пола одну шайбу. — Попробуешь ещё разок? Я буду рядом, обещаю. — Да, хорошо… Я попробую, но если ничего не получится, то мы пойдём рисовать барашков. — Договорились, милая. Девочка улыбнулась ему и приняла протянутую шайбу, не особо задумываясь над тем, в какое из отверстий бросать её. Надежд, как таковых, насчёт этого она не питала, и не зря. Одиннадцатая попытка, как и все остальные до неё, закончилась феерическим провалом. — Ну вот, видишь? Я безнадежна, Питер, пойдём рисовать. — Седьмая уже собиралась подняться с места, но рука на плече успела удержать её. — В какую ячейку ты целилась? Обиженно насупившись, она скрестила руки на груди и снова вернулась к разглядыванию злосчастного лабиринта. — В первую. — Номер Семь, можно я открою тебе ещё один секрет? — повернув голову в сторону ребёнка, Генри дождался быстрого кивка от неё и продолжил: — Иногда бывает полезно отвлечься. Хотя бы на некоторое время. Дать тому, что внутри твоей головки, хорошенько отдохнуть. Ты же знаешь, что там? — Конечно знаю. Там мой мозг. — Абсолютно верно. Твой мозг, он же центр всех твоих выдающихся способностей, дорогая. И само собой, порой, он тоже устаёт. Девочка вновь над чем-то задумалась, а после взяла ещё одну шайбу, теперь уже более уверенно смотря на головоломку. — Я хочу попробовать ещё раз. — Сначала попробуй собраться с мыслями, Семь. Ты должна не просто надеяться на положительный результат, но и максимально четко видеть его. С воображением у тебя проблем уж точно нет, правильно? — подопытная прикрыла глаза, явно представляя что-то, а через мгновение открыла их и с готовностью кивнула. — Замечательно, тогда у тебя есть все шансы попасть в нужную ячейку. Ну же, пробуй. Глубоко вздохнув, Седьмая снова приподнялась на коленках и выпустила шайбу из рук над отверстием сверху, немного ближе к середине, тут же принимаясь провожать ее взглядом и мысленно подталкивать в нужном направлении. Питер молча наблюдал за этим, умудряясь одновременно смотреть и на напряженного ребёнка, и на деревянную шайбу. Наконец, шайба упала. Это заняло всего около двадцати секунд, если не меньше, но Седьмой казалось, будто прошла целая вечность. Однако добрый санитар, сидящий с ней плечом к плечу, неосознанно выполнял функцию своеобразного якоря. Он удерживал её от полного погружения в себя, в свои мысли, в свои фантазии, в свои и не совсем свои воспоминания… — Поздравляю, номер Семь. И вот опять она зависла. Проморгавшись, девочка взглянула на лабиринт, глазами ища отсек, куда приземлилась её шайба. — Вторая ячейка… Ты смеёшься надо мной, Питер? С чем меня поздравлять? Я же опять не попала. Терпеливо продолжая дарить ей дежурную улыбку, к которой ни один ребёнок не мог оставаться равнодушным, Генри пояснил: — До этого шайба постоянно падала в самые дальние отсеки. Видишь? Шесть, Семь, Восемь, Девять…– мужчина принялся считать вслух, вытаскивая все шайбы из использованных ячеек. — А теперь два. Разве это не успех? — Ну, наверное успех… Но я же представляла именно первую ячейку! — А попала во вторую. — Семь снова обиженно надулась и скрестила ручки на груди, сверля санитара пристальным, немного обвиняющим взглядом зелёных глаз. Несмотря на то, что в лаборатории не велось непослушных или капризных детей, каждого санитара в этом заведении все равно обучали тонкостям обращения с такими сложными личностями. Но, если честно, Питер с трудом мог назвать их личностями. Пару лет отроду, может пару десятков лет, вообще без разницы. Глубины личности, как таковой, нет. Даже намёка. Поэтому Баллард подвергал сомнению все эти процедуры по «воспитанию» детей, которые на деле не отличались от той же дрессировки породистых щенят. Да и неизменный метод кнута и пряника в обоих случаях никуда не делся, а очень даже активно применялся по сей день. — А знаешь, я думаю, пора сделать небольшой перерыв. Тебе нужно отдохнуть и… — Отвлечься. — Питер мягко улыбнулся её понятливости и потрепал по колючей макушке, поднявшись с пола. — Именно, моя хорошая. Ты сделала достаточно, но кажется слишком устала, чтобы продолжать. Я прав? — девочка кивнула, хоть и не знала, так ли это было на самом деле. Усталости она не чувствовала, лишь слабую головную боль от продолжительного использования сил. — Хочешь поиграть в шахматы? Или почитать книжку? — Я хочу немного порисовать. — Что-ж, значит будем рисовать. Седьмая радостно улыбнулась и вскочила с места, направляясь к столику с чистыми листами и цветными мелками, а Генри так и остался стоять около вертикального лабиринта, провожая её нечитаемым взглядом. Сегодня она показала себя очень даже неплохо, по крайней мере, определённый прогресс присутствовал, и это не могло не вдохновлять Первого. Пусть это и займёт достаточное количество времени, но он в любом случае готов ждать. Она, возможно, единственный шанс покинуть это трижды проклятое место. Эта девочка — его, Генри Крила, спасение. И не важно, сколько ему понадобится воспитывать её под себя.