Отверженные

Первой девушкой Дилана была Стефани Гронтон — громкая, кучерявая, как овечка, веснушчатая и с выбитым передним зубом в широкой улыбке. Да, им было по десять, Дилан был не привередлив и даже находил в этом своеобразный шарм. Первым парнем Дилана был Джек Питерс — тихий щуплый паренёк, преследовавший взглядом из угла помещений, сутулый, говорящий посаженным не по годам басом и любящий кусать губы во время поцелуев. Дилану было пятнадцать, он даже некоторое время думал, что это норма — жрать людей, но потом его следующая пассия крепко вдарила в плечо и сказала так не делать. Счёт открыт по обе стороны. За кого Дилан играет? Он не знает, наверное, за Биверс, хотя подачу он держит так себе. Поэтому по компаниям сведения о его первых влюблённостях сильно разнились. Когда люди из разных с ним тусовок пересекались, несоответствия вскрывались, затем с активным интересом поднимались при встрече с самим Диланом. А Дилан и не отпирался: правда и то, и то. После выяснения где правда, а где другая правда, следовал вопрос — так кто же Дилан? Первые разы Дилан отшучивался, пожимал плечами, пробовал толкать речь про то, что в общем-то без разницы, но затем пронаблюдал статистику своей жизни и начал отговариваться коротким и лаконичным. Он гей. Да, скорее всего, поскольку именно отношений больше он имел с парнями. С парнями вообще у Дилана было поживее. Он сходу находил симпатичного молчуна, которого хотелось разговорить, раскусить, как фисташку на зубе, и довольно быстро определял, что он “в его сборной”. У них был активный флирт, переглядки и жаркая дрочка. С девушками, впрочем, тоже было легко. Однако чаще всего, именно из-за статистики отношений с парнями, обаятельная болтливость и показательная манерность воспринимались ими как “стоп-сигнал” — сразу подчёркивалась дружба. А Дилан и не отпирался: дружить тоже хорошо, весело, всегда есть с кем поболтать. Поэтому к своим девятнадцати Дилан был вполне утверждён в мысли, что он гей. Не стопроцентный, конечно, да этот показатель в принципе сложно измерить, это ж не весы: вот тут на две унции побольше, а вот тут поменьше. Но больше интереса к парням, а, значит, определяется категория по “большинству”. Только прибыв в Хэкеттс Куори, Дилан намётанным взглядом, как бухлокатором Джейкоба, выявляет интерес — молчаливо-загадочный Райан Эрзалер. Дилан любит таких парней — от них закипает кровь, интерес, интрига, это даёт невероятные и незабываемые эмоции. К ним хочется как к дорогим орехам найти свой подход, бережно снимать скорлупу и с чувством вкушать недоступное всем. Он не ассоциирует это с тем, что когда-то в детстве у него был дефицит внимания от похуистичных родителей и тема “избранности” кем-то недоступным в нём течёт, как кровь по жилам. У Дилана просто такой типаж. Ему в кайф. Но если Райан и орех, то точно макадамия без надреза: колотись молотком, не колотись, а пока всё правильно не сделаешь — хуй тебе. Увы, не физически, а фигурально. Но Дилан любит сложности. В этом и есть вкус: нужно найти подход, прощупать почву, понять, интересно ли это другому или не очень. Райан, хер такой, в этом плане был на ультрасложности. Непонятно, где сменить настройки и скипнуть уровень, но Дилан авторитетно считал, что за ним точно пара побед: его не отбривали в открытую, брезгливость отсутствовала. Значит, он ещё может пробовать и надеяться. Кейтлин — миниатюрная азиаточка с характером директрисы всего, чего угодно — сразу объявляется перед глазами. Она тоже косится на Райана, улыбается чуть больше обычного от его редких реплик, но ведёт себя уверенно-безразлично — знающая себе цену, определившаяся и стойкая, но между тем ненавязчивая. Дилан быстро находит с ней общий язык. С ней легко, комфортно и можно без прикрас поболтать обо всём. Конечно, кроме тупых “мужицких” шуточек: на них она кривит губы, закатывает глаза, а если нужно — уделывает по щелчку пальцев. Джейкоб щёлкает языком, когда она удаляется, покачивая накаченной, но при том в масштабе роста, миниатюрной задницей, и комментирует ёмко “секси”. Дилан оценивающе поджимает губы, затем, коротко глянув на профиль Джейкоба, ассимилируется с его настроением. Нет, объективно, Кейтлин секси. Особенно, когда строжит, загоняет всех, как баранов блеющих, в загон. У неё есть стиль, есть характер, а, что немаловажно — ум и осознанность. Такие, как известно Дилану, тоже из разряда “крепких орешков”: колоти, не колоти, пока её не заинтересуешь, такая женщина наступит на яйца и, поджав делано-извиняющеся губы, скажет “ой, прости”. Не то, чтобы Дилан воспринимал её как соперницу. Хотя, ладно, первые недели-полторы он слегка напряжён, поскольку понять предпочтения Райана так и не удаётся. Однако уже на вторую неделю Кейтлин сама, не особо прячась, предлагает пари: раз они в одной лодке, то могут оба пытаться в равных правах, зачем сложности из обид, разочарований, в лагере главное не давать своим мелочным интересам переступить через работу. Дилан присвистывает на “мелочных”, но жмёт хрупко-сильную руку легко. Пари он любит. Подогревает азарт. Но затянувшиеся два месяца остужают воспылавший интерес, как вода угли от костра. Райан — сраная макадамия. Ему неинтересно ничего, кроме, кажется, вкрадчивых разговоров с детьми по сути и долгих базаров с мистером Х за закрытыми дверьми. Дилан даже, покачиваясь на общем созыве на обед, подплывает к Кейтлин, нарочито ненавязчиво наклоняется к ней и говорит “может, он по мужикам постарше?..” Кейтлин фыркает, скрещивает руки на груди, но улыбается, качая головой. Улыбка у неё хорошенькая — ровная, правильная, огранённая пухлыми губами и небольшой прорезью рта. Дилан косится, эмпатично улыбается в ответ, и понимает — даже если Райан их вместе отшвартует от своей “загадочной гавани”, как минимум, это было весело и приятно. С Кейтлин приятно иметь дело. К слову, во всём. Подходят два месяца к концу — время подводить итоги, сравнивать статистики побед. Но… но. Очаровательное лето догорает непредсказуемым финалом: последний день превращается в последнюю ночь, а затем — в кошмар с выживанием. Дилан обычно всегда говорит, что может адаптироваться к чему угодно, однако это — не совсем тот случай. Сначала — испуг, непонимание. Затем — вынужденная подстройка, нервные шутки, чтобы сохранить остатки здравого рассудка. Едва берёт в руки ружьё из кабинета мистера Х, желая найти в нём потерянную уверенность и бесстрашие, как Райан качает головой на остальных — нельзя их оставлять без защиты, нужно отдать. Дилан поджимает губы, падает взглядом вниз, на деревянные старые доски. На проверку он ощущает себя невероятным трусом, вцепившимся в последнюю надежду. Райан… Райан молодец, без раздумий. Со стороны подходит Кейтлин, и Дилан рывком вдыхает, сминает с губ неуверенность и протягивает ей ружьё. Когда передаёт, невольно касаются рук друг друга, встречаются глазами. — Давайте. Будьте осторожны, — она кивает собранно и спокойно ему, и Дилан дёргает нервно-неуверенно уголками губ. А затем и вспоминает: в одной лодке, равные. Кейтлин даже больше молодцом, чем Райан. Дилану нужно тоже подобраться, собраться и держаться, как может. Никого не давать в обиду, использовать сильные стороны. Он может, умеет, просто напуган. Нахождение с Райаном действует благодатно: из Дилана бьёт затушенным рефлексом позаигрывать, он неожиданно ловит честный интерес в ответ, и перспектива быть сожранным, когда макадамия буквально сама делает надрез для последующего раскола — чертовски не привлекает. После укуса в Дилане проявляется больше интереса и отваги. Ну, не в тот момент, когда он орёт Райану отрубить ему руку, а тот потерянно и с ужасом отвечает “ты ёбнулся, чел”. Вкус уверенности и желания выстоять достойно открывается тогда, когда Кейтлин подбегает на улице, оглядывает бегло-методичным взглядом обоих на целость и в ужасе бледнеет, видя залитую кровью руку Дилана. — Ты… Как это? Что произошло? В порядке? Дилан пошатывается в лёгком шоке, делано расслабленно отмахивается — фигня, заживёт. Всё фигня. Выстоит. Выдержит. И обращение знакомого чувака. И безумные рассказы о семейке оборотней. И нападение ещё одного оборотня из фургона, когда за талию нужно оттаскивать впереди стоящую Кейтлин и закрывать собой. И долго-настороженный путь с ней до свалки, где придётся поиграть, как в детстве, кто лучше вытащит игрушку из автомата, только вместо игрушек — висящий оборотень на тачке и орущая матом Кейтлин, чтобы он сбросил ёбанную тварь с их ёбанной машины. Всё путём. Путём. В кабине магнитного крана Дилану всё же начинает хереть: тело горит, как в лихорадке, суставы выламывает, дышать тяжело, кожа тянется и готова лопнуть на нём пузырём лавы. Смутно слышатся дребезжаще-суетливые прихрамывающие шаги Кейтлин по железной лестнице, она врывается в кокон из жара едва узнаваемым образом глаз панды — в чёрных осыпавшихся тенях на фоне из слепящего фонаря свалки. — Дилан?.. Дилан!.. Ты как?.. — Вали нахуй. — Что?!.. Я не оставлю тебя!.. — Вали… Вали, блядь!.. Вали-вали-вали!.. Постукивает суетно переброшенное ружьё через плечо, перебежкой спрыгивают шаги по ступеням, всхлипо-всхрюкивает знакомый женский голос. Дилан достигает своего предела. Зато держался молодцом. На равных. Нестыдно проиграть миниатюрной азиатке, если она тебя пристрелит, когда ты пытаешься её сожрать. Точно, Дилану же говорили — не надо жрать людей, били по плечу. Эх, придурок, всё забыл. Хотя ладно, всё по-честному: в их пари не было условия, что можно отстреливать неугодных соперников. Договорились же, у костра был его выигрыш, продлевают уговор до следующего года, если переживут этот. Дилан практически выиграл, но всё же проиграл. Но Кейтлин приятно проиграть. Её шаги теряются за свалкой, и Дилан перестаёт концентрироваться на звуке. Вцепляться в железные подлокотники и взвывает раздвоенным голосом от боли, жара. Утром он просыпается облитый кровью и надеется, что не своей. И не Райана. И не Кейтлин. Ну, там ещё много людей, которых было бы некрасиво сожрать, но первыми в списке идут они втроём. К счастью, все живы. Живы, здоровы, даже, оказывается, исцелены. Они выходят из-под допросов и намереваются двинуть в ближайший мотель, чтобы отмыться, когда Райан окликивает: — Слушай, э-э-э… Дилан. Можно твой номер?.. — Мужик, — оценивает вкрадчиво Кейтлин, хлопая по плечу. Их пари окончено. Вряд ли они согласятся ещё раз увидеться ради него. Уж не после того, как едва не погибают все вместе, играя в игру “кто кого сожрёт”. Дилан так точно не хочет никого видеть. Совсем.

***

Спустя полтора года Дилан теряет в скорости бега от произошедшего, и немаловажно — благодаря Райану. Райан… Вытягивает его. Наверное, со дна, но в общем понимании Дилан и вовсе на нём не лежал, так, чуть-чуть шоркал пяткой и иногда с интересом поглядывал, а что там внизу. Дилан не уверен, что сможет снова набраться такой прыти и желания сближаться с кем-либо, но внимание и поддержка Райана порядком и льстят ему, и постепенно вытравливают неуверенность, что дальше — только сплошной побег. И Дилан начинает заново. Укладывает постепенно ворох разбросанного, упорядочивает, примиряется сам с собой и окружающим. Ловит тяжёло-серьёзный взгляд Райан и воскрешает в себе те забытые чувства азарта, интриги и влюблённости. Райан — серьёзный, честный, искренний. Немногословный, не в ладах с речью, замкнутый, но в противовес — ответственный, понятливый, без разночтения в поступках и словах. Так Дилан думает. И влюбляется повторно в то, что воспринимал тогда в лагере, как лёгкую перчинку. Или орех макадамии — надо же, нашёл сравнение. Может, это Кейтлин его подбросила?.. Их отношения закручиваются постепенно, неторопливо, но крепко — как фундамент заливают на долгие года вперёд, чтобы не треснуло, не покосилось, не просело. Конечно, не без недопониманий и разговоров — теперь уже без побегов, только честность. И Дилан неуловимо ловит флёр того, что вся их связь, будто бы судьбоносная. А действительно, если поразмыслить: Райан сам его вылавливает, сам непривычно идёт первым на контакт, глубокий (во всех смыслах), а Дилану и нужно только, что поддерживать это, подкреплять и не срываться в прыжки по разнообразным местам, людям. На самом деле, Дилан даже не может вспомнить, когда бы у него с кем-то из бывших были настолько прочные взаимоотношения. Крепче только хер у него стоял, а в остальном — подуй ветер, сдует страсть. А страсть Дилан умеет и может поддерживать. Это действительно судьба: в противовес немногословности Райана — он может заговорить кого угодно; в оседлости и долгому принятию решений — Дилан импровизирует, находит выходы, решения, готов к чему угодно и когда угодно. Это банально, но они и впрямь как две половины — покрывают бреши друг друга, помогают идти дальше, при этом не отягощают своим обществом. Но всё это, конечно, в вакуумном идеале и сухом остатке. В основном — просто жизнь. Дилан живёт в общаге и учится на физика, Райан — снимает с младшей сестрой скромную квартирку, работает на двух работах, чтобы обеспечить их обоих. С университетом у Райана не складывается. Поначалу он, сжевав половину слов, говорит мутно про желание поступить, но объективно пока не видит иного выхода, как работать и делать всё возможное, чтобы такого выбора не было у Сары. Сара — девчонка молодец. Конечно, в тон Райану, тоже не слишком общительная, немного пугливая и злонравная по отношению к новым лицам, но Дилан применяет всё своё обаяние, чтобы не напрягать её своими участившимися визитами. Примерно через месяца два Сара догадывается, что они не друзья, и выходит хмурая с копной покачивающихся мелких кудрей на голове: вопрос в лоб, встречается ли Дилан с её братом. А Дилан и не отпирается: да, встречаются. Жизнь вообще штука странная и непонятная, но вроде геи уж не настолько в их время редкое явление. Сара молчит, смотрит хмуро исподлобья, затем молча уходит в свою комнату. Как потом говорит Райан — ей просто нужно дать время всё понять и принять. Дилан кивает с активным пониманием, смотрит в пол задумчиво и внимательно к его словам, затем подрывает всё вокруг себя в изучении того, как сгладить ситуацию: штудирует статьи про перенос ребёнком родительской роли на старших братьев и сестёр, про принятие мачех и отчимов, про детскую ревность и собственничество. Дилан, вообще-то, умный, все дела. Он найдёт подходящий способ, и им всем будет комфортно. Райан тем временем приходит с работы усталый, косится на подгрызающего ногти Дилана перед ноутбуком, хмыкает своим мыслям и затыкает уши наушниками с очередным подкастом про маньяков. Как желание не отбивает — Дилан без понятия. Но раз нравится, пускай. Он даже, из желания поддержать и разделить, тоже решает углубиться в тему: находит на ютубе парочку интересных каналов, вычисляет радиостанции, которые после полуночи ведут схожие эфиры, несколько слушает с Райаном, постоянно поглядывая на того искоса, не в силах сдержать улыбку. Райан долго смотрит в потолок, слушает и хмыкает. Может, пару раз дёргает уголком губ в слабой улыбке и одобрении. За худой оттиск улыбки Райана — Дилан готов положить многое. Например, свой сон на период сессии. Так получается, что день рождения Райана и экзамены совпадают, но Дилан готовится за полгода к одному и за пару недель бессонных ночей к другому. Да, хронология та же — день рождения точно нужно выделить и обвести жирным красным в календаре. По рассказам Райана его семья небогатая, жила скромно и без особых роскошеств. День рождения у него, конечно, были, но без кучи друзей, вечеринок и прочей стандартной атрибутики. Дилан прищёлкивает пальцами, тянет “о-о-о”, и Райан качает головой, немо говоря “мужик, ты сейчас сделаешь глупость”. А что Дилану глупость. Он по их части. Близких друзей у Райана — меньше чем пальцев на одной руке, но находятся добрые приятели, с которыми он продолжает держать связь в другом штате. Дилан суетится, не выдаёт никак сюрприза, рассылает всем приглашения, ведёт мили переписок, чтобы всё было как надо. И денег добавляет, если у кого проблемы — у него семья вполне себе может позволить подкидывать ему на обучение, плюс ненапряжная подработка на местной радиостанции диджеем. Всё как нельзя лучше. Сюрприз Райану, судя по его лицу после первого часа от взрыва хлопушек — так себе. Он теряется, моргает, неуверенно оглядывает каждого и привычно мнётся со словами. Потом опрокидывает пару банок пива и добреет — рад всех видеть, всё хорошо. Однако парой дней после, когда все загостившиеся отчаливают, а Дилан, покачивая головой в такт Бритни Спирс на плеере, выметает из маленькой квартирки конфетти, Райан подваливает совсем не с задушевным настроем. Они срутся на кухне за закрытой от Сары дверью на тему того, что вечеринка — вообще хреновая идея. Дилан не совсем понимает, недоумевает, всё проходит ведь отлично и Райан говорил о том, что в теории-то он не против, однако Райан долго, часа два пробует объяснить, что такие решения — нужно принимать заранее, предупреждая. Дилан не понимает — в чём смысл сюрприза, если о нём предупреждать заранее. Да и вроде он намекает, ещё тогда, в первый разговор, что делает себе засечку на эту тему. Они приходят к тому, что многолюдные столпотворения — не любовь Райана. Ещё приходят к бурному примирению уже в общежитии у Дилана, с глубоким минетом и проникновением. А ещё через месяца три выясняется, что дело не только в этом, а ещё и в неудобстве, стыде: Райан не готов своим приятелям показывать то, как он живёт, объясняться, где мать и отец, а “фокус” Дилана заставляет делать это против его воли. Дилан повторяет — “говоря, говори”, но Райан морщится, сплёскивает руками и уходит за пылесосом. Дилан запоминает — без сюрпризов. Однако сам их любит и намекает об этом под рождество. В рождество заболевает Сара. Параллельно с Диланом. Дилан планирует уехать на рождественские праздники к семье в другой штат, но и это накрывается: ехать больным — не очень хорошая идея и перспектива. Итог: Дилан встречает Рождество со свечкой в пустом общежитии и ангиной, глядя на медленно кружащиеся в темноте хлопья снега. Райан на работе, а потом домой к Саре. Всё это понятно, это ведь не выбор, Дилан вполне взрослый мальчик и позаботится сам о себе. Спустя два дня праздников выясняется, что Сара симулировала и прогуливала так школу. Райан разбирается с ней, ссорится, Дилан отвечает в чате ему кратким “о, понятно, хорошо, что я не заразил”. Спустя два часа получает немного злое, отплёвочное: “если бы ещё ты заразил”. Дилан поджимает в оценке губы, глядя в экран, но долго маску скептицизма не удерживает — разрывается кашлем. Кажется, обращение в оборотня было проще. Он уезжает на следующий день к родственникам, поскольку пустая комната в общаге совсем наводит уныние, заставляет снова кусать ногти и расчёсывать колени. Сюрприз не удался. Да и он, наверное, не планировался. В выходные Дилан лежит в своей старой кровати в родительском доме, смотрит на карикатурно-идеалистично наряженные стены, ёлку и вспоминает, что когда-то он любил болеть: так лицо матери становилось чуть беспокойным, отец чаще заглядывал в комнату, проверяя, да и вообще, внимание было полностью его. Дилан криво улыбается своим воспоминанием, с благодарностью принимает заботу, суп от мамы, её трогательные поправления прилипшей чёлки ему на лоб и ощущает, что, на удивление, давно такого не испытывает. Рядовой заботы. Райан неплохой чел, это правда. Но он скуп как на слова, так и на действия — потому они и не расходятся никогда между собой. Дилану не кажется это проблемой. Как он вычитывает, забота и выражение любви у каждого свои: его родители, вон, тоже не шибко тактильные, общительные, подрываются только в крайних случаях, но Дилан-то знает, любят его, непутёво-непостоянного, беспокоятся. За эту пару дней, пока он отлёживается под нашёптывание мамы, что не нужно было так тянуть и надо ложиться в больницу, Райан так ничего ему и не пишет. Дилан понимает, правда: там сестра совсем чудит, ей тяжело, а до общежития Дилана Райану не ближний свет. Он всё понимает. А на языке вязким, маслянистым и сладким — как макадамия. Когда Дилану становится лучше, он достаточно подпитывается от родителей энергией, любовью и вниманием, решает, что тупо и мелочно говорить что-то на эту тему. Пишет сам, спрашивает про Сару, из-за чего она в итоге симулировала и не ходила в школу. Райан отвечает — как обычно сжато. Но Дилан привык, никаких проблем. Дилан возвращается и вручает Райану ярко-красную коробку с шуршащей бумагой. Подмигивает, говорит, что тут не только его труд, но и его маменьки, она оборачивала так красиво, так что отказы не принимаются. Райан в своём духе хмурится, смотрит тяжело, но видно — немного смущается. Разворачивает, поражается, что это не просто безделушка, а новый плеер. Свой-то он со средней школы таскает, тот никак не умрёт. Дилан доволен, морщится в котовей улыбке, наслаждается тем, как Райан изучает, вертит в руках его подарок. Потом Райан ненадолго теряется и извиняется — из-за работы, праздничных смены, разборок с Сарой он не успевает ничего купить. Совсем забегался. Дилан отмахивается, говорит не париться. Он и так едва притащил с собой сумку подарков от родственников, родителей, ещё один подарок, и он начнёт ими блевать, как Гринч на конкурсе рождественских десертов. Всё возвращается обратно на круги своя. Дилан учится, Райан постоянно работает. Иногда Дилан заскакивает к нему, иногда — Райан заходит с пачкой презервативов. Трахаются, конечно, в общаге у Дилана. Сара к выстаниваниям Дилана не готова, а его соседи, наверное, привыкли уже. Потом день рождение Сары. В этот день Дилан решается наладить контакт с ней, внемлет совету Райана и прошлому инциденту, поэтому заранее уточняет допустимые нормы сюрприза. Тот согласовывает всё, кивает, мычит одобрительно или кривится от разных идей, но в итоге они придумывают простенький, но узкосемейный праздник. Небольшая комнатная вечеринка с тортиком, просмотром любимых киношек Сары, настолками, а затем — Райан и Сара едут к их матери. Сара не ожидает, но оценивает. Даже присутствие Дилана её перестаёт напрягать на время, она ещё неловко, но более уверенно обращается к нему, не боится остаться с ним тет-а-тет. Относительно недавно Дилан лежит с Райаном после секса у себя в общаге, чуть сонно смотрит в потолок и озвучивает свои мысли в порядке “говоря, говори”: родители давно в курсе его ориентации, на рождестве распрашивали про Райана, предлагали как-нибудь приехать, познакомиться, раз у них всё серьёзно. Райан мычит в ответ на его слова, кивает. Обозначает лаконичным “можно, типа”. Поэтому Дилан на всякий случай — всего лишь на всякий — провожая их в аэропорту, шутливо просит передать привет от себя матери Райана. Налаживает связи загодя. У того тяжелеет взгляд, брови опускаются ниже. Сара, поразившись такой шутке, отвешивает более прямо: “Он что, с ума сошёл?..” Так Дилан узнаёт про то, что Райан вообще не афиширует свою жизнь и отношения. Не только перед родственниками (тема-то такая, щепетильная), но и в любом своём окружении. И даже для тех ребят, которых Дилан звал на вечеринку — он хороший друг, лишь единицы знают, что его парень. Дилан скованно пожимает плечами, бегло извиняется за неудачную беззубую шутку-намёк и оставляет интерес на потом. Потом Райан поясняет подробнее, чем до этого, почему Сара с ним: их мать немного не в своём уме, её собирались лишить родительских прав в прошлом, но обошлось. Райан очень хотел поступить, но чем старше он становился, тем хуже было состояние матери, поэтому он и метался между тем, что делать с младшей сестрой и своим будущим. Райан признаётся, что, наверное, похоронил свою мечту с колледжом. Надо поднимать Сару, немного потерпеть до её старших классов, а затем уже и будущее как-то укладывать. Дилан слушает: внимательно, с пониманием, сопереживанием, держит их переплетённые руки у Райана на колене. Дерьмово всё это. Дерьмово. Но, главное, что они держатся вместе. Что им, впрочем — пережили нападение оборотней, подумаешь, взрослая жизнь и ответственность, вывезут. Дилан сначала заговаривает неловко, будто боясь спугнуть чужую открытость, затем начинает говорить бегло, интенсивнее, позитивнее: вот он доучится, может тоже выйти на работу, хорошую, оплачиваемую по специальности. Вместе поможет затащить Сару, остальные дела. — Нельзя всё на себя одного оставлять, а?.. — заглядывая под опущенную голову Райана, припоминает его же слова осторожно Дилан. — Давай, чел, мы сможем. От тварей отстрелялись, так и тут!.. Райан дёргает уголками губ в чахлой улыбке, смотрит по-тёплому тяжело. Кивает. И Дилан ставит себе цель — собраться, перестать валять дурака, мелочиться, начать за двоих выстраивать будущее. Наверное, это судьба. Райан помог ему выползти, когда он сам себе не отдавал отчёта, что катился в ад, теперь очередь Дилана помогать. Дилан начинает пахать. Приходится отказаться от приятной и ненапряжной подработки на радио, подыскать себе работу постабильнее, с зарплатой побольше, пожертвовать парами и тусовками с одногруппниками. Он, конечно, немного напуган такой резкой сменой курса, но знает — садаптируется. Может, когда захочет. Следующие полгода Дилан медленно, но верно съедает себя работой — людей же есть нельзя: то носится перед экзаменами, то невнимательно что-то прослушивает на работе и следующую рабочую неделю всё валится из рук. Компании, которые вроде недавно спорили, кто был у Дилана первым, девушка или парень, сначала пишут в прежнем темпе, зовут, предлагают что-то, затем сливаются с серостью окружения. Скоро Дилану двадцать два, а ощущает он себя — сорокалетним семьянином с кредитами и женой на сносях. Зато с финансами у Райана явно становится лучше. Поначалу он смущается, нервничает, не хочет принимать деньги из рук Дилана, но в итоге сдаётся, благодарит, говорит, что в неуплатном долгу перед ним. А Дилан рад стараться. Однако и откуда брать энергию на свои бодрые совмещения учёбы с работой он не знает. Возвращается он в общежитие — по прежнему одинокая комната. С Райаном больше переписок в телефоне, чем встреч вживую, на секс в последнее время не стоит от усталости. Они обрастают рутиной, так особо и не вкусив лёгкого периода романтики студенческих отношений. Дилан чувствует — закисает. Он говорит об этом с Райаном, тот слушает, кивает на его долгий монолог в паузах, затем ломано предлагает свалить им как-нибудь отдохнуть, оттянуться вдвоём. Предложение — самое оно. Дилан не верит, что это предлагает Райан, сияет, как начищенный цент, сразу отрывает в себе силы придумать, куда можно сгонять с душой, ненадолго и не так, чтобы им не по карману. Сказано — сделано. Выбираются в мотель, не слишком близкий к лесу — им противопоказано теперь — гоняют весь день по кафешкам, кино, боулингам, оттягиваются, как могут. Дилан рад, но тусить вдвоечка неожиданно — не так уж и весело. Это приятно, тепло, но будто бы чего-то не хватает… Чего-то более нового, свежего. Не душного веяния, что они вырываются буквально на пару дней. Дилан замечает в своей голове эти мысли, отпивая пиво. И тут же — идея. Он печатает знакомому, договаривается по весу, и бум — под вечер их номер сооружён бонгом, качественной сативой и настроением просто потусить под выбранный плейлист, изредка затягиваясь. Райан напрягается, заходя внутрь и видя, как активно снаряжает бонг Дилан. Хмурится, подходит к столику, разводя руками. — Чел, это… Чо за херь?.. Дилан бегло вскидывает взгляд, не прекращая воодушевлённо улыбаться предстоящему вечеру, вычитывает в тяжёлом взгляде Райана осуждение и приспускает уголки губ. Точно, он же не по веселью, не по лёгкости. Райан — это про принятие ответственности. Комфорту, камерности, уединению. — Да ладно, — чувствуя напряжение, зависшее в воздухе, Дилан нервно дёргает плечом, пробует снова улыбнуться. — Мы же один вечер. Покурим немного да и… — Ага, а шмотки провоняют этим говном. Думаешь, Сара — дура?.. Типа, бля… Не, ты понимаешь, что это — хрень полная?.. Дилан поджимает терпеливо губы, комкая в ямочках на щеках защитную улыбку, и по-честному качает головой — не понимает, в чём проблема. Их выходные для отдыха заканчиваются долгой путаной речью Райана про то, что это — херня, и вообще они в снятом номере, да и нет никакого резона дуть, есть миллион разных способов расслабиться, захер это тащить. — Что-то как-то за весь день я… Не сильно расслабился, — неуверенно-шутливо вставляет слово Дилан, и Райан нахмуривается сильнее. Понятно, он не прав. Конечно. Да. Разумеется. Они говорят. Долго. В некоторые моменты слушать Райана становится тяжело для ушей: он долго не может сформулировать мысль, разбавляет всё мычанием, эканьем, Дилан терпеливо крутит в руках пакет с травой. — Ладно, давай так, — не выдерживает. — Я это всё убираю, мы об этом забыли, идёт?.. Не надо, так не надо. Всё, я понял. Он сворачивает едва развёрнутую лавочку буквально пары часов расслабления, и Райан, продолжая хмуро смотреть на это, выговаривает под руку: — Бля, вот ты… Ебать, ещё тогда все знали, что ты покуриваешь. Думал, ты, типа… Прибавишь в мозгах. Дилан замирает. Останавливается. Он, вообще-то, умный. На ум никогда не жаловался. Он и на то, что в свои двадцать два походит на затраханного жизнью мужика среднего возраста не жалуется. А тут, оказывается, он ещё и идиот. Дилан прекращает сворачивание лавочки. Распрямляется, долго вдыхает пыльный воздух номера. Спрашивает: — Хорошо, Райан. Твои предложения, как мне нужно расслабляться?.. Райан молчит, немо водит руками по воздуху, подбирая остатки слов. Долго, очень долго. Дилан бы уже придумал за это время, как донести мысль десятью разными способами. — Не знаю, Дил. Бля… Да чо, способов тебе мало?.. Музыка, там, можно кино… — Мы. Всё это. Делали. — И что, ты, типа, перенапрягся?.. — Нет, блядь, Райан, — голос обретает чёткость, раздражённые угловатости тембра. — Я заебался и не хочу ничего слушать. Я хочу покурить дурь, говорить херню и смеяться в компании людей. Понимаешь, а?.. — С этим не ко мне, — Райан раздражается в ответ. Дилан хлопает себя резко по коленям. — Да. С этим не к тебе. Как верно ты подметил, а!.. Только вот, есть небольшая проблемка: а к кому мне, как не к тебе, ты подскажи?.. Я учусь, ебошусь на работе, мотаюсь регулярно из общаги к тебе, если нам, конечно, не приспичит поебаться — не, ну тогда ко мне в общагу — у меня тупо времени нет ни на кого больше!.. — В чём проблема, не врубаюсь?.. — хмыкает. — Я тебя не держу на цепи, типа, хочешь, иди, зови тех, кому это в кайф. Мне — нет. — А тогда я и тебя не буду видеть, ты прикинь!.. — Дилан разворачивается, улыбается криво-делано, сплёскивает руками для артистизма. — Тебя, нахуй, нет никогда!.. Если я и отдыхать буду не с тобой, в какие моменты мне с тобой быть?.. — В смысле… Меня “нет”? — В таком смысле, что мы с тобой особо никак не контактируем. Райан замирает, всматривается, затем выдыхает и прикрывает глаза. Качает головой, как разочарованный во всём и всех. — Да ты же постоянно рядом… От тебя передохнуть нельзя, Дил. — Это моё “постоянно”, когда я к тебе после общаги заезжаю на пару часов посидеть, потом спать ложимся и молчим во сне?.. — Ты приезжаешь каждые два дня. Тебя, типа… “много”, да. Ты не замечаешь?.. — Нет, как-то не довелось. Зато заметил, что тебя “нет”. — Круто, чел. — Просто отпад! Их тактика разговоров о насущном оказывается не такой чудодейственной, как казалось: она не покрывала того факта, что кроме закрытия брешей друг в друге, есть назалатанные дыры, которые невозможно решить разговором. Какой темп жизни кому подходит. Как хотят отдыхать. Как проявлять чувства, заботу. Сколько им друг от друга нужно. И что хотят от жизни и отношений по итогу. Дилан не видит ничего плохого в дальнейшей перспективе семьи: свой дом, дети, может, собака или кот, своё место, в которое приятно будет вернуться. Жизнь мотает, а у него что-то своё, тихое, родное. Райан смотрит на жизнь под иным углом: его детство и юность учат его, что семья — тяжёлое бремя ответственности, и она до сих пор часть него, её нельзя убрать и вычеркнуть, оттого он не загадывает про свою отдельную, в далёком будущем. Отпашет сейчас семейный долг, потом, вероятно, для себя. Об этом можно говорить часами, договариваться, идти на бесконечные компромиссы и уступки. Но если слишком большая разность во всём — буквально диаметрально противоположная — то разговор мало что решит. После тех выходных Дилан возвращается в свою одинокую комнату в общаге ещё более выжатым, чем обычно. Он едва шагает внутрь, как падает мёртвым телом на постель. Всё идёт не так. Его орех, который он так странно и с трудом раскалывал, оказался просто ему не по вкусу. Райан — серьёзный, нешутливый, тяжёлый. У него на попечении младшая сестра, и в жизнь это вносит коррективы. Дилан — тактичный шутник, старающийся быть лёгким в общении для себя и окружающих. У него в планах есть интерес продолжить высшее образование, не торопиться с пятьюдесятью подработками. Он полностью свободен, как ветер в поле, и он морально и физически не готов именно сейчас себя приковывать к однообразной рутине. Ведь столько всего ещё есть, столько можно попробовать. Но нельзя попробовать с Райном. Близится день рождения Дилана. В его традиции он проходит в двух актах: первая часть — маленькая, для своих, за настолкой, разговорами; вторая — с шумной компанией, громкими поздравлениями, вручениями смешных и нелепых подарков, вечеринкой до утра либо за городом, либо в путешествии по городским барам, клубам. Ему кажется естественным, что он хочет видеть своего парня и там, и там. Но он, ещё не говоря с Райаном, знает — на второй части его не будет. За полгода отдаления от остальных кругов общения, Дилан впервые теряется, кого позвать и с кем потусить. Он снова чувствует себя неловким, неуместным. Ни там, ни там. И снова хочет сесть за ноутбук и вхолостую прокручивать билеты куда-нибудь подальше. Подальше от всего, что здесь. Забыть, отвлечься, не думать. Не анализировать, несмотря на свой ум. А, точно — мозгов он же так и не набрался. Это гноится подлючей червоточиной внутри, расползается медленно, как кариес. И теперь сладкий маслянистый вкус рефлекторно откликается во рту сводящей болью. Дилан впервые за долгое время приходит на целый день на пары, оживает от внимания сокурсников, не веря, что его лицо ещё никто не забыл. А затем на лекции слушает, записывает и в определённый момент проваливается в стойкое ощущение. Стойкое ощущение конца. Он проверяет телефон, переписку с Райаном. Там — привычная тишина. Райан не пишет ему без дела. Обычно в одно и то же время уточняет, как дела, что произошло за день, удовлетворяется любой сложности ответом, и сухо отчитывается о своих. Потом, может, скинет пару интересных видео. Дилан не знает, что не так. Не понимает. Но это чувствуется, горчит, вяжет — всё не так. За день до дня рождения Дилан так ничего и не решает. Говорит Райану, что устал, хочет поспать, и их переписка снова смолкает. На мгновение Дилан думает — было бы круто, если бы Райан просто приехал без предупреждения к нему в полночь. Можно без всего, просто вознаградить вниманием, предложить, может, бутылку пива и посидеть вместе. Проходит полночь, первый час ночи. Райан спит, судя по последней дате нахождения в сети. И Дилан решается: садится сам с собой и начинает думать. Объективно, они многое вместе пережили: вряд ли с кем-нибудь ещё он будет в будущем отстреливаться от оборотней (нет, повторение не требуется), кто-то ещё приедет к нему поговорить, вытащить из полной задницы, даже когда он говорит, что всё в порядке. Райан Эрзалер — неповторимый парень. Однако этого не хватает. Они так же объективно разные: разные планы, жизнь, характер, интересы. Они идут рядом, но в разные стороны. Отдаляются. Сейчас — даже говорить не о чем, только о насущном. Ещё Дилан понимает, что он банально выгорает: его тахикардичная жизнь позволяла раньше ему не оставаться надолго нигде, но при этом быть всегда и везде. Со временем он усмирил пульс, понял, что в большей части это побег от близких связей, стал более терпим, размерян. Райан во многом отражается на его жизни. И частью — очень полезно. А другой частью — Дилан снова загнан в угол и сидит в ожидании, как дотерпеть, где ещё найти силы, чтобы собраться и не умереть. Жрать людей — плохо. Жрать себя — ещё хуже. Дилан откидывается затылком на стену, шмыгает влажно носом, бегает потерянно-испуганным взглядом по потолку. Блядь, два с половиной года назад он заключает пари с Кейтлин, кто из них двоих приглянётся Райану. А теперь, какая глупость и стыд, он не рад тому, что выигрывает вчистую. Кейтлин ведь тогда даже не расстраивается. Либо не показывает этого. Улыбается, хлопает подбадривающе по спине, отдаёт его будущее в руки со спокойной и чистой совестью. Дилан на секунду вспоминает старые дни, когда ещё не случается пиздеца, когда ещё он просто сидит днями в радиорубке, гоняет по кругу одни и те же песни, пока они ему или мистеру Х не наскучат, следит из окна за вожатыми с детьми. Перемахивается с Кейтлин. Танцует максимально всратые танцы с Джейкобом, соревнуясь, кто кого перещеголяет. И Райан тогда вызывал в нём интригующий восторг, влюблённое томление. Хорошим парнем он был два с половиной года назад. Даром, что оборотнем становился. Дилан прикрывает глаза, улыбается. Его глаза мокнут против его воли. В сам день рождения Райан звонит первым, без причины — поздравляет, спрашивает о планах на вечер, предлагает приехать к нему или сходить куда-нибудь на выбор Дилана. Дилан улыбается, совсем кроха внутри радуется, а затем — жрущая изнутри пустота. Он решает не рубить сгоряча, мало ли, период такой. Да и день рожденья же. Выбирает по-простому в бар. Встречаются, улыбаются, мажутся за поворотом скованным поцелуем, после которого Райан оглядывает на проверку, проверяет, никто ли не видел. Немного стеклянные глаза Дилана стекленеют заметнее. Сидят пару часов за столиком, пьют наконец позволенный алкоголь дороже банок пива по акции. Разговор не клеится, большую часть времени — улыбаются неловко, смотрят то в стол, проверяя лакированную начищенность по отражениям, то на окружающий интерьер. Райан вручает подарок — очевидно позже, готовясь хоть с какой-либо речью, постоянно перекладывает коробку рядом с собой с места на место. Дарит дорогие наушники. Дилан улыбается, радуеется, осыпает их безобидными шутками с применением: как и там будет носить, и сям, как всем ими понтанётся, будут локти кусать. Райан с запаздыванием повторяет смех, дёргает уголками губ, но очень серьёзно отвечает, что не нужно, он для него старался. Того, что через шутки Дилан пробует выразить благодарность и радость — не понимает. Дилан опускает глаза, губы вздрагивают в неестественном. Райан также не знает, что он не носит наушники на проводе. Переходит как тысячу лет на беспроводные, а все проводные рвал всегда. Кажется, даже рассказывал об этом, но неважно. — Теперь, типа… Ты будешь делиться со мной наушником, — пробует криво поддержать весёлый настрой Райан, кивая на коробку. Дилан машинально выдыхает мёртвым смешком. Конечно. Конечно. Спустя ещё полчаса едва начавшегося разговора, который не напрягает обоих, Райану звонит Сара — кажется, что-то готовила и спалила на кухне. Райан долго молчит в трубку, охает, эхает, мычит, косится на Дилана виновато. А Дилан и не упрямится: надо — иди. Последние кусочки макадамии растворяются во рту. Райан извиняется, нарушает собственные принципы и коротко целует на прощание Дилана, говорит, что как освободится, напишет, приедет. Дилан понимающе качает головой и говорит не париться. Не нужно напрягаться. Дилан уже подводит все мысленные точки. Ещё пустая неделя затянутой нерешительности и инерции. Учёба, увольнение с работы, робкое окликивание знакомых в компании, постукивание в дверь клуба задротов по ДнД с присказкой о том, что давно не заглядывал. Райан будто и не замечает изменений. У Дилана создаётся впечатление, что он всегда видел их отношения именно такими. Мёртвыми. Приходится решаться самому — Дилан же мастак по разговорам. Он договаривается перехватить Райана после работы. Нет, не нужно в магазин, нет, он буквально ненадолго хочет пересечься. Садятся в ближайшем дайнере, берут по чашке хреново заваренного кофе. — Райан, знаешь… Ты пиздатый чел, — начинает Дилан, скованно улыбаясь и гоняя чайную ложку по блюдцу вокруг чашки. Райан чуть опускает брови. Смотрит пристально. Но больше в лице за весь долгий и правильно выстроенный монолог ничего не меняется. — В общем… Спасибо тебе. Ну, за всё: я бы без тебя не выжил в паре моментов своей жизни, так что… Ебаное оправдание, да, согласись?.. Ну, я уж решил быть честным… — Да не, норм, — шмыгает носом, поводит плечом он. — Порядок, Дил. Понял. “Мы расстаёмся”. “Понял”. Дилан замороженно улыбается себе в неотпитый кофе и не верит, что всё заканчивается именно так. Ни одной эмоции, лишнего вопроса. Райану всё понятно. — Может, — Дилан нервно облизывает зубы, губы, начинает плясать взглядом по окну, забрызганному грязью. — Может, у тебя… Есть что сказать, там… Ну, ты знаешь. Я всегда открыт и готов выслушать. — Не-не, — Райан поджимает губы, качает часто-медленно головой. — Типа… Тебе так проще, да. Понял. Всё путём. Всё у него путём. Ебать, лишь бы не лесным проторённым. Дилан улыбается машинально, поджав губы, кивает. — Спасибо, Райан. Желаю тебе… Хуй знает, есть смысл в этом случае говорить “удачи”?.. Звучит фигово. — Да, звучит фигово. — Ну, я тогда без “удачи”. — Да, типа, справимся. Они выходят вместе из дайнера, обмениваются неловкими объятиями напоследок. Немного перекидываются фразами о том, когда будет кому удобно забрать часть вещей друг от друга — буднично, будто всё как и прежде. И только когда вторая пара шагов удаляется, Дилана накрывает натуральный катарсис. Ебать. Такое чувство, что Райану было охренительно похуй всё это время. А Дилан… Дилан, блядь, въёбывался: там насуетить, там, впрячься помочь с деньгами, с Сарой, ещё с миллионом вещей. Он, ёбаный в рот этого Райана, любил его. И, самое противное, любит ещё и сейчас. От пустоты за рёбрами — тошно. Во рту оседает рвотным привкусом макадамии. Это пиздец. Всё это, в абсолюте — пиздец. Если это не было какой-то судьбой — уж после оборотней-то и случайно встречи через год — то хер знает, а как по-другому отношения на жизнь находят. Дилан держится до общежития, а там уже его прорывает: тупит немного посередине комнаты, где когда-то стоял Райан, пытаясь с ним поговорить по душам, вскрикивает в отложенной злости, хреначит ногой ножку кровати до боли физической (наконец) и расплёскивается. Вообще Дилан никогда особо не плакал после расставаний — всё происходило как-то легко, без особых драм, всем всё было понятно без слов, но они их говорили для вежливости, понимали друг друга и расходились. А сейчас отчего-то сухого “понял” Дилану не хватает для осознания всего. Ему в общем не хватило в отношениях с Райаном самого Райана: его внимания, заботы, уступок, красивых жестов. Будто снова — по вечному замкнутому кругу — Дилан опять бьётся конвульсивной рыбиной на причале, не зная, что ему сделать, чтобы быть на своём месте. Кажется, он делает всё, даже с перебором. Но это не помогло. Это были первые его такие серьёзные отношения. Первый, блядь, анальный секс. Первая, можно сказать с натяжкой, маленькая семья. Через пару недель накал бурлящего говна, невысказанных недовольств вслед начинает опадать. Райан заходит забрать пару вещей из общаги Дилана — и его больно видеть. Нет, выглядит он отлично: как и прежде молчаливый, загадочный, с этим своим тяжёло-многозначным взглядом. Только теперь Дилан знает, что за ним кроется и не пленяется интересом. Внутри — саднящая боль. Ему больно видеть Райана. Кажется, что он совершает какую-то ошибку галактического масштаба, но смотрит на него впритык, думает, даёт шанс хоть одной ветке событий и не представляет, а как дальше справляться с тем, что уже вылезает за полтора года их отношений. Через месяц боль притупляется, и Дилан даже пробует переоценить своё решение: может, и вправду горячку спорол? Надо было поговорить, объяснить свои чувства, мысли, сказать, что хочется… Он немного тоскует по их не шибко активным перепискам, крутит их то в конец, то в начало, сравнивает. Вспоминает, что Райан — это Райан. Оттого, что он скажет, что он хочет жить по-другому, вариаций их отношений больше не станет. У Райана своя жизнь. У Дилана — своя. Ещё полгода Дилан учится там же, время от времени видит где-то Райана, даже списывается с ним о чём-то, но это отдаётся внутри глухим и тяжёлым. И Дилан действует проверенным методом. По окончанию ещё одного курса, выясняется, что есть возможность перевестись в другой университет в паре штатов отсюда, на смежную специальность, но зато с гарантированным трудоустройством после. Работа хорошая, перспективная. Там и магистра, и доктора оплатят, если захочет продолжить. Дилан мнётся для верности совсем немного. А потом наученно: сумку на плечо, пара месяцев с бюрократической возьнёй и он валит на все четыре. Даже думает написать в аэропорте Райану, сказать, вот, мол, смотри, уезжаю, но бьёт себя по рукам и качает головой. Не нужно ему писать и рассказывать про то, как у него дела. Райан за полтора года не смог запомнить, что Дилан наушники беспроводные носит, купил те, которые сам считает хорошими. Что ему до Дилана. У него своих проблем невпроворот. Дилан падает в своё кресло, натягивает маску для сна на глаза и рассчитывает, что с посадкой в другом штате всё у него будет по-другому.