***
Ему физически необходимо на кого-то нарваться. Подразнить компроматом, припомнить старые обиды. В конце концов, осудить сам факт существования человека. «Мамкина ошибка аборта», ха-ха. Любая мелочь, и Илья тут же вскидывается. Неудивительно, что он выследил Артёма и узнал золотую информацию. Черных сегодня появится в здании. Феерично, испачкав Илью в уличной грязи. Но как же славно его донимать! Илье почти начинает казаться, что всё возвращается в норму. Однако трель звонка что-то рвёт у него внутри, резко, безжалостно, под дых. Илья в беспамятстве бежит в туалет. Голова пышет жаром и звенит. В пальцах покалывает, ладони быстро загребают холодную воду и льют в лицо. Контраст температур усиливает дрожь, Илья ложится на раковину, чтобы не упасть. Где-то вдалеке звучит мысль, хоть бы не зашёл никто. Илье равнодушно на всё, что его окружает сейчас, только бы в обморок не свалиться, пульсирует в голове. Понемногу отпускает. Илья опирается на раковину и боится глянуть в зеркало. Он приходит в себя, замечает, что джемпер промок насквозь спереди. Кажется, Илья случайно лёг под струю. — Чёрт. Чёрт! — он зло бьёт по луже, которая собралась под раковиной. Взгляд скользит по зеркалу и летит мимо. Илья оглядывается на окно и обнаруживает там батарею. На горячую воду в этой школе уже давно никто не надеется, но отопление должно быть. Должно же? Илья медленно подходит к батарее, готовясь разочароваться. Холодные, мокрые, дрожащие пальцы касаются железа. Горячо. Илья быстро шагает к двери, осторожно выглядывает. Замка в туалете не имелось, и Илья судорожно импровизирует. В углу находится швабра, грязное ведро и пара бутылок чистящего. Инженерный склад ума всегда выручает в самых нестандартных ситуациях. Илья хватает швабру, вертит её в руках пару секунд, и суёт в хлипкую ручку. Дёргает на пробу — плохо, но сгодится, чтобы желающий войти оставил всякие попытки. Закрыть окно нечем, поэтому Илья сначала садится на корточки, и только после этого снимает с себя джемпер. Кожу обдаёт холодом и бросает в дрожь от напряжения. Илья трёт джемпер о батарею на разные лады, дополнительно дышит на ткань, хотя возле батареи и так парилка. Несмотря на это, пол холодный. У Ильи затекают ноги и он опирается на него коленями. Когда одежда принимает более менее человеческий вид, Илья быстро натягивает её на себя и отряхивается. За дверью подозрительно тихо, и Илью снова обдаёт холодным потом. Кажется, он пропустил звонок. Выскакивает в коридор, и кого же видит? Несомненно, Черных. Утихшее было раздражение острой волной вскакивает внутри. В груди пульсирует, Илья нервно скалится, но не может избавиться от этого противного чувства. То самое, сидящее в нём много лет, чудовище рвёт его внутренности на лоскуты. Илья перестаёт сопротивляться волне. Он бросается на Фила, как в последний раз, и руки, будто не свои, тянутся к чужой шее в попытке... Задушить. Строгий оклик учительницы возвращает Илью в тело. Разум шатается из стороны в сторону, ноги становятся ватными. Что-то хрупкое звенит внутри. Илья, будь неладен его глупый мозг, знает, чувствует, просто не может отрицать то, что совсем скоро с ним это случится. Он знает свое тело, он чувствует приближение, и он же игнорирует абсолютно все знаки. Обещал себе в прошлый раз ни в коем случае не рисковать. Не думать, что его «пронесёт». Отчасти он выполнил обещание. От другой части Илья получает полный откат. Он переводит взгляд на Фила и забывает вдохнуть. Или выдохнуть, но воздуха точно не хватает, потому что кружится голова. И в руках появляется тремор. Нет. Фил, кажется, смотрит недоуменно, а вот люминесцентная лампа за его спиной начинает судорожно мигать, как, впрочем, и остальные. Перед глазами вспыхивают мерзкие пятна, Илья зажмуривается и чувствует, как тревога режет его грудь изнутри. Вдохнуть, надо вдохнуть. Вдох, немного, пожалуйста. Он хочет расплакаться, как ребенок, потому что это не должно происходить сейчас. Он бы даже встал на колени и помолился, кому прикажут, только чтобы это не начиналось. На самом деле, Илья успевает лишь пугающе пискнуть прежде, чем упасть на грязный линолеум и потеряться в этих пятнах под веками. Он не помнит ничего. И это очень плохо. Сам виноват, сам виноват, стучит в голове. Затылок ноет, скорее всего, Илья ударился, когда падал. Хоть бы мама не заметила шишку. Проклятый Черных, что он видел? Что вообще произошло? Сам виноват, сам допустил такое стечение обстоятельств. Илья сидит на полу и дышит. Он пытается не концентрироваться на мыслях, но они слишком глубоко. Он им верит. Он сам создаёт себе проблемы, идиот. Хотя маты и сыпятся из его рта, в голове их нет совсем. На глазах выступают слёзы, и Илья их тоже не сдерживает. Он сидит на полу в чужом кабинете, обхватив колени руками, и плачет. Как же мерзко осознавать это. Илья ещё не покинул школу, но мысли, как теперь снова появляться здесь, уже донимают его. Хочется стать пылинкой, избавиться от всего... И перестать жалеть себя. Он уже достаточно накосячил сегодня. Илья встряхивает руками, «сбрасывая» оцепенение, и осторожно поднимается на ноги. Уборка кабинета здорово отвлекает.***
Илья тихо приоткрывает входную двери и через щель смотрит на вешалку. Мать дома. Последний свободный вздох, и Илья шагает внутрь. На хлопок двери из кухни выходит мама. Её глаза даже издалека режут строгостью. — Ну и где мы были, молодой человек? Илье время на размышление не требуется. — В школе задержали немного. — Немного? — мама оборачивается на часы в конце коридора. — Уже шесть вечера. Последним у тебя обществознание. Ты не занимаешься им дополнительно. Илья? Илья переобулся и стоял с опущенной головой, рассматривая свой белый носок, противно съехавший со стопы. Нервная щекотка раздражала грудь. По полу гулял холодный сквозняк, наверное, с кухни. Даже чудовище не выводило Илью так сильно, как мамин вопрос. Кто вообще придумал произносить имя человека с вопросительной интонацией? Почему от этого Илья постоянно чувствовал себя как на допросе? — Долго мне ещё ждать? — мама складывает руки на груди. — Меня наказали. Оставили дежурить в классе, — признаться оказывается проще, чем думал Илья. — И? Мне надо наводящий вопрос задать? — мама не кричала, но Илью всё равно почему-то трясло. Он молчал. Мама молчала тоже. Долго, настолько, что мышцы шеи Ильи затекли. Он стоял, как под напряжением. Мама что-то решает у себя в голове, рассматривая его. Скоро, сейчас она что-то сделает. Илья жмурится и беспомощно думает — хватит. Скажи что-нибудь. — Илья. Я же знаю, что ты у меня не глупый мальчик. Ты ведь мог мне написать, или позвонить, предупредить, я бы поняла. Ты же помнишь об этом? — мама подходит ближе и заглядывает в глаза. — Помню, — под нос бубнит Илья. Он беззвучно выдыхает. — Просто я... Я немного повздорил с одноклассником на уроке, а Елену Родионовну ты знаешь. Вот она и заставила нас дежурить в её классе. Ничего такого. — До самой ночи? — возмущается мама. Она потеплела. — Никакой совести у женщины нет! А если бы её ребёнка задержали непонятно где и зачем... — Мама взяла Илью за плечо и повела на кухню. Он прильнул к ней, неверяще согреваясь.***
Ну это уже ни в какие ворота. Фил стонет и переворачивается на живот, свесив руку к полу. Он нащупывает целых три грязных носка. Хотя роль инженера Фила никогда не интересовала (за исключением редких моментов, когда у него ломался комп), сконструировать из носков один большой клубок не составляет труда. Фил садится напротив стены и начинает отбивать от неё «мячик». Хлопки заглушают мысли, и первые полминуты Фил радуется. Спустя некоторое время он с испугом осознаёт, что устал. Носки вяло отскакивают от стены и разлетаются в разные стороны. Фил падает на спину и снова стонет. Играть он уже пробовал, и случайно поверг себя во вселенский шок, когда понял, что это не помогает. Теперь, пребывая там, Фил совсем теряет ощущение тела. Он бродит по квартире, пинает попадающиеся под ноги вещи. И это только вечер. А что будет ночью? — Ёпта! — Фил чуть ли не подпрыгивает на месте от осенившей его идеи. У него же есть...4K Phill ЧУВАКИ ПАЦАНЕССЫ ВСЕ КО МНЕ НА ХАТУ
От переизбытка эмоций Фил набирает капсом и следующее сообщение, но вдруг застывает. Смотрит стеклянным взглядом на чат. Kira Мы уже. Это же было буквально два часа назад. Фил зло бьёт себя по голове. Он вышел из школы через чёрный ход, как ниндзя, и сбежал от друзей. Больше от разговора, чем от друзей, но дело это не меняет. Следом картину мира дополняет фраза, брошенная Артом, казалось бы, в шутку. «Жди сюрприз после уроков. Мы взломаем твою дверь, если понадобится». И вот, сообщение от Киры. Гадать не надо, по чью душу они пришли. Филу даже условия грядущего боя необязательно смотреть — он и так знает, что шанс выжить уже давно в минусе. В дверь стучат. Фил пересиливает себя и идёт в прихожую. — Кхм, к-кто там? — Фил, дурачка не строй. — Сколько вас? За дверью шепчутся. — Тащи молоток, — голос Киры. — Э, э, стоп! — Фил открывает дверь, судорожно оглядываясь. В щель просовывается шапка с огромным белым помпоном. — Чуваки, мир? — Коне-ечно, — наигранно ласково тянет Кира, распахивает дверь и хватает Фила за шею. — Держите его! Вик, ищи верёвку! — Арт скручивает ему сзади руки и отрывает от пола. Фил начинает брыкаться и кусаться, как козёл. Кира поддерживает его за ноги, Фила заносят в комнату и роняют на кровать. Вик ловко заматывает его в одеяло. — Ну что, малыш, — скалится Кира, но уже более добродушно. — Будем смотреть мультики? — Я не могу дышать, — корчится Фил. В груди и правда ощущение удушья. Кажется, Кира не рассчитала силу при захвате шеи. — Вик, сделай ему искусственное дыхание, — бросает Кира и отворачивается к компьютеру. — Не думаю, что это необходимо... — Да она шутит, Вик, — устало объясняет Арт и садится на кровать рядом с Филом. — Как тебе наш план? — На тройку. Молоток я не увидел, а верёвку вы вообще походу не принесли. Плохо подготовились, — Фил пытается выбраться из плена одеяла. Арт хлопает его по бедру. — Ну и хорошо, что шутки шутишь. Значит, в норме. Он встаёт и что-то говорит Кире, приобнимая её за плечи. Фил смотрит на это полсекунды и с тяжёлым вздохом откидывает голову. Ему невыносимо досадно, что шутки в действительности не лечат. Как было бы славно — рассказал пару анекдотов, зарядился энергией. У него же шутки вырываются сами собой. Иногда Филу кажется, что он весь — сплошная шутка, нелепо облечённая в форму человека. Почему никто этого не замечает? Почему все подыгрывают и делают вид, что верят? Странное ощущение заставляет его опустить глаза с потолка и наткнуться на нечитаемый взгляд Вика. То, что в нём, как всегда, тоска, Фил уже перестал отделять от самого Вика. — Сос, — одними губами шепчет он. — Братан, выбери действие «спасти друга», а я тебе обязательно заплачу. Чем хочешь! — Он уже выбрал, Фил, — Арт снова поворачивается к нему и Фил показывает ему язык. — Зря кривляешься. Мы все тут из-за тебя. — Вот бы вы так же быстро реагировали, когда мне нужно командное задание выполнить. Как надо, так у всех дела! Сон — не оправдание! — хватка одеяла начинает слабеть из-за бесконечных вертушек Фила. — В этом прикиде ты похож на гусеницу. Стадия куколки. — Кира складывает руки из-за спины Арта. — Так что гаси ебало и не подавай признаки жизни ближайшие 12 часов. — И правда похож, — поддакивает Арт и издевательски улыбается. Фил собирается выпрыгнуть на них из кокона одеяла, когда сбоку моргает вспышка и щелчок камеры. — Вик! Это подло, низко и... — Мне он больше пупсика напоминает, — Вик показывает друзьям фотографию, на которую, похоже, уже успел наложить какой-то фильтр. Фил кукурузит мордочку обиженного суслика. — Вот, опять! Смотрите! — Вик тычет ему в щёку. Теперь Фила фотографируют уже три камеры.***
Его всё-таки кормят с рук сухариками и разрешают наблюдать, как Арт и Кира играют в его (!) приставку в мортал комбат. В связи со своим положением, Фил не упускает случая вставить «фу» в технику игры друзей. Арт поставил Кире запрет на любой физический контакт с Филом, и тот нагло пользуется этим. Сменкина изредка бросает на него убийственный взгляд, стараясь не отвлекаться от монитора. Это несильно спасает её от проигрыша и ужасной игры. Фил так и говорит ей. — Я тебя сейчас!.. — Кира отбрасывает джойстик и заносит руки над Филом. — Кира! — одновременно кричат Арт и Вик. Фил невинно хлопает глазами и чмокает губами в сторону Киры, посылая воздушный поцелуй. В бок ему впивается локоть Арта и его нахмуренный взгляд. — Фил, тоже палку не перегибай. В какой-то момент они производят незаметную рокировку, и Фил оказывается с краю. Его соседом приходится быть Вику. Из динамиков доносится музыка меню игры, Арт и Кира, кажется, задремали друг на друге. У Фила тоже глаза слипаются, и он, неловко вывернувшись в одеяле, усаживается поудобнее. Кладёт голову на костлявое плечо Вика и зевает. — Эй, спишь? — М, — вроде бы отрицательно мычит Вик. — Что такое, Фил... — Покажи фотку. Пояснять почему-то не требуется, Вик тоже зевает и тянется за телефоном, неприятно поднимая плечо. Фил раздражённо шевелит руками, которые порядком затекли в неудобном одеяле. — На, любуйся. — Перед лицом слепит экран телефона. Яркость выкручена на минимум, но всё равно. Фил равнодушно разглядывает себя и на автомате хмыкает, прикрывая глаза. Вик убирает телефон. Он возвращает плечо в нормальное положение, и лежание продолжается. — Вик. — М? Ну что тебе ещё надо? Фил не знает, зачем дёргает Вика. Возможность поспать больше не маячит перед глазами, а противное чувство дремоты липнет к телу. Хочется снять его. Фил выворачивается из одеяла. — А у тебя есть ещё фотки? Со смешными котятами там, или собачками... — Фил, — Вик опасно приподнимается, угрожая отвернуться и убрать такое удобное плечо. — Спи уже, пожалуйста. — Ну Вик. Не нуди. Мне, может, интересно, как у тебя дела? — Фил совсем не знает, какую тему придумать для разговора. О том, что он абсолютно точно мешает Вику, Фил старается не думать. Почему-то после этого вопроса чужое плечо напрягается. Вик молчит довольно долго, но Фил чувствует, что тот не спит и уже не собирается. Что-то подозрительное начинает витать в воздухе. Хочется выкрикнуть «ладно, я спатьки!», но, кажется, уже поздно. — Фил. — Вик отстраняется и поворачивается к другу лицом. — У тебя что-то случилось? Фил хочет скривиться, сложить брови домиком и истерически расхохотаться. Он не решается ни на одно из этих действий. Есть ещё одно — сказать всё как есть. У Фила случайно вырывается смешок. Вик хмурится ещё сильнее. О сестре бы лучше так волновался, или о себе самом. Фил качает головой. — Ты когда-нибудь видел... Что-нибудь, что не мог описать никак? Вик молча смотрит на него несколько секунд. — Фил. Ты ёбнулся? Прости за формулировку. — Нет, ничего страшного, — хмыкает Фил. — Возможно, ты даже прав. — Всмысле? Фил, о чём ты? Рассказывать не хочется ни в каком виде. Вик вызывает раздражение своей глупостью, но головой Фил понимает — он не виноват в том, что Фил такой дурак. Это только его проблемы. И... Муромова. Стоит ли завтра поинтересоваться его самочувствием? Как это вообще касается Фила? Он ничего не видел, и всё. Ничего не произошло. Муромов, вроде как, на это и «намекнул». А если он ударился головой и обвинит в этом Фила? Вик должен быть в курсе, что Фил невиновен. А поверят ли ему? — Эй, — Вик всё-таки касается его плеча. — Я такого загруженного лица давно у тебя не видел. Фил переводит пустой взгляд на Вика и не может никак сфокусироваться. Тёплая рука непривычно заземляет. — Просто скажи, мне следует беспокоиться? Фила хватает, чтобы запоздало покачать головой. — Хорошо. А им? — Нет. Всё гуд, Вик. Э... — Фил сглатывает. — Спасибо, что пришли сегодня. — Спасибо, что пригласил. И, Фил, — Вик не убирает руку, — если у тебя какие-то проблемы, то ты можешь ими поделиться с нами, ты же в курсе? Фил, по ощущениям, ломает шею, чтобы поднять голову и безобидно глянуть Вику в глаза. Мышцы лица сводит судорогой и рвёт на части, но он улыбается. — Конечно в курсе, не пропускаю ни одной инструкции в игре, если ты забыл, — усмехается он. — Не забыл. Но это не игра, Фил, — Вик слабо улыбается в ответ, — просто... Мы с тобой, в общем. Всё хорошо будет. Фил смотрит в его лицо, освещённое голубым экраном телевизора. И понять не может, насколько искренне говорит его друг. Вот где талант, вот где скрытность. А Фил что? У Фила что ни проблема, то неудачная шутка. — Ладно. Я таких соплей даже в «Титанике» не видел. Пиши мелодрамы, чувак. — Да ну тебя. Может, хоть под эти сопли уснёшь наконец. Вик, на удивление, сопит уже спустя пару минут. Фил сверлит взглядом голубой экран и ловит звёздочки с противными мухами напополам.***
Идти или не идти? Пронесёт или не пронесёт? Похоже, Илье суждено начинать каждое утро с философских вопросов. А может ли быть, что в какой-то из своих прошлых жизней он сидел под оливковым деревом на берегу Эгейского моря и размышлял о судьбах людей? А может ли быть, что у него вообще есть прошлые жизни? — Илья, каша! Похоже, он ещё и с ума сходит. Изо рта вырывается сдавленный хрюк. «Илья — каша!» Как же смешно. — Илья! — Иду, мам! — устало кричит Илья и накрывает веки ладонью. Ситуация безвыходная до абсурда. Симулировать температуру нельзя — мама точно вызовет врача. Молча остаться в кровати? В таком случае, Илья в ней и умрёт от неожиданного приступа. Окоченеет его тело в неестественной позе, губы посинеют, глаза закатятся под лоб навсегда. Прыгнуть в окно? Илья косит взгляд на щель между плотными шторами. Свет издевательски попадает в зрачок. Илья давит руками на голову, обхватывает череп пальцами и давит, давит, до онемения пальцев. Уши закладывает, шаги за дверью доносятся запоздало. Всё, всё, пора вставать. — Илья? Ну что это такое? Ты опоздаешь. Первым математика. Тебе нельзя её пропускать. Мама стоит в проходе и смотрит. Илья чувствует, как в горле стоит истерический рёв. Он глотает, сдерживает рвотный позыв, растягивает рот в «улыбке». — Да, мама, я уже встаю. Я успею. Мама кивает и уходит. Зачем, зачем она ждёт этих заученных слов? Илья часто дышит, раздувая ноздри. Зачем они играют в эту игру? Она же знает, точно знает, что Илья лицемерит. И всё равно ждёт, чтобы услышать. А что будет, если Илья нарушит сценарий? Что будет... Если попросить остаться дома... Илья впадает в ступор. Он не может о таком думать. Он идёт на кухню, ест кашу, говорит маме, что у него всё хорошо и успешно. Получает её одинаковую улыбку, и глотает всю фальшивую сцену, которую и до этого глотал. И будет глотать. — Илья. — Мама встаёт, открывает навесной шкафчик и достаёт блистер. — Не забудь выпить. Щёлк. В ладонь падает белый камень, которому придали опознавательную форму круга. Илья смотрит на неё, пока доедает кашу. Илья думает о ней, пока надевает постиранный джемпер. Илья возвращается на кухню, набирает стакан воды. Берёт этот маленький белый камешек и ощущает жжение в пальцах. До какой степени нужно себя довести, чтобы бояться таблеток? Илья бы засмеялся, да сил нет. Камень проваливается внутрь с потоком воды. В детстве Илья представлял, как таблетка раскрывается наподобие карманных круглых часов, и из неё выскакивают какие-нибудь классные бойцы. Они незаметно пробираются по его сосудам к мозгу, вычисляя и атакуя ничего не подозревающее чудовище. Нейроны слёзно пожимают им руки, другие частицы тела провожают их благодарными взглядами. Куда таблеточные бойцы деваются потом, Илья не успевал додумывать. Но они уже внутри, и Илья выбирает забыть. Теперь это не его проблемы, на какое-то время. Пусть сами разбираются с его внутренностями, Илье плевать. Накатывает сонливость. Илья вяло перебирает ногами по гололёду. На автомате включает наушники. Слух улавливает глубокий и нежный голос Гуми. У Ильи нет сил испугаться. Он равнодушно замечает, что песня не вызывает ничего. Даже раздражение.***
Первые две математики проходят... Проходят. Илья не помнит, как исписывает семь страниц решениями уравнений, не помнит, как их решает. Хорошо, что вообще решает. На физике он не соображает совсем — учительница странно смотрит на него и хлопает глазами. Илья, может, и почувствовал бы вину, но... Не сегодня, Лариса Георгиевна, не сегодня. Он сидит в столовой и смотрит в свою тарелку. Ещё один завтрак. Ещё одна каша. — Да он всегда такой, — сзади доносится голос Киры. — Пускает слюни на физике? — Арт что-то доказывает ей. — Не вижу противоречий. — Не припомню его таким... Овощем. — Почему мы вообще обсуждаем идентификацию Ильи, когда он сидит за соседним столом? — голосом разума выступает Вик. Илья чувствует, как все оборачиваются и смотрят ему в спину. Надо бы дать им понять, что он всё слышит и находится в негодовании, вот только фальшь это всё. Нет сил притворяться и здесь. Это опасно, но Илья позволяет себе предугадать один исход — эти чокнутые спишут его поведение на какое-нибудь отклонение, которым он на самом деле не страдает. Разубеждать их Илья не станет. — Фил, почему молчишь? Ты даже ложкой кашу не помял. — Голос Киры вызывает волну мурашек. — Да не голодный, чуваки. Меньше работы бабе Зине, — слышится скрип стула и чересчур громкие шаги. Фил Черных ходит как слон, подмечает Илья, но не может усмехнуться. Он видит боковым зрением, как мимо проплывает синяя толстовка, и опускает взгляд на свою руку с ложкой. Хлопает ею по густой массе и слышит тяжёлый грохот. Словно мешок с картошкой сбросили с лестницы. Это звуковые галлюцинации? — Фил! Сзади суетятся, сидящие рядом зеваки вертят головами и охают. Илья поднимает взгляд и упирается им в синюю толстовку на полу. Её обступают другие. Цокот каблуков доносится со стороны входа, кто-то вскакивает, начинают тараторить, как на базаре. До этого было значительно тише. Илья сидит и смотрит на холодный каменный узор, которым уложен пол. Уши разрывает трель звонка, толпа нерасторопно рассасывается. В грязной ложке Илья ловит своё отражение и ясное понимание ситуации — Черных только что упал в обморок в столовой. Странное и неожиданное происшествие. Что делать дальше?***
По разговорам одноклассников и отсутствию свиты Черных Илья приходит к выводу, что они сторожат Фила в медкабинете. Биология проходит совсем мимо. Илья дожидается большой перемены и пропускает обед. Он выходит из класса и неосознанно двигается в сторону медкабинета. В голове отдалённо бьётся вопрос, — «зачем»? Но ноги идут, в горле пересыхает, язык прилипает к нёбу, челюсти сводит. Абсолютно естественное, нормальное состояние, не вызывающее подозрений у окружающих. Илья добровольно идёт на свою смерть. Жизнь вчера треснула его по голове лопатой до хруста черепа, а он поднялся, как идиот, сделал выводы и побрёл в поисках клинка, который ему воткнут между рёбер по самую рукоятку, чтобы разорвать сердце насквозь. Чтобы уже окончательно насмерть. Илья знает, что на самом деле не хочет этого. Но ноги идут, и всё остальное зачем-то идёт вместе с ними. У двери виднеется силуэт Вика. Он не сразу замечает, кто именно собирается навестить падучего больного. А когда замечает, то встаёт в какую-то нелепую боевую стойку. Илья хмыкает под нос. — Черных там? — А тебе какое дело? Впрочем, ничего удивительного. Илья совершенно не готовился, однако импровизация у него по непонятной причине получается замечательная. — Думаешь, я по своей прихоти сюда тащиться буду? Меня послала руссичка, выяснить дальнейшую судьбу вашего дружка. Вик явно теряется. Илья, как голодная собака, пожирает его взглядом, ловит каждую секунду растерянности. Не так приятно, как в другие дни, но всё же вызывает некоторые эмоции. — Ты разве не снял всё на камеру ещё в столовой? — бубнит он. — Я... Не ношу её в школу больше. После того, как вы сломали её, — врёт Илья, рассчитывая довести Вика до вины или хотя бы жалости. — Ладно, иди уже, — Вик прячет взгляд и снова приваливается к стене. — Чем быстрее, тем... Быстрее. Илья и правда не ожидал, что расправится с ним так быстро. Он шагает к двери, поворачивает ручку и заходит внутрь на каком-то социальном реакторе, который заставляет его делать определенные вещи. Идти, когда все идут. Молчать, когда все молчат. Вести себя так, как от него ожидают окружающие. Казаться нормальным. Не вызывать подозрений. — Э, э, з-занято! — блеет Черных с кушетки. — М-муромов, туалет в конце коридора. — Великолепно, Черных. Жаль, что ты не отбил себе это идиотское чувство юмора. — Не надейся, Илюх — оно у меня в прошивке. Достанется только червям, и то не факт. Как они, кстати, пробираются внутрь гроба? — Плевать. В кабинете наступает тишина, Илья оглядывается в поисках стула. Место медсестры пустует, но занять его Илья без разрешения не осмелится. Он игнорирует лицо Черных и присаживается на дальний край кушетки. Складывает руки в замок, опуская голову. — Так... Что произошло? — Ты моим здоровьем пришёл поинтересоваться? Реально? — Черных, кажется, приподнимается на локтях и сверлит взглядом висок Ильи. Илья выбирает промолчать. — Прости, но я стил элайв, как видишь. Чего не скажешь о тебе, восстание зомби. — Что ты несёшь? — Добро и позитив! Для особенных перевожу — ты выглядишь, как зомбак, Муромов. Илья не слышит сострадания в голосе этого выскочки. Значит, насмехается? Его реакцию стоило предугадать. — Спасибо за твоё очень ценное мнение. Подумаю о нём на досуге. — Ты нормально себя чувствуешь? — Не лезь, куда не просили, Черных. Он бьёт кулаком по кушетке и резко садится. Илья собирается отпрыгнуть, но его хватают за руку и тянут на себя. Фил держит больно, но не крепко. — Муромов, — шипит сквозь зубы, — ты можешь хоть раз в жизни нормально ответить? Почему ты, блять, постоянно говнишься? Илья морщится. — Контролируй нецензурные выражения... — Илья, блять! — Не ори, тебя не режут. — Почему меня это волнует больше, чем тебя? Что-то настойчиво шепчет внутри: «не поворачивайся». А что Илья делает со своими предчувствиями? Правильно, имеет оральным способом. Илья поворачивает голову и смотрит Черных в глаза. Равнодушно следит за тем, как человек напротив мультяшно сменяет гнев на растерянность. — Ты... Не помнишь? Как-то самостоятельно выбирается тактика всё отрицать. — Я не помню того, чего не было. — Илья, блин. Я, типа, всегда за, чтобы притвориться, что ничего не было, но сейчас я не понимаю, чего ты хочешь. Ты пришёл — ты и объясняй. Губы сами собой складываются в тонкую полосу, Илья отводит взгляд. Он ведь не обязан? Фил сам виноват, что увидел. Но, технически, если бы не болезнь... Если бы не эта проклятая эпилепсия. К горлу подкатывает разъедающая горечь. Илья впивается ногтями в кожу ладоней. — Ты ничего не видел. Ты никому не расскажешь. Иначе... — Иначе что? Илья утробно рычит. Глупая безысходность оставляет без чувств. Ему нечего предъявить. Нечем играть. Спектакль переносится в связи с поломкой реквизита. У Ильи всё внутри трещит и сыпется. К сожалению, в таком состоянии единственное, что Илья способен чувствовать — это боль. И сейчас ему невыносимо больно срывать маску, обнажая своё настоящее лицо, сплошь покрытое шрамами. Представать перед не то что незнакомцем, а очевидно одним из главных мудаков в его жизни, абсолютно беспомощным и жалким. Не о такой судьбе Илья мечтал, сидя под оливковым деревом на берегу Эгейского моря. — Иначе ты испортишь мою жизнь окончательно. Поэтому я прошу... Просто забыть. Я заплачу, если тебя это убедит. — Последнее сказано от полной безнадёжности ситуации. Илья не считает секунды, но, кажется, Фил реагирует почти моментально. — Заплатишь? — Это всё, что ты услышал? — Не, не, Илюх. Я — могила. Но ты тоже больше... Ну, палку не перегибай. «Ты мне ещё условия ставить будешь?» — на автомате хочет возмутиться Илья, но вспоминает, в каком именно положении сейчас находится. Он согласно мычит себе под нос и встряхивает предплечьем, на котором валяется чужая ладонь. — Руку убери. — Сорян. Черных вовремя отстраняет свою почему-то довольную рожу, так как в этот момент дверь распахивается. Илья оборачивается и видит в проходе шайку с подносами еды. За ними еле-еле виднеется белый халат медсестры. — Всё, Муромов, наигрался? А теперь иди куда шёл, к Валентине Фёдоровне, ты же ради неё сюда припёрся? — Арт приближается и нависает сверху. Илья вскакивает и уворачивается от огромного подноса с супом. — Конечно, конечно, не буду мешать. Тут и без меня больных собралось на весь рабочий день. Черных за спиной прыскает от смеха. Илья непроизвольно вытягивается стрункой, но игнорирует это. — Вот и проваливай, — сквозь зубы шипит Кира, когда он проходит мимо неё. Илья проваливает. И даже умудряется расслабиться в оставшиеся уроки. Он решил свою проблему... И таким странным способом — правдой. Но, похоже, это работает. По крайней мере, пока статистика стопроцентная. И всё бы славно, если бы Илья не начал замечать на себе чуть больше взглядов Черных, чем обычно. Ну, как чуть больше... Теперь светлая башка поворачивалась в его сторону каждые пять минут, если не чаще. И что бы это ни значило, Илья опять всем телом чувствует — проблемы ещё будут. Однако он позволяет себе выдохнуть и тихо улыбнуться — может, их решение приведёт к чему-то хорошему?