Этернализм

      Перед глазами Гермионы возникло мерцающее голубое свечение, отвлекая её от и так скучной книги. Немедленно смекнув, что к чему, она вскочила с постели, на которой до этого пыталась отвлечься, и увидела величественного ворона в ту же секунду появившегося из света, как возродившийся феникс из пепла. — Произошло нападение. Шестеро мужчин в черных мантиях и масках, — раздался голос её дедушки. — Была атакована известная семья магглорожденных. Их пытали Круциатусом. Один человек находится в тяжелом состоянии, пострадал при попытке дать отпор. Обнаружены следы неизвестного фиолетового заклинания. Мы с Дамблдором считаем, что настало время действовать.       Сердце Гермионы ухнуло вниз, когда Патронус с треском растворился, на последок облетев комнату. Они все-таки пошли на это. Она должна была быть готовой. Как же наивно было надеяться, что они передумают.       Шестеро… Это означало, что один из них отказался. Гермиона могла только надеяться, что это был Сигнус, пошедший на это ради Друэллы. Что касается самого нападения, она не была удивлена Круциатусом, было предсказуемо, что первыми целями станут Предатели крови и магглы. Презрение порождало боль, а боль всегда порождала утраты.       И потом, это неизвестное фиолетовое заклинание… Ох, уж Гермиона была с ним знакома аж слишком близко. Вспомнился первый пятый курс, неожиданно кольнул под ребром старый, давно заживший шрам. Долохов. Нет сомнений.       Они были правы. Настало время действовать. На кону были человеческие жизни и это больше не игра, не надуманный несбыточный план. Если Пожиратели Смерти были готовы идти на пытки, то только вопрос времени, когда они начнут убивать. Возможно, сначала случайно, но в конечном итоге это станет еще одной их забавой. И кто знает, возможно, даже одной из основных причин этих вылазок.       Возвратившись к постели, Гермиона попыталась усмирить шторм, который бушевал в её разуме. Она совершила все возможное, предоставила Тому миллион шансов остановить этот кошмар, надеясь, что её присутствие и воздействие окажут достаточное воздействие. Гермиона даже откладывала неотвратимое настолько долго, насколько только могла, но, кажется, всё было напрасно.       Время пришло… Это их точка невозврата.       Она просидела на кровати несколько часов, взирая на потолок, ожидая, когда он вернется с работы. Взглянув на часы на тумбочке, она поняла, что осталось полчаса. Чтобы скоротать это время, Гермиона вернулась к своей книге, но, к ее раздражению, будто само её яство противилось этому: глаза постоянно сползали к часам, время от времени непроизвольно закрываясь, буквы сливались в единое целое, а информация никак не хотела вбиваться голову, из-за чего одну страницу приходилось перечитывать дважды, а то и трижды.       Всё таки отложив книгу, Гермиона вернулась к мыслям о Николасе Фламеле. Её встреча с ним и его женой Перенелль прошла очень тепло и радушно. Несмотря на свою всемирную известность, они были очень скромными и не обладали, кажется, совсем никакими отрицательными чертами.       Несмотря на их возраст, они были как влюбленные подростки. Смотрели только друг на друга, они словно были единым целым. Это согревало ее сердце. Гермиона всегда восхищалась такой любовью и жаждала когда-то испытать подобные чувства в своей. К сожалению, при текущем положении вещей, все её мечты о счастье оказались на грани краха.       Пара задала ей множество вопросов, чтобы узнать её поближе. После ужина, который она считала просто восхитительным и который напомнил ей кухню миссис Уизли, она перешла к главной цели своего визита и объявила Николасу, что готова принять его предложение об ученичестве.       Они решили не откладывать дело в ящик и немедленно заключили контракт. В это же время Николас предупредил, что обучение может потребовать до четырех лет, и они начнут через пару недель, как только он подготовит всё необходимое. Затем возник вопрос о месте, где она будет проживать. Перенелль предложила ей использовать их гостевую спальню, но Гермиона вежливо отказалась, не желая навязываться и доставлять им неудобства.       Перед ней открывались два варианта: либо снять квартиру неподалеку от семейства Фламелей, либо ежедневно аппарировать из Британии во Францию и обратно. Последний вариант, честно говоря, отталкивал своей сложностью, но Гермиона все еще находилась в раздумьях. В конечном итоге, все будет зависеть от того, как сложатся ее отношения с Томом. Если всё будет развиваться удачно, то она приложит все свои усилия, чтобы проводить большую часть времени с ним. В противном же случае…       Щелк! Это открылась дверь. Гермиона вскочила, едва не завалившись на бок и резко навострив уши. Ее сердце сделало кульбит и, словно камень, упало в самые пятки: время повернулось вспять, счет шел на секунды. Она никогда не чувствовала себя такой нервной. Все заготовленные слова резко вылетели из головы, по рукам и ногам пробежала заметная дрожь. Она в панике кинула взгляд на тяжелую дверь, попыталась сделать вдох, но он резко оборвался и вместо воздуха на выдохе вышел лишь хрип.       В горле всё больше пересыхало по мере того, как его шаги становились всё отчетливее. Никакой отсрочки. Время вышло. Гермиона сделала один вздох, пытаясь успокоиться. Раздался скрип двери. — Привет, Том, — поприветствовала она его с натянутой улыбкой. — Как прошел день?       В отличие от Гермионы, улыбка Тома казалась искренней. Одним махом руки скинув с себя мантию Невыразимца, он быстро поцеловал ее в губы, проходя мимо, направляясь к шкафу. — На самом деле все прошло на удивление хорошо. Наконец-то я начинаю видеть некоторые результаты.       Гермиона не спешила поворачиваться к нему лицом, вместе этого она позволила дрожащим уголкам губ опуститься. Как он мог быть таким счастливым после того, как собственноручно отдал приказ пытать семью магглов и магглорожденных, сочувствовавших ему ранее? В голове прозвучали старые обещания, от чего плечи непроизвольно подались вперёд. Он клялся ей, что создаст лучший мир для магглорожденных, где они будут лучше интегрированы в общество. Он дал слово. Которое кажется уже ничего не значило. — Ты слышал об этом ужасном нападении? — сглотнув очередной ком в горле спросила Гермиона, повернув голову в пол оборота.       Спина Тома напряглась, на что указывало почти незаметное движение рубашки. — Да, слышал. Департамент магического правопорядка отправил на помощь группу авроров, но они не успели. Преступники скрылись.       Гермиона будто в замедленной съёмке увидела, как колыхнулась прядь его волос, упавшая на лоб, как большая ладонь сильнее сжала дорогую мантию, а скулы сильнее проступили из-под мягкой кожи, очерченной лёгкой щетиной. Ну вот и всё. — Неудивительно. Ты ведь позаботился об этом, не так ли? — она устала играть в эту игру, пора было заканчивать.       Мантия выскользнула из его пальцев, упав кучей у ног. Медленно, словно актер эпической сцены, Том повернулся. Выражение его лица оставалось спокойным, он был словно ожившим Дионисом, мраморной скульптурой, но была одна вещь выдававшая его целиком. Глаза. Словно в двух бездонных океанах, в них бушевала паника и страх. — Что ты имеешь в виду? — а вот и голос надломился.       Гермиона закатила глаза, положив руки на бедра. — Прекрати, Том. Я знаю все о Пожирателях Смерти и твоём участии во всем этом. Я также знаю, что ты использовал Круциатус и на Абраксасе, и на МакГонагалл. — Кто сказал тебе? — Никто, я узнала все сама. Я знала, что ты что-то задумал, когда ты ушел с Сигнусом, поэтому я последовала за тобой к Рафаэлю, — промолвила Гермиона в могильной тишине. — Знаешь, мальчишники обычно не устраиваются в девять утра. — Откуда ты узнала про Круциатус? Никто не говорил об этом. Кто-то должен был тебе сказать.        О черт, к этому она не готовилась. Гермиона была совершенно точно уверена, что о провидице Тому знать не стоит. Тем не менее, она не хотела откровенно лгать. Он чувствовал это, как никто другой. — Абраксас вел себя странно на свадьбе, не скрою, я приходила к нему, но он отказал мне, несомненно, опасаясь того, что ты с ним сделаешь, если правда вскроется, а она вскрылась, как видишь. Я использовала Легилименцию и сама нашла интересующее. Это был выбор без выбора.       Слова повисли в воздухе и остались без ответа. Том уставился на нее, словно ее лицо было страницей из давно забытой книги, вспыхнувшей в памяти внезапно. Его взгляд был полон изумления. — Кажется, я тебя недооценил, — холодно признался он. — Ты действительно равна мне, как с точки зрения силы, так и хитрости. Я впечатлен. — Лесть тебе тут не поможет, Том Марволо Реддл! — воскликнула Гермиона, и наконец-то, спустя месяцы, гнев, который скапливался внутри, нашел выход. — Что с тобой случилось? Что с тобой не так?! Почему невинные люди?       Том заметно съежился при упоминании своего полного имени. Единственным человеком, который был в праве его произносить, была Мэри, и только в моменты больших ссор. — В свою защиту я скажу, что я не говорил им никого пытать, только вызвать хаос, чтобы привлечь внимание Министерства. — Да, но я уверена, что ты имел некоторое представление, из чего будет состоять этот хаос. Милостивый Мерлин, там был Антонин Долохов! Он безжалостен и подл! Это заклинание, которое он использовал, смертельно, оно убивает, если палочку держал коряга. А если нет, то причиняет вред на всю оставшуюся жизнь, — рука автоматически потянулась к животу, чем Гермиона сама себя и выдала. — Откуда ты знаешь о… — он оборвал себя на полуслове, его глаза расширились от осознания. — Он использовал его на тебе, не так ли?        Она обречённо кивнула. — Давным давно. Мне удалось заткнуть его, прежде чем он успел его закончить, поэтому я отделалась немногим.       Его глаза вспыхнули яростью, кулаки сжались, когда он потянулся за палочкой, Бузинной палочкой. — Я убью его!        Дамблдор был прав насчёт неё. Бузинная палочка словно искушала его, извлекая силу из той тьмы, что затаилась в его душе с самого начала. — Забудь об этом. Может, Долохов мне и не нравится, но это не значит, что я хочу, чтобы ты убил его ради меня, — Гермиона стояла на своем, не показывая ни малейшего страха, который все же присутствовал. — А теперь убери эту несчастную палочку. Ты не имеешь никакого права осуждать его, когда твои руки также по локоть в крови.       Он не слушал ее, крепко сжимая палочку в руке. Уже одно это говорило ей о многом. Том цеплялся за деревко так, как будто от этого зависела его жизнь. Он был очарован той мощью, тем величием и возможностями, которые предоставляла Бузина. Если бы она только заметила это раньше… — Да неужели? Ты смеешь сравнивать меня с зверем, который напал на тебя? Ты действительно думаешь обо мне так низко? — Нет, проблема в том, что я слишком высокого мнения о тебе! Я только и делала, что верила в тебя последние восемь лет. Я поверила тебе, когда ты пообещал мне, что не позволишь себе стать таким, как Эмерик Злой. Я поверила тебе, когда ты сказал мне, что хочешь сделать волшебный мир лучше, но теперь я тебе не верю. — Я уверяю тебя в том, что всё так же. Неизменно. — Тогда докажи мне это. Опусти Бузинную палочку и распусти Пожирателей Смерти.       Он устремил свой взгляд на палочку, плененный ее магией, прежде чем вновь возвратить взор к Гермионе. — Я не могу этого сделать, Гермиона. Позволь мне просить тебя потерпеть ещё чуть-чуть. После достижения моих планов и занятия поста Министра Магии, ты будешь иметь все, что пожелаешь. Я буду делать только то, что ты скажешь. Сейчас же вершится будущее мира, моё предназначение именно в этом, и я обязан все закончить.       Пустота поселилась в ее груди. Гермиона питала надежду, что он поймет, но теперь не было сомнения — эта надежда погасла. Он отказался отступать от своих планов. Его решение было окончательным. — Ты предпочел свою любовь к власти, силе самой любви, — невзначай пронеслись мысли вслух. — Я должна была это предвидеть. Ты когда-нибудь любил меня по-настоящему? — Гермиона, я… — Акцио Старшая палочка.       Быстро сообразив, что происходит, когда палочка начала выскакивать из-под его хватки, хватка Тома усилилась настолько, что косточки пальцев приобрели мертвенно-белый оттенок, сливаясь с самими костями. — Акцио, Старшая палочка! — повторила она, на этот раз громче.       Сдерживать эту мощь долго не удалось. Палочка вырвалась из его руки и легла в ладонь Гермионы, словно нашла свое настоящее место.       В тот момент, когда Бузинная палочка оказалась в ее руках, она почувствовала, как её окутало неприветливое тепло. Это не был момент благоговения, как у Тома, скорее полная противоположность. В ту же секунду Гермиона ощутила всю тьму и ненависть, которые накопились в палочке на протяжении многих лет, пытавшиеся захватить её сознание. Это было ошеломляюще, но она сражалась, гася всё зло своим светом. Она не могла допустить, чтобы тьма поглотила ее, как это произошло с многими другими. В том числе и с Томом. — Верни!       Том хотел было схватить её, но остановился как вкопанный, когда ему в грудь воткнулось острие деревка. — Это не так работает, Том. Теперь она принадлежит мне. — И что ты собираешься делать? — злобно прошипел он. — Хочешь убить меня, чтобы я не смог осуществить свой план?       Гермиона покачала головой, на её глаза навернулись горячие слезы, застилающие взор. Несмотря на все, что он совершил, она не могла убить его и не могла найти в себе ненависти к нему. К счастью, ее дедушка открыл ей другой, но не менее эффективный способ поставить точку в его планах и остановить его навсегда. — Петрификус Тоталус!       Тело Тома в одно мгновение дернулось, его руки и ноги опустились по швам. Гермиона подтолкнула его на кровать, не давая упасть. Из-за замороженной челюсти он не мог говорить, однако глаза оставались единственной частью тела, которая могла функционировать как раньше. Она старалась не смотреть на них, опасаясь, что передумает.       Оставив его на время на кровати, Гермиона начала махать палочкой, открывая чемодан и левитируя внутрь все свои вещи до последней мелкой пуговицы. Заклинание незримого расширения, которое она наложила на него во время своих странствий, оказалось особенно полезным, оно отлично вмещало всю её неподъемную библиотеку. Если бы не это заклинание, она бы никогда не смогла вместить все книги туда.       Как только все ее вещи исчезли в маленьком чемодане, она снова посмотрела на Тома. Он все еще лежал распростертым на кровати. Гермиона знала, что ее заклинания очень сильны, возможно, даже неразрушими с Бузинной палочкой, но не позволяла себе быть слишком уверенной в своих силах, поэтому обновила Петрификус. Том был таким же сильным, как и она. Если кто и мог найти способ снять путы заклинания, так это он.       Казалось странным видеть комнату без своих вещей. Формально у нее была собственная комната через коридор, но Гермиона ею давно не пользовалась, с тех пор, как вернулась на Рождество. Она не была уверена, знали ли остальные Реддлы о том, как они спят. Если да, то Слава Мерлину, что они смолчали.       Она последний раз в этой спальне…       Поставив чемодан рядом с дверью, Гермиона снова направилась к кровати, чтобы закончить начатое. Взгляд Тома был настолько широк и исполнен мольбы, что он лишь усугублял ситуацию. Он никогда раньше никого ни о чем не умолял. — Мне очень жаль, но ты не оставил мне выбора.       Перед тем как уйти, перед Гермионой стояла всего лишь две важные задачи. Во-первых, надо избавиться от всех вещей, которые могли представлять потенциальную опасность. Бузинную палочку уже у нее. Теперь предстояло найти его дневник и семейное кольцо Гонтов. Позвав к себе тетрадку, которая внезапно появилась из ящика его стола, она осторожно убрала её в свой большой карман, прежде чем аккуратно снять с его пальца это кольцо.       Гермиона услышала, как он издал приглушенный звук, и это был максимум его протеста. — Я люблю тебя, Том, — на выдохе сказала она, прижимаясь в последний раз к его замерзшим губам. — Ты был первым, кому я добровольно предоставила ключи от своей души, и мне страшно думать, что какая-то часть её навсегда останется в твоем владении.       Затем, отстранившись, Гермиона глубоко вздохнула и снова направила на него свою новую палочку, чтобы довести до конца начатое дело. — Обливиэйт.       Все чувства покинули его глаза в мгновение, когда заклинание завладело им. Гермиона резко отвернулась, от чего буйные кудри хлестко ударили по лицу. Она не могла на это смотреть. Одинокая слезинка скатилась по носу и капнула куда-то в район его предплечья, быстро впитавшись в крохмальную рубашку. Затем последовало заклинание ложной памяти, которое заменило все воспоминания, которые она стерла, безопасными.       Многое останется прежним. Он по-прежнему будет Томом Реддлом, сыном Тома Реддла-старшего и Меропы Гонт и внуком Томаса и Мэри Реддл. Однако все, что связано с Грин-де-Вальдом и Пожирателями смерти, пришлось стереть. Он будет знать, что они существуют, но если его спросят о них, а наверняка спросят, то он ответит, что не хочет иметь с ними ничего общего.       Касательно воспоминаний о ней самой… Как бы Гермиона ни хотела просто избавиться от плохого и позволить ему сохранить всё самое светлое о ней, она знала, что не должна этого делать. Это вызовет слишком много проблем, и кроме того… Она не была уверена, что сможет вынести пребывание рядом с ним, все время живя со знанием всех ужасных поступков, которые он совершил, а также того, что она сделала, чтобы остановить его.       Гермиона была уверена, что однажды простит его, надеялась, что простит, но сейчас ей лучше уйти.       Убедившись, что всё на месте, она встала с кровати, спрятала Бузинную палочку и вылетела из комнаты с чемоданом, принуждая себя не оглядываться назад. Эффект Петрификуса скоро пройдет. Кроме того, Гермиона понимала, что это лишь вопрос времени, когда придет осознание случившегося. Ей хотелось побыть одной и оплакать свою утрату как того полагают традиции. Это был груз, реальность, с которой ей придется справляться на протяжении всей своей оставшейся жизни.