Этернализм

      Объяснить, почему она изменила воспоминания Тома, стало для Гермионы поистине невыполнимой задачей, ибо все заготовленные слова утекали как песок сквозь пальцы. Она стремилась излагать события как можно более размыто, раскрывая лишь общий характер произошедшего, указывая на то, что Том совершил ошибку, что и в итоге дало ей повод.       Ощущая на себе взгляды Реддлов полные непонимания, часть Гермионы чувствовала облегчение. Она не хотела вдаваться в подробности первопричин, Том вступил на темную дорожку, которая его и сгубила, но его семье об этом знать не стоило, он бы потерял и их. Гермиона изо всех сил стремилась сохранить для Тома ту особенную связь с семьей, которая его безоговорочно любила. Ярким свидетельством этой привязанности для нее стал Том-старший. — Я думал, что ты другая, но, очевидно, я ошибался, — подойдя к ней, Том-старший сверкнул знакомыми ледяными глазами. — Всё, что вы, ведьмы, делаете, это причиняете боль. Будет лучше, если ты просто оставишь нас в покое.       Мэри попыталась выразить свое несогласие и настаивала на том, что, вероятно, у неё была уважительная причина, но, несмотря на это, Гермиона взяла всю вину на себя. Она не обижалась на Тома-старшего за то, что он ее открыто обвинял, так как понимала, что сейчас он проецирует на сына собственные старые травмы. — Даю вам слово, что больше не побеспокою вашу семью, — тихо заверила их Гермиона.       Глубоко вздохнув, она отрывчато кивнула на прощание и, развернувшись, вышла за ворота, не оглядываясь. Душу рвало на части. Помимо Тома, она больше всего будет скучать по Мэри — она стала для нее кем-то вроде второй бабушки.       По крайней мере, у нее еще был родной дедушка…       Самое сложное уже было позади, но Гермионе предстояло ещё много кропотливой, почти что ювелирной работы. Оставалось много хвостов, которые необходимо было устранить, перед тем как придёт в себя Том.       Первой остановкой Гермионы стал дом её лучшей подруги и крестниц. Только переступив порог дома, она накинулась на Сигнуса с расспросами, кто в итоге отказался от безумного плана Тома и получив подтверждение своей теории, наконец смогла устала упасть в мягкое, старинное, почти что разваливающееся кресло. В пустом мозгу промелькнула нелепая мысль, что на нём наверняка кто-то умер, иначе по-другому объяснить его скрип, Гермиона была не в силах. Мягко выплыв из кухни на звук, Друэлла тут же поцеловала мужа в щеку. Её лицо торжественно светилось гордостью, прям как новогодняя елка. Беллатрикс на полу с отвращением скривилась, тем самым заслужив смешки со стороны взрослых. — Обещай, что будешь писать — слёзно попросила Друэлла. — Я не хочу потерять тебя.       Гермиона кивнула. — Только если ты просишь, — усмехнулась Гермиона, сгладив трогательный момент шуткой. — Однако, я должна вам кое в чем признаться. Я держала в себе это слишком долго.       Сигнус с Друэллой одновременно подняли брови и быстро обменялись любопытными взглядами. — Что случилось? Ты знаешь, что можешь рассказать нам что угодно? — Я не полукровка, как убеждала всех на первом курсе, — скороговоркой призналась Гермиона, опустив взгляд в красивый, темный, деревянный пол. — Мои родители магглы. — Ты… — глаза четы Блэк округлились, что пять галеонов. — Я маглорожденная, — все ещё не решаясь поднять взгляд на друзей, пробубнила она.       На некоторое время в огромном поместье повисла оглушительная тишина. Гермиона чувствовала на себе недоверчивые взгляды, она уже представляла как Друэлла презрительно поджимает губы, Сигнус призывает пару тройку эльфов и они выкидывают её пинком под зад из своего чистого дома. Но и осуждать их в таком случая, она не имела бы никакого права. Она врала им всю дружбу, и в итоге оказалась той, кого их с детства учили ненавидеть и убивать, как такое прощается? — Простите, что не рассказала с самого начала. Это был секрет, который мы с Томом договорились хранить до самой смерти. Если бы это вскрылось, я не уверена, что дожила бы до сегодняшнего дня, — наконец разрезала тишину Гермиона.       Друэлла первой оправилась от шока. Услышав тяжёлый приближающийся стук каблуков о паркет, будто отбивающий таймер последние секунды, она напряглась. На долю секунды Гермиона и вправду подумала, что её выставят за дверь, как сделал это Том-старший немногим ранее. Впившись ногтями в мозолистые ладони, она медленно подняла свой взор.       То, что девушка сделала дальше, шокировало Гермиону. Взяв ее за почти что кровоточащие руки, Друэлла подняла ее с кресла и заключила в крепкие объятия. Этот жест значил для Гермионы больше, чем могла себе представить себе её чистокровная подруга. Не в силах сдержать слез, она с жаром обняла ее в ответ, кажется впившись в руками тугой корсет на спине, уткнувшись лицом в хрупкое худое плечо. — Т-ты меня не ненавидишь?       Она почувствовала, как Друэлла дрогнув, покачала головой. — Как я могу ненавидеть тебя после всего, что ты для меня сделала? Ты заботилась обо мне тогда, когда, я осталась одна без поддержки других подруг или семьи. Мне стыдно, но, признаюсь, ты права. Мы бы, наверное, не были подругами, если бы ты не соврала, но все сложилась так, как должно было и я очень рада, что мы есть друг у друга… Ты не такая, ты другая.       С Сигнусом же была другая история. Бросив на него мельком взгляд через плечо Друэллы, Гермиона увидела на его лице внутреннюю борьбу. Она не знала, насколько сильно семья Друэллы верила в идею превосходства чистокровных, но точно была уверена, что Блэки на равне с Малфоями были её самыми ярыми последователями. — Не волнуйся, я всё так же буду держать это в тайне, — мягко заверила его Гермиона. — Я понимаю последствия того, что повлечет за собой общение магглорожденной с Блэками.       Сигнус кивнул головой, а его лицо чуть-чуть просветлело.       Она не стала злоупотреблять их гостеприимством, особенно после такого скомканного конца. Гермиона предупредила их, что Том будет помнить их как своих друзей, но не будет помнить о ней, и попросила притвориться, будто ее никогда и не существовало. После ещё одних шокированных взглядов и долгих расспросов они согласились пойти на это.       Следующей ее остановкой стало поместье Малфоев, помня прошлый свой визит сюда и обиду Геры, Гермиона постаралась уделить им обоим максимум своего внимания и участия. После небольшого чаепития она пригласила Абраксаса в его же кабинет, под предлогом обсудить рабочие моменты. Продумав каждый свой шаг, она, только увидев знакомый кабинет, повернулась лицом к Абраксасу и неожиданно заперла дверь, чем удивила хозяина поместья. Сказав, что объяснит все позже, Гермиона попросила его достать отцовский Омут Памяти и молча просмотреть все, что она туда положит. Абраксас сдержал свое слово, он молчал до конца, пока воспоминание не пошло по кругу третий раз и его самого не выкинуло в реальность. — Ты же понимаешь, что другие не остановятся, ведь им уже был отдан приказ, — заметил Абраксас, плеская напиток янтарного цвета в дорогой бокал. — Те из нас, кто присоединился, потому что верим в это дело, не остановятся просто потому, что наш лидер потерял память, — бесстрастно отметил он, не глядя на девушку.       Гермиона кивнула. Она думала об этом. — Это уже не мое дело. Я помогла остановить двух самых темных волшебника за всю магическую историю. Моя миссия оканчивается Томом.       Усталость начала проявляется не только в физическом смысле, но и в моральном. Как только последние слова были произнесены, она ощутила огромный груз, который до недавнего времени покоился на её плечах и только сейчас начал потихоньку ослабевать. Недавние события осознанием пришли в тот момент, как раздался резкий треск в камине. Гермиона затравлено глянула на истлевшее полено и подумала, что ей, черт возьми, нужна передышка. Она доделает то, что должна, а дальше… А дальше жизнь. — Я могу чем-нибудь помочь? — в его голосе проскользнули сочувственные нотки. — Просто… Присматривай за ним и постарайся забыть обо мне.       Абраксас покачал головой, отчего несколько белых прядей волос упало на лоб. — Я не забуду о тебе, Гермиона.       Гермионе удалось слегка улыбнуться ему, когда он со вздохом потянулся, чтобы обнять ее. Как бы странно это ни звучало, на самом деле она будет скучать по нему. Она никогда не думала, что вообще будет скучать за кем-то из Малфоев. — Береги себя, Абраксас. — Ты себя тоже.       Обойдя всех значимых для нее людей, Гермиона перешла к следующему заданию — сокрытию всех могущественных реликвий, которые имел Том или хотел приобрести в будущем. Она уже была обладательницей Бузинной палочки и двух его крестражей. Значит оставался последний.       Хепзиба Смит…       Хотя Гермиона не собиралась забирать медальон себе, полагая, что ему не грозит такая уж опасность, она все же пошла навестить полную ведьму чисто ради перестраховки. Хепзиба была еще жива и выглядела вполне здоровой. Хотя женщина по-прежнему была частым клиентом Борджина и Беркса, она не имела никакого отношения к Тому Реддлу, и на это непосредственно повлияла карьера Тома.       Что касается Бузинной палочки. В голову Гермионе пришло множество идей, каждую из которых она быстро отметала. Ее первой мыслью было попросить Дамблдора забрать Бузину у нее, поскольку именно он заполучил бы эту палочку, если бы победил Грин-де-Вальда в честном бою, но дедушка отговорил ее от этого, настаивая на том, что человеку, вторгшимся в разум одиннадцатилетней девочке без ее согласия, нельзя было доверить такую большую власть. Гермионе пришлось признать, что он прав.       Обсудив это с Кираном, они решили отвезти все ценности в Гринготтс и запереть их в семейном хранилище Реншоу, где они могли быть уверены, что они будут в полной безопасности. Когла пришло время прощаться с Бузинной палочкой, Гермиону пронзила внезапная головная боль и странные мысли. Деревко боролось изо всех сил, стараясь соблазнить её на все блага, величие, которое она достигнет с её помощью, но все было безуспешно.       Гермионе не нужна была эта несчастная палочка, она с самого начала не собиралась оставлять ее себе. Пусть лучше будет пылиться среди золота, чем будет служить людям ради золота и других опасных благ. — Это всё? — лишь коротко спросил Киран, когда они выходили из банка.       Она неопределенно качнула головой и несмело ему улыбнулась. — Пора.

***

      Первые недели жизни во Франции были одними из самых трудных в ее жизни: они тянулись пугающе медленно. Гермиона не могла спать, терзаемая своими мыслями и утопаемая в горе. Она ела очень мало, посвящая себя работе в течение дня, чтобы отвлечься. Это вредило её здоровью, Гермиона знала это, но не могла остановиться. Это был единственный способ справиться со своими эмоциями, убирая их даже не на второй, а на пятый план.       Если не считать ее личных проблем, дела шли хорошо. Они с дедушкой поселились в квартире всего в квартале от дома Фламелей. Хотя у них было две спальни, вторая использовалась как кладовая. Киран предпочитал спать в подвале, поскольку он был гораздо более звуко- и светонепроницаемым.       Ее ученичество тоже давало свои плоды. Николас Фламель был самым мудрым человеком, которого она когда-либо встречала. Он был добр и терпелив с ней, хотя поначалу Гермиона изо всех сил старалась отвлечься от грустных мыслей, что снова превратилась в невыносимую всезнайку. Алхимия ни в коем случае не была легким ремеслом, возможно, она была даже более сложной, чем изготовление зелий. Однако Гермионе это нравилось, поскольку это заставляло крутиться шестерёнки в голове и побуждало мыслить нестандартно.       Точно так же, как Том раньше…       Она уставала не столько от физически утомляющей работы, сколько от бесконечных попыток выбросить Тома из головы. Ей было интересно, что он делает. Был ли он счастлив. Как проводит своё время. Может он уже влюблен? Много раз у Гермионы возникало искушение узнать о нем хоть что-то, но Киран вовремя её останавливал.       Киран в это тяжёлое время стал её спиной, её вторыми руками, которые после каждого утомительного дня обнимали и убаюкивали. Он хорошо понимал, каково это потерять кого-то, кого ты любишь больше чем себя. Дедушка никогда особо не распространялся, что он чувствовал после смерти Эвелин, да и Гермиона не хотела это знать. Только редкими вечерами она слышала заверения, что время лечит и скоро боль утихнет.       Но её ожидания не оправдались, тревога и щемящее сердце не сходили на нет, каждое утро казалось только ненароком цепляло остатки души Гермионы.       Из всего этого можно было вынести всего один плюс: она стала спать лучше, казалось, что даже смерчь, сносивший все на своем пути, обогнул бы Гермиону, не потревожив ее в царстве Морфея. Но во всё остальном… Она просыпалась по утрам с жутким головокружением и тошнотой, отчего, только открывая глаза, Гермиона срывалась с постели в ванную, чтобы вырвать те остатки еды, которые не переварились с вечера. После этого утреннего ритуала ей ставало лучше, но не надолго, со следующим приемом пищи всё повторялось. Её тело почему-то не усваивало еду, вообще никакую.       Различные зелья, которые она вливала в себя, помогали, но ненадолго и её недуг уже совсем скоро заметил и Фламель. Чаще всего ее рвало в переулке по дороге домой, и как бы искусна в магии Гермиона не была, Николас Фламель не за детские шалости получил отдельные талмуды, посвященные ему и его изобретениям и изображение на карточке от шоколадной лягушки, поэтому всё вскоре вскрылось.       Спустя неделю Гермиона, наконец, сдалась и записалась на прием к целителю, ожидая получить еще одну бесплатную порцию зелий и, возможно, неодобрительный взгляд. — Поздравляю, мадемуазель Грейнджер, — радостно кудахкнула целительница. — Вы беременны.       Гермиона застыла от шока. Казалось, будто все мысли исчезли, а в голове остался только раздражающий белый шум, который не давал сосредоточиться. Она ослышалась. Точно ослышалась. — Простите, что? — Вы беременны. Плоду 5 недель, — радостно пояснила целительница       Вторая новость окончательно выбила почву из-под её ног. Гермиона пошарила рукой по кушетке, пытаясь найти то ли палочку, то ли пытаясь осознать услышанное. Её горло коротко сжалось, а в голове набатом начала стучать кровь. Руки, которые ранее резко и профессионально нарезали ингредиенты для зелий, сейчас неистово дрожали, а глаза, которые старались подмечали все мелкие детали, сейчас смотрели в никуда. Они были предельно осторожными, как? Пять недель… Это свадьба Розалины. Гермиону снова затошнило и она, неожиданно даже для себя, резко перекинулась через скамью и вырвала. Находясь в не очень красивом положении, чувствуя как волосы по велению целительницы сами завязываются в хвост, она ощутила себя невыносимо одинокой. — Я так понимаю, для вас это неожиданность?       Гермиона кивнула, не зная, что добавить.       Целительница задержала её еще на некоторое время, проведя несколько дополнительных анализов, чтобы убедится, что с плодом всё в порядке и наконец выдав несколько пузырьков неизвестных ей зелий от утренней тошноты. Гермиона, все еще еле соображая, попросила выслать ей рецепт этих зелий под предлогом сварить их самой дома. Целительница покудахкала, но противиться не стала.       Встревоженный Киран ждал ее у двери смотровой. Гермиона даже не удосужилась спросить, слышал ли он их разговор, только завидев дедушку, она бросилась в его объятия. Рыдания на плече самого родного человека на удивление чуть-чуть помогли. — Я не смогу, — в истерике всхлипнула Гермиона, — я не смогу его забыть. — Шшш, все будет хорошо, — заверил ее Киран, успокаивающе массируя ей спину. — Мы справимся с этим. Вместе.       Он позволил ей выплакать давно накопившиеся слезы. Подхватив Гермиону на руки, Киран пронес её через весь холл, не обращая внимания на странные, обращённые к ним взгляды. Перенеся их домой, он оставил ее на кровати и ушел делать чай, давая время Гермионе привести себя в порядок.       Лёжа на кровати и глядя в потолок, единственное, что она поняла, так это то, что была напугана. Да её заживо съедят, если она покажется в обществе беременной и незамужней. Вспоминая, как унижали Друэллу, холодок прокатился по позвоночнику Гермионы, а та, в отличие от нее, была чистокровной из давнего знатного рода.       В мгновение ока её окутал невероятный гнев. Если бы Том не увлекся темными исскуствами, она бы не оказалась в такой ситуации. Если бы он был как все, они бы наверное поженились, она родила ребёнка и в декрете продолжила заниматься своими исследованиями. Гермиона тяжко вздохнула и отчего то сухими руками провела по своему лицу, ощущая подушечками пальцев, как скатывается ранее красивый макияж. Что уж говорить, Том даже не знал о её существовании. Гермиона всхлипнула. Не говоря уже о том, что она беременна его ребенком.       Ещё больше она злилась на себя за то, что позволила этому случиться. Вина была не только на Томе. Гермиона отлично сыграла свою роль, даже не зная правила игры. Она шла на уступки, закрывала на многое глаза. Гермиона редко когда могла отказать Тому. Он был слизеринцем не просто по распределению, а с рождения. Он был слизеринцем по крови и это его чертвы амбиции. И куда они его привели? — Будь проклят он и его чертова идеальная задница! — пробормотала в подушку Гермиона.       Неожиданно внутри неё что-то всколыхнулось. Это была надежда. Возможно, она и в правду потеряла Тома навсегда, но это крошечное существо, сейчас всего лишь сгусток клеток, было единственным связывающим их звеном. Их ребенок будет являть собой и добро, и зло, и хитрость, и отвагу, он вместит в себя все самые лучшие их черты. Он будет их продолжением. От этой мысли ей стало чуточку легче. Гермиона прикрыла глаза и наконец вздохнула полной грудью.

***

      Месяцы шли, беременность Гермионы по большей части протекала гладко. Поначалу она до нервных тиков боялась, что неожиданные обстоятельства помешают её ученичеству, но семейство Фламелей не оправдало её опасений. — Дети — это благословение, — заверяла Перенель. — Да, ребенок много чего поменяет в вашей жизни, но это не значит, что ради него следует отказаться от всех своих амбиций, — задорно подмигнула ей женщина.       Они приняли решение оставить все как было. Разве что спустя некоторое время изменился её график, Гермиона стала уставать и поэтому большую часть времени она стала уделять книжным исследованиям, сидя. Но это никак не помешало её прогрессу.       Она держалась подальше от сборищ людей и публики, практически ушла в отшельники, если иногда и выбегая за продуктами, то прячась под одеждой на несколько размеров больше. По настоянию дедушки Гермиона согласилась взять его фамилию, как ради ребенка, так и ради себя. Хотя он и не смог её до конца переубедить, отныне она стала на всех документах Гермиона Грейнджер-Реншоу. А касательно фамилии ребенка… Она пока не определилась.       Гермиона сгрызла себе все ногти на руках, гадая, кто же будет: мальчик ил девочка? Она настолько довела Кирана «до ручки», что в один день он чуть ли не сам потянул её на обследование. Гермионе с детства всегда всё нужно было знать — это неотъемлемая часть её характера. А вот когда магическое Узи показало близнецов она впервые чуть-ли не упала в обморок; Мальчик и девочка! — Что ж, — как-то обреченно выдохнул Киран, придерживая Гермиону за плечо, — похоже, в ближайшем будущем нам придется присмотреть дом побольше.       Находясь мыслями совершенно не здесь, она смогла лишь слабо кивнуть. Их квартира сможет уместить в себе их четверых, пустовала третья, грубо говоря гостевая спальня, где можно будет уложить малышей, но вскоре им понадобится больше места… Намного больше места…       Последние месяцы беременности протекали очень медленно, словно время замедлило свой ход, приспосабливаясь к новым реалиям, и Гермиона, к своему большому разочарованию, обнаружила, что не может работать. Иногда даже спуск по лестнице мог изнурить её, и она часто испытывала головокружение, если проводила слишком много времени стоя.       Именно поэтому Гермиона, как правило, направлялась в гостиную, где устраивалась на диване, укутав ноги теплым одеялом, которые в последнее время походили на ледышки, и предавалась чтению. В одной из многочисленных книг о беременности и детском уходе, которые попадали в её руки, она нарыла ценную информацию: чтение своим еще нерожденным детям может способствовать активизации их мозговой деятельности и способствовать развитию навыков ранней грамотности. Одной этой строчки было достаточно, чтобы перечитать им всю библиотеку.       Роды… Схватки начались на 36-й неделе, что, как она вычитала, было обычным явлением для близнецов. Мало кто мог вынести два плода сразу. Несмотря на то, что Гермиона не чувствовала особенной тревоги, ведь роды в мире волшебства не несут в себе никакого риска и опасности, как для матери, так и для малышей, ей особенно уделялись забота и внимание. Ее целитель, так же как и весь персонал, был весьма квалифицированным и достойным доверия (конечно же всё организовывали Киран и Друэлла, уж она-то не доверила бы свою беременную подругу кому попало). Гермиона чувствовала себя в надежных руках. Но, тем не менее, боль оказалась намного сильнее, чем она себе ожидала.       В тот день она проклинала всё живое, особенно Тома, который втянул её во все это и не позаботился об осторожности, Гермиона почти начала жалеть о том, что стерла его воспоминания, лишь мысль о том, что ему сейчас не легче, успокаивала её. К сожалению, возможности задушить его прямо сейчас у неё не было, однако рядом была Друэлла, чью руку она сдавливала до посинения. — Не волнуйся, я не оставлю тебя, Гермиона, — заверяла ее Друэлла в перерывах между криками. — Ты была со мной в самый знаменательный момент моей жизни, и именно поэтому я сейчас здесь.       Гермиона кивнула головой, стиснув зубы от боли. Никогда прежде она не испытывала такой глубокой признательности перед Друэллой.       После многочасовой боли и двух раундов схваток ее дети, наконец, появились на свет. Первый, маленький мальчик, родился удивительно спокойным. Вначале медсестры испытали некоторую тревогу, увидев, что он не плачет, что было характерно большинству новорожденных. Однако, благодаря проведенным тестам, они убедились в том, что с ним все было в полном порядке. Затем пришла на свет вторая, девочка. В отличие от брата, она брыкалась и кричала, и не успокаивалась, пока ее нежно не завернули в теплое одеяло и не уложили на грудь матери, где уже сопел её брат-близнец.       Глаза Гермионы наполнились слезами, но она быстро их вытерла, приподняв голову, чтобы внимательно рассмотреть своих детей. Одного взгляда хватило для осознания, что её жизнь больше никогда не будет прежней. Слезы неумолимо застилали взор, капая на белое мягкое одеяло, но даже сквозь эту пелену она могла видеть, что это были самые красивые создания на свете, оба с легким коричневым пушком на голове. — Поздравляю, мадемуазель, — пролепетала медсестра. — У вас родились два прекрасных, здоровых ангела.       Внутри поднялась сметающая всё волна любви, выброс эндорфина к двум крошечным существам, к их с Томом частичкам. Все те моменты боли, в которых она проклинала его имя, уже были далеко позади. Гермионе было жаль, что Том не смог разделить с ней этот момент. — Могу ли я запустить джентельмена, ожидающего снаружи? — спросила другая медсестра.       Она безразлично кивнула, не сводя взгляда с младенцев на ее груди. В голове что-то прояснилось. Джентельмен? Но… Дедушка? Гермиона вяло улябнулась и дернула головой, было странно называть его так спустя всё, через что они прошли. На секунду она испытала смущение, возможно следует объясниться перед персонал, что это за джентельмен? Со стороны это точно выглядело странно, поскольку он точно не отец — имя Тома Марволо Реддла стены этого госпиталя запомнят надолго. Может быть стоит сказать, что он её брат или какой-то другой близкий родственник?       Через несколько мгновений дверь медленно открылась и в комнату вошел Киран, его глаза широко раскрывшись, тут же обратились к ней. Устало улыбнувшись, она рукой мягко подозвала его к себе. Друэлла уступила ему место, отойдя на пару шагов назад. Он молча стоял и внимательно смотрел на двух младенцев, прежде чем улыбка, наконец, тронула его губы. — Ты уже определилась с именами моих крестников? — спросила Друэлла, воркуя над малышами.       Гермиона хихикнула, хотя ей всё ещё было больно. Конечно, Друэлла будет их крестной. Кто еще? Что касается крестного отца… Еще год назад она без раздумий выбрала бы Сигнуса, но с тех пор, как она призналась им, что является магглорожденной, он отдалился от неё. Поэтому в качестве крестного она выбрала его брата — Альфарда, с которым она наоборот значительно сблизилась за последние месяцы.       Крошечные, почти что инопланетные существа невольно приковывали к себе взгляды всех собравшихся в комнате. — Моего сына буду звать Себастьян Томас.       Имя Себастьян было выбрано в честь персонажа из произведения Шекспира, как и имя Гермиона, которое её родители дали ей, вдохновившись «Зимней сказкой». Себастьян же из «Двенадцатой ночи», которой Гермиона в свое время зачитывалась до поздней ночи; второе же имя Томас было дано в честь отца.       Гермиона почти наяву видела, как Том закатывает глаза. Он всегда ненавидел своё имя за его распостраненность. — А дочку Эвелин Мэри.       Справа от неё раздалось шевеление. Когда Гермиона перевела туда взгляд, она увидела замершего Кирана. — Ты имеешь в виду…?       Она кивнула. Дочку Гермиона назвала в честь обеих бабушек. К сожалению она не застала Эвелин Блубелл, но судя по тому, что она слышала о ней от Кирана, они бы прекрасно поладили. А Мэри… Что ж, Мэри Реддл внесла свою лепту в их отношения с Томом и стала ей второй бабушкой.       Гермиона могла поклясться, что увидела небольшую слезинку, очертившую мужественный, тронутый щетиной, но никак не сединой бодбородок. — Прекрасное имя, как и его обладательница.       Позже пришла медсестра, чтобы взвесить их и заполнить свидетельства о рождении, которые в конце вручила Гермионе.       Себастьян Томас Реншоу       Родился: 17 марта 1947 года в 8:10 утра.       Вес: 5,2 фунта       Родители: Том Марволо Реддл и Гермиона Джин Грейнджер-Реншоу       Эвелин Мэри Реншоу       Родилась: 17 марта 1947 года в 8:25.       Вес: 5,1 фунта       Родители: Том Марволо Реддл и Гермиона Джин Грейнджер-Реншоу       С грустью взглянув на листки бумаги, Гермиона перевела взгляд на младенцев, которые теперь мирно спали в своих колыбельках, расположенных рядом с ее кроватью. Она обещала, что они всегда будут знать свои корни и происхождение, но они никогда не встретят того, кто считается их отцом. Это просто запись на бумаге. Даже если бы они случайно пересеклись, он бы не имел понятия, кто они. Им выпала судьба, полная тяжелых испытаний, и теперь перед ними стоит вопрос, как с ней смириться и преодолеть.       Качая две колыбельки в просторной и светлой палате, Гермиона поклялась стать для своих детей наилучшей матерью, не взирая ни на что.