***
После весьма впечатляющей демонстрации своей поистине уникальной способности, Седьмая еле как успела перекрыть обильное кровотечение из носа собственным воротом больничной сорочки и добраться до мед.пункта с помощью доброго санитара Питера, который внезапно назвался её новым другом. Друзья ведь помогают друг другу. Значит все правильно. Как только удалось более менее остановить кровь, девочка устало прислонилась к плечу Балларда и сжала ткань его идеально выглаженной рубашки. Голова нещадно болела, буквально раскалывалась, но, по её мнению, это того стоило. Ей очень хотелось показать другу именно это, хотелось, чтобы он восхитился её возможностями. И, кажется, у неё все получилось. Питер был сам не свой и явно до сих пор находился под впечатлением, что не могло не льстить малышке. — Как ты себя чувствуешь, милая? — мягко поинтересовался мужчина, вытаскивая из её носа ватку, полностью пропитанную кровью, и меняя её на новую. — Всё хорошо, — тут же соврала Седьмая, отводя взгляд. Питер и так много сделал для неё, не хватало ещё чтобы он думал, будто это из-за него ей так нехорошо. — Да? И головка совсем не болит? Не кружится? Вообще? Ни капельки? — девочка продолжала отрицательно махать головой из стороны в сторону, упрямо не желая признавать обратного. Первый, разумеется, догадывался, что она врет, но настаивать на правде не стал. Смысла в этом все равно не было. — Что-ж, это очень здорово, Семь. Однако к индивидуальным занятиям с Папой тебя сегодня допустить не могут. Доктор Мириам передала ему, что ты плохо себя чувствуешь. Только не расстраивайся, милая, мы можем почитать книжки, пока… — А вдруг Папа узнает, что я делала эти… Ну, штуки. С твоей головой. Питер, он ведь… — Баллард видел, как паника и страх стремительно захватывают сознание подопечной, поэтому поспешил успокоить её, аккуратно взяв за руку. — Хэй, не переживай об этом. Все в порядке. Я не скажу ему и, надеюсь, ты тоже не скажешь. — А что тогда сказать, если он спросит, почему мне стало плохо? — Скажем, что ты просто переволновалась. Подскочило давление и, как результат, кровь из носа. Для здешних мест это не в новинку, дорогая, не волнуйся. Папа ничего не узнает, только если… — Генри перевёл выразительный взгляд на девочку, ожидая от неё продолжения фразы, дабы убедиться в том, что она действительно поняла все и готова поддерживать их легенду. — Только если мы сами ему не расскажем. Я поняла. — с готовностью кивнула малышка и медленно вытащила использованный ватный тампон из носа, выкидывая его в мусорное ведро. — Питер, а… Тебе не понравилось то, что ты увидел? — Что ты? Конечно понравилось. Было очень интересно, Семь. — девочка скромно улыбнулась и потупила взгляд, ковыряя короткими ногтями обивку кушетки. — Послушай, ты владеешь поистине невероятной силой, Седьмая. Но тебе нужно познакомиться с границами своих возможностей, чтобы больше не случалось вот таких…– Он кивнул на её сорочку, заляпанную кровью у воротника. — Неприятных казусов. — Папа говорил так же, но он не позволяет мне использовать эту силу. Только двигать предметы и заставлять лампочки гореть, как и других детей. Это так скучно, Питер. И я быстро устаю, мне не нравится. — Это так неразумно со стороны Папы, номер Семь. Я полностью с тобой согласен, это и не должно нравиться. Папа напрасно растрачивает твой талант, милая, — мягко произнёс Баллард, опуская руку на спинку девочке и принимаясь мягко поглаживать так, как делал это в своих воспоминаниях. То есть, в чужих, но выдаваемых за его собственные. — Ты — особенная, номер Семь. И мне бы очень не хотелось, чтобы твой потенциал погиб, так и не успев достичь своего пика. Седьмая довольно улыбалась, прикрыв глаза и доверчиво подставляясь под нежные прикосновение руки нового друга. Если Питер сказал, что она особенная, значит так и есть. Питер её друг, а друзья… А друзья ведь тоже лгут. Как и все люди. Осознание этого заставило девочку распахнуть глаза и уставиться на Балларда, резко перехватив его холодную ладонь и сжав в своей, крохотной и теплой. — Ты не врёшь мне? — Генри удивлённо вскинул брови и склонил голову в бок под пристальным, подозрительным взглядом зелёных глаз подопечной. — Зачем мне врать тебе, милая? В этом нет смысла. Это глупо. А мы не глупые, правильно? — стараясь снова завоевать почти потерянное доверие ребёнка. Возможно, некоторые дети и вправду чувствуют чуть больше, чем взрослые… Но в этом Питеру ещё предстоит убедиться, а пока он, как всегда, настроен скептично. — Правильно. Но, Питер, врут ведь не только глупые. Мой дядя часто просил меня врать, чтобы другие злые дядьки не обижали его. Это значит, я глупая? — Нет, милая, ты не так поняла меня. Врут действительно не только глупые люди. На самом деле, хорошо врать умеют только по-настоящему умные люди, понимаешь? — немного подумав, Седьмая кивнула, хоть и не до конца поняла то, что Питер пытался донести до неё в силу своего возраста. — Это значит, что ты очень умная девочка, раз смогла обмануть взрослых дядек. И вовсе не глупая. Я впечатлен, номер Семь. Однако врут обычно в тех ситуациях, в которых требуется именно это. Когда нет других вариантов, кроме как сказать неправду. Сейчас же в этом нет смысла, потому что вариантов, кроме неправды, у меня полно. И именно поэтому я говорю тебе правду. — Значит… Значит врать это не так уж и плохо, да? — Смотря кому, номер Семь. Я надеюсь, мне врать ты не собираешься. — Нет, конечно нет, Питер! В этом… В этом нет смысла. У меня ведь тоже полно всяких вариантов. Очень много. Я не буду врать тебе, никогда. Обещаю! Наблюдая за тем, как девочка изо всех сил старается повторять сказанные им слова, Баллард не смог сдержать снисходительной усмешки и мягко потрепал Седьмую по немного колючей макушке, заставляя ее весело захихикать. — Вот и договорились. Отныне мы друг-дружке не врём. — Да!***
–…И я сказал малышу: «— Вот тебе ящик. А в нем сидит твой барашек.» Но как же я удивился, когда мой суровый суровый судья вдруг просиял: «— Вот такого мне и надо! Как ты думаешь, много он ест травы?» «— А что?» «— Ведь у меня дома всего очень мало…» «— Ему хватит. Я даю тебе полностью маленького барашка.» «— Не такого уж маленького… — сказал он, наклонив голову и разглядывая рисунок. — Смотри-ка! Мой барашек заснул…» Так я познакомился с Маленьким Принцем. Питер отложил книжку и перевёл взгляд на притихшего ребёнка. На самом деле, все дети в лаборатории были образцового поведения: не перебивали взрослых, вели себя спокойно, соблюдали правила, установленные Папой, и выполняли все, что он скажет им. Кротость ребят существенно облегчала работу Первого. Он привык к такому раскладу и порой был благодарен Бреннеру за правильное воспитание детишек. Ровно до того момента, пока не вспоминал, чем закончилась история его, Генри Крила, усилиями «Доброго Доктора Мартина Бреннера». — Интересно, а барашек в ящике живой? И насколько же это большой ящик, чтобы там поместился целый барашек? Пусть и маленький. Питер? А ты как думаешь? Пите-е-ер? — как только Седьмая поняла, что дальше санитар читать не собирается, она сразу же принялась заваливать его вопросами. Баллард мягко улыбнулся её напору и продемонстрировал иллюстрации из книжки, где были показаны все версии нарисованных автором баранов и финальная картинка ящика с барашком Маленького Принца внутри. — Вот, взгляни. В ящике отверстия, чтобы барашек не задохнулся. Но, если честно, я не знаю, насколько ящик большой. Сам барашек маленький, значит и ящик должен быть подходящим ему. — разумно предположил Питер и отдал книгу Седьмой, чтобы та, с самым задумчивым видом, на который только способна её детская мимика, хорошенько рассмотрела иллюстрации к рассказу. — Но почему Принцу понравился именно барашек в ящике? Его же совсем не видно! А те барашки очень-очень красивые. В этом нет смысла. — Нет-нет, Семь. Открою тебе один секрет: В этом есть смысл. Если ты его не понимаешь, то это не значит, что его нет, моя хорошая, — щелкнув девочку по очаровательно вздернутому носику, мужчина насмешливо наблюдал за тем, как вытянулось её лицо. — Маленькому Принцу не нравились те барашки, которых нарисовал лётчик. Он видел в них много-много самых разных изъянов, недостатков. Поэтому лётчик нарисовал просто ящик, в котором Маленький Принц мог вообразить любого барашка — не слишком толстого, не слишком худого, не слишком грустного, а именно такого, какого ему хотелось увидеть. Он дал возможность Принцу представить барашка своей мечты. — То есть, лётчик исполнил мечту Принца? Нарисовал коробку и сказал, что там есть барашек? Ого… А я думала, что Принц просто обрадовался тому, что у его барашка есть свой домик. Генри, тихо посмеиваясь, ответил: — Возможно, милая. Отчего же нет? Вполне вероятно, потому что свой дом это всегда хорошо. Барашку очень повезло, да? Девочка мгновенно потупила взгляд и тоскливо обвела пальчиком контур ящика с, по словам Питера, барашком внутри. У которого свой собственный домик. Свое место в этом мире. — У меня нет своего дома. Может, мне тоже найти себе ящик? Питер, а у тебя есть свой ящик? — Нет, Седьмая, у меня тоже нет ни дома, ни ящика. Похоже, мы с тобой в одной лодке, — несколько печально улыбнулся Баллард и, спустя пару мгновений тишины, он мягко приобнял ребёнка за плечи. — Не расстраивайся, моя хорошая. Всему свое время. Когда нибудь и у нас будет дом. И ящик, если тебе так захочется. Номер Семь грустно вздохнула, уже в который раз, и прислонилась к груди санитара, уткнувшись лицом в его рубашку. — Питер, у меня голова болит. И кружится. Несмотря на то, что она явно испытывала боль, Генри не смог сдержать довольной ухмылки самого настоящего победителя. Как же все-таки легко заслужить доверие ребёнка, пусть и наделенного нечеловеческими способностями.