***
— Что с ним случилось? На лице Поттера пляшут отблески костра. Они с Грейнджер разбили палатку и затащили туда Уизли. Он громко стонет во сне. Грейнджер говорит, ему лучше. Вот и сейчас она сидит возле него и листает какую-то книгу. Мы с Поттером греемся у огня. На лес опустилась ночь, и стало прохладно. Поттер дал мне большой бутерброд с сыром. — Спасибо. — Я с удовольствием вгрызаюсь в хлеб и только тогда понимаю, как проголодался. Удивительно даже, что Поттер поделился со мной едой. — Рона расщепило, когда мы убегали от Яксли. — Он говорит грубо, отрывисто и не смотрит на меня. — Послушай, Поттер. Я понимаю, что ты не веришь мне, но меня никто не подсылал. Поттер поднимает взгляд. — Я увидел Яксли из окна, спрятался на кухне, и монета… Он не видел меня, клянусь. Я… — Если бы я не верил тебе, тебя бы тут не было. Он смотрит на меня сквозь всполохи пламени. Я выдыхаю. Как же хорошо сидеть вот так у огня, в тепле, жевать бутерброд и наконец перестать бояться. Поттер мне верит. Он верит мне, а все остальное не важно. Я останусь с ним и не вернусь в этот проклятый дом. — Грейнджер мне не доверяет. — Это точно. — Поттер встает и уходит в палатку. Я в одиночестве доедаю бутерброд. От тепла клонит в сон; я еле-еле размыкаю веки. Я то ли думаю, то ли дремлю; перед глазами все плывет. Вечность спустя из палатки выходит Грейнджер. Ее взглядом можно убивать. — Иди спать. Я на посту. Я встаю и послушно иду в палатку. Внутри две двухъярусные кровати, побитое временем кресло и стол. Пространство заколдовано, магически расширено, ведь снаружи палатка выглядит совершенно обычной. За ширмой еще одна комната, но я не решаюсь туда заглянуть. Уизли храпит на нижнем ярусе. Кровать над ним пуста. Поттер тихо лежит на другой стороне. Подумав, я забираюсь сверху. Грейнджер наверняка захочет “делить” постель со своим дружком, так что не буду им мешать. Когда я просыпаюсь на рассвете, кровать подо мной пуста. Мысль о Поттере, охраняющем нашу палатку, до странного успокаивает. Я поворачиваюсь на другой бок и засыпаю.***
— Инсендио! — кричит Поттер, снова и снова; ярость искажает его лицо. Медальон, как ни в чем не бывало, падает на землю. Они все утро пытаются уничтожить эту штуковину. Видимо, она проклята и надежно защищена. Я не задаю лишних вопросов: все равно мне не расскажут. Единственное, что я понял — ради медальона они пробрались в Министерство и наделали шума. Целый день они возятся с медальоном и под вечер сдаются. Проходят дни. Мы переходим с места на место, нигде подолгу не задерживаясь. Оставаться опасно, объяснили мне. Нас могут заметить. Они по очереди носят медальон на шее. Мне кажется, он как-то влияет на их настроение. Стоит надеть его — и обладатель тут же становится резким, злым и огрызается на всех подряд. А может я просто схожу с ума и мне все кажется. В любом случае, с медальоном что-то не так. Он пугает меня. Поттер с Грейнджер по очереди дежурят по ночам. Уизли слаб; его мучает лихорадка, а рука все еще перевязана. Мне нести дозор не доверяют. Точнее, не доверяет Грейнджер. Поттер просто соглашается с ней, чтобы не злить понапрасну. Однажды он предложил нам дежурить вместе, но Грейнджер сказала твердое “нет”, и он не стал с ней спорить. Со мной, кроме Поттера, никто не разговаривает. Я сам избегаю его, когда приходит его очередь носить медальон. Что-то в Поттере неуловимо меняется. Он становится более злым, жестоким — совсем как в тот день, когда он хотел вышвырнуть меня из защитной сферы. В такие дни я боюсь его. Теперь он кричит по ночам или ходит, точно сомнамбула. С ним случилось несколько припадков, похожих на тот, которому я был свидетелем в Выручай-комнате. Он подавлен. Я это вижу. С едой у нас проблемы. Уже вышли все запасы хлеба, сыра, печенья и яблок. Какое-то время мы собирали ягоды и грибы; последние два дня сидим лишь на чае с сахаром, который отыскался в недрах палатки. Уизли постоянно ноет. У него болит рука, ему холодно, нет еды, а еще я смею показываться ему на глаза. Если бы не я, заявил он как-то, еды бы хватило на подольше. И ведь он прав, черт побери. Ненавижу его. Сегодня мы устроили привал у самого подножия холма в небольшой пещере. Неподалеку от нас ферма; в темноте мерцают ее огоньки. Поттер предложил раздобыть там еды, но под мантией-невидимкой в итоге почему-то оказался я. Уизли был против. Тогда Поттер сказал, что пойдет сам. На это уже возмутилась Грейнджер и сказала, что никуда его не пустит. Поттер предложил пойти ей, но Грейнджер, смутившись, пояснила, что не привыкла красть еду. У Уизли все еще болела рука. Выбор был очевиден. — Ладно, — сказал тогда Поттер. — Пусть Малфой идет. — Гарри… — начал было Уизли. — Без мантии я его не пущу. — Он сбежит вместе с ней! — Не сбежит. — Уизли, ты разве не об этом мечтаешь? Чтобы я исчез и оставил вас в покое. Да и сам подумай: куда мне бежать? Вылазка прошла как нельзя лучше. Я наложил Муффлиато на собаку, которая учуяла меня и принялась лаять, пробрался в курятник и теперь крадусь с дюжиной яиц по карманам и курицей подмышкой обратно в наш лагерь. Палатку не видно под защитными заклинаниями. Я вдруг понимаю, что им ничего не стоило уйти в мое отсутствие. По спине бежит холодок. Нет. Поттер бы никогда так не поступил. Он ведь обязан защищать меня. Я тешу себя иллюзией, что и без долга жизни Поттер не оставил бы меня, но это все лишь мои глупые надежды. Глупый я. Вдруг передо мной из воздуха появляется рука. Поттер! Я тут же хватаю его, и он затаскивает меня под защитный купол. — Привет, — улыбается он. — Привет. — Я так безумно рад его видеть. — Вот, держи. Аккуратней. Я отдаю ему яйца. — Ты что, принес курицу? — Ага! — Смеюсь. Я опьянен своей успешной вылазкой — и Поттером, который улыбается мне. — Сегодня мы пируем! — Я так боялся, что тебя поймают, а ты принес столько всего! Ребят! — кричит он в сторону. — Идите сюда! Малфой принес еду. Мы варим яйца в малюсеньком котле, чистим их и обильно посыпаем солью, найденной в палатке. С курицей, надо признать, вышла неурядица. Не можем же мы съесть ее живьем! — Давайте отпустим ее, — грустно предлагает Грейнджер и облизывается. — Да ты с ума сошла! — негодует Уизли. — Давай, Малфой, твой выход. Понятия не имею, с чего он взял, что я больше всего подхожу на роль куроубийцы. Может быть потому, что я ее украл, или потому, что мне всегда выпадает грязная работа. Или… Я поднимаю палочку. Вдох, выдох. — … нет. Я не могу. Мы вчетвером смотрим на курицу, которая ходит по полянке и что-то клюет. Перевожу взгляд на Поттера. Тот качает головой. — Может все же отпустим ее, — грустно повторяет Грейнджер. Уизли тяжело вздыхает. — Да хер с вами. — И одним взмахом палочки он отсекает курице голову. Трава окрашивается кровью. Грейнджер матерится. Уизли подходит к обезглавленной тушке и поднимает ее за лапы. — Хорошо, что мама научила меня кулинарным заклинаниям. Что? — он оглядывает нас. — Не могли же мы съесть ее живьем! Мне даже немножко жаль курицу. Совсем чуть-чуть. До тех самых пор, пока от жареного мяса не начинает исходить волшебный аромат. Живот сводит от голода. Уизли — неплохой повар. Да еще и ощипывать курицу умеет! — Мама настояла, — хвалится он, покручивая вертел с тушкой над костром, — чтобы мы освоили базовые заклинания. — Молодец твоя мама, — говорю я, и Уизли ухмыляется мне сквозь языки пламени. Сегодня мы пируем. Кажется, я никогда в жизни не ел ничего вкуснее. Настроение у всех превосходное. — А ты не промах, Малфой, — замечает Уизли, вытирая жирные пальцы о джинсы. — В следующий раз снова отправим тебя на вылазку. А я приготовлю, так уж и быть. Гарри наш босс, Гермиона самая умная — пусть отдыхают. Мы улыбаемся друг другу, и Уизли добавляет: — Вор и повар спешат на помощь! — и мы вчетвером хохочем и еще долго не можем успокоиться. Мне сыто и тепло — впервые за долгое время. Я наблюдаю за Уизли и Грейнджер, которая прижимается к нему. Не так уж они и плохи. Может быть нам даже удастся поладить. Поттер сидит рядом со мной и чему-то улыбается, а потом вдруг поднимает глаза, и наши взгляды встречаются. Я тону в его глазах, и мне кажется — впервые за все это время, — что я один из них. Я улыбаюсь в ответ. — Не можем же мы, — говорит Грейнджер, — все время красть еду! — Конечно, можем. Иначе мы умрем с голоду, а Поттеру еще мир спасать, не забыла? — Малфой прав, — говорит Уизли и только отмахивается, когда Грейнджер одаривает его взглядом, полным негодования. — А что, у тебя есть идеи получше? — Нет, но это как-то неправильно, — настаивает она. — Да, — соглашается Поттер, — но мы крадем не ради развлечения. Если бы мы могли достать еду другим способом… — В лесу полно грибов и ягод… — Гарри имел в виду нормальную еду, Гермиона! — Уизли тычет ее в ребра, она хочет пихнуть его, но Уизли ловит ее руку, прижимает к себе и целует в макушку, и Грейнджер тает в его объятиях и не говорит больше ни слова. Поттер рядом откашливается. Я не смотрю на него. Пусть себе обнимаются, я не против. Сегодня хороший день. Теперь у нас порядок: я достаю еду, Уизли готовит. Мы разбиваем палатку возле ферм и деревень, и я хожу на вылазки по ночам. Мы больше не голодаем. Грейнджер наконец перестает сокрушаться по украденным яйцам. — У нас все равно нет магловских денег. И даже не предлагай мне трансфигурировать галлеоны!***
Я снимаю свитер и футболку. Оглядываюсь: никого. Природа тут девственно чиста — Грейнджер проверяла. Ни души кругом. В этот раз мы разбили лагерь в лесу, возле маленькой горной речки. Я наклоняюсь, чтобы развязать шнурки. Снимаю ботинки, носки, джинсы. Да, джинсы. Трансфигурировал свои брюки по современной моде. Поттер тоже так носит. Вполне практично. День удивительно теплый для конца сентября, но вода просто ледяная. Лодыжки тут же сковывает судорогой; в пятки вонзаются сотни иголок. Ладно, может быть я погорячился насчет купания. С другой стороны… вода кристально-прозрачная, дует легкий ветер, а я так давно нормально не мылся. Я делаю шаг, другой, третий, пытаясь привыкнуть к холоду и гальке под ногами. Ни одно очищающее не может сравниться с водой. Речка теперь доходит мне до пояса. Я делаю глубокий вдох и окунаюсь с головой. Брр! В первые секунды дико холодно, а потом я привыкаю. Мне даже весело. Я ныряю опять. Я жив, я дышу, я сильный и чистый — это безумно приятно. Может быть, не стоит так долго плавать в холодной воде, но день сегодня теплый, и кто знает, когда в следующий раз мне удастся помыться. Наплававшись, я поворачиваю к берегу. Мокрые волосы щекочут шею; они сильно отросли. Бреющее заклинание мне еще удается, но волосы я стричь не рискую. Я убираю челку со лба и вдруг вижу Поттера. Он подходит к берегу и тоже замечает меня. Что-то в его взгляде… мне становится неловко. Слава Мерлину, я не стал снимать трусы. Да что со мной такое?! Поттер оглядывает меня с ног до головы. На всякий случай прижимаю левую руку к груди, чтобы спрятать метку. — Привет, — мой голос дрожит. — Привет, — коротко отвечает Поттер и стягивает свитер через голову. Черт. Он в том самом настроении, когда я стараюсь не попадаться ему на глаза. Поттер кидает на землю свитер, футболку; небрежно стаскивает ботинки. Мне страшно. Он какой-то чужой и опасный. Не мигая, он смотрит мне прямо в глаза, расстегивает ремень, ширинку, снимает джинсы вместе с бельем. Мерлин. Он абсолютно голый. Я смотрю на его член — он возбужден — и золотой медальон, блестящий на шее. Я вдруг вспоминаю, что все еще стою по колено в воде, а вся кожа неприятно покрылась мурашками. — Что? — нагло спрашивает он, и я с трудом отвожу взгляд от его эрекции. — Ничего. — Я стараюсь смотреть куда угодно, только не вниз. Наконец, я выхожу из воды, шмыгаю мимо Поттера к своей сложенной одежде и спиной чувствую его взгляд. От него волнами исходит нечто опасное. Мне одновременно хочется убежать от него и прижаться как можно ближе. — В чем смысл купаться в трусах, а потом их сушить? — спрашивает за моей спиной Поттер. Я суматошно накладываю на себя высушивающее заклинание, надеваю свитер, чтобы спрятать метку и только потом поворачиваюсь. Поттер молча снимает медальон, вешает его на ветку и, не дожидаясь моего ответа, заходит в речку и ныряет. Я пытаюсь как можно скорее одеться, но, когда Поттер выходит, я все еще вожусь со шнурками. Он сутулится, проходя мимо. В холодной воде его возбуждение поугасло, и теперь кажется, будто нагота смущает его. Ни говоря ни слова, он одевается, снимает с ветки медальон и быстро вешает его на шею. На какое-то время его рука задерживается на сверкающем металле, а потом Поттер убирает медальон под ворот свитера. — Ты же с ума сходишь, когда носишь его. В чем смысл? — спрашиваю я. Поттер как-то странно на меня смотрит. — Нам нужно охранять его. Вдруг он опять потеряется. — Что в нем? Для чего он нужен? Поттер ничего не отвечает: пожимает плечами и уже отворачивается, чтобы уйти. — Иногда мне кажется, что ты слишком сильно привязан к нему, — сообщаю я его спине. Поттер замирает. — Он… он хочет, чтобы я носил его и… всякое другое… — он бормочет что-то еще и уходит. Мы избегаем друг друга весь день. Поттер греется на солнце, играет со своим снитчем; я стараюсь не смотреть на него, но вместо этого не могу выкинуть из головы его, обнаженного. Как он заходил в воду, как солнце играло на его мышцах; его длинные стройные ноги, его бедра. Как он двигался… его член — конечно, я его вспоминаю, — большой, в окружении темных кудрявых волос. Его плоский живот, мышцы пресса… Мерлин! Какого черта я запомнил его тело в мельчайших подробностях?! Я ведь почти не смотрел! Встряхиваюсь, чтобы прогнать навязчивые мысли. — Гермиона! — зовет Поттер. — Взгляни сюда! Грейнджер откладывает свою книгу и встает. Поттер отдает ей снитч; она крутит его то так, то сяк. Они сидят совсем близко и переговариваются тихим шепотом. К ним подходит Уизли; он наклоняется и совсем закрывает от меня Поттера. Ничего такого, и все же… Я для них пыль. Пустое место. Мы не друзья, мы никто друг другу. Мне никогда не стать одним из них. От этой мысли бесконечно горько.