Рене, Огюст, Мишель и Шарль вернулись в музей, где к тому времени стало гораздо свободнее, и они довольно быстро нашли куратора Центра реставрации, которым действительно оказался один и тот же человек. Это был мужчина примерно их возраста, среднего роста, коренастый, с самой обычной старомодной стрижкой — облик его точь в точь совпадал с тем, что в понимании Рене почему-то был связан с образом исследователя старины, будь то архивный работник или археолог. Густые брови и мешковатый сиреневый свитер завершали образ. И лишь выглядывающие из-под ворота очертания модной татуировки разбавляли впечатления от совсем уж нафталинового стиля.
— Господа, — мужчина за руку поздоровался сначала с обратившимися к нему двумя посетителями, а после и двумя другими, пока стоящими за их спинами. — Марк Фабиус, куратор Центра по направлению «История средневековой Европы».
— Поразительное совпадение, что нам обоим, — Рене чуть повернулся к Шарлю, — когда мы ещё только готовились к совместной работе, независимые рекомендатели посоветовали обратиться именно к вам. И пусть мы выяснили, что наши интересы во многом совпадают, ваш опыт как специалиста может нам помочь и направить по верному пути.
— Я горжусь каждый раз, когда мою скромную персону рекомендуют другим. Постараюсь помочь и «направить вас на путь истинный». — Марк с улыбкой пригласил следовать за ним.
Мишель смешком следом за Рене и Шарлем оценил тонкую шутку и, уже двинувшись было следом, затормозил.
— Что с тобой? — обернулся он к замешкавшемуся Огюсту.
— Не могу объяснить, отчего, но у меня ощущение… — пробормотал Огюст, в недоумении морща лоб.
— Ну, ты прямо, как Атос! — прервал, смеясь, Мишель. — Тому тоже везде и во всем чудились враги.
— Да, но эта параноидальная на первый взгляд подозрительность Атоса, если вспомнить, не раз спасала мушкетерам жизнь, — парировал Огюст, и Мишелю не оставалось ничего другого, как согласиться с ним.
— Тогда будем внимательно смотреть по сторонам, — пообещал он.
Рене и Шарля с куратором они нагнали уже у дверей. Их явно ждали, а пока Рене излагал суть дела, очень правдоподобно списывая все на поручение редактора изучить материал для очередной статьи. Шарль так же убедительно сыпал фото-терминами, поддерживая легенду, которую они придумали по пути из кофейни.
— Я понимаю, о чем вы говорите, — выслушав Рене, сосредоточенно кивнул куратор. — Действительно, примерно в начале двадцатого века при реставрации усыпальницы Лувра под одним из постаментов был обнаружен тайник, где нашли некие документы. При ближайшем изучении оказалось, что это завещания, расписки и прочие неплохо сохранившиеся бумаги, датированные XVII веком.
— А мы могли бы увидеть постамент и находки? — Рене старался сохранять в голосе умеренный интерес, хотя самому хотелось по-детски прыгать от нетерпения. Завещание Арамиса, которое могло пролить свет на многие вопросы, было так близко.
— Для простых посетителей усыпальницы всегда были закрыты, чтобы сберечь своих хрупких хозяев, — Марк вновь усмехнулся сравнению, — но вам просили помочь. Хотя понять содержание документов может не каждый. Большая их часть зашифрована утерянным шифром, а завещание составлено на литургической латыни. Этот древний язык сейчас известен, увы, немногим.
— Марк, а вы сами читали эти документы? — поинтересовался Шарль, пока они шли дальше, следом за куратором пройдя через дверь с кодовым замком в недоступную посетителям часть замка.
— Конечно. Интересно, но обычно, в духе того времени. Никаких сенсаций, если вы об этом. Как, впрочем, и сами захоронения. Не знаю, найдете ли вы что-то стоящее для своей статьи… Ну, вот мы и пришли.
Они замерли рядом с огромными мраморными дверьми, высотой не менее двух современных этажей. Задрав голову, так что та даже закружилась, Рене испытал невольный трепет, словно две столкнувшиеся волны в бурю, желания: найти могилу своего далекого предка и сохранить ее тайну, подозревая, что в случае ее открытия незаинтересованность Марка сменится на ярый интерес ученого. Ведь это настоящая сенсация для любого историка. И шанс прогреметь на весь мир не только в своем узком кругу.
Они вошли в усыпальницу, и Рене ощутил, как не только его охватил озноб. В теплых куртках им стало холодно. Шарль, переступив порог, схватился за рукав Рене своими покрывшимися мурашками пальцами. Огюст и Мишель шли за ними, но Рене чувствовал, что и те находятся под влиянием все больше давящей на них ауры этого места.
Наконец, Марк остановился между двумя близко стоящими друг к другу постаментами.
— Их ещё реставрируют, — отчего-то приглушённым голосом объяснял он, шепот улетал под своды усыпальницы и растворялся там, осыпаясь подобно тлену, которым стали за столетия погребенные под плитами тела. — Но уже понятно, что одно из захоронений принадлежит женщине, второе — мужчине. Близость постаментов наводит на мысль, что это были либо супруги, либо брат и сестра. Смотрите, а я пока принесу завещание.
Рене кивком поблагодарил и сменил куратора, ступив на камни между двух мраморных плит. Осторожно смахнув пыль, Рене провел ладонью по тому, что когда-то было выбитой надписью, а сейчас — лишь каменными точками и обрывками линий давно высеченных здесь слов. Подтверждение версии куратора о том, что здесь захоронены мужчина и женщина, Рене увидел в знаках, нанесенных резцом мастера на изголовья могил — простых, но гораздо более изысканных, чем делали ныне. Они сохранились почти полностью, и друзья переглянулись, узнав в одном из них очертания мушкетерской наплечной накладки.
Когда вновь послышались приближающиеся шаги, четверо наследников отошли от постаментов к стоявшему в проходе столу. Вернувшийся Марк положил на него запаянный в пластиковый файл листок бумаги.
— Вот, — коснулся он файла рукой. Рене тут же взял документ в руки, не веря своему счастью. — Только прошу вас, осторожнее… — предупредил его Марк.
— Не волнуйтесь, мы будем предельно аккуратны, — заверил его Огюст.
На мгновение в усыпальнице воцарилось неловкое замешательство. Друзья ждали, когда Марк оставит их наедине с завещанием, но тот не спешил уходить.
— Марк, мы благодарим вас, но нам хотелось бы, с вашего позволения, остаться здесь и спокойно изучить документ, — сдержанно улыбнулся Огюст.
— Но как вы прочтете его? Я мог бы помочь вам…
— Я, как адвокат, тоже прекрасно знаю латынь и смогу дословно перевести все, что здесь написано, — все с той же сдержанной улыбкой добавил Огюст.
Марк слегка недоуменно кивнул и оставил друзей наедине с завещанием.
— Читайте же, Огюст! — Мишель в нетерпении слегка толкнул наследника Атоса в плечо, едва послышался звук захлопнувшейся двери.
Огюст осторожно взял листок, и в полной тишине всем показалось, словно они сквозь века слышат голос Арамиса.
«Париж. Одна тысяча шестьсот пятьдесят третий год от Рождества Христова.
Я, Рене Сантьяго, герцог Андоррский, находясь в здравом уме и трезвой памяти, этим завещанием выражаю свою последнюю волю.
Все свое имущество в золотых, что будет нажито мною и принадлежать мне лично как в Андорре, так и в Париже, я завещаю разделить на семь равных частей и передать в полное владение и распоряжение: три — моим друзьям Атосу, графу де Ла Фер, Портосу и д’Артаньяну, четвертую — гарнизону мушкетёров, пятую — аббатству д’Арамиц, шестую — женскому монастырю в десяти милях от целебных источников Бонье. Седьмую часть я завещаю своему секретарю, месье Иларио. Недвижимое имущество в Андорре я завещаю своему племяннику — Виктору де Ла Фер с просьбой сохранить его в семье, в Париже — своей дочери Александре Анне на ее дальнейшее усмотрение.
Также я завещаю, кроме положенного по титулу консорта погребения, чтобы часть меня — прядь волос — была захоронена в усыпальнице аббатства д’Арамиц. Именно там много лет назад я оказался гонимым врагами ребенком, спасённым своим отцом, и хотел бы, чтобы память обо мне вернулась туда.
Данное завещание составлено в двух экземплярах в присутствии моего секретаря Иларио и моего поверенного месье де Круцио и отдано на хранение последнему.
Да благословит вас Господь.»
Огюст замолчал.
— Коротко, но четко и ясно, — наконец прервал тишину Рене. — По крайней мере, мы знаем, куда нам двигаться дальше.
— Мы едем в аббатство д’Арамиц, — кивнул Шарль. — Я уверен, что там мы найдем второе захоронение Арамиса и, кто знает, может и ещё что-то, ибо вряд ли он стал бы прятать тайну Герба в королевской усыпальнице Лувра. Это сейчас здесь тот ещё склеп… — Шарль невольно передернул плечами, — а тогда это место часто посещалось.
— Мемуары многих современников того времени сохранили свидетельства, что король Людовик XIV часто навещал могилы матери и отца, — согласился Рене.
— А вы знаете, — вдруг нахмурился Мишель, — я встречал в дневнике Портоса упоминание некоего аббатства. Без названия, но не кажется ли вам, что это не совпадение?
— Я боюсь поверить в такую удачу, но… — Огюст задумался, все с нетерпением ждали продолжения его мысли, — я подумал, что, возможно, Арамис написал друзьям о своем желании быть погребенным в монастыре д’Арамиц, и те после приняли решения быть похороненными там же.
— Вы хотите сказать, дорогой друг, что в д’Арамиц, возможно, — Рене сделал ударение на слове «возможно», — находится общая могила мушкетёров?
— А почему бы и нет? — Огюст обвел спутников взглядом. — По крайней мере, исходя из имеющихся у нас писем и завещания, вероятность этого весьма и весьма велика.
— Я согласен с Огюстом, — кивнул Шарль.
— Тогда едем! — подвёл итог Мишель. — Мы нашли все составные части Герба, выясним, где находится аббатство, и что-то мне подсказывает, что именно там мы найдем и разгадки всех оставшихся тайн.
— А главное, скорее всего, именно там находится разгадка самой главной тайны — тайны Герба дружбы. — Рене похлопал по кейсу, в котором всегда носил серую пластину Герба.
Огюст, Мишель и Шарль согласно переглянулись. Они позвали Марка, с благодарностью вернули ему завещание и, попрощавшись, покинули музей.
***
Не без труда выяснив, где в XVII веке находилось аббатство д’Арамиц, и узнав, что вот уже два столетия как оно покинуто и разрушается так, что даже туристы и искатели старины не рискуют соваться туда, потомки мушкетёров лишь укрепились в своем стремлении. Они остановились в уютной сельской гостинице в деревушке неподалеку. Отсюда до бывшего аббатства было не более получаса на машине.
И вот вечером в день прибытия они сидели в уютной гостиной за чашкой ароматного фруктового чая после сытного ужина. В камине потрескивали дрова, за окном мягко сыпал снег.
— От того, что мы все ближе и ближе к разгадке тайны, у меня сердце замирает… — задумчиво признался Мишель.
— Думаю, завтра стоит проехать в аббатство и оценить плачевность его состояния, — рассуждал Рене, глядя на дрова в камине.
— Возможно, потребуется особое снаряжение, — согласился Огюст.
— Тогда сейчас предлагаю пойти спать, — прикрыв ладонью сонный зевок, показал пример Рене, — чтобы утром быть полными сил. Они нам понадобятся, как и свежая голова.
На следующее утро друзья спустились к завтраку практически одновременно.
— Доброе утро, месье, — хозяйка гостиницы с улыбкой раскладывала на блюде ещё теплые круассаны собственной выпечки, сыр, ветчину, фрукты. С кухни доносились запахи омлета и кофе.
Через полчаса потомки мушкетёров выходили из гостиницы, кутаясь в куртки и плотнее заматывая шарфы. Накануне Рене уже взял напрокат машину, в которую они и загрузились.
В первый день друзьям удалось обследовать лишь одну из башен аббатства. Состояние развалин оказалось ещё хуже, чем описывали документальные свидетельства. Из-за обильных снегопадов произошли новые обрушения, а там, где крыша ещё держалась, слой снега был такой, что все могло рухнуть в любой момент. Поэтому действовать приходилось крайне аккуратно. В первой башне никаких следов могилы Арамиса потомки не нашли и уставшие, но довольные хотя бы тем, что мест ведения поисков стало меньше, затемно вернулись в гостиницу.
***
На следующий день поиски продолжились. И на следующий… Только на четвертый день потомки мушкетёров подобрались к лучше всего уцелевшему строению аббатства. Добираться до него им стоило трёх дней осторожных исследований завалов, но здесь можно было действовать увереннее. Мощная крыша не дрогнула под ударом сильной руки Мишеля, попробовавшей многовековой камень на прочность. К тому же ночью поднялся ветер и смел с крыши часть снега.
Они вошли во внутренний двор постройки, где увидели небольшое заброшенное кладбище. Могильные плиты давно не видели ухода человеческих рук. Повсеместно осыпалась штукатурка, ангелочки на памятниках потемнели и разрушались под частично обвалившейся крышей из-за перепадов температур, снега, дождей и летнего зноя. Друзья осторожно шли между могил, внимательно осматриваясь по сторонам, когда засмотревшийся на очередного ангелочка Рене буквально впечатался в спину шедшего перед ним Мишеля.
— Что с вами, друг мой? — потирая ушибленный нос, спросил он потомка Портоса.
Вместо ответа Мишель лишь молча показал рукой на что-то впереди себя. Проследив взглядами в указанном направлении, Рене, Огюст и Шарль увидели небольшую усыпальницу, на двери которой можно было разглядеть очертания, которые не смогло стереть даже время.
Они долго стояли, не в силах сказать ни слова, и никак не могли выйти из состояния шока, ведь перед ними было то, что они так долго искали. Наконец, Рене медленно подошёл к усыпальнице и попробовал открыть дверь, но она не сдвинулась.
— Думаю, все не так просто, — первым подал голос Огюст. — Скорее всего здесь расположен скрытый механизм, который откроется лишь тем, кто обладает ключом.
— Ключом? — удивлённо и немного расстроено отозвался Мишель. — Так нам ещё и ключ теперь надо искать? — от досады он ударил кулаком по стене, отчего с той упало несколько внушительных пластин облицовки.
— Осторожнее, друг мой… — Рене испуганно перехватил руку великана. — Не разрушь усыпальницу ненароком. Будет обидно, если ты сделаешь то, что не смогло сделать время, а мы так и не разгадаем тайну Герба Дружбы.
— Извини, Рене, — сам испугался Мишель.
— Я думаю… — Огюст задумчиво рассматривал изображение Герба на двери усыпальницы, — нам не придется искать ключ, потому что… — он с улыбкой обернулся на друзей, — он уже у нас.
— То есть… как… у нас… — ошеломленно произнес Шарль.
— Посмотрите… — Огюст немного отошёл в сторону, приглашая друзей подойти поближе к двери. — Посмотрите на изображении Герба здесь на усыпальнице — границы камней имеют вид впадин, а на самом Гербе они выпуклые.
— И ты думаешь… — Рене начал понимать, к чему клонит Огюст, — что если мы приложим Герб к двери, то…
— Чем черт не шутит! — прогремел Мишель так, что его возглас, пугая ворон, эхом разнёсся по кладбищу. — Давайте попробуем.
Рене вытащил из-за пазухи завёрнутый в кусок ткани Герб и аккуратно приложил его к двери усыпальницы. И как только он это сделал… Натужно заскрипел механизм, застоявшийся без движения не одно столетие, и дверь сантиметр за сантиметром стала отходить в сторону, открывая вход в усыпальницу.
Когда вход был достаточным, чтобы друзья могли пройти в него, они по очереди медленно, словно боясь нарушить священную тишину, вошли внутрь. От того, что предстало их взорам, Рене едва не уронил Герб себе на ноги. В небольшом темном помещении они действительно увидели не одну, а четыре могильных плиты.
На подкашивающихся ногах Рене подошёл к одной из них, и когда осторожно очистил табличку от вековой пыли, с нескрываемым трепетом и преклонением в голосе смог вслух прочитать:
— Рене Сантьяго, верный мушкетёр Его Величества, герцог Андоррский, консорт Франции, 1600-1666…
Руки Рене дрожали, ему казалось, что он грезит наяву, на лбу его выступила испарина. Он стоял возле могилы своего великого предка и не смел поверить, что это все-таки случилось.
— Мы сделали это… — услышал он позади непривычно тихий голос Мишеля.
Наследник Портоса, а вслед за ним Огюст и Шарль подошли к оставшимся трем плитам и, очистив и их от пыли, прочитали то, что одновременно и ждали, и не ждали увидеть там.
— Оливье, граф де Ла Фер, мушкетёр Его Величества, наместник Андорры, 1595-1666… — прочитал Огюст.
— Исаак де Порто, мушкетёр Его Величества, барон дю Валлон, де Пьерфон. 1597-1666… — произнес голос Мишеля.
— Шарль Ожье де Бац де Кастельмор, мушкетер Его Величества, граф д’Артаньян, 1611-1673… — тихо произнес Шарль.
Какое-то время они стояли, глядя на могилы своих предков, не в состоянии произнести ни слова.
— Господи… — наконец обрёл дар речи Рене. — Мы сделали это… Мы нашли…
— Спасибо, что нашли их для меня… — раздался от двери знакомый голос.
За спиной цинично усмехнувшегося Фабиуса возникли несколько людей с пистолетами в руках. В воздухе повисла напряжённая тишина. И никто сейчас не мог предположить, что может произойти дальше…
