Отверженные

И отчасти всё происходит именно так: новое место — новый коллектив — новая жизнь. Дилан припадает ко всему новому с первородным восторгом исследователя. Он готов восхищаться даже пыльным фикусом в коридоре у кабинета ректора, настолько кружит голову сменённой обстановкой. Новые люди так же дают новое дыхание. Его принимают с распростёртыми объятьями, он быстро, как оголодавши по обществу, вписывается во все тусовки, мероприятия и живёт-живёт-живёт. Дилан вспоминает, что вообще-то он может быть тем ещё заводилой. Вспоминает и про свою неловкость, иногда перебор с деланой бестактностью, но все вокруг так налегке его принимают, что он даже не парится лишний раз. И буквально за первые три месяца он сразу же находит себе парня. На удивление, не замкнутого тихоню, которого нужно раскусить, а вполне милого и простодушного паренька в очках. Правда, у них случается некоторые несостыковки в плане секса (оказывается, оба предпочитают принимать, Дилан просто другой роли с Райаном и не пробовал, после того как ему в первый раз сунули пальцы в зад), но Дилан быстро решает вопрос. Всё новое — это ровно то, что нужно. У них не завязывается и близко ничего серьёзного, что хорошо сочетается с планами Дилана не подвисать снова на одном человеке. Следующим в параде нового и неопробованного становится местная звезда регби от университета — крупный и мускулистый парень с идеальной голливудской улыбкой, но Дилан даже ума не прикладывает, чтобы опознать в них протезы. Свои тому точно выбили ещё в средней школе. Парень он неплохой, но как неприятной ассоциацией — тоже сложно с речью, донесением мыслей. Дилан гуляет с ним пару вечеринок, а, заметив настрой в свою сторону чуть серьёзнее, извиняющеся говорит, что, наверное, у них ничего не получится. Расходятся без скандалов и склок. Буквально на следующем выигранном туре Дилан вместе с толпой орёт “пей!”, когда его “околобывший” пьёт из пивной каски в три горла. Следующим… А следом никого и не появляется. Дилан видит вокруг себя кучу симпатичных парней, даже тех, что раньше составляли основной эшелон его вкусов, но прислушивается внутри к себе и понимает — не хочет ничего, не готов. Наверное, боится, что снова повторится тоже самое: влюблённость, опьянённость, а затем — разбитое вдребезги всё. Особенно это ассоциативно веет от тихонь-молчунов: Дилан спьяну даже болтает кому-то из новых знакомых, обсуждая, кто самый интересный на вечеринке, что наверняка не просто так молчуны сторонятся компаний. Да, может, это весело и интересно, к ним клинья подбивать, но раз они здесь, а они — там, вероятно, слишком уж разные они люди. Дилан перестаёт оглядываться по сторонам, в панических поисках “затычки” для своей дыры в душе, и это играет ему на руку. Его зовут на день рождения знакомого, который тусит со многими ребятами с потока радиотехников из соседнего колледжа, и там, пританцовывая под бодрую музыку с пивом, Дилан случайно задевает кого-то мелкого сзади, ненароком вваливает стеклянной бутылкой по голове. — Ох, бля!.. — шикает, эмпатично оглядывается, понимая, что огрел неслабо, периферийным ловит женские очертания в фигуре и наскоро меняет обращение: — Че… Прости, милая, я не специально… — Эй, козёл, заткнись!.. — оглядывается брюнетка с пышным каре, стреляет зло, как сверху вниз, глазами. — Просто смотри по сторо!.. Они встречаются взглядами под набивающую ритм музыку и мигающий цветной стробоскоп. Замирают. — Мать твою!.. — Кейтлин отмирает первее, у неё очевидно быстрее реакция. — Сраный Дилан сраный Лениви!.. — Секси Кейтлин секси Ка!.. — он улыбается ошарашено-запоздало, не веря своим глазами. Эта встреча кажется невозможной настолько же, насколько удачно пересечься с Райаном в другом штате. Однако нахлёст радости и восторга от знакомого и едва не забытого лица заставляет обоих раскинуть приятельски руки, жадно оглядеть друг друга с ног до головы, а затем Дилан забывает про любой такт и приличия: сходу обнимает эту боевую миниатюрную азиатку, подбрасывая в воздухе на руках. У Кейтлин красиво подпрыгивают пышные смоляные волосы, поблёскивает в разноцветии маленькая серёжка в ухе, и она смеётся-гогочет, позволяя поднять себя и упираясь хрупко-сильными ладонями ему в плечи. Всё такие же чёрные тени панды на плоском веке, набальзаменные пухлые губы маленького рта, хорошенькая белая улыбка зубами. Восторг от встречи — как короткая влюблённость. Взгляд цепляется, воскрешает в памяти детали, и Дилан смотрит жадно, до сих пор не веря. Он ужасно рад видеть её. Помнит, что когда-то решает вообще ни с кем из ребят не пересекаться позже, но Кейтлин, чёрт её, приятное исключение из правил. Спустя три года — особенно. Кейтлин выглядит отлично, лишь прибавляет в процентном соотношении озвученного некогда Джейкобом “секси”: подкачивает задницу, делает походку плавнее, но не оставляет твёрдости и решительности в жестах рук, улыбается чаще. Они слепо, не оглядываясь на тех, с кем разговаривали, уходят во двор, где потише, говорят-говорят, пробуя насладиться компанией друг друга вдоволь. Кейтлин, чёрт её, учится на радиотехническом. Пошла по стопам отца, как сама говорит, подрабатывает в автосервисе на полную ставку, вот в редкий свободный день выбирается с подружками потусить и поклеить симпатичных парней. Дилан показательно скользко оглядывает её обтянутые тонкими леггинсами ноги, бёдра, присвистывает и с лёгкой руки отвешивает комплимент — не понимает, как ещё все на этой вечеринке не валяются у её карликовых кроссовок. — И что, как улов?.. — Пока голяк, — она приятно морщит нос, поджимает пухлые губы. — Вот, гея только смогла скелить. Думаю, так себе результат, но ещё вся ночь впереди. У Дилана уже болят скулы так широко улыбаться, он прыскает смешком, ещё в неверии качая головой. Кейтлин, чёртова Кейтлин. Наверное, он и вправду скучал по её компании. — Вообще-то, — подтирая с лица счастливую улыбку, он наигранно авторитетно указывает на себя ладонью, — гей — товарищ полезный. Особенно в склеивании парней. — Ага, особенно, если нужно увести парня у тебя из-под носа, — она хлопает умилительно-стервозно глазами, стреляет ими в его сторону. — Думаешь, я забыла, про пари?.. Блядский Райан!.. Внутри на мгновение прокатывается холодком. Дилан нервно сглатывает, но не дёргает уголками губ в смущении. — О, поверь мне, ты только выиграла. — Это понятно, — не смущаясь, отвечает, поводит плечом. — Ещё бы я кому-то проиграла. — Непобедимая Кейтлин снова в деле!.. — переключается. — Да, мальчик, теперь она сильнее и сексуальнее, от меня никто не уйдёт!.. Они трындят обо всём на свете на заднем дворе у бассейна, изредка бегая за пивом. Точнее, за пивом бегает Дилан, поскольку Кейтлин шикает авторитетно-лидерски на его шутку про “а как же равноправие?..” и он, ни капли не обижаясь, сваливает на кухню с осчастливленной рожей. Темы перетекают из одной в другую так естественно, спокойно, они не ловят и секунды неловкой паузы между собой. При этом умудряются не задеть опасный островок воспоминаний из лагеря: всё о насущном, что происходит сейчас, как жизнь повернулась, что за кино смотрели, видел ли он тот конфуз на прошлой неделе в университете, а что за отстойная музыка играла в начале вечеринки. Начинает светать, и они наскоро обмениваются номерами — Дилан проверяет, что вводит свой верно в её телефон, из шутки называет свой контакт как “Невероятный победитель Дилан” и прилепливает смайлик поклонения. Обмениваются обратно телефонами, и Дилан не удерживается от миллионного смешка за эту вечеринку — в его записной книжки она “Богиня Кейтлин”. Он из принципа решает не менять и подстебнуть, когда позвонит. А звонит он на следующий же день, как просыпается. Точнее, первой всё же была Кейтлин: она шлёт ему в сообщениях вчерашние фотки и короткое видео того, как смешно танцует их приятель, а Дилан, едва продрав глаза, уже улыбается, печатает в ответ, затем звонит. С Кейтлин до сих пор хорошо и комфортно. Будто бы не было этих трёх лет, а они каждый день видели друг друга и продолжали пари. Оказывается, у них относительно недалеко находятся корпуса общежитий и долгий перерыв совпадет по времени. И у Кейтлин есть тачка — родители подарили на двадцатый день рождения — и она готова предложить подхватить Дилана у его университета. С тачкой Кейтлин выглядит ещё сексуальнее: из дверей начищенного до блеска чёрного кроссовера выпрыгивает её низкорослая и маленькая фигурка, уверенно крутит ключи на пальце, а когда держится за руль при езде, спокойно глядя на дорогу — её профиль выглядит до того отпадно и авторитетно, что Дилан не может заткнуться с льстивыми подъёбками. Кейтлин закатывает глаза, улыбается своей хорошенькой улыбкой. И Дилан расслабленно разваливается на пассажирском рядом, вольно лазит то в бардачке, то за её сумкой на заднее сиденье, подстраивает место под себя и свои длинные ноги, не прекращая шутить, насколько близко к рулю подстроенно её сиденье. Кейтлин как глоток свежего воздуха. Он её будто знает всю жизнь, хотя по сути — лишь два месяца три года назад в летнем лагере. Она, судя по настроению и встречам, тоже рада его видеть. Неделю они просто проводят, не отлипая друг от друга и обсуждая всё вокруг. Ведут себя, как карикатурная парочка сексуальной стервочки и её манерно-экстравертного дружка гея. Им обоим будто по кайфу неожиданно влиться в эти амплуа, оттого улыбки практически не стираются с лиц, а разговоры моментально обрастают локальным шутками и поддёвками. Но это всего лишь внешняя видимость их общения. Через полторы недели Кейтли в обычном разговоре говорит “да брось, а как ещё, ты же мне жизнь спас”. И Дилан понимает — им в любом случае не избежать темы лагеря и того, что там произошло. Он заметно мрачнеет, суетливо-нервно отводит взгляд, непроизвольно начинает почёсывать колено. Кейтлин соскальзывает на его движение бегло-оценивающим взглядом, отмечает, но ничего не говорит. Дилан немного думает о том, следует ли им поговорить об этом честно. Сейчас они — такие отличные приятели с коротким общим прошлым. Он уже отпереживает с Райаном глубокую рану и шок, поднимать снова это не хочется. Он осматривает Кейтлин со стороны, вспоминает — на самом деле, она и вовсе никогда не была сукой, именно к ней, если что, бегут все за спокойным и понимающим советом либо же справедливым осуждением. Дилан сглатывает, прокашливает голос. Немного притопывает, подбирая правильную формулировку, с которой можно будет при случае съехать, если не смогут найти контакт. — Это… Брось, Кейт, ты бы поступила так же. Кейтлин выкручивает плавно-неспешно руль на перекрёстке, вздыхает, не отводя взгляда от дороги. — Может быть, — спокойно отвечает. — Но это не умаляет того, что если бы не ты — я бы осталась там сраной грудой кишок. Я же говорила — обязана тебе жизнью. Дилан всматривается в её мягкий профиль внимательно. Чувствует — да, эта та самая Кейтлин, ради которой он бросается вперёд на выпад твари. Та Кейтлин, ради которой он терпел агонию обращения, лишь бы успела уйти подальше. Такая маленькая, хрупкая, непривычно испуганная, начинающая аппетитно пахнуть и заходящаяся в хриплом дыхании от удара о землю. И та, от которой он мог бы принять с достоинством дробь в голову. Ощущение равенства, понимания и взаимоуважения. Дилан настолько отвыкает от этого, большую часть жизни чувствуя себя неустойчивым, переменчивым и неуверенным, что забывает, что именно она дарует ему в самый нужный момент то необходимое, как воздух, спокойствие и собранность. С Кейтлин приятно иметь дело. Во всём. Дилан выдыхает в тон ей — тяжело, обречённо, перестраиваясь на откровенность, которая обоим нужна. С ней он может поговорить об этом смело. Не прячась, не таясь, не ловя осуждения за то, как кусает ногти и нервно чешет коленку. И они говорят. Это происходит не так, как с Райаном — не в формате выжатого монолога, который копился внутри, больше спокойное обсуждение того, как оба пережили после всего. И Кейтлин… Она не мнётся, не выбирает косые формулировки, которые нужно выслушать до конца, чтобы точно понять о чём речь. На одной волне. Где нужно — говорят без улыбок, приглушённым голосом, где нужно немного приободриться — шутят, улыбаются квёло, но осознают, что по-другому сложно уже воспринимать. — Я… — Дилан лежит щекой на подголовнике, блуждает взглядом по маленьким коленкам Кейтлин, по ручке передач, а она смотрит внимательно в его лицо, без лишней жалости. С пониманием. — Я после того, как уехал, просто из жизни выпал… Не знаю, месяца на три, наверное. Просто… Хуй знает, не мог переварить. — Нда… — выдыхает она с принятием. — У меня примерно тоже самое было. Пробовала жить как раньше, а оно как кость поперёк горла. — Да, именно, — Дилан кивает, смаргивает задумчивость и поднимает на неё глаза. — Хочешь поржать?.. — она неуверенно улыбается, сама раньше времени глухо посмеиваясь, и качает головой, поджав в сдерживаемом губы. — Я после той херни… Я, блядь, боюсь оборотней. В кино подружки позвали, и я… Не знаю, чуть с ума не сошла от тупого ужастика. Вышла в туалет, смотрю в зеркало — у меня лицо белое, как из могилы вылезла. И… Чёрт, я блевала в туалете кинотеатра. Думала, если кто зайдёт, посчитают сраной булимичкой!.. — Так такая жопа не от голода?.. — наигранно удивляется Дилан. — Вот чёрт… Значит, не видать мне таких результатов!.. Кейтлин закатывает глаза, но не сдерживает улыбки. — Ой, заткнись, Дилан. Как мы выяснили, моя жопа привлекает только геев. И то не всех. Райан же у тебя номерочек попросил. Дилан улыбается по инерции — тепло, честно — но сразу стирает улыбку с лица. Говорить, так говорить обо всём. Наверное, расставание с Райаном в нём болит даже больше, чем пройденная травма от встречи со сверхъестественным. — Я ведь не пошутил, когда сказал, что ты выиграла, — он поднимает взгляд, защитно улыбаясь. — Лучше бы Райан и вправду запал на Лору. — Угрюмым мальчикам отважные пираты… — В точку. — Что, в тебе оказалось мало пиратского?.. — Я был матросом, которого посадили в бочку со скорпионами. — Чего?.. — Ну, бля, ты чего, не знаешь, была такая практика смертной казни у… — А там была не рея, разве?.. — Нет, ты про прогулку по доске, наверное. — О боже, блядь. Ладно, всё, завались. — Так вот, там сажали человека в бочку и через… — Всё, Дилан, харе. Слышать об этом не хочу. Гадость. — Ты говоришь так, будто больше симпатизируешь скорпионам, нежели человеку, который умирал от них. — Просто так и есть. — Где твоё жало?.. — Будь у меня жало, я бы не носила леггинсы в облипку. Это было бы неприлично. — Делаю вид, что уже завидую размерам твоего гипотетического хуя. — Заткнись. Так что там с Райаном?.. С Райаном у Дилана уже ничего. Однако то, что было, вполне подходит для интересного рассказа и беспристрастного стороннего оценивая, а всё ли Дилан сделал верно, может, с ним что-то не так. Кейтлин слушает, не перебивает. Иногда резко вскидывает руку, останавливая и уточняя детали таким голосом, что, кажется, Дилану подавно должно быть понятно, что в его отношениях было всё не так с самого начала. Договорив, он хлопает себя по коленям, разводит в немом итоге руки, мол, больше и нечего сказать, а Кейтлин, моргнув с показательно по-сучьему открытым ртом, начинает вываливать правду-матку. Райан неплохо устраивается, если так посмотреть: Дилан рвал ради него задницу, слава богу, что не в прямом смысле, секс был у них не травматичным, но в остальном везде и всегда был готов угодить, пойти на уступку. Райан же, по ощущениям, был уже “невероятно сильным”, чтобы сделать первый шаг, а потом вовсе перестал прилагать усилия и поплыл по привычному себе течению. — Мда. Трэш, — вскидывает руки Кейтлин, округляя глаза и поджимая в презрении к ситуации губы. — Хотя, чего это я: такие типы всегда оказываются на проверку теми ещё гондонами бесчувственными… — Ну, нужно сказать, — шикнув, как от тычка в больное место, прищуривается Дилан, — что я всё же делал это по доброй воле. — Ага, доброй воле. У рабов на плантациях тоже добрая воля была. — Ух, Кейт!.. Не ожидал. — Заткнись, а. Я просто… — она уже более искренне водит по воздуху руками, пытаясь сформулировать проще. — Блин, нет, ты прав, что свалил. Это был перебор. Райану просто было удобно, но усилия он прикладывать не очень хотел… Не знаю, как по мне, то это просто игра в одни ворота. — В мои ворота, — не удерживается от того, чтобы не подъебнуть и напомнить, кто всё же одержал победу в пари в сухом остатке. — В твои не накачанные двадцатью годами бега по утрам ворота, — хлопает глазами по-сучьи, дёрнув уголками губ в улыбке. — Но зато теперь мы знаем, что мы бы оба не вынесли такого почёта. Организуем клуб “Отверженные”. — О чёрт, Гюго!.. Ненавижу, блядь, Гюго. — Сказочник-французишка с драмами на каждого… — Он романтик, Кейтлин. — Я, может, тоже в глубине души романтик. Но заставлять страдать всех — неа, нет, нетушки. Отказываюсь! — Нас было трое, так что… Не думаю, что этой драмы пострадали прям “все”. После разговора с Кейтлин, как и во многом, Дилан становится увереннее — он поступил правильно. Конечно, он не придерживается такой же категоричности, как и она, и видит неоспоримые плюсы своих отношений с Райаном: от него он учится больше понимать себя, не сломя голову бежать от того, где он чувствует себя неуверенно и валко, погружаться во внутренние противоречия и делать выборы, которые кажутся на первый взгляд спорными. Да и в какой-то степени Райан косвенно повлиял на то, что сейчас Дилан спокойно сидит рядом с Кейтлин и улыбается расслабленно на её монолог про отношения. Он их сблизил за счёт глупого пари. А теперь у Дилана есть… Отличный друг. Подруга. Дилан чувствует это настолько ясно и чётко, глядя на мимику сидящей рядом Кейтлин, что невольно дольше задерживает взгляд, отмечает мелкие детали: чуть осыпавшуюся тушь в уголках глаз, мелкое пятнышко непрокрашенных теней, насколько глубоко залегают ямочки на её щеках, как морщится складками кожа на переносице при насупливании. Кейтлин красивая. И непонятно в чём — но невероятно близкая, как родная. Дилан рад, что жизнь их сводит уже без условностей, и они могут продолжать общение исключительно по своему желанию. И желание у них общее. После разговора о нависающих темах, оба упрочиваются в том, что общение удобно и комфортно обоим. Кейтлин рада принять нового друга в круг своих устоявшихся подружек, а Дилан давно забывает, как прокладывать прочные дружественные связи, а не воздушные, которые будет не жалко потерять и отгораживают от ощущения полного одиночества. С Кейтлин у него иные взаимоотношения: она надёжная, уверенная в себе, с первого взгляда выглядит как сучка-чирлидерша, но на деле — тоже за долгие и глубокие связи, понятливая, тактичная и готовая быть рядом. И, несмотря на то, что у неё “свой стиль” — она умеет быть в доску. Наверное, то дружба с детства с Джейкобом виновата. Кстати о нём. Дилан как-то спрашивает Кейтлин, пригоняя к ней впервые в гости на ночные посиделки с киношками, как он, где сейчас, как жизнь сложилась, и она сначала шикает неоднозначно воздух, потом отговаривается краткими общими фразами. Дела у Джейкоба в порядке. Учится в другом колледже, бегает за чирлидершей, держится на спортивной стипендии, играет в регби и мечтает попасть в приличную команду. Дилан отслеживает в её лице показательно равнодушие, ловит что-то странное, но решает не наседать. Не наседает он до того, как их дуо прочно укрепляется аж в двух одновременно университетах как “лучшие друзья”. Не то, чтобы Дилан против, но всё же у Кейтлин есть более “старые” подружки, с него нельзя брать спрос за всю её жизнь. К нему подваливает знакомый из их команды по регби, утверждается, что Дилан хорошо общается с Кейтлин, и по-приятельски просит совета, как к ней лучше подкатить. Дилан теряется поначалу, сыпет безобидными подколками, но парень неприятно хмурится, и он спешит поправиться, уходя в человеческую поддержку. Кейтлин не дура, поэтому банальные подкаты на ней не сработают. Но она и недостаточно пацанистая, чтобы с лёгкой руки ей предложить пить пиво и посчитать это за отличное первое свидание. Кейтлин надо… заинтересовать. Если у парня нет тузов в рукаве, то, наверное, без шансов. Знакомый чешет озадаченно затылок, кивает, скомканно благодарит и уходит восвояси. Позже Дилан интересуется у Кейтлин, не нагрянул ли странный кавалер к ней в общагу или в автомастерскую, но она пожимает плечами, отвечая, что никого не было. — Ну, имей в виду, тут есть претенденты, — игриво подмигивает он, на что она лишь поводит флегматично плечом. — Да пофиг, — отвечает. — Всё равно сейчас не хочу никаких отношений… В жопу это. В жопу так в жопу — Дилану ли не знать — но интерес, отчего Кейтлин так категорична, подключается машинально. Ещё через неделю-две Дилан-таки дожимает её, указывая на очевидные замалчивания и сразу обозначая, что интересуется не с целью надавить на больное или ещё что-то — просто… Просто узнать её получше хочет, понять. Он ей уже плакался о своих неудачных отношеньках, его плечо — всегда в её распоряжении. Кейтлин хмурится, долго избегает откровений, но Дилан мастак подъёбывать на интересные для него темы буквально через слово. В конце концов он доводит её до ручки. — Ладно, ладно!.. — взрывается она, раздражённо зажмуриваясь. — Это… В общем, я встречалась два года с Джейкобом. После… Ты знаешь. Теперь его очередь присвистывать в офигивании. Кажется, он помнит — или у него проблемы с памятью, нужно начать беспокоиться — что Кейтлин ещё тогда в лагере говорила, что Джейкоб ей как брат. Она выслушивает эти докучливые напоминания, кривит свои пухлые губы, но с ещё одним тяжёлым вздохом поддаётся до конца. Была влюблена в Джейкоба с детства. История дохлая, неинтересная и скучная. После инцидента они старались держаться ближе, так как не с кем больше это обсуждать, в результате — влезли в отношения. Два года они пробовали, пытались, но так ничего и не получилось. Они разошлись, дружбу рвать не стали, но видеть друг друга постоянно — боже упаси, поэтому Кейтлин свалила в другой штат, поступила, как давно мечтал папа, на радиотехнический. Дилан слушает сжатый и вымученный пересказ, ловит, как обыденно уверенная и спокойная Кейтлин невольно зажимается, морщится, изламывает в мучении брови. Болит у неё. До сих пор. Он поджимает в немом понимании губы, рассматривает её. Знает это чувство. Конечно, ему интересны подробности, понимание, что они-то не поделили, зная друг друга как облупленных, но решает не наседать дальше и отпускает её на этом. Кейтлин нервно заправляет волосы за ухо, оглядывает искоса и молча уставляется в экран. Сбавить градус после болезненного разговора точно нужно, и Дилан мнётся рядом, не знает, куда деть свои длинные ноги, после чего, долго возясь рядом с Кейтлин до её раздражённого шипения, наконец решается. Вольно укладывает голову на её колени, растягивается перпендикулярно. Он мастится на крепких, но вместе с тем мягких бёдрах под затаённое дыхание. — Удобно?.. — ёрничает, и кусочек низкокалорийного хлебца падает ему на висок. — Ну не зря же ты задницу качаешь, — делано-безразлично смахивает крошки со своего лица. — Ваш личный гей оценивает мягкость на… Хм, дай-ка подумать… На девять из десяти. — Говно какое, а, — легко шлёпает его по плечу, заставляет разбить наигранную серьёзность улыбкой и смешком в её же ноги. К слову, у неё миленько встают дыбом волосы на них, пупырчато-прикольно поднимаются мурашки. — За что балл отнят, расскажи. — За избиение судьи, мисс Ка. За избиение судьи. — Мне потребуется новый гей для оценивания. — А вот это удар ниже пояса!.. — В ненакаченные ворота. — Стоп-стоп, что я слышу?.. Это что, ты пошутила про мою задницу?.. А не удел ли это жалких и низко интеллектуальных животных, как Джейкоб?.. — Ой, заткнись там, — она улыбается, он видит искоса, и подстраивается для общего удобства. Спустя минуту сверху протягивает хлебец к его рту. Дилан придирчиво узнаёт, с каким вкусом, но в любом случае откусывает едва не с пальцами, за что снова получает лёгко-игривый шлепок по плечу. Кейтлин невероятно трогательная и милая, когда смущается. И красивая. Дилан невольно ловит сбоку на стеклянной кружке отражение её лица, освеченного блёклым светом экрана, и приятно для себя изучает мягко-покатые черты. Так они оказываются снова в одной лодке. Эдакой лодке “Отверженных”: оба переживают длительные отношения, кончившиеся не в их пользу, оба не хотят ничего серьёзного и просто гулять, учиться, развлекаться, время от времени зависая вдвоём. Наверное, это их и сближает буквально впритык. Кейтлин знакомит Дилана со своим кругом подруг на дне рождении одной из них, те хихикают умилённо, активизируются, машинально записывают его как ещё одну девочку, только с членом, в свои посиделки. Но всё же Дилан, может, и гей, но девчачьи посиделки — это перебор даже для женщин. Пока её подруги немного недоумевают, почему Дилан не любитель прошвырнуться каждые выходные по магазинам, Кейтлин сразу встаёт на его сторону. Пусть занимается и проводит время так, как хочет. Если скучно, то и зачем его таскать, как брелок на сумке. В этом Кейтлин нравится Дилану особенно — она тёплая, контактная, понимающая, легко принимает желание зависнуть на неделю в одной комнате и не выходить в люди. Так она спокойно предлагает после нытья Дилана о том, что нужно привести себя в форму, бегать по утрам с ней. Когда Дилан два утра подряд едва разлепляет глаза и язык закидывает на плечо, стараясь угнаться за её округлой маленькой задницей по стадиону, она флегматично говорит, что это может быть просто не его. Хочешь проводить время без неё — пожалуйста. Хочешь завалиться и устроить марафон тупых комедий — да, конечно, только надо свериться по учёбе и подработкам, когда смогут. Хочешь остаться один и зубрить то, что пропустил из-за недели пьянок? Конечно, без проблем, Дилан. Кейтлин объявится в середине недели зубрёжки с капучино — к слову, с его любимым сиропом и дополнительным молоком — немного для общего порядка осуждает срач, скидывает со стола джинсы и трусы, ставит тару, после чего испаряется, обещая написать потом и проверить, не умер ли он здесь. Уже через полгода Дилан знает — он обожает Кейтлин. За всё в общем и ни за что вообще. Она пиздатая. С ней легко, приятно, интересно, весело и душевно. Непонятно как, но она даёт ему кучу эмоций и внимания, сама не придавая тому значения, а когда Дилан устаёт просто от общества — пропадает с горизонта, занимается своей жизнью и делами. Наверное, они и впрямь становятся лучшими друзьями. Дилан так думает, по крайней мере, потому что ближе, чем Кейтлин, у него не было никогда друзей. А друзья, вообще-то, у Дилана всегда есть. Но с ней… Другие взаимоотношения. Абсолютно другие. Он не знает, как описать даже для самого себя тот уровень доверия и нежной симпатии. Он просто тащится от того, что жизнь их сводит снова на удачу. Ему нужна была чёртова Кейтлин. Что тогда, уже четыре года назад в лагере, что сейчас. Между тем их дуэт спортивно-подтянутой стервы, знающей себе цену, и её друга гея, который временами ботанит (вообще, он физику любит, хлорофилл от дрозофил не отличит), укрепляется в чужих умах. Впрочем, в этом что-то есть. Например, удобство не оправдываться за близкие контакты, не ловить странные взгляды, когда один лежит на другом, не терпеть подколки и подначивания, когда же что-то будет. Когда парень дружит с девушкой — это всегда, абсолютно, блядь, всегда вызывает вопросы. Тот же Райан не погнушался. А когда гей приобнимает её в компании за талию или она у него лежит на коленях, пока они мило перемывают косточки общей знакомой — это без вопросов. Дилан показательно пользуется этим: то Кейтлин нужно отвадить очередного туповатого футболиста, у которого из интересных историй — как он с пацанами на жопе в душевых катался на перегонки (Дилан считает, что парень — огонь, Кейтлин закатывает глаза); то просто создать иллюзию занятости для непосвящённых от греха подальше. Вообще, они или почему-то синхронизируются, или в учёбе период такой — времени особо нет для беглых перепихонов на стороне, они либо задротят, либо отмокают у одного из них в общаге, либо выбираются в люди потусить и проветрить головы. Часто вместе. Часто смеются, прищуренно глядя друг на друга, часто Дилан от скуки подходит со спины и кладёт подбородок Кейтлин на голову, следит за обсуждением в компании, обхватив её замком из пальцев под грудью. Кейтлин не сказать, что сильно тактильная, но подпускает к себе без вопросов. Через некоторое время и сама выделяет для себя любимые жесты: кладёт голову на плечо, скучая от чьего-либо рассказа, подтягивает за локоть, если что-то хочет сказать шёпотом, шлёпает небольно по плечу, если Дилан выходит за грань — такта, неловкости, неуверенности, чего угодно. Проходит вечность от их первой встречи на вечеринке, где Дилан неосторожно бьёт её бутылкой по голове в живой жестикуляции. День рождения. Кейтлин, к удивлению Дилана, тоже проводит свой в двух актах, однако первый — с родителями и семьёй, только с близкими, а вторую часть — с друзьями по выбору последних: насколько шумно и насколько пьяно. В этот раз Дилан вдвойне прощупывает почву, сразу планируя на второй акт вечеринку, поскольку Кейтлин после сданных экзаменов с закатанными глазами говорит, что, если она срочно не забудет всю эту головомойку, то сойдёт с ума. Дилан ловит на слове, активными жестами показывает закрыть рот на этом моменте и больше ничего не говорить. Он всё устроит. Он находит стрельбище, близ него — домик для аренды. Он немного утоплен в лесу, конечно, что не доставляет удовольствия, но Кейтлин уверенно хлопает его по плечу в ответ на пространные рассуждения и говорит, что если она поедет туда в компании — всё порядок. Собираются её друзья. Дилан до последнего думает, стоит ли звать Джейкоба — теперь он на грани друга и бывшего, которого не хочется видеть. Он смотрит искоса на Кейтлин за рулём, которая совсем не проявляет интереса к его активным перепискам со своими подругами и другим приготовлениям. Она определённо всё знает и понимает, но сюрприз себе не портит. Уверенная, расслабленная, с плавным движением рук на руле. Дилан вздыхает. Джейкоба он звать не хочет. Это же подтверждают и её подруги, говоря, что делать ему среди них нечего. И всё уже готово. Остаётся дождаться, когда Кейтлин уедет на пару дней в соседний штат к родителям, а после вернётся как раз для своей праздничной вечеринки. Но планы ломаются, когда она ленивым вечером за просмотром кино лежит на плече у Дилана, наблюдает устало за движением по экрану. — Эй, — зовёт, а он только мычит в ответ, удобнее укладывает руку у неё за головой, — поехали со мной. Дилан едва не давится своим сидром, ловит настороженный взгляд снизу, но утрамбовывает информацию. — К твоим родителям, что ли?.. — Ага. Ехать одной — скука. Раньше я с Джейкобом ездила, наши отцы вместе служили, а сейчас… Дилан торопится сказать своё поспешно-эмоциональное “да, конечно, давай”, но внутри немного запаздывает с осмыслением. Он едет к её родителям на уикенд. “Эм, здравствуйте, я её лучший друг, вы обо мне никогда не слышали, но вот я появляюсь, как сраный чёрт из табакерки” — это иронией оседает на языке вместе с фруктовым привкусом какого-то сидра. Дилан поводит ещё раз нервно плечом, ловит раздражённое шиканье Кейтлин, которой приходится переложить голову ему на грудь, сам подстраивается под их положение. Машинально приобнимает её за узкие плечи, но замороженный взгляд так и не отрывает от экрана. По какой-то причине… Он волнуется. Нервничает. С одной стороны — камон, он же не её парень, что переживать. А с другой… С другой он вообще не понимает, почему начинает испытывать эмоции, будто бы он и есть её парень. Это сбивает с толку. Сильно. Абсолютно обычные предложение, ничего криминального, а Дилан за две минуты сглатывает раз десять, неосознанно теребя шнурок от толстовки Кейтлин. — Не парься, — уже полностью лёжа на его груди, терпеливо говорит она. — Не парюсь. — Пиздишь. — Нет, правда, я… — Я лежу на твоей сраной груди и слышу, как у тебя сердце хреначит. Ещё вопросы?.. Вопросов у Дилана много. Очень. Но их явно не должна прояснять Кейтлин. Он просто… Нет, состояние запутанности последний год ему не свойственно. Он как перенимает уверенности и непоколебимости от неё, спокойно осаживается на каком-то своём условном месте. А сейчас не уверен — это точно его место? А как оно называется? А точно ли “лучший друг гей”? Гей он, да. Скверный немного, поскольку уже как полгода дрочит на максимально общные фантазии о близости или какую-то дичь из разряда фантастики, а все возможности пофлиртовать с симпатичными парнями он самолично отпускает, не хочет напрягаться. То он не в настроении — у них с Кейтлин завязывается шуточное пари на покупку настолки, и он непременно должен выложиться, хотя и знает, что вероятность проигрыша высока; то он вдрызг пьяный и ему нельзя терять трезвую Кейтлин из виду; то он пробует, говорит пару фраз и сразу же начинает скучать. Объективно — симпатичные парни в мире не перевелись, дефицита в них нет. Да и дефицита внимания к Дилану тоже, поскольку, находясь в близком круге общения Кейтлин, он автоматически становится первым геем на этот чёртов университет, ещё и на её, соседний. Но ему просто… ничего не хочется. Кейтлин в одном из разговоров об этой обнаруженной странности отвешивает авторитетное “стареем”, а затем дополняет, что тоже в последнее время пропадает охота целенаправленно искать себе парня. — Заебись и вдвоём. — Да, в точку. — Клуб отвереженных. — Клуб отвереженных!.. — шлёпаются ладонями. С утра перед отъездом в другой штат, Дилан нервничает ещё сильнее: ходит бледный с кругами под глазами, ничего не может в себя впихнуть из еды, инертно откликается слабой улыбкой на слова Кейтлин, закидывающей его сумку в багажник кроссовера. — Эй, приём. — Приём-приём, Красавчик Дилан на связи!.. — Приём, слышу только “Дилан-я-сейчас-выгляжу-как-труп”. Всё нормально? Ты как?.. У него в памяти на рефлексе всплывает её грязное лицо из лагеря, когда она выбегает из укрытия с остальными и несётся уверенно-твёрдым шагом к нему, оглядывает в ужасе залитую кровью руку. — Порядок. Заживёт. — Что заживёт?.. — Э, я хотел сказать… Заживём. Да, заживём. — О боже, не наводи панику. Расслабься. Если что, поспишь в машине, нам ехать ещё целый день. Она садится за своё тесно придвинутое сиденье к рулю, Дилан скованно садится на пассажирское, пробуя вхолостую настроить место под себя — но оно уже и настроено-то только под него, если до этого кто-то из подружек не залетает к Кейтлин в тачку и не начинает жаловаться, что как-то пространства многовато. А что делать Дилану с его длинными ногами. Ну, кроме того, что подставлять для затылка пьяной Кейтлин, которая, чуть перепив, превращается в тактильного котёнка, просящего поперебирать её волосы — её это успокаивает и усыпляет. Дилан пристёгивает ремень безопасности, смотрит слепо вперёд. Да всё порядок, чего он. Он становится её лучшим другом за это время, нормально познакомиться с её родителями и знать, кому в случае чего докладывать об экстренных ситуациях, которые он, конечно же, не допустит как ответственный друг. Хотя ладно, Кейтлин — за всех ответственнее, она сама ему помогает не делать тупых вещей, контроль Дилана над ней минимален. У Дилана скачут в голове мысли, на горле — кадык, на коленях — руки. Он пробует наскоро придумать, как будет представляться, что говорить, как себя вести. За продумыванием простого он немного успокаивается, а затем уточняет, как зовут её родителей, как к ним обращаться — ну, чтобы всем комфортно. Кейтлин, не отрывая взгляда от дороги, говорит, что к ним лучше по именам, но может и “мистер-фамилия”. — Джоуи Гомес и Натан Мёрвин. Дилан зависает. Вроде бы сюрприз ко дню рождения готовит он, но Кейтлин в своём духе перещеголяет и самого продуманного — готовит сюрпризы с самого своего рождения. О том, что у неё два отца, он слышит впервые. Она из семьи… гей пары. Это поражает на первые десять секунд, а затем укладывается логичным в картину её самой и её жизни: она упоминала ранее их, но Дилан наивно полагал, что она просто от контекста к контексту называет одного и того же человека “батей”, следом “папой”; она настолько легко и непредвзята к любой гей-теме, что её подруги выглядят до безумия контрастно на её иногда тонких пониманиях граней и восприятия. Дилан теряется, первичный испуг расползается под валуном удивления, и последующие вопросы перестают касаться его нервного почёсывания колена. Нет, дочка родная — увидит её батю, вопросы отпадут. Нет, именно для них она была незапланированной — вообще-то отец у неё был изначально женат, у Кейтлин есть мама, однако она умирает после родов, обострились какие-то болячки, а папа уже появился позднее. Да, фамилии разные, у неё в память о матери осталась её. А ещё, один из отцов — вот тот, который кровный — служил в Ираке. Дилан присвистывает, шутит нервно, но снова панически сглатывает, замолкая. Это похоже на сюр: дочка к своим двум отцам привезёт знакомиться не бойфренда, а, блядь, очередного гея-друга. Что-то в Дилане падает, словно разочарованно, колко, непривычно. Ему не нравится сама формулировка, вот эти узкие роли, в которые он должен умаститься и не выбиться с чем-то ненормальным. Сказал, что гей — значит гей. Люди любят определённости, однозначности. Никто не ценит долгие и путанные нити размышлений, “поиски себя” и прочую чушь. Дилан нервно чешет колено через джинсы и косится на невозмутимую Кейтлин рядом. Она его так и воспринимает? Как… Как определённую роль в человеке, который не выходит за её рамки?.. Как её подруги — о, Дилан гей? Супер, можно будет поболтать и посудачить, не критично оглядывать на наличие знаков внимания и подкатов. О, вы дружите, и Дилан гей? Да, можно забить хрен на его существование рядом, подкатывать к Кейтлин и через него, и при нём, он ведь как тумбочка, которая не нарушает привычный ход вещей. Дилан машинально тянется к пальцам, чтобы объесть ногти, но не глядя получает от Кейтлин шлепок по предплечью. — Ты накручиваешь. — Я?.. Что?.. Нет!.. Нет, я просто… — Давай, выкладывай, что не так. — Я… Я ссусь твоего бати-военного. Каков процент, что он меня не прибьёт за что-нибудь?.. Ну, знаешь, я за тобой-то хрен угнался, а вдруг у тебя на входе в дом табличка “не отожмёшься сто раз, салага, будешь как в цельнометаллической днями и ночами ружья собирать”?.. — Ох, не драматизируй… И да, кстати — служили они оба. И собирают автоматы. — Блеск!.. Блеск. Я им не понравлюсь, точно тебе говорю. — Забей и не паникуй. Просто… Ох, ну, будь собой, что ли?.. Они не такие страшные, как ты считаешь. Джейкоба же они терпели. — О, да, точно-точно, погоди, я немного забыл: Джейкоб — это твой друг детства с поджарой фигурой, тупым юмором, но шарящий за спорт, а я — немного гиковатого вида гей, который… — А. А. Не сработает. — Чёрт, то есть я уже ущемиться по признаку меньшинства не могу, да?.. — Неа, хрен тебе. — Это ужасно, чтоб ты знала. Не стоит вот так миленько улыбаться: я не уверен, что меня там не ждёт спорт-марафон и допрос, кто я есть, кем буду и чего хочу по жизни… — Дилан, боже… Успокойся, ну. Всё путём. Никто тебя допрашивать и стращать не собирается, мы просто немного потусим за типичным барбекю на заднем дворе с ними, ты посмотришь мои дебильные детские фотки, поползаешь по моей прежней комнате, найдёшь тупое платье в горошек, в котором я ходила в младшую школу, заставишь его примерить, сделаешь позорную фотку-компромат и всё. Никаких ужасов. Никаких напрягов!.. Дилан выдыхает, невольно улыбаясь на её идеально-выстроенный план на уикенд. Всё-то у неё под контролем и в порядке. Она косо оглядывает его профиль, поджимает оценивающе губы, затем всё же оборачивается. — Ну что, страшно?.. — Я испачкал тебе сиденье. — И ты будешь его отмывать, если что. Так как ты?.. Подержать за ручку, чтобы не потерялся?.. Дилан прыскает, щурится в смехе, оглядывает тепло её выжидающе вскинутые брови. Кейтлин секси. Хрен знает, что её такой не сделает. Для показательной поддёвки она поднимает ладонь от ручки передач, прокручивает своими маленькими пальцами, демонстрируя всю силу и мощь. Тонкое серебряное кольцо на указательном пальце, чистый маникюр, чуть отросшие светлые пластины ногтей в контраст смугло-желтоватой коже. У Дилана рёбра сдавливает. На секунду он всерьёз раздумывает: а куда уводить ему шутку, если он сунет сейчас свою руку к её? Чем оправдывать эту глупость?.. Да ничем, нахрен. Просто хочется: взять за руку, как в блядском Тарзане, измерить разницу между его худо-костистой здоровой ладонью и её, миниатюрной. Переплести пальцы. Пожаловаться на ебучее кольцо, которое давит и неудобно. Дилан смотрит на её заискивающе поднятую ладонь и дёргает уголками губ в квёлой улыбке. — Что скажут твои папочки, если я приеду с тобой за ручку?.. Меня отшлёпают? — Фу, боже, — она кривится в натуральной брезгливости, сплёскивает рукой. — Ты мерзкий. — Придётся тебе ущемиться по праву меньшинства. — Даже не думай, умник. Королева этих дней — я. — Богиня, я не смею принижать. Она улыбается зубами, посмеивается, отворачиваясь к дороге. И так до этого постоянно бросала взгляды, но теперь окончательно уводит внимание от него. Всё оказывается и впрямь не так плохо, как надумывает Дилан. Они приезжают в город, выруливают по жилому тихому району, после чего паркуются у светлого дома, где уже подпирает поясницу высокорослый и худощавый мужчина в очках. Он щурится на солнце, разглядывая Кейтлин за рулём. Она выпрыгивает из тачки, сразу раскрывая объятья, пока Дилан неловко и как можно тише выходит по другую сторону, проверяет на пятый раз голос, одёргивает футболку. — Пап, это Дилан. Дилан, это папа. — Привет, Дилан. — Здравствуйте, мистер… Э, Гомес!.. Приятно с вами познакомиться, да. У вас такой газон, знаете, постриженный, уверен это… Дилан натыкается на немо-смеющиеся глаза Кейтлин и совсем теряет хватку. — Можно просто Джоуи, — не обращая внимания на сказанную чушь, кивает тот. Кажется, знакомство проходит не так дерьмово. Дилан выдыхает до того, как они входят в дом, и Кейтлин, буднично кидая сумки в коридоре, которые Дилан по тупости душевной не успевает сам забрать, спрашивает где “батя”. Батя в гараже, колупает под капотом. Сразу чувствуется родственная связь. Кейтлин уходит, оставляя на Дилана сумки, а после возвращается. Да, разница ясна, почему кто “батя”, а кто “папа”: на кухню, где пробуют неловко построить ниочёмный разговор Дилан и Джоуи, заходит валун из мяса, окидывающий гостя цепким взглядом раскосых глаз. — З-здравствуйте!.. — Дилан нервно улыбается, дёргано подрывается подойти, протянуть руку. — Приятно познакомиться, мистер Мёр… Мистер Мёрвин шмыгает носом, насупливаясь, окидывает молча его ещё раз взглядом сверху вниз и без ужимок спрашивает в сторону Кейтлин: — Так щегол с тобой?.. — Пап, не начинай. А вот она перескакивает с понятного остальным разделения “папа” и “батя” на общное обращение к обоим. Дилан судорожно поджимает челюсть, улыбается запуганно и держит отвратительно долго протянутую руку в воздухе. Затем, поняв, что пожимать ему в ответ её никто не собирается, пробует разрядить обстановку ещё более неуместной шуткой, чем за всю его жизнь — кухня погружается в звенящее молчание. Неизвестно, что Кейтлин имела в виду под тем, что допросов не будет, но определённый градус давления Дилан ощущает на себе весь вечер: кровный отец Кейтлин приследует его напряжённым взглядом, обращается только “эй, сынок”, а на нервные блеяния и попытки пошутить оценивающе-негативно кривит рот, хмыкает и уходит с душащим молчанием. Кейтлин ловит за руку Дилана, когда он, пробуя хоть куда-то применить себя и не разочаровать всех окружающих, расставляет посуду на стол перед ужином. — Эй, — перехватывает его за ладонь своей, тёплой, вылавливает взгляд. — Всё хорошо. Он просто… Просто прикалывается так. Не принимай на свой счёт. — О, он шутит!.. Как камень с плеч, Кейт, — нервно-иронично дёргает улыбкой. — Так сколько, говоришь, у него нашивок на парадной?.. — Хватит. Она отводит его руку, протянутую к тарелкам, ловко просачивается своей накачанной задницей между Диланом и столом, усаживается на край, забирая всё внимание на одну себя. Когда они стоят или сидят вот так, напротив, Дилан острее чувствует их разницу: в росте, в уверенности, в умении правильно подать себя. Кейтлин держит его за запястье, смотрит настороженно снизу вверх на опущенную голову, усилившуюся сутулость. Дилан ловит её долгий взгляд и выдыхает откровенно тяжелей. Машинально поправляет второй рукой градус её разведённых коленей, чтобы встать ближе, проверяет, чтобы не соскользнула с края, что может подхватить. — Ты им понравился, — уверенно говорит она шёпотом. — Но ты новое лицо для них, поэтому… Да, они будут тобой интересоваться. Не считай, что любой вопрос — это желание застать тебя врасплох. — Нет, конечно, нет, — пфыкает делано неважно он в ответ, покачивает головой. — Особенно вот тот, про мои увлечения. Мне кажется, или твой батя обожает музыкантов-диджеев?.. О, он был в восторге! Это ведь так… Круто, да?.. Мне кажется, играй я в игру, у меня бы появилась плашка “мистер Мёрвин начинает вас уважать”! — Эй-эй, посмотри на меня. Кейтлин ловит его щёки своими маниатюрными ладонями, заставляет чётко и прямо посмотреть себе в глаза. Дилан повинуется. Врастает в место, смотрит сверху вниз расстроенно, выглядит, как хомяк с расплющенными щеками на её руках. Но Кейтлин даже не дёргает уголками губ в улыбке. Смотрит, разглядывает во внимании. Дилан смотрит в ответ в её глаза и чувствует снова, как оплеухой из прошлого. Он грёбанный трус. Едва что-то начинается серьёзнее, чем то, что можно пережить с помощью бесконечного потока подстёбов и неуместных шуток, он теряется, буксует и не знает, куда себя деть. Он не уверен, что может понравиться — вот так, вчистую, переставая выворачиваться как уж на сковородке. Не уверен, что его примут, оценят хоть как-то положительно, не делай он миллион суетных действий в секунду. Смотрит в глаза Кейтлин. Чёрт, да он не уверен, что Кейтлин его воспринимает… Воспринимает чуть обширнее, чем просто того забавно-докучливого гея из лагеря, который прятался за её спиной, пока она раскидывала с дробовика оборотней. Кейтлин крутая. Секси. Дилан не знает, как выигрывает её в том глупом пари, чем цепляет Райана больше, чем уверенная и знающая себе цену девушка. Она ведь потрясная: не настолько равнодушная стерва, как Эмма, ответственная, добрая за маской “старшей сестры” для всех, эмпатичная, умная, охренеть как кто, но никогда не дающая повода принизить этим кого-либо, лишь поддержать. Будь бы Дилан Райаном, он бы вообще не думал: выбрал бы её, не стал говорить “правда”, а слёту — “действие”, чтобы не окинуть даже взглядом нервно-расслабленного Дилана, а сразу сказать “Кейтлин”. И посмотреть, как она невозмутимо встанет, будто это ей ничего не стоит, пройдётся, уверенно качая бёдрами, а затем — смутится, стрельнёт смущённым взглядом, пригладит волосы за ухо, поправит серёжку. Дилан бы выбрал её. Он об этом не думает три года назад, не сравнивает с позиции Райана то, кто из них объективно лучше и интереснее. А сейчас, вдруг убирая из формулы самого Райана, от которого сжимается рефлекторно сердце, осознаёт, о чём думает. Нет, Дилан из лагеря Хэкеттс Куори не смотрел так на Кейтлин. А вот тот Дилан, что пережил нападение оборотней, затем год непонимания и непринятия, а после отношений со своей влюблённостью… Он смотрит именно так. Не как выигравший у неё пари манерно-неловкий гей, а как человек, который только начинает принимать себя частями и усаживаться на условном своём месте. Кейтлин сидит перед ним на столе, обхватывает коленями его ноги, держит его лицо в своих ладонях, всматривается в глаза с пониманием и сочувствием. Дилан смотрит в ответ и впервые более ясно понимает, что хочет сейчас. И без промедлений это делает. Откровенно и без масок сплетает руки за её спиной, склоняется и падает лбом на сгиб её шеи и плеча. Она нужна ему. Нужна каждый раз, но так по-разному. Со стороны он сутулится ещё больше, чем обычно. Просто горб из свободной футболки, взъерошенных волос над маленькой и сильной Кейтлин. Она выдыхает, закидывает руки ему на плечи, притягивает к себе. От неё пахнет чем-то фруктовым, цитрусовым, и Дилан думает, что Кейтлин — как сидр. Кажется, что сначала пьёшь сраный сок на детской вечеринке, не оцениваешь с первого раза, а затем, не успеешь моргнуть — тебя развозит, ты плывёшь, и хочется новую и новую бутылку. А на утро от сидра не будет болеть голова. Потому что никто не заставлял дробить зубы об орехи, ведь можно и так, играючи, легко найти неожиданный интерес. Дилан зарывается носом куда-то под её копну пышных волос, прикрывает блаженно-вымучено глаза. Ему нравится чёртова Кейтлин. И он уже теряется, в каком именно качестве. Ведь когда-то Дилан для того, чтобы не вызывать неловкости, назвался определённо. Людям не нравятся неопределённости, а Дилан не умеет так сходу определяться с самим собой. — Что-то ты совсем раскис, — поглаживая нежно его выступающие лопатки, комментирует коротко на ухо она. Дилан выдыхает шумно, крепче обхватывает её за талию. Ненароком подлазит большими пальцами под её футболку, невесомо оглаживает горячую кожу. — Не хочу выглядеть перед твоими родоками говённо, — честно, до скрипа о чистую посуду. — Не хочу, чтобы думали, что я… какой-нибудь Джейкоб. Или ещё один лузер, который прибился к тебе. — Ты не лузер, Дил. — Не знаю, вроде бы так и есть. — Поэтому и смотришь со стороны других так же, как сам привык, — выдыхает, трётся о его шею кончиком своего носа. Брякает глухо серёжка. — Не знаю, какого ты обо мне мнения, но я так-то с лузерами не общаюсь. — Джейкоб так — исключение для правила?.. — Типа того, — хмыкает смешком, окатывает горячим дыханием за ухом. Дилан мог бы посопротивляться, но его передёргивает. Приятно, до мурашек. Будь котом, у него бы вся шерсть встала дыбом. Он ещё раз перекладывает свои руки у неё на талии. Небольно сдавливает, оценивает, насколько она маленькая по отношению к нему, хрупкая, свободно гладит. Совсем забытые ощущения. Будто у него не было девушек. И девственности — обычной такой, рядовой — он не лишался с девушкой. Дилан хмыкает своим ощущениям, мыслям. — Мы можем вот так и сидеть, а ужин с твоими родителями — как-нибудь завтра?.. — Прекрати убегать, не тебя же на ужин едят. — Да знаю. Просто… Чёрт, ты права, я совсем расклеился. — Предлагала же за ручку подержать. — Хэй, прекрати, кто из нас мужчина?.. — Мужчины не держатся за ручку? — Только за стволы, Кейтлин, только за стволы. Твой батя шарит. Она снова прыскает смешком ему в шею, укладывает руки на плечах крепче. Объятия у них такие… Чуткие, но притом сильные, оголадавшие. По чему именно оголодавшие — висит в воздухе, прямо над головой. — Настоящие стволы по моей части, Дилан. — Ох, точно, прости-прости. — Эм… Я не помешаю?.. Дилан дёргается панически и резко, Кейтлин едва успевает расцепить руки за его головой. Мистер Гомес. Застаёт их, как в дешёвой порнушке: поджарая миниатюрная девочка сидит на столе, вся созданная для того, чтобы кто-то по ту сторону экрана обливался слюнями и ещё чем-нибудь, а он, Дилан, как из раздела ботанов с длинным хуем (ну, вообще-то не настолько он и длинный, но почему бы Дилану не польстить себе), которые нежданно-негаданно охмуряют первую даму их деревни. Они кашляют все в разнобой от неловкости. Очевидно, что никто ничего правильно не поймёт. — Да, па, ща накроем. — Да, простите, мы тут… стол протирали. — Хорошо, ладно, — мистер Гомес кивает, поджимая губы в спрятанной улыбке. — Только, кхм… Если что, стол я уже протирал, так что… — Но не моей же отменной задницей, пап, — невозмутимо жмёт плечами Кейтлин, и мистер Гомес закатывает глаза, предательски обнажая улыбку: — Святая дева Мария, не уподобляйся отцу… Ещё от тебя я таких шуток не слышал. — Прости, — заискивающим шёпотом отвечает она. Ужин начинается напряжённо, Дилан бегает взглядом от прямого и тяжёлого мистера Мёрвина, встречается глазами с мистером Гомесом и более смущённо утыкается себе в тарелку. Кейтлин рядом сверлит в ответ прямым и осуждающим взглядом одного отца, со вторым солидарно (понятно, от кого переняла) закатывает глаза. Однако разговор начинается неплохо. Он начинается не с Дилана, которого так и не прояснил никто, как воспринимать. Говорят о всяком. Об учёбе, о смешном случае, который недавно был у её отцов, немного о механике машин, затем про глупости. Дилану наконец удаётся блеснуть — он говорит, что учится на физика, и мистер Мёрвин впервые оценивающе-положительно поджимает губы, кивает сам себе головой. — Значит, ты умный щегол. — Так точно, сэр, — нервно улыбается Дилан. — Ну, я по крайне мере стараюсь таким быть… — Умным или щеглом?.. — А-а-а, эм… Умным, да. Точно умным. — Правильно, парень, — мистер Мёрвин поднимает вилку, не обращая внимания на осуждающий взгляд мужа рядом, тыкает в Дилана напротив. — Моей Китти тупые не нужны. Понял меня?.. — Напоминаю, — врывается в разговор без страха и ужимок Кейтлин, раздражённо поднимая ладони, — что Дилан — мой друг. Не парень, ясно?.. — Да-да, я… — подхватывает брошенную возможность оправдаться Дилан. — Я… Мы друзья, так точно. Да и как бы… Ну… Я гей. — Гей-хуей, — фыркает мистер Мёрвин, однако проскочивший смешок не отдаёт язвой, и Дилан недоумевающе смотрит на его скривившийся рот в ухмылке. — Вы там, конечно, взрослые, сами с усами, но я тоже, вообще-то, женат был. А теперь, прикинь, замужем. Так что, парень, ты мне в уши не заливай… Трахаться и отношения можно строить с кем угодно, а коли Китти притащила тебя сюда, значит, ты не еборёк-мимоход, поэтому будь любезен… — Всё, Натан, туше!.. — громко брякает отброшенной вилкой мистер Гомес, эмоционально вскинув руки, переключается бегло на другой язык: — ¡Señor, cállate ¡Estamos tratando de comer, ponte detrás de ellos! Los amigos son los amigos, ¿cuáles son tus preguntas?.. Неожиданность испанского в доме поражает Дилана чуть меньше, чем неожиданно острый и направленный тычок от мистера Мёрвина. Однако всё внимание переключается на их спор: мистер Мёрвин пробует на английском, будто понимая пару фраз от мужа, оправдаться, настоять на своём, а мистер Гомес — продолжает плывуче-изящно, с эмоциональным взмахами руками отстаивать какую-то свою позицию. Дилан замороженно кривит улыбку, не зная, брать ли на себя ответственность за их спор, но Кейтлин ощутимо касается колена под столом, заставляет оглянуться на себя и говорит “всё окей, они всегда срутся”. После спора, на удивление, становится легче дышать: родители Кейтлин, как и она сама, не особо любят начищенный до блеска лоск вежливости и правильности, оттого выглядят свободными, уверенными в себе, а спор не выглядит семейной драмой, лишь давно привычной и набившей оскоминой перебранкой, которая никогда в жизни за собой ничего серьёзного не поведёт. Доспорив, они и впрямь успокаиваются, будто ничего не было: мистер Гомес спрашивает, как Дилану паста, впервые пробовал приготовить её по рецепту из интернета, а на вежливую похвалу Дилана как эхом крякает смешком мистер Мёрвин, отвешивает с барского плеча, что у матери Джоуи явно лучше. — Сейчас к ней и поедешь, Натан, — не переставая улыбаться, флегматично отражает он. — Будешь жить на два дома. — Да, па, когда к бабушке уходишь?.. С детства обещаешь, — подключается Кейтлин. — Ой, насели-насели!.. — делано-оскорблённо хмурится тот. — Уеду ведь, так и знайте!.. Прихвачу с собой Дилана, будем с ним шиковать в Мексике!.. Тема ведь, Дилан?.. Дилан теряется, секунду бегает взглядом между Кейтлин и её отцом. А затем сглатывает, улыбается. — Конечно, мистер Мёрвин, — переключается, подхватывает. — Всегда хотел там побывать… Не хотите вступить в клуб “отверженных”?.. — А эт чо за херня?.. — О, это клуб для тех, кого бросили близкие и любимые. Вы вступаете в него, грустите немного, а всё остальное время — отрываетесь, как хотите. — А я говорил, что умный парень?.. — кивает, ухмыльнувшись, мистер Мёрвин мужу. — Всё, сынок, бери в клуб. Мы с тобой прыгаем в тачку, берём пак пива и уматываем от них подальше!.. — Придурки, — качая головой, но не переставая широко улыбаться себе в тарелку, комментирует Кейтлин. И у Дилана как груз с плечей спадает. Он действительно понимает, что вот, пожалуйста — необязательно переживать и нервничать, все ведь люди, как ни посмотри. И у них нет предрассудков — просто такие, как есть. С полюбовно прищуренными глазами, с необязательно выбранной крайностью: хотите быть правильными родителями — прессуйте нового человека рядом со своей дочерью; хотите так не делать, а поржать — зовите друга вашей дочери смотаться с собой в Мексику. Дилан понимает, почему Кейтлин такая. Сильная и уверенная в себе. Не боящаяся вывалить правду, но и не считающая поддержку и помощь зазорными для себя. Будь собой, люби тех, кто рядом, смейся с ними, с ними же спорь, с ними же переживай многое. Будь честным, открытым, не бойся заявлять о своих границах. Дилан оглядывается, смеясь, к ней, и Кейтлин улыбается ему в ответ, небольно шлёпает по плечу. Её день рождения проходит по идеальному плану: на следующий день барбекю, поздравления и подарки от родителей и переданные от родственников, а Дилан честно признаётся — он бы мог сделать вид, что совсем забыл и ничего не приготовил, но её подарок ждёт её у них в штате, будет презентован после сюрприза. Кейтлин улыбается, целует в щёки отцов, после чего они на утро следующего дня выдвигаются обратно. Дилан смотрит искоса на Кейтлин, не затыкается потоком шуток, она тоже в хорошем настроении и поддерживает даже те, что презирает. Её праздничная вечеринка следом проходит на славу: во-первых, Кейтлин едва закрывает обратно рот, когда узнаёт, что они всей ватагой двигаются на стрелковую базу (крепкие объятья и долго-крепкий поцелуй в щёку этому парню в хикковой футболке), во-вторых, отстрелявшись в прямом и переносном смысле, они отчаливают в арендованный коттедж, где часть людей, не сумевших подъехать в стрелковый клуб, уже взрывают хлопушки. В-третьих, Кейтлин улыбается чаще, чем всегда. С её лица не сходит восторженная улыбка, она постоянно оглядывается на Дилана, на мгновение наигранно серьёзнеет, спрашивает “это всё твоих рук дело”, и Дилан в тон ей поводит в непонимании плечами, поджимает в скрытой улыбке губы, отвечает “не имею ни малейшего представления, я тут ни при чём”. Второй акт заканчивается презентованием подарков. Дилан дожидается, чтобы быть последним, и, несмотря на то, каких величин любимице Кейтлин вручали коробки, не стесняется того, что лично в руки передаёт маленький коробок — даже не упакованный, лаконично белый. — Это кольцо мне на тридцать, если я не выйду замуж, и мы поженимся, чтобы не остаться одинокими?.. — прищуривается она, разглядывая расслабленно отпивающего сидр Дилана. — О нет, я что, похож на дурака?.. Нет-нет, мисс Ка, не знаю, как вы, но один я не останусь, неа, не надейся, зачем мне обрекать себя на такие мучения… — Эй, помни, у кого задница круче. — Если бы брали замуж за накачанные жопы… Ты бы вышла за Джейкоба. — Фу, о боже! — кричат подружки, поддерживают шутку. Кейтлин хмыкает, но сразу смягчается — улыбается и, коротко глянув в последний раз на Дилана, сминает губы в нерешительности, предвкушении. А у него напротив — приковывается к ней взгляд. На короткие секунды, те, что чаще всего промаргивают, не замечают, он снова видит это: беглое заправление волос за ухо, бегающий взгляд, мелкое сглатывание. Кейтлин угадывает — там ювелирка, но вовсе не кольцо. Чистое, мать его, серебро. Серёжки со стрекозами, инкрустированные жёлтым сердоликом. Он, к слову, помогает в излечивании ран. Дилан мог бы сказать, что это комбо: больше ни один оборотень её не сожрёт, ведь часть она снарядит в патрон, а вторую — приложит к себе, если ранят, но на самом деле… Пусть это защищает и лечит её сердце. Кейтлин непорядочно долго смотрит на них, открыв коробку, затем выдавливает трясущимся голосом: — Ты прикалываешься… Дилан уже дёргает уголками губ в улыбке, чтобы начать подкалывать, но первее Кейтлин подскакивает и падает, не глядя, на него, распластавшегося по креслу. Он едва успевает убрать руку с бутылкой, чтобы встретить её у себя на коленях. Обнимает второй раз за вечер, крепко-крепко, прячет вечно уверенное лицо ему в сгиб шеи. — Спасибо. Дилан секунду улыбается, немного смущённо от взглядов окружающих, но затем так же свободно обнимает, утыкается тепло и долгожданно ей в плечо. Зажмуривается, чувствуя — он всё делает правильно. — Пиздец, я так их хотела… — Знаю, поэтому и подарил. — Да они же стоят… — Не-не, не дури, была акция. Плюс, я немного подработал на стороне, ещё порылся в купонах, благодаря твоим подругам… Не парься, фигня. — Завали ты уже со своим “не парься”, — надломанным шёпотом. Дилан замирает: чувствует, как неудобно на нём сворачивается в клубок Кейтлин, как стискивает в своих руках. Он обхватывает её крепче. Нет, с ней можно и не прикрываться — она никогда не ведётся на его шутки, отмазки, знает правду, но когда нужно — готова подыграть, чтобы было комфортно, а когда не нужно… У Дилана трясутся губы. От, нахуй, накативших и мощных чувств. Она его знает, принимает. И никогда не оставляет идиотом. — Я хотел ради тебя постараться, — переходит на совсем глухой шёпот, жмурится в сдерживаемом порыве ей в шею, пахнущую насыщенным цитрусом. — Я… Бля, я всегда хочу, Кейт. — Ты делаешь слишком многое. — Ради тебя — хочу делать. — А ну заткнись, я сейчас расплачусь… — Плачь, — вжимает пальцы в её спину. — Или сильные девочки не плачут?.. Она порывисто отклоняется, они встречаются взглядами. Чёрт, у неё и вправду слёзы в глазах стоят. Вот у той самой Кейтлин, что всегда в порядке, что всегда держит всё и всех под контролем, что и тенью не показывает, что ей от чего-то бывает больно, плохо, грустно. Кейтлин, которая одним своим видом спасла ему жизнь, а затем не раз — спасала делом. У неё текут тёмные блестящие тени в уголках глаз, размазывается от края губ блеск. Дилан замерши смотрит в её открытое до боли лицо и ощущает… То, что, казалось, в жизни уже не сможет испытать. Слишком больно и страшно. Но нет, с Кейтлин, чёрт её, Ка ему не страшно. Он в ней уверен. Он её чувствует, чувствует её отдачу, эмоции. Потому что она с ним. Они замирают на неловко долгие секунды, глядя друг другу в глаза. Пауза очевидно затягивается, но распадается в крошку упущенного шанса, когда со стороны одна из её подруг говорит своему парню: “и почему ты так не можешь?.. Блин, вот это реально мужской и крутой поступок”. А тот ей, недовольно, затупивши: — Блин, чо начала… Он даже не её парень, он ж гей. Кейтлин дёргает уголками губ, их контакт взглядами пропадает. Она неловко убирает волосы за ухо, утирает набежавшую влагу с глаз, а Дилан дёргано отворачивается, сам не зная, от чего прошибает смущение. Да, точно, в глазах остальных — он её лучший друг гей. А он, вообще-то, встречался и с девушками. Но в этой компании об этом не знают. Раньше бы, он, наверное, радовался, не пришлось бы опять рассказывать путанную историю о том, что, вообще-то, девушки тоже хороши, он встречался с ними, спал, но как-то так по жизни получалось, что с парнями… Тут это некому рассказывать — его и не спрашивают. Дилан бегло, искоса переводит обратно взгляд на утирающуюся Кейтлин, возвращающую себе улыбку и привычную уверенность, непоколебимость. Он бы хотел, чтобы она спросила. В основном — только она. Но приходится прокашлять голос, отпить сидра и улыбнуться дёргано в ответ на её улыбку. Ну, что ж — Дилан опять, по своему обычаю, в полном дерьме. Раньше он считал сложностью выведать, в зоне ли он интересов потенциальных парней, а теперь, охренеть — нравится ли он девушкам. В этом случае — прям конкретной. Что он в общем и целом нравится им, он догадывается, но всё же… А вот и царапина, которая подгнивала с детства, с подросткового возраста: Дилан часто оказывался у девушек буквально на автопилоте во френдзоне, и даже если проскакивала искра, больше вероятности было в том, что он просто осядет в её окружении тем чуваком, которому можно по-житейски плакаться в жилетку о бывшем. А Дилан что, не отпирается, понимает — ну, раз его не воспринимают, он и не делает ничего. Тоже самое и с парнями ведь: узнал, что гетеро и неинтересен, всё, отбой, мы валим с этой вечеринки. Дилан понятливый вроде — на “нет” и суда нет. А вот на пространное “может быть” — Дилан готов постараться, пораскалывать эти орешки, а то вдруг повезёт и там, как в китайской печенюхе, будет предсказание “да, только тебя и ждали, Дилан!”. Дилан и сам привык отговариваться каким-то общепонятным, чтобы без долгих вопросов. Он буквально сросся с этим, привык, потому что с парнями в романтическом и сексуально плане было проще — всё однозначнее. Вот ведь парадокс: будучи сам непостоянным и неоднозначным ни в чём, Дилан тянется к тем, кто хорошо понимают себя и свои предпочтения, пробует играть по их правилам, чтобы, ну, вот это — “как все”. Оказывается, снова — пробует познать так. Исследует то, в чём не силён, чтобы стать сильнее, умнее. От Райана, который, вроде и не скрывал никогда бисексуальности, он учится осознанности. И теперь принять то, что вот, его выруливает на сильную Кейтлин — намного проще. Не проще то, что он в очередной раз по инерции осаживается в её кругу как парень, который в жизни не подкатит, а если и услышишь что такое — не, он шутит. Остаток вечера Дилан покачивается с улыбкой на лице недалеко от Кейтлин, но до последнего пробует её не трогать, не вступать в физический контакт, чтобы ещё раз не ухать с головой в едва осознанное чувство. Но, конечно же, проёбывается. Все устают от долбёжки по ушам интенсивной музыкой, доходят до “сонной дозы” алкоголя, и кто-то просит подрубить медлячок на пару треков: расслабятся немного, побазарят по душам, может, с парнями своими покачаются в гостинной, пососутся. От Кейтлин едва отходит её подруга, с которой они бодро обсуждают что-то уже как час, и она оглядывается на Дилана, нащёлкивающего что-то на ноутбуке. Тот ловит её взгляд, наученно улыбается, подмигивает и салютует практически опустевшей бутылкой. Кейтлин улыбается в ответ, говорит что-то своими пухлыми губами, качает головой на импровизированный танцпол между отодвинутым диваном и креслами. Дилан пожимает плечами, мол, почему бы и нет. А внутри — уже поджигает свечки себе за упокой, потому что нельзя же так сразу по нему ездить, покачиваться перед носом (ладно, грудью, Кейтлин ниже его на три головы) со своей хорошенькой улыбкой. Они без проблем сбиваются где-то в стороне от основного центра внимания, некоторое время пробуют приобняться, потом шутят, смеются, Дилан едва не уходит за стулом, чтобы Кейтлин смогла его за шею обхватить, потом ему прилетает в плечо, и он осчастливлено горбится, позволяя до себя дотянуться. Ещё немного смешков друг другу в лицо, столкновения лбами, и Кейтлин тянет его поближе к освободившемуся месту на диване: сама вскакивает на него, попутно скидывая кроссовки, и они наконец выравниваются для ленивого перетоптывания на месте в обнимку. Теперь смотрят друг на друга прямо. Она взъерошивает пятернёй густые волосы, поправляет, окидывает взглядом, как капитан с капитанского мостика, своих разбредшихся друзей, поблёскивает в полутьме бальзамом на губах, белком глаз. Дилан смотрит. Невольно дёргает уголками губ в слабой улыбке, вспоминает, что она всегда так делала — кто куда, а Кейтлин за контролем, наблюдает, чтобы ничего не произошло. А часто сама остаётся без прикрытия. Она переводит на него взгляд, встречается с его — долгим, разглядывающим. — Дай угадаю, — бьёт первой, умащивая вытянутые руки у него на плечах, — ты думаешь, почему королеву вечера никто не позвал?.. — В яблочко. Кейтлин подтирает в деланой серьёзности улыбку, покачивает по-сучьи головой. — Потому что королевы сами выбирают, кто их танцует! — О боже, ты что, тамблер-гёрл?.. Откуда репостнула, там есть блёстки и наложенный смайлик короны?.. Ну, или хреново слепленные записи из блокнота и цветастый фон с кактусами? — Всегда знала, что ты разбираешься. Это не твоя страничка заброшена, которая “Неизвестный мальчик из Франкфурта”?.. — “Неизвестный”?.. Бля, звучит, как неопознанный… Неопознанное тело. — Благодаря некоторым, мы оба не Джон и Джейн Доу. Сдаются, прыскают смешками, непроизвольно склоняя друг к другу головы. Отклоняют обратно, удобнее умащивают руки: на талии, чтобы точно не съзжали на чью-то упругую задницу, и на плечах, переплетая собственные пальцы в расслабленности. Смотрят глаза в глаза. Покачиваются в тупом школьном танце. У Дилана аж в горле пульсирует, бьётся. Конечно, можно рискнуть и испортить ей праздник. Но Дилан так не хочет ничего портить, наверное, он уже достаточно в жизни наворотил. Кейтлин задумчиво сгибает одну руку, поправляет ему волосы, чёлку. Смотрит куда-то поверх, изредка набредая на его глаза и сразу отводя взгляд будто на кого-то за его спиной. — Странно, знаешь… — тише говорит она. — Ну, что Джейкоба… нет. — А ты хотела бы, чтобы он был? — сразу же. Начинает под рёбрами стискиваться болезненно. А когда-то он так же в чёртвом лагере реагировал, когда Райан говорил невзначай про Кейтлин. Вот ведь жизнь ебанутая: теперь Дилану не хочется, чтобы она говорила про Райана или Джейкоба. Кейтлин поджимает в размышлении губы, покачивает головой. — Нет, на самом деле, — честно. — Просто… Знаешь, за столько лет привыкла, что он буквально на каждом моём дне рождении… Привычка. — Я не стал звать, подумал, — решает отодвинуть кольнувшую ревность, оправдаться, — что тебе будет неприятно. Ну, знаешь, он ведь и твой бывший теперь, а, зная Джейкоба всего два месяца, я полностью уверен, что он точно бы что-то натворил. — Да, он придурок, — улыбается тяжело. Немного молчат. У Дилана начинают потеть руки на её талии. Он нервно отводит ладони — плавно, чтобы не заметно — пытается вытереть пот о собственные запястья. — Но есть один минус, — цыкает Кейтлин языком, не акцентируя внимания на паузе. Дилан вскидывает брови — хотя вообще ничего уже не хочет знать, какой минус, что его тут нет. — И какой же? — Не с кем целоваться по пьяни, — наигранно морщится в расстройстве, но улыбка виднеется. — Ох, какой ужас, — повторяет деланное сопереживание. — Теперь придётся держать себя в руках и не выпрыгивать из трусов на каждого встречного. Держись, Кейтлин, я с тобой!.. — У тебя так-то был шанс сегодня пососаться по-пьяни, — авторитетно заявляет. — Да?.. И с кем это? — Чарли предлагал пригласить общего знакомого, в твоём вкусе, но… Увы, я сказала, что вечеринка для своих. — Переживу, — поводит плечом. — Мы же в клубе Отверженных, так что… — Да-да. Мы в полном порядке. Дилан всматривается в её лицо, чуть напряжённее сминает кожу пальцами. Он сейчас сделает глупость. — Ну, а вообще… — будто не говорит ничего важного, отводит гуляющий взгляд. — Если сильно хочется, наверняка найдётся великий и невероятно красивый спаситель. — О боже, нет, — закатывает она глаза. — С Джейкобом была отработанная схема: мы друзья, на следующее утро не будет стыдно, что ты приставала к нему. А перед другими придётся оправдываться ещё, вероятно, отмазываться, что ничего не помню… Нет, это дохлый номер. — Кто знает, — заискивает взглядом. — Тут все твои друзья, кажется, схема подойдёт. — Друзей парней у меня немного, — поясняет. — Большинство — парни подружек, сам знаешь. Так что… Нет, неа, не буду рисковать. — И что, — Дилан нарывается на пики, сам чувствует, но будь на нём даже ошейник с поводком, не смог бы себя удержать, — тут совсем нет ни одного симпатичного и высокого парня, при этом одинокого и при этом того, что не заставит оправдываться?.. Кейтлин переводит на него взгляд. И уголки рта, легко, воздушно приподнятые в улыбке, опускаются. Дилан машинально сглатывает, улыбается на всякий случай защитно и ненавязчиво — мало ли, про кого он говорит. Он не может считать её эмоцию: поняла ли, на что намекает, ей не нравится это или серьёзно осмысляет, думает?.. Ещё раз сглатывает. Ладони начинают сильнее потеть. И неожиданно — взрыв громкой и долбящей музыки. Они вздрагивают, и сразу же включается свет — ещё и ослепляет, заставляет поморщиться от резкой смены освещения, но Дилан наученно поворачивает голову к ноутбуку, видит, как кто-то из парней решает совершить бунт и не совсем уснуть. Точно, пора веселиться. Они снова встречаются взглядами, но уже невозможно сконцентрироваться на предыдущем разговоре. Кейтлин недовольно щерится, очевидно, желая отчитать человека, кто так резко меняет громкость, ещё и грозит нарушить порядок, поэтому наскоро просит спустить её с дивана. Дилан не в курсе, зачем она просит — может ведь спокойно спрыгнуть — но машинально обхватывает за талию, спускает, как принцессу к её не-принцессным кроссовкам, держит за локоть, пока бегло обувается. Она отчаливает ввалить кому-то подзатыльник и убавить громкость, а Дилан так и остаётся потерянный возле дивана. Кажется, он только что сделал в подстреленном ужасе первый шаг. И сам теперь не знает, правильно ли это.