My behavior is hard to understand when I’m
Like a phone with no connection
But I’m still doing all I can
To try to get some redemption
I’m kneedeep in sinking sand
Crying out for your attention
Kindly lend a helping hand
For once defy convention
And hold on to me, hold on to me, hold on to me, hold on…
(Placebo – Hold on to me)
Лань Ванцзи всегда знал, что за любую свою ошибку он обязательно будет расплачиваться, и всегда был готов к последствиям. Наблюдая, как Вэй Ин удивительно легко и быстро начал забываться, словно прошлый он никуда не исчезал, лишь спрятался глубоко внутри, загнанный обстоятельствами, и выбрался, почувствовав себя в безопасности, Лань Ванцзи знал, что так будет не всегда. − Не давайте ему закрываться в своём сознании, − сказал ему доктор Мин, когда Лань Ванцзи консультировался, как ему вести себя после выписки Вэй Ина. – Его разум сейчас – его величайший враг. Говорите с ним, переключайте его внимание. И Лань Ванцзи, отнюдь не сильный в праздных беседах, старался изо всех сил. Говорил сам, просил говорить Вэй Ина. Всеми силами старался показать, что тому больше ничего не угрожает. От молчаливой насторожённости Вэй Ин переходил к спокойствию, потом его поглощало глухое уныние, когда он утопал в своих мыслях, в своей стойкой уверенности в собственной никчёмности. Лань Ванцзи обращался к нему всякий раз, как это происходило. И сердце его пускалось вскачь, когда ему удавалось вызвать у Вэй Ина улыбку или даже смех, – не те, что были в больнице, искривлённые, горькие, лишённые всякого веселья и радости, а настоящие, искренние, переливающиеся отголосками их прошлого, когда Вэй Ин состоял из этих улыбок и смеха. Вэй Ин злился на попытки Лань Ванцзи что-нибудь ему купить и терялся, когда тот проявлял к нему заботу. А Лань Ванцзи искренне не понимал, что он делает не так, ведь разве это не нормально – стараться обеспечить друга, которому помогаешь, всем необходимым? Наверное, проблема была в том, что у Лань Ванцзи не было опыта в таком. Свой единственный шанс обрести друга – и пусть он любил Вэй Ина вовсе не дружески, − он упустил давно. Но всё же, кажется, обычно люди реагируют на заботу иначе? Лань Ванцзи не понимал, как можно было сотворить с ним такое. Вэй Усянь воспитывался в семье Цзян, где, как он слышал, по крайней мере приёмный отец относился к нему с теплотой, про старшую сестру и говорить нечего, да и Цзян Ваньинь, его младший брат, кажется, больше ворчал и ругался по привычке, чем действительно не любил его. Лань Ванцзи также помнил, что у Вэй Ина был как минимум один близкий друг, прежде чем они закончили школу и разъехались, Вэй Ин всегда любил заводить новые знакомства и общаться, и нельзя было сказать, что его все терпеть не могли. Так почему же он за такой короткий срок умудрился потерять всякую уверенность в себе, возненавидел себя и счёл, что не заслуживает ничего хорошего? «Я должен это исправить» − думал Лань Ванцзи. И старался. Он мог бы – подарить Вэй Ину тот планшет, не слушая его, мог бы так же, без хитроумных манипуляций, просто купить все нужные художественные принадлежности. Но он не хотел так, в приказном, в принудительном порядке, ведь Вэй Ину, кажется, хватило подобного за последние несколько лет. Лань Ванцзи хотел, чтобы Вэй Ин доверял ему, принимал его помощь максимально добровольно, и старался действовать как можно мягче и дипломатичнее, а не категорично, как привык. Когда Вэй Ину позвонили, и он увидел, кто это, его лицо озарила такая искренняя детская радость, что Лань Ванцзи не нужно было даже спрашивать, чьё имя на экране. Лишь один человек в прошлом и, тем более, в настоящем, мог вызвать такую светлую улыбку, полную обожания. Цзян Яньли. Лань Ванцзи никогда бы не потребовал от Вэй Ина ничего, но это не значило, что он не хотел. Он хотел, ещё как. Хотел сам вызывать у него такую улыбку, такую радость. Хотел, чтобы Вэй Ин не был против делить с ним постель, даже если они будут просто спать вместе, оберегая сон друг друга. Хотел, чтобы Вэй Ин не вздрагивал от его прикосновений к спине, и чтобы в этих касаниях не было холодной механической профессиональности, но была нежность. Он много чего хотел, но всё это было лишь его эгоистичными желаниями, не столь уж важными. Важен был лишь Вэй Ин и его желания. Его жизнь, здоровье и счастье. Ещё до возвращения Вэй Ина Лань Ванцзи догадывался, что ничем хорошим для него их разговор с сестрой не закончится. И был прав. Вэй Ин вернулся в гостиную, и шаг его был тяжёлым и решительным, а не лёгким и воодушевлённым, каким мог бы быть. Лань Ванцзи мог спиной чувствовать направленный на него сердитый взгляд. − Лань Чжань, нам надо кое о чём поговорить, − напряжённо дыша, сказал Вэй Усянь. − После ужина, − ответил Лань Ванцзи не оборачиваясь. − Нет, сейчас! – очень требовательно возразил Вэй Усянь. Лань Ванцзи мог бы прикрикнуть на него. Мог бы приказать, и это бы с большой вероятностью сработало, он был в этом уверен, после всего увиденного в больнице и вне её. Но Лань Ванцзи тошнило даже от одной мысли об этом. Он не хотел, чтобы Вэй Ин, искалеченный внутри и снаружи, боялся его, как боялся Вэнь Чао, Вэй Ин и так периодически пугался, ожидая подвоха, очередной ругани в свой адрес, удара. Лань Ванцзи же хотел, чтобы Вэй Ин ему доверял, что и так теперь представлялось ещё менее вероятным после того, что ему сказала сестра. − Вэй Ин, − Лань Ванцзи развернулся к нему. Тот стоял, сцепив здоровую руку в кулак, полыхая гневом, сверкающим в его дождливо-серых глазах, угадывающимся в сведённых на переносице бровях и сжатых губах. Это был не тот чистый ненавидящий гнев с оттенком презрения, с каким обычно Вэй Ин в школе лез в драки, но он злился, и злился на Лань Ванцзи. – Пожалуйста. Суп уже готов. У нас обоих был насыщенный день. Обсудим всё после ужина. Я не пытаюсь избежать разговора, просто прошу его перенести. Неизвестно, что именно подействовало на него, но Вэй Усянь сощурился немного и, кивнув, сел за стойку. Лань Ванцзи выдохнул очень тихо и с некоторым облегчением, разлил по тарелкам суп с грибами шиитаке и бамбуковыми ростками, себе на овощном бульоне, Вэй Ину – на курином. Ужин проходил в гнетущем, напряжённом молчании: Вэй Ина явно интересовало только то, о чём он хотел поговорить, и Лань Ванцзи не смел обсуждать что-то другое. После он убрал тарелки в мойку, поставил чайник, хотя был уверен, сегодня он им уже не пригодится, и снова повернулся к Вэй Ину. Тот сидел, по-прежнему слегка щурясь, хмурый и решительный. − Я слушаю, − тихо сказал Лань Ванцзи. − Зачем ты звонил моей сестре, Лань Чжань? – сразу же спросил Вэй Усянь. – У неё отобразился номер твоей больницы. Лань Ванцзи мог бы солгать, что звонил другой хирург, который, хоть и не был лечащим врачом Вэй Усяня, тоже обеспокоился состоянием его пациента. Но он не собирался лгать. Он знал, что рано или поздно придётся рассказать Вэй Ину, знал, на что идёт, когда делал это, знал, что Вэй Ину это не понравится вне зависимости от того, как и когда тот обо всём узнает. И собирался в полной мере отвечать за свой поступок. − Мне нужна была помощь с тобой, когда у тебя началась апатия, − честно ответил Лань Ванцзи. − А тебе не приходило в голову, что если я до сих пор ни к кому не обратился за помощью, на это могли быть причины? – зло поинтересовался Вэй Усянь. − Приходило. Твоё чувство собственного достоинства и нежелание доставлять неудобства близким людям могут быть на то причиной. − Ох, ну ты-то с этим своим психодоктором Как-его-там, конечно, лучше всех всё знаете, − прошипел Вэй Усянь очень ядовито. – Почему именно Яньли? Почему не Хуайсан, не брат, в конце концов? Почему из всех моих близких и знакомых ты выбрал именно Яньли, которая больше всех за меня переживает, и у которой, помимо проблем её дурацких младших братьев, есть ещё собственная семья, ребёнок?! − Потому что ситуация была критической, а ты послушал бы наиболее близкого человека, которого любишь больше всех, − заметил Лань Ванцзи. Это было его причиной, по которой он решился на такое. − Охренительно! – воскликнул Вэй Усянь. – И когда ты собирался мне об этом рассказать, а, Лань Чжань? Или так и планировал всё утаить, но, вот незадача, у сестры есть определитель номера! − Я рассказал бы позже. − Позже – это когда? Когда бы я доверился тебе полностью, преисполнился благодарности достаточно, чтобы не устраивать скандал? – уточнил Вэй Усянь. − Я не думал о сроках. Скорее, я предполагал, что не раньше момента, когда ты начнёшь понимать, насколько ты действительно нуждаешься в помощи, − сказал Лань Ванцзи. – И согласишься с тем, что заслуживаешь этого. − Я не просил никого о помощи! – вскипел Вэй Усянь. – Всё, что я попросил, это одолжить мне денег на дорогу, и то потом, сказал, что перебьюсь! Почему всем так необходимо решать всё за меня, а? На это Лань Ванцзи нечего было возразить. Не потому, что причин не было, а потому, что Вэй Ин сейчас любое оправдание воспринял бы в штыки. Что мог бы сказать Лань Ванцзи? Что у Вэй Ина тяжёлое ментальное расстройство, он не в себе, и его суждения не вполне верны? Что Лань Ванцзи лишь подтолкнул Вэй Ина к тому, чтобы тот принял его помощь? − Ну, хорошо, я понимаю, наверное, все врачи такие, − с сарказмом выдохнул Вэй Усянь. – Отлично. Ты решил вытащить меня из апатии – прекрасно. Где ты достал номер Яньли? Через брата и его дружка, родственника Цзысюаня, чёрт бы их всех, этих Цзиней, побрал? − Нет, я… − помедлив, Лань Ванцзи ответил честно. – Взял твой телефон, пока ты спал. И, прежде чем ты обвинишь меня во вторжении в частную жизнь, скажу, что я никуда не заходил, кроме контактов. − Блеск, ты ещё и влез в мой телефон! А что, вейбо уже не работает? – вскипел Вэй Усянь. – Ладно. И что ты собирался сказать моей сестре? Что я жертва домашнего насилия, что мой парень избил меня и сломал мне руку, что я чуть не вскрылся, не знаю, что делать, и вдобавок решил превратиться в безвольный овощ? − Нет. Я вообще не собирался говорить с твоей сестрой. По крайней мере, пока. Как я уже сказал, я догадывался, что ты не желаешь посвящать в свои проблемы своих близких, особенно самых родных, потому и решил в конце концов отправиться к Хуайсану. Я не могу понять такое решение, но осуждать его не намерен, как и абсолютно игнорировать его. − Тогда какого чёрта?.. − Мне был нужен только голос, − быстро добавил Лань Ванцзи. – Если бы кто-то снял трубку, я бы сказал, что ошибся номером, и стал искать другой вариант. − Голос? Зачем тебе… − тут Вэй Усянь запнулся, вспоминая. Его лицо стало потерянным, даже испуганным, а глаза распахнулись от шока. – Ты… Та ночь… Тот сон, где… Сестра говорила со мной… Это был не сон?! − …Нет, − подтвердил Лань Ванцзи, подавляя трусливое желание зажмуриться, чтобы не видеть перекошенное ужасом осознания лицо Вэй Ина. − Т-ты… Я… Я не мог пошевелиться! – завопил Вэй Усянь, часто моргая, будто пытался не расплакаться. – Я не понимал, что происходит, не мог позвать на помощь, потому что приборы не работали, даже руку, твою мать, поднять не мог! Что за хренов эксперимент вы со своим этим ёбаным психиатром решили на мне поставить?! Что ты со мной сделал?! − Я записал голос твоей сестры с автоответчика и отдал запись специалисту по звукомонтажу, − заговорил Лань Ванцзи. – Ночью я ввёл тебе специальный миорелаксант кратковременного действия, уменьшающий двигательную активность. Если бы ты поднялся, ты бы обнаружил, что не спишь, а мне нужно было, чтобы ты воспринимал происходящее не вполне реальным. Я переключил аппараты так, чтобы твои показатели отображались не на них, а удалённо, и на всякий случай следил за тобой через камеру ночного видения. После этого я стал говорить с тобой. Ты слышал голос сестры, но говорил я. С каждым словом Вэй Усянь бледнел всё сильнее, и, наверное, если бы он стоял, он мог бы пошатнуться и упасть, но, к счастью, он сидел и только прерывисто дышал, хватая ртом воздух, как будто не мог вдохнуть нормально. − Действие миорелаксанта начало спадать ещё до окончания разговора, и, на самом деле, ты уже мог двигаться. Но ты был уже убеждён, что не можешь, поэтому… − Заткнись, − прошептал Вэй Усянь, его бледные губы дрожали. – Как ты… Как ты вообще… Мог… − Это было необходимо, − тихо сказал Лань Ванцзи. – Цзян Яньли – твой самый близкий и любимый человек. Я рассудил, что лишь её слова для тебя всё ещё имеют хоть какой-то вес. − Заткнись! – повторил Вэй Усянь, уже крича. – Ты понимаешь, что ты говоришь?! Что ты сделал?! Ты манипулировал мной, ты просто… использовал мою любовь к сестре! Чтобы заставить меня сделать то, что ты хотел для меня, а не чего хотел я! Мне не нужна была твоя помощь! И сейчас не нужна! Замотал руку в гипс – спасибо, замечательно, господин хирург, кто просил лезть в мою жизнь, мою голову, мою душу?! Какое тебе дело до этого, Лань Ванцзи?! Мы чужие друг другу люди, какого хрена ты решил… Его голос сорвался, и он больше не мог продолжать кричать из-за хлынувших слёз. Лань Ванцзи хотел бы шагнуть к нему, обнять, прижать к себе, позволить выплакаться, как в больнице, когда Вэй Ин позволил себе такую слабость, позволил себе довериться ему и принять его помощь. Хотел – но не мог. Потому что сейчас это стало бы ошибкой. Сейчас Вэй Ин не позволил бы ему. Лань Ванцзи мог бы – хотел бы – сделать это силой, просто сгрести в объятьях, несмотря на протесты и попытки оттолкнуть, и Вэй Ин, скорее всего, поорав и поотпихивав его впустую, в итоге сдался бы. Но Лань Ванцзи не хотел ломать его и принуждать к чему-либо ещё больше, чем ему уже пришлось. И Лань Ванцзи понял, что наказывать себя как-то за ложь и манипуляции нет смысла: слёзы Вэй Ина, его обида и разочарование, его боль уже были наказанием. Его «Лань Ванцзи», которое Вэй Ин произносил в крайние моменты своей злости, походило на ледяную стену, которой тот отгораживался от него намертво, и хоть Лань Ванцзи не жалел, что вывел Вэй Ина из апатии таким способом, легче от этого не становилось. − Я виноват, − сказал Лань Ванцзи. – Я знаю, что поступил бесчестно по отношению к тебе, не найдя другого способа тебе помочь. И поступил бы так снова. Твоё физическое и ментальное состояние было для меня важнее, чем то, что ты обо мне подумаешь. − Ты… даже не раскаиваешься, − упавшим голосом проговорил Вэй Усянь. – Ты солгал мне, Лань Чжань. Ты… все те слова… ты просто притворился моей сестрой. Лань Ванцзи не лгал. Но признать это вслух значило признаться в своих чувствах. Никогда Лань Ванцзи не пытался сказать Вэй Ину, что влюблён в него. Когда-то он боялся, что это оттолкнёт Вэй Ина, и тот перестанет с ним общаться: не потому что Лань Ванцзи был одного с ним пола, Вэй Ин не скрывал своей бисексуальности и флиртовал со всеми, а потому, что ему признался бы именно Лань Ванцзи, скучный и отталкивающий одноклассник. Позже, преодолев этот страх, Лань Ванцзи просто не хотел перекладывать ответственность за свои чувства, ведь поведение Вэй Ина, который совершенно точно не интересовался им в романтическом плане, обязательно бы изменилось. А потом они разъехались, Лань Ванцзи вернулся к семье в Сучжоу, а Вэй Ин поступил в Пекин и исчез. Но сейчас доверие меж ними, только-только начавшее устанавливаться, рушилось на глазах. Продолжать лгать? Сказать, что да, он лгал, лишь играл роль самого родного человека Вэй Ина, пытаясь до него достучаться, и все сказанные ему слова были просто написанным сценарием? Или признаться – и оттолкнуть этим Вэй Ина ещё дальше? Между ними ещё со школы накопилось слишком много недосказанности, и Лань Ванцзи сделал этот шаг. − Всё, что я взял у твоей сестры, это её голос и некоторые… детали. Её обращение к тебе, манеру говорить, − стараясь говорить ровно, произнёс Лань Ванцзи. – Остальное было правдой. − Ну, конечно, − криво усмехнулся Вэй Усянь сквозь слёзы. – «Ты замечательный», «я горжусь тобой», «мы все тебя очень любим»… − передразнил он. – Все эти люди сейчас с нами в одной комнате? Только моя сестра может такое думать, несмотря на то, какое я говно. − Не только. И ты не говно. Вэй Усянь совсем не весело рассмеялся и устало прикрыл глаза рукой, даже не пытаясь их вытереть. − Прекрати уже это враньё, Лань Чжань. Я всё равно тебе не поверю. Больше нет. Не после этого всего, и уж точно не после того, как ты и слова доброго обо мне не сказал, пока я не превратился в унылое подобие себя, которое не грех и пожалеть, как брошенную собачку или безногого старика на улице. − Я уже сказал, что был неправ, выказывая тебе лишь раздражение в прошлом, за которым скрывал свои истинные чувства, − сказал Лань Ванцзи. – Ты в своём праве не верить мне. Но я действительно считал и продолжаю считать тебя замечательным человеком. И я… − Лань Ванцзи сделал глубокий вдох, решаясь окончательно, словно готовился совершить прыжок в воду с высокой скалы. – Я действительно тебя люблю. Он ожидал очередной вспышки гнева или горького иронического смеха. Вэй Ин, не отнимая руку от лица, только произнёс прежним усталым тоном с жалобными нотками: − Лань Чжань. Пожалуйста. Хватит. Лань Ванцзи всё-таки закрыл глаза, позволяя болезненному яду растечься по венам. Когда-то, будучи юным, он не раз представлял, фантазировал, как бы отнёсся Вэй Ин к его признанию. Рациональная часть говорила: он не поверит. Засмеётся, отшутится. А когда поймёт, что Лань Ванцзи не шутит, перестанет улыбаться, пробормочет что-то неубедительное в ответ и больше никогда к нему не подойдёт, не улыбнётся. Влюблённая глупая часть надеялась: поверит. Улыбнётся робко, переспросит, а потом засмеётся мягко и обнимет. Но Лань Ванцзи сам никогда не верил своей влюблённой глупой части. Он всегда знал, что ничего хорошего он от своего признания никогда не получит, и продолжал просто любить. − Лань Чжань? Лань Ванцзи поднял веки и посмотрел прямо во влажные серые глаза Вэй Ина, на лице которого, помимо усталости и горечи, просматривалось лёгкое беспокойство. − Всё в порядке, − сухо сказал Лань Ванцзи. – В сущности, это ничего не меняет. Ты не обязан мне ни верить, ни отвечать. Беспокойство сменилось неверием, губы тронула слабая, лишённая радости улыбка. − Верить? Как же я должен в это поверить, Лань Чжань? – Он фыркнул, тихо и горько, будто смеялся не над Лань Ванцзи, а над собой. – Разве ты прежде давал мне хоть намёк, что я могу тебе нравиться? Конечно, не давал. Сначала отталкивал неосознанно, не зная, как реагировать на бесстыжие шутки, потом, когда осознал природу своих чувств и увидел, что Вэй Ин продолжает свои попытки вывести его из равновесия, отталкивал нарочно, ни словом, ни видом не выдавая, что его отношение изменилось. − Я знаю, что поступал неправильно и несправедливо по отношению к тебе, − сказал Лань Ванцзи. − И что изменит это твоё знание? – резко спросил Вэй Усянь. − Ничего. − Вот именно, − Вэй Усянь снова фыркнул. – Просто смехотворно. И как же давно ты меня, в таком случае, любишь, если допустить хоть на секунду, что ты сейчас мне не лжёшь, пытаясь прикрыть свой психологический эксперимент? − Довольно давно, − чуть слышно ответил Лань Ванцзи. – Я полюбил тебя ещё в школе. Вэй Усянь фыркнул в третий раз. Саркастическая улыбка кривила его губы, а на щеках блестели свежие влажные дорожки. − Разве люди, которые любят, позволяют себе раз за разом прогонять объект своей любви, отталкивать его, отказывать во всём, низводить его любые слова до уровня бессмысленного бреда, даже если они таковым и являются? – спросил он риторически, и Лань Ванцзи нечего ему было на это ответить. Улыбка Вэй Усяня стала ещё шире и ещё болезненней. – А знаешь… Пожалуй, я тебе поверю. Потому что только такой любви я и заслуживаю. − Нет, − прошептал Лань Ванцзи. – Нет, Вэй Ин, не… − Когда один человек, который меня, как выясняется, любит, заставлял меня всю жизнь думать, что ненавидит меня, лгал мне столько, сколько мы знакомы, − громче продолжал Вэй Усянь с почти безумной улыбкой, серые глаза, похожие на холодные октябрьские дожди, блестели от слёз. – А другой и не любил вовсе, лишь притворялся, чтобы сблизиться и использовать. И после этого мне ещё кто-то будет говорить, что я чего-то там заслуживаю хорошего. − Вэй Ин… − Лань Ванцзи шагнул к нему, но Вэй Усянь спрыгнул со стула и отступил назад, качая головой. − Не подходи ко мне, Лань Чжань. Не смей меня трогать. Не смей говорить мне больше, что любишь меня, или что я заслуживаю помощи, − проговорил он. – Всё, чего я заслуживал, это сдохнуть на той улице под дождём. Или в той ванне. Или на твоём грёбаном столе под твоим ножом. Но, наверное, я даже этого не заслужил, ведь это слишком просто. − Вэй Ин, пожалуйста, я прошу тебя, не говори так… − Я просто не понимаю, − тихо, скуляще от слёз произнёс Вэй Усянь. – Что я такого, блядь, сделал в прошлой жизни, чтобы переродиться вот в это? Сказав это, он издал последний, полный бесконечной боли смешок, и, развернувшись, ушёл в спальню. Лань Ванцзи бессильно опустился на стул, где до этого сидел Вэй Ин, и снова закрыл глаза. Почему, ну почему у него никогда ничего не выходит, если это не касается работы? Лань Ванцзи держал Вэй Ина на расстоянии в школе из-за собственных страхов – и того это ранило столь сильно, что он начал уверяться в том, что его не могут любить, что он недостоин даже дружбы. Лань Ванцзи всеми силами старался открыться ему сейчас, сблизиться, помочь – но, кажется, было уже слишком поздно. Все его усилия последних недель пошли прахом, стоило ему попытаться вызвать доверие, признаться во всём. Хотел помочь, а сделал только хуже. Он не знал, сколько времени просидел так на стуле, потом поднялся, ступая бесшумно, просто, чтобы проверить Вэй Ина. Сквозь приоткрытую дверь из спальни в коридор пробивался лунный свет. Вэй Ин лежал на спине, его глаза были открыты, а грудь вздрагивала, поднимаясь и опускаясь часто и рвано. Либо прошло не так много времени, либо он всё ещё плакал, перенося на себя свою боль, которую должен был выплёскивать на Лань Ванцзи, по чьей вине это случилось. Лань Ванцзи не стал беспокоить его, хотя какая-то часть сознания по-прежнему желала войти, обнять, может быть, лечь рядом и долго-долго молить о прощении. Но Вэй Ин не желал ни его прикосновений, ни извинений, ни даже его общества. «Пожалуйста, − взмолился Лань Ванцзи, взывая к богам, в которых не верил даже в детстве. – Пусть он уснёт». Уснёт, чтобы хоть несколько часов не чувствовать боли, не вариться в собственных мыслях, среди которых не было ни одной светлой, лишь огромный чёрный омут, утягивающий в холодную пустоту на самое дно. Он не знал, как будет спать, как отправится завтра на работу – на суточную смену, а потом ещё на половину дня. Как врач, как хирург, он должен был работать, принимать пациентов, проводить осмотр, оперировать, дежурить. Как человек, он должен был остаться с Вэй Ином дома, просто находясь рядом, в лучшем случае всё-таки стараясь отвлечь, в худшем – не дать свершиться страшному. Да и разве сможет он оперировать в таком состоянии? Может быть, взять больничный? Но на каком основании? И Лань Ванцзи пришлось всё-таки лечь и попытаться заснуть, но спал он плохо и совсем не чувствовал себя отдохнувшим этим утром. Первым делом он, конечно же, направился в спальню. Вэй Ин не спал, под его покрасневшими опухшими глазами проступали тени. Неизвестно, сколько он проплакал этой ночью, хотя Лань Ванцзи надеялся, что ему удалось хоть немного поспать. − Вэй Ин? – нерешительно позвал Лань Ванцзи. Тот посмотрел на него, серые глаза по-прежнему были цвета пасмурного осеннего неба, но в них не было ненависти, лишь бесконечная боль. − Я… собираюсь на смену. Меня не будет до завтрашнего вечера. Ты… справишься с разогревом еды и остальным? Или, может быть, ты хотел бы пойти со мной в больницу, там ты хотя бы не будешь один. − Я справлюсь, − тихо ответил Вэй Усянь. Почти безжизненно. Лань Ванцзи закусил губу: взять Вэй Ина с собой было единственной возможностью быть уверенным, что с тем ничего не случится, что он не сделает ничего с собой. Конечно же, Вэй Ин более не желал находиться с Лань Ванцзи в одном помещении дольше положенного. − Может быть, ты хочешь помыться? И позавтракать? − Хочу, − таким же жалким и тихим голосом, похожим на шелест сухих листьев на холодном ветру, произнёс Вэй Усянь. Что ж, это уже был прогресс. По крайней мере, они вернулись не к самой начальной точке, когда Вэй Ин отказывался даже есть. Это внушало надежду, что всё ещё можно исправить, что он не вернётся в апатическое состояние, из которого на этот раз будет намного сложнее его вывести. Лань Ванцзи набрал половину ванны и помог Вэй Ину помыться, быстро приготовил завтрак. Вэй Ин ел не слишком охотно, но всё-таки ел, и это безмерно радовало. Собравшись, Лань Ванцзи хотел заглянуть в комнату, чтобы попрощаться с Вэй Ином, но тот, к его удивлению, сам вышел в прихожую, тихий, невыспавшийся и очень несчастный. Лань Ванцзи молчал, не зная, что ему сказать. Умолять ничего с собой не делать и быть осторожнее, просить дождаться его? Извиняться за вчерашние откровения? − Не бойся, Лань Чжань, я никуда не денусь, − словно угадав его мысли, прошептал Вэй Усянь. – Пожалуйста, не думай обо мне и спокойно работай. «Я не могу о тебе не думать», − хотел сказать ему Лань Ванцзи, но боялся, что этими словами снова сделает только хуже. − Я… прости, что я так набросился на тебя вчера, − глядя в пол, произнёс Вэй Усянь. – Ты столько для меня делаешь, а я веду себя, как неблагодарная тварь. − Ты имеешь полное право злиться, − тихо сказал ему Лань Ванцзи. – И я делаю это не ради благодарности. − Мне очень жаль, что ты в меня влюбился, − ещё тише проговорил Вэй Усянь. – Ты мог бы быть счастлив с кем-нибудь… нормальным, а не тратить время на такого, как я. Не надо было мне так сильно заигрывать с тобой в школе. Ты всё верно тогда сказал – не флиртуй, если не имеешь серьёзных намерений. Вот, к чему он пришёл за сегодняшнее ночное бдение? К тому, что он виноват ещё и в этом, в том, что Лань Ванцзи полюбил его, не устояв перед его природным обаянием, и теперь ужасно страдает из-за этого? − Вэй Ин, я прошу тебя обдумать и понять кое-что, − попросил Лань Ванцзи. – Ты очаровывал многих людей, потому что ты действительно восхитительный человек – был и остаёшься им. Но, если бы я хотел тебя разлюбить и забыть, я бы постарался это сделать. Я не старался. Я не хотел. Продолжать любить тебя все эти годы – мой выбор, о котором я также не жалею. Я никогда не жалел о том, что люблю тебя. Всё, о чём я могу сожалеть, это о том, что был слишком труслив, неловок и глуп в юности. Но не о том, что ты появился в моей жизни. Если бы меня сейчас спросили, хочу ли я забыть тебя, я бы сказал нет. Вэй Ин слушал его, по-прежнему не поднимая глаз, но Лань Ванцзи видел, что его щёки снова прочертили дорожки от слёз. Лань Ванцзи хотел бы притянуть его к себе, и плевать, что он опоздает на работу, проведёт обход на полчаса позже, ничего страшного. Вместо этого он взял бумажный платок и бережно вытер влагу с лица Вэй Ина. Тот, наконец, поднял голову и посмотрел на него своими огромными заплаканными глазами. − Дождись меня, хорошо? – попросил Лань Ванцзи. Вэй Ин кивнул, оставляя безмолвное обещание, и Лань Ванцзи оставил его одного, позволяя всё обдумать и надеясь, что его мысли, наконец, начнут движение в правильную сторону. Доктор Мин заглянул к нему в обед. Психиатра-психотерапевта весьма заинтересовал случай Вэй Усяня, а также, возможно, отказ последнего от психологической помощи задевал его чисто профессионально. − Судя по вашему виду, доктор Лань, выходной прошёл не лучшим образом, а мои рекомендации не слишком подошли, − заметил доктор Мин. − С переменным успехом, − ответил Лань Ванцзи. – Шаг вперёд – и два назад. Ему звонила сестра. − О, так наша маленькая афера всё-таки не прошла незамеченной, − не удивился доктор Мин. − Она бы таковой и не осталась. Я лишь не хотел рассказывать так скоро, пока Вэй Ин нестабилен. − Ох уж эта ваша благородная честность, − покачал головой психиатр. – И что в итоге? − Вэй Ину это не понравилось, как я и ожидал. И… мне пришлось рассказать ему о своих чувствах, − нехотя признался Лань Ванцзи. Скрывать что-то от здешнего психоаналитика было бессмысленно, тот видел его насквозь, несмотря на всю сдержанность и замкнутость хирурга. Поэтому он в своей обычной краткой манере пересказал основные проблемы, с которыми столкнулся, избегая совсем уж деликатных, таких, например, как мытьё и явный страх Вэй Ина перед прикосновениями со спины. Он чувствовал себя неловко, говоря об этом, ведь Вэй Ина, который наотрез отказался посещать психотерапию, наверняка бы возмутило, что Лань Ванцзи говорит о нём с психотерапевтом. Но, увы, Лань Ванцзи не хватало подобного опыта, особенно если учитывать его собственные проблемы с социализацией, а он отчаянно стремился, во что бы то ни стало, помочь Вэй Ину. − Значит, он не был в восторге узнать, что его любит как минимум один человек, который не является его семьёй, − задумчиво проговорил доктор Мин. − Это неудивительно, если вспомнить, как я обходился с ним в школе, вопреки своим чувствам, − прохладно напомнил Лань Ванцзи. – Только Вэй Ин теперь считает, что это он меня увлёк и обрёк этим на печальное и одинокое существование. − Спросите его, не считает ли он себя виновным в террористических атаках в Нью-Йорке, − посоветовал доктор Мин. Лань Ванцзи не был уверен, что тот шутит. – Вы сказали, этим утром он ел и говорил с вами. Это значит, что он, по крайней мере, не намерен больше настолько закрываться от вас, так как перестал проецировать на вас обиду. − Зато проецирует её на себя. − Полагаю, он бы сделал это в любом случае, − заметил доктор Мин. С этим Лань Ванцзи был вынужден согласиться: даже крича на него, Вэй Ин без устали говорил, что заслужил всё это. − Думаю, вам следует продолжать в том же духе, доктор Лань, − сказал доктор Мин. – Вы сказали, шаг вперёд и два назад, но я бы сказал, наоборот, потому что из того, что вы рассказали о проведённом вместе выходном, я могу заключить, что ваш пациент очень легко отвлекается в вашем обществе и на какое-то время способен забывать обо всём. Да, он с такой же лёгкостью и вспоминает, сталкиваясь со своими триггерами, но в целом, как я понял, вы с этим справлялись. − Вряд ли он так же легко сможет отвлечься сейчас, после нашей размолвки, − усомнился Лань Ванцзи. − Что ж, в этом случае ему нужно время, только и всего. Как я понял, после сильных потрясений господин Вэй склонен замыкаться в себе и своих мыслях, потом негативные чувства несколько притупляются, и он становится более восприимчивым к положительным. Не пытайтесь некоторое время заставлять его проявлять активность, просто будьте с ним рядом по возможности и подталкивайте сначала к привычным бытовым действиям. − Он сказал, что жалеет о том, что я его спас, − тихо проговорил Лань Ванцзи. − А потом сказал, что дождётся вас, − парировал доктор Мин. – Суицидальные мысли в его состоянии – вполне нормальное и объяснимое явление. Но не забывайте, когда его избили, он позвонил вам. Я уверен, господин Вэй очень хочет жить. Суицидальные мысли и периодические желания не всегда означают готовность пойти на этот шаг. Единственное, что пугает, это его тяга к самоповреждению и то, что он может этим увлечься, а в процессе упустить момент, когда станет поздно бороться – или не найдёт в себе сил на это, − от этих слов Лань Ванцзи пробрал холод, и он вполне был готов уже броситься домой, боясь не успеть, застать утратившего жизнь Вэй Ина. – Но я всё же рискну предположить, сейчас он не станет так делать. − Почему вы в этом так уверены? – Лань Ванцзи не сумел сдержать дрожь в голосе. − Потому что ему очень не нравится быть неблагодарным и неудобным, − заметил доктор Мин. – Так я понял из вашего рассказа. Устраивать что-то подобное, пока вы заботитесь о нём, − это добавлять вам лишние проблемы, а он этого явно не хочет. Но вы можете попробовать ему позвонить, если беспокоитесь. С большой вероятностью, это вызовет у него раздражение, но так вы убедитесь, что он в порядке. Именно так Лань Ванцзи и поступил, когда дверь за доктором Мин закрылась. Он набрал номер, с которого Вэй Ин ему звонил, и отчаянно понадеялся, что тот не станет его игнорировать. − Лань Чжань, − устало ответил Вэй Усянь после нескольких гудков. − Вэй Ин? Я не разбудил тебя? – осторожно спросил Лань Ванцзи. − Нет, я не спал, – послышался тихий звук, и Лань Ванцзи мысленно предположил, что Вэй Ин потёр глаза. – Что ты хотел? − …Хотел узнать, всё ли в порядке. − Лань Чжань, я же сказал, я никуда не денусь, − с усталым раздражением ответил Вэй Усянь. – Я не собираюсь больше резаться, пока я живу в твоём доме, если ты об этом. И не ломал себе больше ничего. Честное слово. Если ты так уверен в том, что я недееспособный псих, запер бы меня в дурдоме, делов-то. − Я так не считаю. И я не хочу тебя запирать, − сказал Лань Ванцзи. − Что ж, спасибо и на этом, − чуть слышно пробормотал Вэй Усянь, из раздражения возвращаясь к привычной безнадёжности. Лань Ванцзи сдержал рвущийся вздох. − Я рад, что ты ответил, − сказал он. – Отдыхай, Вэй Ин. − Угу, − буркнул Вэй Усянь и отключился. Лань Ванцзи отложил телефон, прикрыл глаза и позволил себе выдохнуть. Он должен доверять Вэй Ину, и, быть может, однажды тот научится доверять ему.***
Всю неделю после ссоры Вэй Усянь почти не мог спать. Он пытался говорить себе, что он в безопасности, что он не один в квартире, но всё было без толку: в спальне он по-прежнему был один, и он не мог уснуть до поздней ночи, а то и до утра, а если и засыпал, ему начинали сниться кошмары. В одних его били, в других – хуже, в третьих он замерзал насмерть на улице или истекал кровью. Он был измучен, от недосыпа его всё раздражало или доводило до слёз, но он просто не мог попросить Лань Ванцзи спать рядом. Не теперь, не после того, что они сказали друг другу. Поначалу Вэй Усянь был больше всего возмущён «экспериментом» и многолетней ложью Лань Ванцзи, скрывавшим от него свои истинные чувства за постоянными отказами. Он! Просто! Хотел! Дружить! Неужели он не заслужил хотя бы обычного человеческого обращения? Неужели всё, чего он достоин, − это постоянные крики и просьбы убраться? А самой обидной была мысль, что он ведь буквально накануне представлял, что они могли бы встречаться. Он бы мог влюбиться в Лань Ванцзи в школе, если бы тот не давал ему понять раз за разом, что не считает Вэй Усяня кем-то ниже себя, обычным никчёмным разгильдяем, который, как тот хулиган, дёргающий хорошенькую девочку за косички, пытается привлечь внимание к своей драгоценной персоне любым способом. Они могли бы начать встречаться, и, возможно, ничего бы этого не было. Не было бы Пекина, не было бы Вэнь Чао, не было бы лжи, боли, насилия. Потом, той ночью, когда в нём кончились слёзы, и он с распухшим лицом и пульсирующей от боли головой лежал в кровати, он обратил внимание на самое главное. Лань Ванцзи был влюблён в него ещё в школе. И, если бы Вэй Усянь не был таким идиотом, они могли бы начать встречаться, потому что Лань Ванцзи, как минимум, был ему симпатичен, Вэй Усянь на самом деле никогда не начинал флиртовать с людьми, с которыми он не мог вообразить отношений изначально. Но Лань Ванцзи оттолкнул его сразу же, и Вэй Усянь больше никогда не рассматривал его в таком свете, хоть и флиртовал по привычке. Но, чёрт возьми, как можно было быть таким слепым? Не обращать, насколько в действительности Лань Ванцзи смущается от его мимолётных касаний, неприличных шуток и всего прочего? Да и, если подумать, каким должен был выглядеть Вэй Усянь в его глазах? Легкомысленный, неугомонный, заигрывает абсолютно со всеми, кого посчитает достаточно привлекательным внешне и интересным внутренне, вне зависимости от пола и гендера; вдобавок, спорящий с учителями и вечно влипающий в неприятности. Лань Ванцзи был тихим и замкнутым, больше всего любил читать в одиночестве, воспитанный, утончённый, домашний юноша. Что, он должен был подойти и признаться? Скорее всего, он предполагал, что Вэй Усянь, звезда школы и душа компании, попросту посмеётся над ним. «Каким же омерзительным я был уже тогда», − с тоской подумал Вэй Усянь. Кому он вообще, на самом-то деле, нравился? Не Хуайсану? Они оба флиртовали друг с другом в шутку, вызывая бешенство у Цзян Чэна, и потом смеялись над этим, но никогда даже не пытались перевести эти шутки в реальность. Девушки? Половина из них кокетливо хихикали в ответ, но дальше этого не заходило, другие, как Ло Цинъян, ругались на него и просили больше не лезть. Вэй Усянь даже ни с кем не встречался до Вэнь Чао, у которого был свой корыстный интерес, а целовался до него ровно один раз на школьной вечеринке. Он никому на самом деле не нравился, никто не хотел с ним встречаться, все считали его слишком легкомысленным и бесстыжим, так с чего бы Лань Ванцзи было считать иначе? Удивительным было лишь то, как сильно он влюбился, что пронёс эту любовь через годы их разлуки. «Ты ошибся, Лань Чжань, − уныло думал Вэй Усянь. – Я самая большая ошибка в твоей жизни». Почему, почему он никогда не пытался забыть Вэй Усяня? Он так и не уловил, сумел ли он хоть немного поспать этой ночью или нет. Иногда ему казалось, будто он уже провалился в сон, но он тут же выныривал из него, возвращаясь в белую спальню с пустыми стенами, которую ещё накануне мимолётно мечтал украсить своими картинами. Он думал измученным нехваткой сна разумом, сколько же гадких слов он наговорил Лань Ванцзи этим вечером, Лань Ванцзи, который любил его и так отчаянно пытался помочь ему, и Вэй Усяня разрывало от желания вскочить и бежать извиняться, валяться у того в ногах, вымаливая прощение. Потом вспоминал, что Лань Ванцзи, в отличие от него, нормальный и занятой человек, и он наверняка уже спит перед полуторной сменой в больнице. Не в состоянии заснуть, нестабильный, он переносил это на Лань Ванцзи. Он терял связь между сном и реальностью, и там, в этом полусне, ему мерещилось, будто Лань Ванцзи, чьи долгие безответные чувства так безжалостно растоптали, шагает назад, берёт нож, которым недавно резал овощи, и ведёт по своей руке, молча, как всегда. Вэй Усянь вскрикивал, возвращаясь в реальность, и сухие рыдания снова начинали душить его. Ему снова хотелось бежать в гостиную, чтобы убедиться, что Лань Ванцзи просто спит на диване. Что Лань Ванцзи вовсе не тот человек, который будет резаться из-за разбитого сердца или обиды. И всё же… Вэй Усянь бы не простил себе, если бы из-за него, по его вине, Лань Ванцзи сделал бы что-то с собой. Когда Лань Ванцзи зашёл к нему утром, Вэй Усянь ощутил облегчение. С ним всё было в порядке, он поднялся, как всегда, в пять утра. Но, взглянув на него, Вэй Усянь ощутил в горле комок. Даже в полутьме – рассвет только-только занимался – было видно тени, залёгшие под его светлыми глазами, будто он тоже плохо спал этой ночью, на обычно спокойном лице улавливалось беспокойство – и грусть. «Это из-за тебя, − с ненавистью обратился к себе Вэй Усянь. – Он любит тебя и беспокоится о тебе, он переживал и за твои чувства тоже, тупая ты тварь, пока ты орал на него и обвинял во всём на свете». Но Лань Ванцзи не злился на него, спрашивал, справится ли он один, или ему стоит пойти с ним на работу, хочет ли он помыться и позавтракать. И Вэй Усянь соглашался. Его мало волновало собственное тело, в конце концов, он же не вагоны разгружал вчера, и он был не так уж голоден, но его здоровье волновало Лань Ванцзи, и он соглашался. Ни к чему было ещё сильнее расстраивать Лань Ванцзи и доставлять ему ещё больше проблем, и дело было даже не в том, что тот мог, наконец, обидеться, разозлиться, отказаться с ним возиться и вышвырнуть на улицу. Вэй Усянь действительно не хотел причинять Лань Ванцзи ещё больше боли, чем уже это делал. Он извинился позже: за свои слова, за то, что вообще нечаянно влюбил в себя Лань Ванцзи. Лань Ванцзи должен был понять, как сильно он ошибся, какую жизнь он мог бы иметь без Вэй Усяня. Он не ожидал, что Лань Ванцзи начнёт так говорить о нём. Что он никогда не жалел о своей любви, что он выбрал продолжать его любить вместо того, чтобы забыть и быть счастливым. Что он по-прежнему считает Вэй Усяня хорошим – и никогда не считал иначе. Он просил дождаться его, будто всё ещё боялся, что Вэй Усяню всё-таки вздумается уйти – ногами или хуже, как тогда, когда он резал руку и не захотел цепляться за жизнь. И Вэй Усянь обещал дождаться. Утром и позже, в обед, когда Лань Ванцзи, видимо, не смог сдержать своего беспокойства и позвонил ему. Вэй Усянь разозлился сперва по привычке – он ведь обещал! – но быстро понял, что Лань Ванцзи имеет все основания так думать о нём. Чуть позже ему позвонила Яньли, и Вэй Усянь, старательно изображая собственную весёлость и непринуждённость (он всегда был рад слышать сестру, но ему было слишком паршиво, чтобы он мог чувствовать что-то хорошее так ярко), выклянчил подробный рассказ об отпуске в Малайзии. Яньли охотно делилась впечатлениями о море, о дождях, о местных обычаях, о платках, которые она носила, о рецептах, которые записывала, чтобы приготовить эти блюда дома. Вэй Усянь слушал, искренне радуясь за её счастье, но где-то на задворках сознания мелькала противная эгоистичная мысль. Он тоже хотел вот так поехать куда-нибудь с любимым человеком, купаться в море, пробовать незнакомую кухню, запоминая рецепты, изучать чужую культуру и не думать о плохом. Он тоже хотел быть счастлив – но не мог. − А-Сянь? Должно быть, он прослушал последние слова сестры, внезапно провалившись в трясину обыкновенной человеческой зависти. − Прости-прости, − засмеялся торопливо Вэй Усянь. – Просто прикидывал, смогу ли приготовить что-то подобное. − Приезжай, я тебя научу, − засмеялась в ответ Яньли. – Кажется, ты говорил, что больше не плавишь кастрюли и не устраиваешь пожары на кухне. − Ха-ха-ха! – Вэй Усянь засмеялся громче, пытаясь перебить пробравшую его дрожь. Ему было страшно представить, что было бы, если бы он спалил кухню Вэнь Чао. Его пределом были подгоревшие ужины, за что он потом расплачивался. – Уверен, Цзысюань будет держать телефон под рукой, чтобы немедленно вызвать пожарных. Обещать приехать он, конечно же, не стал. Они поболтали ещё немного, а после окончания звонка Вэй Усянь снова остался наедине с пустотой вокруг и внутри, будто с положенной трубкой исчез, погас последний свет этого дня. Он бросил телефон на диван и плюхнулся следом, надеясь хотя бы ненадолго заснуть, но, кажется, преуспел в этом не больше, чем ночью. Лань Ванцзи вернулся следующим вечером ближе к семи, и вид у него был измождённый. Взглянув на него сквозь призму своего плывущего от недосыпа разума, Вэй Усянь вдруг понял, что с его возвращением стало как-то спокойнее. Он хотел, чтобы Лань Ванцзи был рядом. Он даже подумал, не напроситься ли послезавтра с ним в больницу, чтобы не сидеть опять почти два дня в одиночестве, но отмёл эту мысль. Он ни за что не станет мешать Лань Ванцзи, отвлекать его от работы. − Вэй Ин, − проговорил Лань Ванцзи. – Как ты? − Нормально. Наверное, − мотнул головой Вэй Усянь. – Ты устал? Я разогрею ужин, там ещё много супа осталось. Он направился в кухню, но его голова кружилась от недосыпа, и он, покачнувшись, едва успел схватиться здоровой рукой за косяк. Лань Ванцзи немедленно шагнул к нему и схватил за плечо. − Всё нормально, правда, − слабо отозвался Вэй Усянь, пытаясь высвободиться. – Просто плохо сплю. Наверное, надо купить седативных... − Седативные препараты являются депрессантами наряду с алкоголем, − сказал Лань Ванцзи и, не обращая внимания на его барахтанье, усадил его на диван. – Пожалуйста, отдыхай. Я не в первый раз возвращаюсь с работы после полутора суток и вполне могу справиться с разогревом еды сам. Вэй Усянь уныло подтянул ноги к животу, положил руку на спинку дивана и принялся смотреть на Лань Ванцзи, который, вымыв руки, поставил кастрюли на огонь. Чувство вины и отвращение к себе грызли его. Лань Ванцзи устал, он уходил расстроенным после их размолвки и, судя по синякам под глазами, тоже не слишком много спал на ночном дежурстве. А Вэй Усянь даже не в состоянии поспать дома, чтобы набраться сил и хоть немного освободить Лань Ванцзи, который делает для него всё, от домашних обязанностей. Он даже снотворное выпить не может, потому что это ухудшит его и без того серьёзные депрессивные состояния. Они по-прежнему молчали, не зная или не решаясь говорить о том, что произошло между ними, что они надумали наедине с собой. В выходные Лань Ванцзи занимался уборкой, просматривал материалы по пациентам, играл на гуцине. Вэй Усянь просто сидел рядом и ничего не хотел. К краскам он не притрагивался с того дня, как разрисовал свой гипс. Когда Лань Ванцзи ночевал дома, Вэй Усяню было спокойнее и спалось чуть лучше, чем в пустой квартире, но всё ещё недостаточно. Недосып и скверные мысли, усиливаемые им, мучили его. − Красиво, − прошептал Вэй Усянь в один из вечеров спустя чуть больше недели после их ссоры. – Что это за музыка? Это было после очередной полуторной смены. Лань Ванцзи положил ладонь на струны гуциня, гася последние отзвуки нежной мелодии, которую играл только что. − Я написал её в старшей школе, − ответил он. – Как и некоторые другие. Эта любимая. − Ты такой одарённый господин, Лань Чжань, − слабо улыбнулся Вэй Усянь. Лань Ванцзи промолчал и убрал гуцинь в чехол. Он никогда не реагировал на комплименты, ни сейчас, ни в школе, то ли зная и без посторонних комментариев, как он совершенен, то ли не соглашаясь с ними, но не желая спорить. Вместо этого он отошёл к кухонному островку, чтобы налить им обоим чаю – в обычные кружки, не предназначенные для чайных церемоний. Вэй Усянь обхватил свою ладонью, грея пальцы, которые в последнее время почти всегда были холодными. Почти вся посуда в квартире Лань Ванцзи была простой и белой, без каких-либо узоров, и Вэй Усянь думал, не купить ли каких-нибудь голубых или синих тарелок с интересной текстурой, но кружки были исключением. На одной был туманный пейзаж со старинным мостом над лотосовой рекой, и Вэй Усянь предположил, что эту кружку Лань Ванцзи покупал ещё в Ухани; другая была с изображением голубого неба и пушистых белых облаков. После такого же безмолвного, как и вся прошедшая неделя, чаепития Лань Ванцзи поднялся, чтобы помыть посуду, а Вэй Усянь вызвался вымыть кружки. Чтобы не толкаться у одной раковины, Вэй Усянь подцепил их пальцем за ручки и отправился в ванную. Он поставил их на тумбу, пустил воду и, подняв голову, покачнулся от головокружения. Неловко взмахнув рукой в попытке схватиться за тумбу, Вэй Усянь едва не обрушился на неё, рука поехала и сшибла голубую кружку, из которой обычно пил Лань Ванцзи. Кружка полетела вниз, с громким звоном ударилась о напольную плитку и разлетелась вдребезги. Один из осколков отлетел, больно полоснув его по ноге. Вэй Усянь застыл, уставившись на пол. Легкомысленно-детская кружка с облаками, такая неожиданная в белоснежном убранстве и особенно у такого серьёзного человека, как Лань Ванцзи, рассыпалась по всей ванной, пятная белоснежный кафель мелкими каплями чая, остатки которого были на донышке. Хуже того, она упала таким неудачным углом, что разбила при этом напольную плитку, и теперь идеальный некогда квадрат покрывала паутина трещин. Паника молниеносно охватила всё его существо, но Вэй Усянь не мог пошевелиться. Он не мог не добавить ещё проблем. Мало того, что он висел на Лань Ванцзи беспомощной сломанной обузой, завися физически и финансово, но не в состоянии даже выполнять такой простой минимум, как сон, мало того, что устраивал ему сцены и постоянно расстраивал, так теперь ещё и портил его имущество. И, если кормить своего никчёмного пациента, покупать ему одежду и краски было выбором Лань Ванцзи, то уж на то, чтобы он громил его жилище, тот явно не подписывался. − Вэй Ин? Что-то случилось? – донёсся из коридора голос Лань Ванцзи с нотками беспокойства. − Нет… Нет! Ничего! – отмер Вэй Усянь и плюхнулся на пол. Его заторможенный из-за недосыпа разум от паники заработал с невозможной скоростью. Первой мыслью было: скрыть. Допустим, трещины на полу можно будет прикрыть банным ковриком, если расположить его чуть иначе. Когда Лань Ванцзи снова уйдёт на смену, Вэй Усянь сможет вызвать мастера, который всё починит. Может быть, если ремонт здесь делали сразу после въезда, в каком-нибудь шкафу или кладовке сохранилась запасная плитка? Или дать мастеру задание купить такую же! Кружку… можно собрать осколки и выбросить, уговорить Лань Ванцзи завтра утром устроить чайную церемонию, а потом съездить с ним ещё раз за товарами для дома и купить более по гамме посуду. Может, Лань Ванцзи и не заметит, что кружка с облаками пропала, либо Вэй Усянь в его отсутствие сам сходит в магазин и обязательно найдёт точно такую же, не может ведь быть, чтобы она была такой уникальной! Потом Вэй Усянь вспомнил, что у него нет своих денег. Совсем. Лань Ванцзи сказал, что сделает ему карту позже, когда кость точно срастётся, и одиночные выходы из дома не будут угрожать здоровью Вэй Усяня; конечно же, чтобы он мог гулять, когда захочет, и покупать что-нибудь по своему желанию без постоянного сопровождения. «Может, всё-таки позвонить Хуайсану и попросить немного в долг? – лихорадочно соображал Вэй Усянь. – Сколько вообще может стоить замена плитки? Вряд ли это настолько дорого, чтобы Хуайсан отказал». У Не Хуайсана денег всегда было достаточно, благодаря старшему брату. Можно будет соврать про поломку телефона или ещё чего… Вэй Усянь ведь изначально собирался просить у него помощи, когда решил тогда поехать к нему в Шанхай после выписки. Они, конечно, давно толком не общались, но вдруг тот поможет по старой дружбе. − Вэй Ин? – Лань Ванцзи деликатно постучал в дверь ванной на случай, если он в туалете. – У тебя всё в порядке? − Да-да-да! Всё нормально! – панически ответил Вэй Усянь. Скрыть! Надо как можно скорее скрыть содеянное и уже потом решать проблему всеми доступными способами! Проклятье, где Лань Ванцзи хранит щётку и совок? И тряпки, чтобы вытереть капли чая? Не зная этого, Вэй Усянь торопливо принялся сгребать осколки левой рукой, но они рассыпались, наверное, по всему помещению от такого удара. − Вэй Ин, ты точно… − Лань Ванцзи потянул на себя дверь. − Нет! Не входи! – закричал Вэй Усянь, теряя остатки самообладания и выдавая себя с головой. Но было поздно: Лань Ванцзи, слишком обеспокоенный его состоянием и долгой отлучкой, открыл дверь и замер на пороге, увидев сидящего на коленях на холодном полу в окружении осколков голубой кружки Вэй Усяня и устроенный им беспорядок. Вэй Усянь замер тоже, даже перестав дышать, застыл, точно смертельно напуганная дичь, застигнутая в открытом поле голодным хищником на охоте. Лицо Лань Ванцзи, как всегда, практически ничего не выражало, но вот его губы чуть шевельнулись, словно он собирался что-то сказать, и Вэй Усянь, которого застали на месте преступления, задрожал, теряя любые рациональные мысли во всепоглощающей буре ужаса. − Я… Я… Я… П-прости… − забормотал он, отмирая. – Я… Я сейчас всё уберу, всё поправлю, только дай мне немного времени, хорошо? − Вэй Ин… − Нет, пожалуйста! – Вэй Усянь сорвался на крик и снова принялся шарить по полу рукой, выискивая осколки. – Я уберу, я починю, пожалуйста, я всё исправлю, пожалуйста… Ай! Осколок впился ему в палец, немедленно обагрившийся, кровь закапала на пол, попав в шов с затиркой, откуда вывести её было намного сложнее, и добавив ещё больше бедлама. Вэй Усянь остановился лишь на мгновение, быстро лизнув рану, и ту же продолжил шарить по полу, уже слепо, потому что ничего не соображал и почти ничего не видел, ища на ощупь. − Остановись, − Лань Ванцзи подался вперёд и наклонился к нему. − Нет! – Вэй Усянь шарахнулся от него, едва не врезавшись другим плечом в тумбу, и продолжил поиски. От накатывающих, накрывающих его с головой волн страха он едва мог дышать. – Пожалуйста, ну, пожалуйста, позволь мне всё исправить! Я… я уберу это всё, а потом, я не знаю, я склею осколки, я всё починю, пожалуйста… − Как ты себе это представляешь? – Лань Ванцзи, склонившись над ним, попытался перехватить его руку. − Я не знаю… Хорошо, хорошо, я куплю новую, точно такую же, я заплачу, пожалуйста, не сейчас, но заплачу, я всё верну, обещаю… − Вэй Усянь задыхался. – Я верну, только уберу это всё… − Вэй Ин. Остановись, − Лань Ванцзи, наконец, поймал его левую руку, пресекая дальнейшую возню. – Мне это не нужно. − Да… Да, точно… − из лёгких Вэй Усяня будто выпустили последний воздух, и он задрожал от невыносимого холода. – Не деньгами… Конечно, у меня же их всё равно нет, и мне пришлось бы занять… Я возмещу… Я заплачу… Не деньгами… Он дёрнулся, вырывая руку из пальцев Лань Ванцзи и вцепился ею тому в бедро, пачкая кровью его домашние штаны. В голове, кроме стеклянно звенящего ледяного страха, не осталось ничего. Вэй Усянь заставил себя встать на колени, разворачиваясь к Лань Ванцзи полностью, и потянулся к поясу, пытаясь стянуть его штаны вниз и сделать то, что должен. Ему было неудобно, он не привык действовать одной рукой, но он справится, обязательно справится, он заплатит за то, что сотворил! − Вэй Ин! Что ты делаешь? – закричал Лань Ванцзи, пытаясь чуть оттолкнуть его слабо, чтобы не навредить. – Прекрати! Крик, отразившийся звучным эхом от кафельных стен, разбил лёд, заморозивший разум Вэй Усяня. Он задышал, немного приходя в себя и осознавая, что пытался сделать. Он пытался расплатиться с Лань Ванцзи собой, как всегда делал с Вэнь Чао, когда что-то портил, потому что своих денег у него не было, а занимать он не хотел, и он платил удовольствием, как продажный мужчина, потому что больше было нечем. Платил так, потому что вторым удовольствием Вэнь Чао было его избивать, а он этого не хотел, проще было потерпеть пару минут такого, чем залечивать ушибы. Он пал настолько низко, что готов был сделать это и сейчас. С Лань Ванцзи, который любил его, и если и хотел его, то явно не так. Как тогда, когда Вэнь Чао трахал, практически насиловал его, сжимая его глотку и не обращая внимания на жалкие мольбы, Вэй Усянь почувствовал такое отвращение к себе, что его затошнило. Он поднёс руку ко рту, сдерживая первые позывы, а потом оттолкнул Лань Ванцзи и метнулся к унитазу. Изумительно вкусный ужин рвался из него, исчезая в белом фаянсе, из глаз потекли слёзы. Его рвало долго, пока он не исторг, наверное, всё, что съел за весь день, и чувствовал прохладные пальцы, удерживающие его волосы подальше от лица, чтобы их не забрызгало. Когда приступ тошноты отпустил его, Вэй Усянь уткнулся лбом в сиденье унитаза, всхлипывая и содрогаясь от рыданий и ненависти к себе. Во рту было кисло, внутри – пусто, холодно и мерзко. Лань Ванцзи сидел на полу рядом с ним и успокаивающе гладил его по спине, а Вэй Усянь даже не мог найти в себе слов, чтобы извиниться за то, что решил, будто тот захочет принять его тело, его ласки в качестве расплаты за испорченные вещи. − Тише, Вэй Ин. Всё в порядке, − шептал Лань Ванцзи. – Тебе лучше? Хоть немного? Продолжая дрожать и плакать, Вэй Усянь неопределённо дёрнул плечами. Его больше не мутило так сильно, и разум достаточно прояснился, чтобы в полной мере осознавать весь ужас ситуации, но он страшно устал, и ему по-прежнему было невыносимо мерзко от самого себя. − Сможешь подняться? Надо обработать порез, − негромко напомнил Лань Ванцзи. С огромным трудом Вэй Усянь заставил себя встать, поддерживаемый им, и пересесть на бортик ванны, хотя ему хотелось остаться на полу, съёжиться там среди осколков, где ему было самое место. Лань Ванцзи взял его за руку, смывая кровь, смазал порез, закрыл его пластырем, потом присел на колени: на ступне Вэй Усяня была неглубокая царапина от отлетевшего в ногу осколка. Поднялся, промокнул слёзы на его лице, хотя они продолжали течь. − Умойся, а я пока приберу здесь, хорошо? – Лань Ванцзи говорил с ним мягко, не крича, не ругая. − Я… Я должен это убрать, − хрипло выговорил, наконец, Вэй Усянь. – Это я устроил. − Не должен. Я уберу. Не переставая всхлипывать, Вэй Усянь склонился над раковиной, вымывая и вычищая изо рта отвратительный привкус рвоты, почистил зубы дважды, пока Лань Ванцзи сметал осколки и отмывал пол от его крови. Закончив одновременно, они оба выпрямились, глядя друг на друга. Вэй Усянь не мог долго выдерживать этот пронзительный, словно заглядывающий в душу взгляд светлых глаз и опустил голову. На серых домашних штанах Лань Ванцзи расцветал кровавый цветок от его пальцев. − Я испачкал твои штаны, − прошелестел Вэй Усянь. − Отстираются. − И разбил твою кружку. − Куплю другую. − И плитку тоже разбил. − И это тоже не проблема. Это всего лишь вещи, Вэй Ин. На этих словах Вэй Усянь разрыдался с новой силой. Лань Ванцзи наклонился и обнял его за плечи. − Идём. Незачем здесь оставаться. Ведомый им, Вэй Усянь покорно зашагал с ним в спальню. Ему хотелось уткнуться Лань Ванцзи в грудь и выплакаться, как тогда в больнице. Лань Ванцзи откинул одеяло и усадил его на кровать, мягко надавив на плечо, прося лечь, и Вэй Усянь лёг. Посмотрел на Лань Ванцзи, безмолвно сидевшего рядом, будто чего-то ждавшего. Вэй Усянь так безмерно устал, но сможет ли он уснуть? Он отчаянно хотел попросить Лань Ванцзи остаться, но от того, как жалко это выглядело, он не мог решиться произнести это. Но разве он действительно не жалок после всего, что сегодня произошло? Разве ему есть, куда падать ещё ниже? − Лань Чжань, − прошептал Вэй Усянь, преодолевая последнее сопротивление нелепых остатков своей гордости. – Я… Ты не мог бы… остаться со мной этой ночью? Лань Ванцзи смотрел на него несколько секунд, потом поднялся и вышел. Вэй Усянь закрыл глаза и перекатился на бок, вцепившись в одеяло и подтягивая колени к животу, сдерживая рвущийся из груди вой. Конечно, тот не мог остаться. Вэй Усянь его прекрасно понимал. На месте Лань Ванцзи он бы вообще не прикасался к такому мусору никогда больше, не то что стал бы спать с ним в одной кровати. Однако спустя пару минут сквозь собственные задушенные всхлипы он расслышал шаги, почувствовал, как матрас перед ним прогибается под тяжестью второго тела. Лань Ванцзи лёг рядом, притянул к себе сам, обнимая, насколько это было возможно с висящей на перевязи загипсованной рукой. От его бесконечной заботы Вэй Усянь никак не мог перестать плакать, уткнувшись в его грудь, смачивая и пачкая его белую футболку. − Я думал… т-ты ушёл спать в гостиную, − выдавил он с трудом. − Ходил за одеялом, − ответил Лань Ванцзи. Его руки мягко гладили его по голове и плечу. − Ты можешь просто лежать рядом. Совсем необязательно меня обнимать. − Тебе неприятны мои касания? – Лань Ванцзи остановился. − Тебе должно быть неприятно касаться меня! – воскликнул Вэй Усянь жалко. – После того, что я… − Вэй Ин. То, что произошло сегодня, не изменит моего отношения к тебе. Что бы ни произошло в прошлом, что бы ты ни рассказал. Ты не неприятен мне. Никогда не был. И никогда не будешь. − Лань Чжань! – Вэй Усянь чуть не взвыл. – Как ты… Как ты вообще можешь… Такого, как я… − Какого? – спросил Лань Ванцзи, крепче прижимая его к себе, так что можно было почувствовать вибрацию его низкого голоса в груди. – Какого, Вэй Ин? − Придурочного. Раздражающего. Невыносимого. Абсолютно никчёмного. Влипающего в неприятности. Испорченного, грязного, жалкого, сломанного… − Вэй Усянь едва не захлёбывался от ненависти к себе. Почему Лань Ванцзи этого не видит?! Почему его это не отталкивает? Лань Ванцзи коротко вздохнул, зарываясь пальцами в его волосы, массируя голову. − Лёгкого на подъём, − сказал он вдруг. – Доброго. Яркого и тёплого, как летнее солнце. Остроумного, весёлого, талантливого. Я видел тебя таким тогда. Я знаю, что ты таким остался, несмотря ни на что. Видел это, когда ты забывался и начинал снова смеяться и болтать, как раньше, − Лань Ванцзи снова вздохнул. – И мне следовало говорить тебе об этом тогда, в школе. − Если ты… так сильно любил меня уже тогда, Лань Чжань, − едва слышно выговорил Вэй Усянь из-за сдавливающего горло спазма и слёз. – Почему не сказал? Потому что считал, что я посмеюсь над тобой? Использую твои чувства как очередную издёвку? − Я был уверен, что мои чувства тебе не нужны, − тихо ответил Лань Ванцзи. – Ты был настолько ослепителен… Ты мог влюбить в себя кого угодно. Кого-то намного лучше меня, − Вэй Усянь протестующе хмыкнул: кто может быть лучше Лань Ванцзи? – Более интересного, не такого скучного и холодного, как я. Мне нечего было предложить тебе, и я никогда не ждал ответных чувств, хоть и мечтал о них в глубине души. И я боялся… что моё признание оттолкнёт тебя. Поэтому отталкивал тебя сам. Потому что в ответ на это ты всё равно продолжал ко мне подходить. Тебя забавляла моя реакция, ты находил интерес в том, чтобы постоянно выводить меня из себя, и я решил… что так будет лучше. Потому что так ты оставался рядом. Я не хотел, чтобы мои чувства изменили твоё отношение ко мне. Я был уверен, что ты слишком благороден, чтобы продолжать шутить надо мной, зная о моей влюблённости, а больше я ничем не интересовал тебя, и ты начал бы меня избегать. Я этого не хотел. И молчал. − Боги, Лань Чжань… − Вэй Усянь замолчал, не находя слов. Почему Лань Ванцзи так несправедлив к себе, думал Вэй Усянь, совершенно позабыв, что сам относится к себе ещё хуже. Неужели это он своими нелепыми шутками уверил того, что он всего лишь зануда, слишком правильный и закостенелый? Или Лань Ванцзи думал так и до него? Но Вэй Усянь ведь был уверен тогда, что за ледяной маской скрывается нечто больше, и всеми силами пытался заглянуть за неё, выводя на эмоции, ведь именно через них многие люди раскрываются. Что ж, Лань Ванцзи ведь говорил, что все в юности бывают идиотами и все ошибаются. − Какие же мы оба придурки, Лань Чжань, − пробормотал Вэй Усянь. – А я так добивался твоего внимания. Меня безумно злило, что ты пытаешься меня игнорировать, и я доставал тебя ещё больше, просто чтобы ты продолжал смотреть на меня. − Я смотрел, − негромко ответил Лань Ванцзи. – Только тогда, когда ты не мог этого видеть. Что-то болезненно-горячее вонзилось в сердце Вэй Усяня, и он в который раз с сожалением подумал, что всё могло бы быть иначе. Если бы он заметил тогда, как смотрел на него Лань Ванцзи… Он ведь и представить себе не мог, каким заботливым, каким чувствующим тот может быть. − Ты оказался вовсе не холодным и безразличным, Лань Чжань. Я бы так хотел влюбиться в тебя сейчас, − вырвалось у Вэй Усяня прежде, чем он смог обдумать эту мысль, как следует. Сказав это, он замер. − Не нужно влюбляться в меня из благодарности, Вэй Ин, − в голосе Лань Ванцзи звучали печальные нотки, и Вэй Усяню захотелось треснуть себя по лицу: ну почему, почему он был таким слепым в прежние годы?! − А если это будет не из благодарности? – спросил он. – Если я просто возьму и влюблюсь в тебя, не в твоё красивое лицо, и не за то, что ты помогаешь мне, а потому что всего лишь знаю тебя теперь лучше, чем раньше, и ты не кажешься таким далёким и недосягаемо прекрасным? Лань Ванцзи не ответил, лишь хмыкнул, и в этом звуке Вэй Усяню почудился невесомый отзвук веселья. − Почему ты попросил остаться со мной на ночь? – спросил вдруг Лань Ванцзи. – В первую ночь здесь ты даже слышать об этом не хотел, и я понимаю, я всё ещё чужой тебе человек. − Я… − Вэй Усянь закусил губу, потому что признаваться в том, насколько он жалок и слаб, ему всё ещё было стыдно. Но ведь Лань Ванцзи не отталкивали вещи и похуже, так, может, и это не оттолкнёт? И о какой гордости, каком стыде Вэй Усянь мог вообще говорить, после того, как стоял на коленях перед Лань Ванцзи с такими намерениями? – Я не могу спать. Один. Я не привык. Я с детства всегда находился в комнате с кем-то ещё. Другие сироты, Цзян Чэн, однокурсники… − он замолчал: произносить имя Вэнь Чао в такой момент ему не хотелось. – В больнице было проще из-за успокоительных и обезболивающих, но здесь… − Поэтому ты не высыпаешься, − вздохнул Лань Ванцзи. – Ты сказал, что это из-за нового места. А потом я был уверен, что всё из-за переживаний. − Я соврал. В который раз. Прости меня, Лань Чжань, − прошептал Вэй Усянь. – За это. За то, что наговорил гадости из-за сестры. За то, что… чуть не сделал в ванной. И спасибо за то, что продолжаешь для меня столько делать. − Я уже говорил. Тебе нет нужды извиняться. За скандал после эксперимента в особенности, − сказал Лань Ванцзи. – И благодарить тоже нет нужды, − он замолк, будто обдумывая дальнейшие слова. – Я бы хотел стать тебе близким человеком, если ты этого тоже хочешь. Хотя бы как друг. Близким настолько, чтобы между нами не оставалось места для извинений и благодарностей. − Я буду рад дать тебе хотя бы это, − тихо ответил Вэй Усянь. – Ведь я сам этого хотел когда-то. Мне жаль, что я не могу дать большего. − Большего мне и не надо, − так же тихо произнёс Лань Ванцзи. – Всё, что мне в конечном итоге нужно, это твоё счастье. Вэй Усянь крепко зажмурился от этих слов, но плакать было уже нечем. Его сердце колотилось от такой искренней теплоты и заботы, абсолютной и безусловной, от того, что его вот просто так, не за что-то, любит не член семьи, а кто-то, с кем он никогда не был близок. Любит – и не осуждает, не спрашивает даже, как Вэй Усянь мог опуститься так низко на дно. От ощущения спокойствия и безопасности, какого он не чувствовал уже очень-очень давно, Вэй Усянь, лёжа в тёплых и надёжных объятиях Лань Ванцзи, смог наконец-то беспрепятственно и крепко заснуть.