Loud Like Love

There wasn’t much I used to need

A smile would blow a summer breeze through my heart

Now my mistakes are haunting me

Like winter came and put a freeze on my heart

I’ve lost the power to understand

What it takes to be a man with my heart

I saw you wanted this to end

You tried your best to be a friend to my heart

<…>

Whenever I was feeling wrong

I used to go and write a song from my heart

But now I fear I’ve lost my spark

No more glowing in the dark for my heart…

(Placebo – A million little pieces)

      В больнице Вэй Усянь проторчал две недели с той ночи, когда он рухнул в приёмном покое прямо в руки дежурного хирурга. На самом деле, в этом не было нужды, перелом был чистый и несложный, но, по словам Лань Ванцзи, Вэй Усяню следовало восстановить режим питания: он ничего не ел и не пил целых четыре дня, да и до этого несколько дней питался, как попало, из-за того, как ему было плохо.       Он мог бы протестовать, но зачем? В больничной палате было ничуть не хуже, чем где-либо ещё, и уж точно лучше, чем в квартире Вэнь Чао. Здесь он был один даже ночью: медсёстры или медбратья заходили шесть раз в день, принося еду и унося пустые тарелки, Лань Ванцзи или другой хирург, чью фамилию Вэй Усянь даже не пытался запомнить, заходили осматривать его утром и вечером, а всё остальное время его никто не беспокоил. Здесь был телевизор, маленькая ванная комната с уборной, помощь с которой Вэй Усянь наотрез отказался принимать и неуклюже ходил в туалет и умывался, используя заживающую после порезов левую руку. Здесь было дико скучно, потому что дома он хотя бы убирал и готовил, иногда не только, чтобы не злить Вэнь Чао и хоть чем-то ему отплатить за содержание, но и чтобы хоть чем-то заняться. С другой стороны, нужда в ненавистных занятиях отпала, он ведь всё равно не любил уборку и такую готовку. Поэтому Вэй Усянь спал, ел, смотрел идиотские шоу по телевизору и гулял по отделению, что, к счастью, ему было позволено.       Лань Ванцзи, будучи занятым человеком, хирургом, старался его не беспокоить лишний раз, за что Вэй Усянь был ему благодарен. Он всё ещё не знал, как относиться к его предложению, и ему было стыдно за массу вещей: за то, что он опять будет жалким содержанцем, за то, что кричал на Лань Ванцзи, за свою апатию и за то, что лил слёзы у того на плече, за то, что вообще довёл себя до такого беспомощного состояния и был вынужден полагаться на чужую помощь. Вместе с тем Вэй Усянь отчаянно силился – и не мог понять, как, всё-таки, Лань Ванцзи к нему относится, и насколько бескорыстна его забота.       Иногда он пытался представить, как он будет жить с Лань Ванцзи. Какой будет его квартира? Чистой и просторной или маленькой и захламлённой? Лань Ванцзи всегда был педантом, но даже в свои выходные он часто заходил на работу, и у него наверняка не было времени на уборку, может быть, он вызывал клининг? Вэй Усянь невесело думал, что после восстановления он, вероятно, тоже туда устроится, так как, помимо рисования с дизайном, которые он давно забросил, он умел только убирать. Умеет ли Лань Ванцзи готовить? Чем вообще можно будет заниматься, сидя дни напролёт у него дома? Позволит ли он Вэй Усяню выходить на прогулки? Или запрёт в квартире, позволяя выйти лишь до машины, чтобы отвезти его на занятия по реабилитации?       Каково будет вообще, прожив столько лет с мерзавцем, жить теперь в новом месте с другим человеком, который за всё время их общения в прошлом ни разу не показывал своего расположения к Вэй Усяню?       Выписка обычно происходила до обеда, но Лань Ванцзи, по всей видимости, пользовался своим служебным положением напропалую, чего от него никак нельзя было ожидать, да и палата либо так никому и не понадобилась, либо Лань Ванцзи всё-таки за неё платил. Поэтому в этот раз Вэй Усяня выписали вечером, когда закончилась вторая смена Лань Ванцзи, чтобы он сразу мог отвезти своего дурного пациента домой после очередного рентгена.       В пять вечера Вэй Усянь сидел на кровати в палате и гипнотизировал своё барахло. Из одежды при нём остались только выстиранные джинсы, трусы и кроссовки; футболку и толстовку пришлось разрезать и выбросить, чтобы не тревожить лишний раз ребро и сломанную руку, когда он загремел с ними в больницу. Дома у Вэй Усяня больше не было, позвонить и попросить привезти одежду ему было не у кого, денег у него тоже не имелось, всё его имущество – это побитый жизнью телефон, наушники и ключи от квартиры, в которую он не собирался возвращаться. Даже документы на время забрал Лань Ванцзи, объяснив, что Вэй Усяню понадобится пропуск с идентификацией в жилой комплекс. − Ты шпион? – не сдержался Вэй Усянь. − Не люблю, когда меня беспокоят посторонние люди, − ответил Лань Ванцзи, никак не реагируя на его дурацкую шутку.       Ах, да, как же он мог забыть, Лань Ванцзи и его социофобия. Повод ещё раз спросить, почему он пошёл в медицину, требующую постоянных контактов с людьми, близких настолько, что порой приходится копаться в их внутренностях.       Что ж, по крайней мере, раз Лань Ванцзи озаботился пропуском для него, это значило, что он не намерен держать его взаперти круглые сутки и запрещать покидать дом. Это обнадёживало. Вдохнув, Вэй Усянь с отвращением кое-как натянул чистое бельё и джинсы на грязное тело – мыться одной левой рукой, да ещё и избегая попадания воды под гипс, было проблематично, а беспокоить персонал по такому поводу лишний раз не хотелось. Он так и сидел, как идиот, полностью одетый снизу и в больничной рубашке сверху, пока не пришёл Лань Ванцзи, уже полностью собранный. Вэй Усянь неловко потеребил пальцами левой руки край больничной рубашки. − Идём? – неуверенно спросил он. – Если ты, конечно, не передумал… − Сначала оденься до конца. − Мне… не во что, − отвёл взгляд Вэй Усянь. − Есть. Я принёс это, − Лань Ванцзи вытащил из пакета какую-то сложенную ткань. − Ты и одежду мне купил? – поднял бровь Вэй Усянь. − А ты собираешься ходить по улице в больничной рубашке? – в тон ему ответил Лань Ванцзи. – Сними её.       Вэй Усянь снова отвернулся, чувствуя неловкость, – хотя, с чего бы, Лань Ванцзи ведь его лечащий врач и видел его голым, − и одной рукой сорвал с себя белую тряпку на липучках. Хотел взять одежду, но Лань Ванцзи опередил его, чуть приподнял его руки, едва касаясь прохладными кончиками пальцев, и поддел под них что-то лёгкое и красное. Ткань легко повисла на нём, стекая с плеч. − Майка на пуговицах, − пояснил Лань Ванцзи. – Тебе не придётся лишний раз снимать руку с перевязи. − Удобно, − невольно восхитился Вэй Усянь.       Лань Ванцзи помог ему влезть в левый рукав новой графитно-серой толстовки и набросил правую половину на его плечо. Теоретически, можно было снять перевязь и натянуть рукав, но в этом не было смысла: всё равно Лань Ванцзи повезёт его на машине сразу к себе домой.       При мысли об этом Вэй Усянь ощутил странное волнение, какой-то лёгкий мандраж. Он будет жить дома у человека, чьей дружбы добивался всю старшую школу, тот купил ему новую одежду, намеревается кормить, мыть и помогать с реабилитацией… − Надо было мне сразу в старшей школе что-нибудь себе сломать, − едва слышно пробормотал Вэй Усянь, стараясь отогнать гадкую мысль о том, как Лань Ванцзи, должно быть, неприятно перебирать его сальные немытые волосы. – Может быть, тогда бы ты обратил на меня внимание. − Вздор, − рука в его волосах чуть сжалась. У Лань Ванцзи был хороший слух, раз он различил его невнятное бормотание. − Конечно, вздор, − согласился Вэй Усянь. – Ты бы и тогда не обратил. Да и в школе было, кому обо мне позаботиться.       Лань Ванцзи только выдохнул на это, стягивая резинкой его хвост повыше, и Вэй Усянь закусил губу. Наверное, стоило заткнуться и не искушать судьбу. Он достаточно достал Лань Ванцзи в школе, ни к чему было продолжать это, особенно сейчас, когда тот был единственным человеком, готовым ему помочь без лишних вопросов и, возможно, без задней мысли. Просто удивительно. Вэй Усянь не мог поверить, что Лань Ванцзи ничего от него не требует, но легко уверился, что тот ему не навредит физически. Разве после всех этих лет побоев он не должен теперь бояться, что любой, кто превосходит его по силе, может ударить его за слишком длинный и острый язык? Или он почему-то чувствует себя в безопасности именно с Лань Ванцзи, который защитил его от Вэнь Чао? Или это лишь до поры, может быть, Лань Ванцзи просто не стал бы распускать руки в собственном отделении больницы, в которой работает?       Придерживая правую полу толстовки, Вэй Усянь молча вышел за Лань Ванцзи из палаты и поплёлся на парковку. На этот раз ему пришлось сесть сзади слева, чтобы исключить травмоопасные ситуации для медленно срастающейся правой руки. Они ехали в противоположную от прошлого раза сторону, пересекли мост, пока не оказались в довольно тихом квартале. Жилой комплекс казался совершенно обычным и безликим. Лань Ванцзи вытащил пропуск, проезжая сквозь ворота, Вэй Усянь успел увидеть прячущуюся под деревьями площадку, прежде чем автомобиль скрылся в подземном паркинге. Прямо оттуда они поднялись на лифте, чистом и хорошо освещённом, с камерой в углу.       Квартира встретила их тишиной. Вэй Усянь сбросил кроссовки, наступая на задники, и неловко замер, пока Лань Ванцзи неспешно снимал свою обувь и аккуратно ставил на полку. Тот разогнулся и чуть мотнул головой, приглашая за собой. − Здесь кухня и гостиная. Там есть балкон, − Лань Ванцзи продемонстрировал довольно пустую белую комнату с диваном, журнальным столиком, книжными стеллажами и телевизором; кухня была простой и хорошо оборудованной, Вэй Усянь бы даже сказал, получше, чем у Вэнь Чао. – Идём. Прямо – ванная. Совмещённая. Здесь спальня, − он открыл дверь в небольшую комнату, такую же белую, с большим шкафом с зеркальными дверцами и двуспальной кроватью. – Будешь спать здесь. Я постелил свежее постельное бельё и подобрал тебе домашнюю одежду. − А ты где будешь спать? – кусая губы, спросил Вэй Усянь. − На диване в гостиной, − пожал плечами Лань Ванцзи. − Лань Чжань… − начал было Вэй Усянь. − Вэй Ин. Твоей руке нужен покой и комфорт, − перебил его Лань Ванцзи. – Кровать для этого подойдёт лучше. − Ты лечишь меня, купил мне одежду, приютил меня, намереваешься кормить и всё такое, а теперь я тебя ещё и на диван выгоняю? − Ты меня не выгоняешь. Это, как и всё перечисленное тобой, мой осознанный выбор, за который не собираюсь просить ничего взамен. Если ты мне не доверяешь, могу пригласить юриста и написать официальную расписку, что не имею и не буду иметь никаких претензий к тебе за оказанную помощь, − в голосе Лань Ванцзи улавливалась какая-то досада, будто он сердился, что Вэй Ин не верит в его бескорыстность.       Вэй Усянь смотрел на него ошарашенно, потом тряхнул своими немытыми патлами, не желая сдаваться: − Всё равно это перебор. Я могу поспать и на диване, рука всё равно в гипсе. − Диван не слишком широкий, и с него можно упасть, если ты не спишь спокойно, как я, − невозмутимо ответил Лань Ванцзи. Вэй Усянь тихонько кашлянул: тот как будто знал, что он во сне может кувыркаться по всей кровати, даже когда ему не снятся кошмары. – Если ты так беспокоишься за мой комфорт, могу предложить разделить кровать, но я сомневаюсь, что тебя устроит такой вариант.       Вэй Усянь аж подскочил, вспыхнув: − А тебя, значит, устроит?! Спать в одной постели с беспокойным придурком, которого ты терпеть не можешь? − Я не отношусь к тебе подобным образом, − ровно ответил Лань Ванцзи.       «Ну, конечно, − подумал Вэй Усянь с недоверием и злостью. – Сначала ты в школе отталкивал любое моё дружелюбное предложение, а теперь вдруг подобрел? Почувствовал вину и ностальгию?». Внезапно он понял: так и есть. Лань Ванцзи, наверное, переобщался со всякими мозгоправами, решил, что это его вина в том, что Вэй Усянь докатился до такого, и теперь всеми силами пытается это исправить. Или нет. Может быть, Лань Ванцзи просто слишком беспокоится, как врач. Или нет, ещё хуже. Лань Ванцзи в школе всегда заступался за слабых, как и Вэй Усянь, хоть и не бежал утешать всех и каждого с носовым платком и шоколадкой.       «Видимо, я настолько опустился, что снискал жалость даже у Лань Чжаня», − с отвращением подумал Вэй Усянь. Думать об этом было неприятно, и настроение его испортилось ещё больше. Бедный, жалкий Вэй Усянь, которого приютил скрытый домашний насильник и превратил в свою игрушку для битья и удовлетворения! Конечно, даже при всей прежней неприязни Лань Ванцзи не мог спокойно смотреть, как его бьют, пока он разводит сопли вместо того, чтобы ударить в ответ, как раньше! − Ладно, − сдался Вэй Усянь, испытывая желание сбежать в ванную, забиться в угол и расплакаться там от отвращения к себе. – Я буду спать на кровати. Ты доволен? − Вполне, − Лань Ванцзи достал из шкафа свой комплект домашней одежды. – Пароль от вай-фая написан на стикере рядом с ноутбуком, он на кухне. Ты можешь им пользоваться. Я приму душ и наберу тебе ванну.       Вэй Усянь угукнул в ответ, погруженный в свои мрачные мысли. К счастью, Лань Ванцзи не стал допытываться и оставил его в спальне. Делать там было решительно нечего, и Вэй Усянь вернулся в гостиную-кухню. Посмотреть телевизор? Он осточертел ещё в первую неделю в больнице. Вэй Усянь ещё раз осмотрелся. Квартира была совсем неуютной и необжитой – ни картин, ни дурацких безделушек, ни растений. Складывалось впечатление, что она либо служила Лань Ванцзи лишь местом для сна, а в остальное время он постоянно был на работе, либо у Лань Ванцзи попросту не было никаких интересов и потребности в уюте. Вэй Усянь просмотрел немногочисленные книги, − наверное, Лань Ванцзи не стал перевозить всю свою библиотеку из Сучжоу, − и нашёл только медицинские справочники. В углу стоял свёрнутый коврик для йоги, − конечно же, Лань Ванцзи следил за своим здоровьем и держал себя в тонусе.       Лишь на тумбе под телевизором обнаружился длинный чехол. Гуцинь. Семья Лань, как и Цзян, во многом придерживалась старых обычаев, например, двойные имена – или традиционные музыкальные инструменты. Лань Ванцзи играл на гуцине ещё в старшей школе, Вэй Усянь узнал это совершенно случайно, столкнувшись с ним, когда тот возвращался из музыкальной школы. Разумеется, Лань Ванцзи не ответил согласием ни на одну просьбу ему сыграть.       Видимо, Лань Ванцзи действительно очень любил музицировать, раз привёз сюда единственную вещь, не имевшую отношения к его работе. «Интересно, если я сейчас попрошу сыграть, что он ответит на этот раз? – задался вопросом Вэй Усянь. – Наверняка опять откажется. Если и будет играть, то только для себя».       Он вздохнул. Сам он не ходил в музыкалку, не считая года в конце средней ступени, когда не мог определиться, что ему нравится больше, рисовать или музицировать. Но он неплохо умел играть на флейте и даже взял с собой её, когда, наконец, определился с будущей профессией и поступил в университет. Теперь флейта осталась в квартире Вэнь Чао, скорее всего, тот вышвырнул её, не глядя, с остальными немногочисленными вещами своего бездарного парня. Флейту и старые рисунки было жаль больше всего. Хотя, с другой стороны, зачем теперь ему всё это? Рисование он давно бросил, у него не было вдохновения уже много лет, а играть в ближайшие два-три месяца с такой рукой он всё равно не сможет.       Продолжая вариться в гадких мыслях, Вэй Усянь всё-таки включил ноутбук. Похоже, Лань Ванцзи даже создал ему отдельную учётную запись, чтобы гость не лез в его собственную. Конечно, даже у Лань Ванцзи была частная жизнь и свои маленькие секреты, и Вэй Усянь не собирался в них лезть. Он открыл свою учётку и уставился на обои рабочего стола. К горлу моментально подступил комок.       Перед его взором расстилалось залитое летним солнцем лотосовое озеро. Родом из провинции Хубэй, он рос в семействе Цзян в Ухани, где было множество таких озёр. Почти дом, где он когда-то, пожалуй, был счастлив. Там было тепло, а летом – жарко, сестрица варила вкусный суп на свиных рёбрышках, а он с Цзян Чэном все каникулы не вылезал из воды. Тогда всё было так замечательно…       Зачем Лань Ванцзи поставил такие обои? Хотел сделать приятное? Вэй Усянь со злостью стёр выступившие слёзы и поменял обои на стандартные и безликие, как вся квартира. Даже интересно, как выглядит рабочий стол у самого Лань Ванцзи. Белые обои и встроенные ярлыки?       И только тут Вэй Усянь, перед глазами которого больше не маячил знакомый яркий пейзаж, обратил внимание на свой рабочий стол. Помимо стандартных ярлыков, здесь было приложение для музыки, где Вэй Усянь нашёл отмеченные группы, которые слушал в старшей школе. Было несколько графических редакторов и программ для дизайна, − некоторыми из них, безбожно спираченными, Вэй Усянь пользовался в университете. А самое идиотское, что он обнаружил, это то, что всё это время он клацал мышкой, которая лежала слева от ноутбука и была настроена под левую руку. Потому что его правая рука была в гипсе, и он не мог ею пока пользоваться.       Горло снова больно сдавило изнутри. Ладно, с рукой ещё понятно, Лань Ванцзи был его лечащим врачом. Но откуда бы ему знать, какую музыку предпочитал Вэй Усянь, какими программами он пользовался? Хорошо, допустим, все знали, что Вэй Усянь поступил на дизайн, и найти в интернете программы несложно, подборок масса. Но музыка? Да и, самое главное, с чего бы ему вообще обращать внимание на подобные мелочи и заботиться об их наличии в жизни человека, который только и делал, что бесил тебя, стоило тебе появиться в поле его зрения? С человеком, с которым ты не то что дружить, даже просто общаться не желал?       «Зачем ты всё это делаешь, Лань Чжань?».       Вряд ли Вэй Усянь решится задать ему этот вопрос. − Вэй Ин?       Вэй Усянь оторвался от монитора и посмотрел на подошедшего Лань Ванцзи. Тот уже переоделся в простые серые треники и белую футболку, красиво облепившую влажноватую кожу и чёткие мышцы, полотенце лежало на плечах, не позволяя каплям срываться с влажных волос. Было непривычно видеть его таким… домашним. И взрослым. Разумеется, в школе они видели друг друга нагими, когда принимали душ после физкультуры, но тогда они были ещё подростками, и Лань Ванцзи, такой же высокий и стройный, как и он, выглядел лишь самую малость крепче Вэй Усяня. Но теперь всё казалось иначе. Лань Ванцзи возмужал, превратившись из красивого и перспективного подростка в красивого и вполне себе успешного мужчину, а Вэй Усянь… превратился в жалкое ничтожество. − Эти программы… − с усилием сглотнув горький комок, Вэй Усянь кивнул в сторону ноутбука. – Ты поставил их специально для меня? Зачем? − Ты поступал на дизайнера. Тебе это нравилось. К сожалению, у меня нет графического планшета, но я могу… − Нет! – воскликнул Вэй Усянь. О нет, дело определённо было не в профессиональном самолюбии хирурга, Лань Ванцзи совершенно точно жалел его и пытался искупить вину за свои отказы в школе! – Ты рехнулся? Ты знаешь, сколько они стоят? − Примерно представляю, − Лань Ванцзи склонил голову. – Я смотрел. Но я в них не разбираюсь и не знал, какой тебе подойдёт.       Вэй Усянь шокированно открыл рот. То есть, он реально собирался купить ему планшет? Это уже было ни в какие ворота. А если бы он попросил новый смартфон? Другой ноутбук, помощнее этого? Мотоцикл? Снять ему отдельную квартиру? Он в своём уме или действительно не понимает? − Лань Чжань. Не надо, − мрачно произнёс Вэй Усянь. – Я и так из-за этой блядской руки буду должен тебе столько, что, учитывая мой нулевой опыт работы и портфолио, расплатиться я смогу лет через десять, не раньше. Я понял, что ты не собираешься требовать с меня эти деньги, − перебил он Лань Ванцзи, который явно собирался напомнить ему о своих чистых намерениях. – Но мне от этого вот никак не легче. Я уже достаточно пожил содержанцем, не хватало ещё и от тебя начать зависеть. Я не знаю, почему ты всё это делаешь, из жалости, или тебе просто настолько стыдно за то, что ты отвергал меня в школе, но… не надо.       Лицо Лань Ванцзи стало холодным и суровым, как раньше, в юности. «Может быть, до него, наконец, дойдёт, какой я жалкий кретин, и он всё-таки меня вышвырнет, − с внезапным страхом подумал Вэй Усянь. – Или всё-таки заставит расплатиться… иначе». От этой мысли у него невольно начинали дрожать руки и губы. Лань Ванцзи коротко выдохнул: − Ты хочешь помыться или сначала поесть?       Видимо, он не желал продолжать этот разговор и предпочёл сменить тему на более насущную. Вэй Усянь был ему за это благодарен. Может быть, его не выкинут на улицу хотя бы этим вечером. − Помыться. Хочу смыть с себя больницу.       Лань Ванцзи кивнул и ушёл набирать ванну. Вэй Усянь быстро выключил ноутбук и закрыл лицо руками. Месяц. Им предстояло прожить под одной крышей минимум три недели до снятия гипса, и все эти три недели Вэй Усянь будет практически беспомощен. Он был правшой и никогда даже не задумывался, что ему придётся делать всё левой рукой, и потому он с трудом мог даже почистить зубы, натянуть одежду и удержать ложку, и это было страшно неудобно. И Лань Ванцзи придётся его расчёсывать, мыть, помогать ему переодеваться, готовить еду на двоих – раздельно, потому что Лань Ванцзи не любил мясо и такое количество специй, как Вэй Усянь, кроме того, последнему требовалось большее количество кальция для ускорения сращивания кости. Он мог бы легко согласиться на пресный рацион Лань Ванцзи, но тот упёрся: он будет готовить Вэй Усяню то, что ему нужно, и то, что ему нравится.       Включив воду, Лань Ванцзи вернулся с расчёской. И снова Вэй Усяню было гадко от того, что Лань Ванцзи вынужден возиться с его сальными патлами, грязными и спутанными, давно потерявшими свой блеск и лоск. Им с Лань Ванцзи все завидовали в школе из-за их длинных волос, которые они оба упорно отказывались стричь, даже девчонки – особенно девчонки. Но прошли годы, волосы Лань Ванцзи остались похожими на полотно чёрного шёлка, а волосы Вэй Усяня превратились в сноп соломы, которым впору только детей пугать. Чувствуя, как деревянные зубья мягко массируют его голову, Вэй Усянь надеялся только, что подобное происходит в последний раз: по крайней мере, сейчас ему смоют итоги двухнедельного заточения в больнице, и в дальнейшем трогать его волосы будет не так омерзительно. − Идём, − сказал Лань Ванцзи, заканчивая с расчёсыванием.       В белоснежной и такой же безликой, как вся квартира, ванной было тепло и влажно, от вспененной поверхности поднимался лёгкий пар. Вэй Усянь уставился на своё бледное отражение. Синяки под глазами как будто уменьшились: в больнице он много спал из-за успокоительных и обезболивающих; тщательно расчёсанные перед мытьём волосы казались не такими неопрятными, но до здорового и цветущего вида ему было, как до Луны пешком. Всё равно он выглядит ужасно. Жалко. − Проверь, комфортна ли тебе температура воды, − ровный голос Лань Ванцзи, эхом отскакивая от плиточных стен, вывел его из раздумий.       Вэй Усянь коснулся пальцами края воды, опустил руку глубже. Вода была горячей, не такой кипящей, как в душе, конечно, но сидеть в такой он бы и не смог, а эта была в самый раз. Лань Ванцзи деликатно отвернулся, позволяя ему раздеться. «Лань Чжань знает, какую музыку я любил, кем я должен был стать, какую еду предпочитаю есть, какую одежду носить, знает даже, в какой воде я люблю мыться, − с кривой улыбкой подумал Вэй Усянь, стягивая с себя майку и джинсы. – Ты слишком хорошо осведомлён для человека, который изо всех сил не желал иметь со мной ничего общего».       Придержав его за руку, Лань Ванцзи помог ему забраться в ванну и усесться поудобнее. Руку в гипсе он осторожно уместил локтем на прохладном бортике, чтобы она не касалась воды. Густая белая пена едва уловимо пахла сандалом, ванилью и лотосом, удивительно нежно и сладко: честно говоря, Вэй Усянь думал, Лань Ванцзи предпочитает холодные и резкие ароматы под стать своему характеру, который он демонстрировал в общении. На самом деле, он и ванны-то не ожидал увидеть в его квартире, ведь принимать ванны – это долго и бессмысленно, непрактично. Это Вэй Усянь с детства любил понежиться в горячей воде и ароматной пене, да так долго, что Цзян Чэну порой приходилось вламываться в ванную и вытаскивать его оттуда. Но Лань Ванцзи…       Вэй Усянь вдруг ощутил жгучее любопытство, давно позабытое со школьных лет, когда он усиленно пытался пробиться через эту ледяную стену, которой тот себя окружил. Он даже открыл было рот, но тут же захлопнул, сжав челюсти. Какое ему дело? Разве Лань Ванцзи не дал в своё время понять, что интерес Вэй Усяня ему неприятен и неуместен? Да и стоило ли злить его? Вэй Усянь и так наговорил ему достаточно обидных вещей со дня первой встречи в больничной палате. А Вэй Усянь теперь отлично знал, что бывает, если не уметь держать язык за зубами и болтать, что в голову придёт. Знал он и его тело, пережившее десятки травм и сотни ударов. − Вэй Ин, − проговорил Лань Ванцзи негромко. – Если ты хочешь что-то спросить или сказать, говори. Что угодно. Неважно, хорошее или нет. Ты всегда любил много говорить, всё, что придёт в голову. − Я изменился. – Его изменили. Научили молчать. Хотя он по-прежнему не всегда мог уследить за тем, что именно и как он говорит. – Разве ты не рад? Ты же не выносил мою болтовню. − Это… не совсем так, − Лань Ванцзи говорил медленно, подбирая слова: разговоры прежде никогда не были его сильной стороной. – Я привык к тишине и одиночеству, и ты… раздражал, нарушая их. Твои слова смущали меня и мой разум, и я не знал, как на это реагировать. Но я тоже изменился. − Скажи ещё, что никогда не ненавидел меня, − криво и безрадостно усмехнулся Вэй Усянь. − Я никогда не ненавидел тебя, − спокойно сказал Лань Ванцзи.       Смятённый его неожиданной откровенностью, Вэй Усянь уставился на свои торчащие из воды острые колени. Выходит, он ошибался на его счёт всё это время? Или не совсем? Может быть, ненависть – неподходящее слово. Лань Ванцзи не ненавидел его, но уж точно не желал его общества, которое было ему неприятно. Кому вообще может быть приятно общаться и дружить с таким человеком, как Вэй Усянь, кроме святой Цзян Яньли? Просто удивительно, как у него вообще были друзья. Наверняка терпели его из жалости. − Знаешь, я теперь отлично знаю, что свои мысли лучше держать при себе, − пробормотал Вэй Усянь чуть тише. – Так что я воздержусь. − Я ничего тебе не сделаю за твои мысли и слова, − сказал Лань Ванцзи. – Со мной тебе нечего бояться.       Вэй Усянь закусил губу, избегая смотреть на него. Конечно, Лань Ванцзи ведь видел и знал, как Вэнь Чао с ним обращался, и сделал абсолютно верные выводы. Вэй Усянь боялся не ранить чужую душу своими словами, он боялся, что его снова оттолкнут, ударят, смешают с грязью, из которой он сделан, это было очевидно. Может быть, ему стоило довериться Лань Ванцзи хоть немного. В конце концов, отторжение – это всё, что он получал в ответ, ведь Лань Ванцзи никогда не позволял себе унижать кого-либо, даже его. − Я просто… удивился, что у тебя есть ванна, − сказал, наконец, Вэй Усянь. Это звучало безобиднее, чем спросить, почему Лань Ванцзи бескорыстно ему помогает. – Разве это не пустая трата времени и воды? − Не слишком продолжительные тёплые ванны полезны для здоровья. Расслабление тела помогает быстрее восстановиться после тяжёлого дня и положительно сказывается на внутреннем состоянии. Кроме того, принятие ванны можно совместить с медитацией, − ответил Лань Ванцзи своим обычным нудным тоном.       Вэй Усянь моргнул, переваривая такой сложный ответ, а потом вдруг неожиданно тихо рассмеялся, ощущая, как губы словно против его воли растягиваются в улыбке. − Кое в чём ты совершенно не изменился, Лань Чжань, − прошептал Вэй Усянь. – Всё такой же зануда.       Сказал – и замер в испуге, призрачная улыбка ещё не успела соскользнуть с его лица. Он называл Лань Ванцзи занудным и скучным человеком много раз в той прошлой, школьной жизни и наверняка обижал его этим. Он закусил губу и со страхом взглянул на Лань Ванцзи чуть исподлобья, но выражение лица мужчины оказалось неожиданно мягким, а взгляд тёплым. Лань Ванцзи никогда не улыбался, но казалось, будто сейчас изгиб его губ изменился, став не таким жёстким и суровым. Вэй Усянь никогда не видел его таким и затаил дыхание. − Мгм, − согласился Лань Ванцзи. – Кое-что действительно неизменно.       Успокоившись, что тот не обижен, Вэй Усянь откинулся на гладкий бортик ванны. Его тело действительно расслаблялось, словно он и правда был в безопасности. Когда он в последний раз получал такое удовольствие от простой ванны? Да, он не был этого лишён в доме Вэнь Чао и даже считал ванную комнату своим самым безопасным местом в квартире. Но, на самом деле, он никогда не чувствовал этого абсолютного спокойствия, даже когда Вэнь Чао крепко спал или был на работе. Как будто он в любой момент мог внезапно вернуться и помешать, опять начать придираться или приставать.       Сейчас же, казалось бы, Вэй Усянь был в ванной не один, Лань Ванцзи сидел рядом с ванной на табурете, готовый помочь в любую секунду. Но Вэй Усянь ощущал себя спокойнее, чем до этого наедине с собой.       Впрочем, спокойствие улетучилось, когда Лань Ванцзи начал его мыть. Вэй Усянь пытался повторять про себя: он врач, он уже видел его голым кучу раз, он ничего не чувствует, ни отвращения, ни неподобающих желаний, примерно как медбратья, помогавшие ему с мытьём, – не мог же Вэй Усянь две недели совсем не мыться. Но медбратья были для него безликими незнакомцами, он даже не запоминал их имён. Лань Ванцзи же был его бывшим одноклассником, несостоявшимся другом, сожителем.       Мытьё волос, на самом деле, показалось ему приятным. Лань Ванцзи массировал ему голову мягко, тщательно вспенивая шампунь, − тоже сандаловый, видимо, это был его любимый аромат, − осторожно смывая, стараясь, чтобы брызги не долетали до гипса, а мыльная вода в глаза. Плечи, шея и руки – это было сносно, даже грудь с животом, но стоило Лань Ванцзи попросить его повернуться и коснуться мягкой щёткой лопаток, как Вэй Усянь задрожал. Он чувствовал себя совершенно беззащитным и беспомощным, когда к нему близко подходили сзади, где он не мог видеть, особенно когда он был нагим или почти без одежды, и, того хуже, начинали его касаться. Это был глубинный, животный страх, и теперь он поднял свою уродливую змеиную голову, заставляя его тело деревенеть и трястись, а его самого – желать, чтобы это поскорее кончилось. Ему удавалось подавлять этот страх, когда была возможность на что-то отвлечься, но сейчас у него не было никаких забот, на которых можно было зациклиться. Вэй Усянь задышал громко и прерывисто, изо всех сил держась, чтобы не начать сжиматься в комок. − Вэй Ин? Всё в порядке? – Лань Ванцзи не мог не заметить, как он напрягся. – Сделал больно? − Нет, − сквозь зубы процедил Вэй Усянь, стараясь дышать ровно и думать о том, что его никто не трогает, он в безопасности, его просто моет его лечащий врач, потому что ему самому это делать будет крайне неудобно, почти невозможно и потенциально травмоопасно. – Всё нормально.       Вэнь Чао практически всегда брал его сзади. Нередко – без его на то особого желания. Иногда – причиняя много боли.       Но Вэй Усянь не собирался обсуждать это с Лань Ванцзи. − …Сядь боком, − попросил Лань Ванцзи.       Вэй Усянь сделал глубокий вдох и сел, как ему сказали. Ну да, конечно. Лань Ванцзи ведь больше не подросток, который краснел от неприличных шуток и чуть не набросился на него, когда Вэй Усянь подсунул ему порнографический журнал в учебник. Он взрослый мужчина, врач, и он понял, о чём промолчал Вэй Усянь.       Вэй Усянь закусил губу до боли, до крови, чтобы не расплакаться от унижения и отвращения к самому себе прямо здесь, сидя голым в ванне, на глазах у Лань Ванцзи – в очередной раз. Лань Ванцзи, который помнил его ярким и бесстыдным юношей, полного жизни, одарённого и гордого.       Лань Ванцзи ничего не сказал, хотя наверняка видел его лицо, и просто продолжил намыливать его спину, хотя так, боком, он почти её не видел, и ему, вероятно, было не так удобно её мыть. Намылив его ступни и голени, он спросил: − Сможешь дальше справиться сам? Или тебе нужна помощь? − Сам, − прошептал Вэй Усянь едва слышно, забирая левой рукой мочалку.       Лань Ванцзи был благороден настолько, что даже позволил ему выбирать и самому вымыть себя внизу, не касаясь его бёдер, ягодиц и промежности.       Благороден – или брезглив?       Смыв после с него пену, Лань Ванцзи помог ему выбраться, придерживая, чтобы он не поскользнулся, обтёр его полотенцем, потом помог одеться, выдав, помимо белья, тёмные треники и серую майку с пуговицами на плечах, похожую на красную. Вещи были новыми, сидели они идеально, и на языке Вэй Усяня завертелся невольный вопрос: неужели у Лань Ванцзи всё так хорошо с глазомером, что он определил его размер на глаз? Или – Вэй Усянь мысленно очень нервно хихикнул – Лань Ванцзи измерял его сантиметром, пока он валялся без сознания в палате? − Что смешного? – поинтересовался Лань Ванцзи, промокая его мокрые волосы полотенцем.       Мысленно чертыхнувшись – заметил, − Вэй Усянь снова закусил губу, ощущая металлический привкус крови из ранки, и выпалил: − Ты измерял меня сантиметром во сне, чтобы узнать мой размер? − Нет, взял на глаз и угадал, − очень серьёзно ответил Лань Ванцзи.       Он приоткрыл зеркальный шкафчик над раковиной, достал флакончик и смочил ватный диск хлогексидином, аккуратно придержал голову Вэй Усяня за подбородок и промокнул антисептиком прокушенную губу. Потом с такой же дотошностью смазал ранку чем-то жирным, и Вэй Усянь почувствовал слабый аромат облепихи. Широко распахнув свои глаза, он потрясённо смотрел в светлые глаза Лань Ванцзи напротив, оказавшиеся так неожиданно близко.       Потом моргнул, отмирая. − Зачем? – спросил он. – Это всего лишь прокушенная губа. Я прокусывал губы столько раз, что не счесть. И не только я. Можно кусаться во время поцелуев, ты знал? − Знал. Ранка глубокая, − невозмутимо ответил Лань Ванцзи, убирая всё обратно в шкафчик. – Что ты хочешь на ужин? − Я… не знаю, − растерялся Вэй Усянь. – Мне всё равно. Я отвык, что меня спрашивают и предлагают. Обычно ужин был моей заботой. − Ты ведь, кажется, не умеешь готовить? – полувопросительно сказал Лань Ванцзи уже на кухне. − Откуда ты знаешь? У нас же не было кулинарных уроков, как у девочек. − Ты говорил. Рассказывал, что сжёг до черноты кастрюлю, пытаясь повторить суп сестры, но налил слишком мало воды и поставил на слишком сильный огонь. Вода выкипела, и всё остальное начало пригорать. Кастрюлю пришлось выбросить, и приёмная мать тебя за это выпорола. − И ты запомнил практически дословно?! Я рассказывал об этом почти десять лет назад! – воскликнул Вэй Усянь, качая головой и поправляя сползающее полотенце. – Ну да, я не умел. Пришлось научиться, когда я стал жить с А-Чао. Хотя иногда всё равно выходит какая-то дрянь, особенно когда я особенно рассеян или пытаюсь экспериментировать. − Тебе нравятся кулинарные эксперименты? − Немного, − признался Вэй Усянь. − Когда снимут гипс, и начнётся реабилитация, ты можешь попробовать поэкспериментировать. Тебе надо будет разрабатывать руку и атрофированные мышцы. Готовка подойдёт для восстановления мелкой моторики, только придётся быть осторожнее, чтобы не порезаться, − сказал Лань Ванцзи. Так и не дождавшись ответа, он, видимо, решил приготовить что-то наугад. − Ну, уж нет, я не стану громить твою кухню и портить продукты, которые ты покупаешь, Лань Чжань, − усмехнулся Вэй Усянь. − Уверен, всё не так скверно, как ты говоришь. Я с удовольствием попробую результаты твоих усилий, − отозвался Лань Ванцзи. − Ты? С удовольствием? Лань Чжань, у нас совершенно разные вкусы в еде, − фыркнул Вэй Усянь. – Ты даже намёка на острое не выносишь. − Это не имеет значения. Я попробую.       Растратив впустую все аргументы, Вэй Усянь замолчал, ощущая двойственное чувство растерянности и злости, удовольствия и уныния. Как разговаривать с этим человеком? Пожалуй, было проще, когда он посылал Вэй Усяня куда подальше. К этому он привык. Но эта неожиданная забота? Разрешение творить что угодно на кухне? Немыслимо! Вэй Усянь бы предположил, что тот швырнёт в него тарелкой, едва попробовав приготовленную им мерзость, но это же был Лань Ванцзи. Он бы, скорее, процедил сдержанное: «Убожество» и заставил бы всё переделывать, стоя над душой.       Лань Ванцзи неспешно и аккуратно резал овощи и рыбу, пока Вэй Усянь наблюдал за ним, снова удивляясь непривычно домашнему облику первого. С такой стороны Лань Ванцзи не казался замкнутым подростком, ненавидевшим, когда его уединение нарушают, не казался и стерильно-холодным врачом, чётко отвечающим на научные вопросы, сообщающим плохие новости с неизменно безэмоциональным лицом. Хотя, глядя на его большие руки с проступающими мускулами, орудующими кухонным ножом, как игрушечным, можно было представить, как он стоит по много часов в операционной и ювелирно разрезает и сшивает чьи-то внутренности. Вэй Усянь взглянул на своё левое запястье. Он резал его грубо и глубоко неровным зеркальным осколком, но швы выглядели тонкими и аккуратными, обещающими в будущем превратиться в почти незаметные шрамы.       Возможно, Вэй Усянь хотел бы, чтобы они были ярче и заметнее, чтобы помнить о своих ошибках, помнить о том, кто он такой. Жалкое, трусливое, сгнившее внутри ничтожество, которое не придумало ничего лучше, кроме селфхарма, чтобы хоть немного почувствовать себя живым.       По комнате поплыл аромат тушёных овощей с рыбой. Вэй Усянь уже здорово проголодался – выписался раньше ужина, а булочки с бобовой начинкой и чай, выданные в полдник, не слишком его насытили. Это удивляло его не меньше: в последнее время почти все его чувства, кроме обиды, страха, безысходности и глубокого отчаяния, притупились, утихли, и голод не был исключением, из-за чего Вэй Усянь, и так всегда довольно худой, похудел ещё больше. Но сейчас чувства как будто постепенно возвращались, накатывали волнами, а чуть отхлынув, оставляли в смятении. − Ужин готов, − тихо сказал Лань Ванцзи, расставляя тарелки на стойке.       Тушёные фасоль и брокколи, лосось на пару, приготовленный специально для гостя, ароматный и пряный, размороженные и разогретые маньтоу, миндальное молоко. Вэй Усянь дёрнул уголком рта – вся еда была полезной и богатой кальцием – и взялся за палочки, сразу подцепляя кусочек рыбы. Ему было любопытно, как Лань Ванцзи справился с приготовлением того, что не ест сам. Разумеется, рыба оказалась изумительной, и Вэй Усянь испытал смешанное чувство восторга и гордости за Лань Ванцзи, которым восхищался ещё в школе, и злости на себя: как он ни бился, у него так вкусно никогда не получалось. − Пожалуйста, скажи, что ты хотя бы не впервые готовишь рыбу, − пробормотал Вэй Усянь.       Лань Ванцзи, верный своим правилам, сперва дожевал и проглотил то, что было у него во рту, и лишь потом ответил: − Нет, а что? − Ну, тогда бы я либо разбил себе обе руки за то, что у меня после стольких лет готовки и вполовину так вкусно не получается, либо поверил бы в существование богов и тебя в качестве одного из них. − Вздор, − мягко сказал Лань Ванцзи. – Меня учили готовить. В раннем детстве мама, потом – брат. Я вовсе не божество. − В любом случае, твоей будущей жене очень повезёт, − вздохнул Вэй Усянь, с некоторой досадой тыкая палочками в брокколи. С ним самим-то уж точно не жизнь, а наказание. – Такой заботливый, хороший врач, умеешь потрясающе готовить, даже на гуцине вот играешь. Мечта любой девушки. − Помимо этого, я скучный, занудный, холодный и порой испытываю трудности в частном общении, − неизменно ровным голосом напомнил Лань Ванцзи, и Вэй Усянь, вспыхнув от стыда, уткнулся в тарелку. Первые три определения принадлежали ему самому и говорились ещё в школе. А ведь они тогда были подростками, детьми, и всё сказанное воспринималось чрезмерно близко к сердцу. Если даже самого Вэй Усяня, лёгкого на подъём и привыкшего к ругательствам, отказы Лань Ванцзи ранили так сильно, больше, чем он предполагал, то каково было вдумчивому и замкнутому Лань Ванцзи? − Прости, − прошептал Вэй Усянь. – Мне не следовало так дразнить тебя в школе. Неудивительно, что ты меня посылал. Я бы сам себя теперь послал. − Я не вижу смысла обижаться на правду. Большинству людей со мной действительно неинтересно, − сказал Лань Ванцзи. – Это мне следует извиниться за то, что я постоянно отталкивал тебя, тогда как ты всего лишь пытался подружиться. − Я это заслужил, − всё так же тихо сказал Вэй Усянь. – Я вёл себя, как идиот. − Ты был подростком. Все подростки ведут себя глупо в той или иной степени. − Значит, я всех в этом превзошёл. − Вздор. Твои глупости, по крайней мере, не были злонамеренными. − Лань Чжань, ты не вёл себя глупо. − Это не так, − тон Лань Ванцзи смягчился. – Я тоже поступал глупо, о чём теперь жалею, просто это не то, что люди обычно представляют. − И что же ты такого делал? – полюбопытствовал Вэй Усянь с внезапным интересом. – Напивался и хулиганил? С кем-нибудь переспал случайно? Посылал своего дядюшку? − Говорю же, это не то, что обычно приходит в голову, − Лань Ванцзи неспешно проглотил немного своих овощей. – И да, я ссорился с дядей. Но не считаю это глупостью. − Бунтарь, − улыбнулся Вэй Усянь. – Ты знал, что девушкам нравятся плохие парни? − Что-то такое слышал, − ответил Лань Ванцзи, и Вэй Усянь улыбнулся шире: Лань Чжань научился нормально реагировать на его тупые шутки! – Но девушки меня не интересуют.       Вэй Усянь поперхнулся молоком. Откашлявшись, он возмутился: − Лань Чжань! Ты же знаешь, в каком мире мы живём! Кто так совершает каминг-аут перед практически чужим человеком? − Помнится, ты в школе ни от кого не скрывал свою бисексуальность. − Потому что я идиот. − Ты не идиот. И я не считаю тебя чужим человеком. − Но мы даже не друзья! − Это не имеет значения. Я доверяю тебе, − просто ответил Лань Ванцзи и вернулся к ужину.       Вэй Усянь тоже перевёл взгляд к своей наполовину съеденной порции. Надо же. В прошлом Лань Ванцзи не желал отвечать даже на такие простые вопросы, как о любимом цвете, любимой музыке, любимых фильмах и книгах. Вэй Усянь бы заподозрил, что Лань Ванцзи не хотел обсуждать это персонально с ним, балагуром и бесстыдником, но тот действительно не общался ни с кем, кроме своего старшего брата.       Лань Ванцзи, холодный и отстранённый юноша, так грубо отказывавший ему в прошлом, превратился в заботливого мужчину, готового помочь даже дурному опустившемуся типу, с которым не желал дружить.       Да уж, будущему парню такого человека определённо повезёт.       На минутку Вэй Усянь даже представил, что было бы, если бы он был чуточку поспокойнее и поумнее в старшей школе и не оттолкнул Лань Ванцзи своим поведением. Возможно, они могли бы сдружиться, Вэй Усянь узнал бы о нём больше. Может быть, он бы даже влюбился, ведь Лань Ванцзи – не просто умненький красавчик, наверняка он даже тогда был куда интереснее, чем казался. Он был как закрытая книга без заголовков в элегантной обложке, и Вэй Усяня это будоражило, ему хотелось разгадать эту загадку, узнать, что скрывается под этой обложкой.       Он никогда не рассматривал Лань Ванцзи как потенциального парня, потому что не знал о его предпочтениях, и флиртовал с ним больше по привычке. Конечно, Лань Ванцзи, даже будучи геем, ни за что бы не влюбился в такого, как Вэй Усянь, кто бы вообще захотел влюбиться в такого болвана? Но, всё-таки, если бы влюбился… Они могли бы начать встречаться уже тогда. Может быть, Вэй Усянь бы не уехал поступать так далеко от дома, а Сучжоу намного ближе к Ухани, чем Пекин, и они могли бы видеться иногда. Или Вэй Усянь бы поступил в Сучжоу, какая разница, где учиться на дизайнера?       Может, у них ничего и не получилось бы. Но они могли бы попробовать. Вэй Усянь пригласил бы Лань Ванцзи в пригород на каникулы, и они купались бы в тёплых уханьских озёрах. Вэй Усянь нашёл бы самый белый лотос и вплёл бы в его длинные волосы, наверняка вызвав возмущённое: «Вэй Ин!», но на самом деле ему бы понравилось. Они могли бы ходить вечером в кино, где Лань Ванцзи бы засыпал в кресле, потому что привык ложиться рано, и Вэй Усянь бы со смехом будил его. Если бы они учились в одном городе, Вэй Усянь прогуливал бы пары, чтобы купить и привезти ему обед. А Лань Ванцзи, который, конечно же, никак не мог позволить себе прогуливать, вёл бы его потом ужинать. Они бы целовались под тёплым дождём, а потом, проскользнув мимо коменданта в общежитии, расчёсывали бы друг другу влажные волосы.       Эти придуманные картины были такими тёплыми и приятными, что Вэй Усянь чуть не расплакался в сотый раз за день. В его жизни не было бы Пекина – и Вэнь Чао тоже.       Они могли бы полюбить друг друга. В другой жизни, где Вэй Усянь бы вёл себя не как кретин, заставляя окружающих умирать от кринжа. Но… Вэй Усянь был придурком, поэтому они даже не подружились, и гадать, как всё могло бы быть, теперь было ни к чему.       Представлять, могли бы они влюбиться сейчас, Вэй Усянь даже не стал. Если уж он никак не мог влюбиться в юного Вэй Усяня, шумного, бесстыжего, вертевшего абсолютно все неугодные ему правила на известном месте, и даже просто дружить, то что говорить о нынешнем? Кто бы полюбил такое никчёмное ничтожество, позволявшее его использовать, унижать, избивать, насиловать, и неважно, какие у него были изначальные причины остаться? Он заслужил такое отношение, заслужил, что ни один нормальный человек его не полюбит, заслужил… − Вэй Ин, − голос Лань Ванцзи в который раз за вечер оборвал его отвратительные мысли. – Расскажи что-нибудь. − Какой ты стал разговорчивый, Лань Чжань, − слабо улыбнулся Вэй Усянь. – А как же правило «разговоры за едой запрещены»? − Иногда правила можно нарушать. − Ого. И что ты хочешь от меня услышать? У меня в последние годы немного было весёлого или интересного, о чём я мог бы рассказать, как раньше. − Что угодно, − Лань Ванцзи неопределённо пожал плечами. – Например, как тебе квартира? − Хорошая квартира, − очень осторожно ответил Вэй Усянь. Он не хотел произносить вслух, что здесь не слишком уютно, чтобы не обижать или сердить Лань Ванцзи.       Лань Ванцзи отложил палочки на специальную подставку, и Вэй Усянь инстинктивно подался назад, словно тот догадался, о чём он на самом деле думает, и собрался разбираться с таким мнением. С Лань Ванцзи в этом плане было ещё сложнее: если Вэнь Чао перекашивало от злости, то лицо Лань Ванцзи почти всегда оставалось неизменным и нечитаемым, и невозможно было понять, о чём он думает, и предугадать дальнейшие действия. Но Лань Ванцзи лишь наклонился чуть ближе к нему, глядя в его настороженно расширившиеся глаза, и спросил: − Ты ведь помнишь, что я сказал тебе в ванной? – «Со мной тебе нечего бояться». – Ты можешь быть предельно откровенным со мной. Обещаю, я ничего тебе не сделаю, и сказанное тобой никак не отразится на моём мнении о тебе, по крайней мере, в худшую сторону.       От его слов и внимательно-гипнотического взгляда светлых глаз Вэй Усянь сдался. Сделал глубокий вдох и выговорил едва ли не на одном дыхании: − Никак, если честно. То есть, здесь здорово, наверняка нет стрёмных соседей, и есть всё, что нужно для комфортной жизни, но нет… этой самой жизни. Неуютно. Всё такое белое, как в больнице. И очень пусто, совсем мало вещей, − выпалив это, он затих, привычно ожидая негативной реакции, но Лань Ванцзи слушал его внимательно, чуть склонив голову. – Ты… недавно сюда въехал? − Меньше двух месяцев назад, − ответил Лань Ванцзи. – Но я здесь почти не живу, большую часть времени я провожу в больнице. Не воспринимай это как мою попытку оправдаться, но ты знаешь, насколько аскетична моя семья. Сичэню легче, но мне… Признаюсь, я совершенно не знаю, как обустраивать дом красиво и уютно. Я могу наслаждаться эстетикой, но не создавать её. − Так говоришь, будто сам не являешься ходячей эстетикой, − смелея, фыркнул Вэй Усянь. – Что? Я тебе всегда это говорил. − Пожалуй, это происходит без моего непосредственного вмешательства, − заметил Лань Ванцзи, и Вэй Усянь не сдержал смешок: − Да уж, природа ничем тебя не обделила, второй молодой господин Лань. − Как и тебя, − парировал Лань Ванцзи. − Да, только я мастерски всё это просрал. − Что бы ты здесь изменил? – Лань Ванцзи, по видимости, не собирался вступать с ним в дискуссию о его никчёмности. − Э-э-э… Даже не знаю… − замялся Вэй Усянь: как будто Лань Ванцзи станет следовать его дурацким советам по дизайну! – Я бы поставил растения, но у тебя, наверное, нет времени ими заниматься? Может быть, добавил бы чего-нибудь яркое, например, подушки и ковёр… И картины, я бы даже написал сам, если бы у меня были краски и не было перелома.       Он замолчал: с чего бы ему фантазировать, что бы он сделал? Только потому, что Лань Чжань попросил? Он ведь просто пытается разговорить Вэй Усяня, наверное, он заметил, что тот опять погрузился в болото своих мрачных мыслей. Да и Вэй Усянь так давно не рисовал, что, пожалуй, не смог бы ничего сделать даже здоровой рукой, либо у него получилось бы что-то гадкое и унылое, как его душа.       Однако Лань Ванцзи продолжал внимать с явным интересом, который можно было разглядеть даже с его сдержанной мимикой. Будто его серьёзно волновало, что Вэй Усянь ему скажет, будто он действительно бы сделал так, как ему сказали.       И Вэй Усянь не мог поверить, когда услышал: − Это можно устроить. − Что устроить? – растерялся Вэй Усянь. − Съездить в магазин. Или на блошиный рынок. Купить всё, что, по твоему мнению, хорошо бы вписалось в интерьер и сделало бы дом уютнее. − Лань Чжань, я ведь уеду, как только моя рука заживёт, − напомнил Вэй Усянь. – А тебе с этим барахлом потом жить.       Лань Ванцзи выглядел не слишком довольным, и в голову Вэй Усяня закралась пугающая мысль, что Лань Ванцзи вовсе не захочет его отпускать по истечении нескольких недель реабилитации. Станет манипулировать им, удерживать по какой-либо причине, как Вэнь Чао, может быть, передумает и запрёт дома, заставляя расплачиваться за уход. Что, если он лишь притворяется таким хорошим и заботливым, как Вэнь Чао? И самое страшное, что после всех этих лет, сломанный окончательно не снаружи – внутри, − Вэй Усянь не сможет ничего с этим поделать. Поэтому он так не хотел становиться обязанным Лань Ванцзи. − Я доверяю твоему вкусу, − сказал Лань Ванцзи. – Если тебе будет проще считать это работой, как если бы я нанял тебя в качестве дизайнера, то считай. − А как будешь считать ты? – поинтересовался Вэй Усянь. − Как… помощь другу? – подумав, предложил Лань Ванцзи. − Мы не друзья. Ты сам это сказал однажды. − Как я уже говорил, я тоже вёл себя глупо в то время, − Лань Ванцзи отвёл взгляд. – Я бы сказал, что сожалею и хотел бы всё исправить, но знаю, что это невозможно. Но я бы очень хотел всё-таки стать тебе… другом, если ещё не поздно. Это не значит, − он снова посмотрел на Вэй Усяня. – Что я помогаю тебе взамен на дружбу. Я помогал, помогаю и продолжу помогать тебе в любом случае, даже если ты пошлёшь меня к чёрту и прекратишь со мной общаться после реабилитации. Потому что ты заслуживаешь этого, и я хочу и могу это тебе дать. Я мог бы дать тебе намного больше, если бы ты захотел. Но хоть что-то.       Вэй Усянь хотел, как прежде, зло ответить, что уже поздно, он уже уверен, что Лань Ванцзи не выносил его, и ему всё ещё неприятно общаться с Вэй Усянем, несмотря на чувство вины, и что самому Вэй Усяню по-прежнему больно – и страшно, что его доверие снова предадут. Больно, что он даже тогда, в школе, оказался недостаточно хорош, чтобы стать другом Лань Ванцзи.       Но что-то остановило его от этих резких слов. Возможно, он просто устал. Устал быть вечно один с тех пор, как закончил школу и уехал из Ухани от Цзянов. Устал, что больше не с кем поговорить по душам, обсудить вещи, которые не обсудишь с кем попало, не поделишься проблемами и переживаниями. Говорить с сестрой лишь по телефону, постоянно врать и изворачиваться, чтобы не огорчать её, Яньли, которая всегда всем сердцем в него верила. Вэй Усянь был когда-то ярким и общительным человеком, но близких друзей у него было меньше, чем пальцев на одной руке. И, при всём уважении, тот же Хуайсан никогда не казался ему тем человеком, с которым хочется обсуждать такое. Да и остатки гордости не позволили бы Вэй Усяню рассказывать о своих последних годах даже ему. У Лань Ванцзи, по крайней мере, было два преимущества: во-первых, он уже знал, в какой яме оказался Вэй Усянь, а во-вторых, он уж точно не стал бы болтать об этом направо и налево. Может быть, стоило попытаться? Снова подружиться с человеком, который его отверг, раз уж он сам об этом просит? − Лань Чжань, − прикрыв глаза на мгновение, заговорил Вэй Усянь. – Если я всё-таки захочу уйти, ты не станешь меня удерживать? − Разумеется, нет, − ответил Лань Ванцзи. – Я не стану принуждать тебя ни к общению, ни к чему-либо ещё. Обещаю. − Спасибо, − прошептал Вэй Усянь.       Стоит ли ему поверить кому-то ещё раз, может быть, на этот раз точно последний? − Завтра у меня выходной, − сказал Лань Ванцзи спокойно, словно они только что не обсуждали серьёзные личные темы. – Чем бы ты хотел заняться? − А как ты обычно проводишь выходные? – поинтересовался Вэй Усянь. − Делаю зарядку, убираюсь и стираю, покупаю продукты и готовлю еду с запасом на следующие два дня. Гуляю, читаю, медитирую, играю на гуцине. Довольно скучно. Но мы могли бы сходить, например, в садовый магазин и посмотреть комнатные растения. − Вместе? – немного растерялся Вэй Усянь. − У тебя сломана рабочая рука. Я бы отпустил тебя одного, но, боюсь, тебе могут нанести ущерб в толпе. − Нет, я не… Я это понимаю, я не об этом. В смысле, ты действительно хочешь пойти со мной? Выбирать что-то вместе? Я думал, ты просто купишь что-нибудь по моим рекомендациям, может быть, вообще на дом закажешь. Или пошлёшь потом меня одного, когда гипс снимут. − Ты не хочешь идти со мной в магазин? – уточнил Лань Ванцзи. − Хочу. Я люблю растения и люблю выбирать их вживую. Но ты не любишь людные места, особенно находиться там долго. А я могу часами вертеться в садовом отделе. Да, в принципе, не только там, везде, я люблю магазины. Ну, раньше любил. − Значит, мы туда сходим, − откликнулся Лань Ванцзи. – Если ты не против. − Я просто отвык от этого. Ходить куда-то с кем-то. Вэнь Чао никогда не ходил со мной вот так по магазинам, − пробормотал Вэй Усянь. − Я бы попросил, если это возможно, − вежливо заговорил Лань Ванцзи. – Не говорить об этом… человеке за столом. Мы всё же едим. Вэй Усянь заморгал. Посмотрел на Лань Ванцзи, как всегда, прекрасного в своей невозмутимости. Подумал, переваривая сказанное им, пока до него не дошёл смысл. И совершенно неожиданно для себя расхохотался: − Лань Чжань! Ты научился шутить! − Кто сказал, что я шучу? – отозвался Лань Ванцзи, снова вызывая смех Вэй Усяня.       После ужина они почти сразу отправились спать: было уже девять, и ели они поздновато из-за того, что пришлось тратить время на ванну. Лань Ванцзи спросил, всё ли его устраивает, и, получив утвердительный ответ, кивнул и пожелал ему спокойной ночи. − Спокойной ночи, Лань Чжань, − ответил Вэй Усянь, и дверь закрылась: Лань Ванцзи, верный своим словам и намерениям, отправился спать в гостиную.       Вэй Усянь нерешительно сел на краешек чужой большой кровати. Он не помнил, чтобы когда-то отходил ко сну так рано и просто так, без кучи занятий перед этим. В школьные годы, когда он жил с Цзянами, он делал уроки, рисовал, играл на флейте или гулял допоздна, получая потом выговор от Юй Цзыюань, если его возвращение заставала она, и подзатыльник от Цзян Чэна, когда вваливался в комнату и будил его, за исключением тех случаев, когда они кутили вместе. В университете он тоже либо занимался, либо пил и веселился. С Вэнь Чао он готовил, убирал после ужина, иногда запирался в ванной, чаще – засыпал в постели с ним, измученный жестоким, почти никогда не приносившим удовольствие сексом. Иногда Вэнь Чао не ночевал дома, и Вэй Усянь, прождав его, засыпал на диване лишь под утро.       Вэй Усянь не привык жить и спать один. Сначала он жил в приюте, в одной комнате с двумя дюжинами таких же брошенных мальчишек, потом делил комнату с Цзян Чэном, потом комнату в общежитии с другими студентами, а потом спал с Вэнь Чао. Один он спал только в больнице, но она не была ничьим домом, и он, промаявшись от скуки, проваливался в тяжёлый сон под лёгкой дозой обезболивающих. И, оказавшись теперь в одиночестве, в чужой квартире, в чужой комнате, на чужой кровати, слишком просторной и пустой для одного человека, Вэй Усянь растерялся. Кровать Лань Ванцзи, человека, который долгое время даже видеть его не желал, который так и не согласился стать его другом в школе. Может быть, ему было бы спокойнее засыпать, если бы они были друзьями. Может быть, они бы даже засыпали когда-то в одной комнате или одной квартире – Вэй Усянь мог бы пригласить его с ночевой, и Яньли обязательно угостила бы его одним из своих кулинарных шедевров. А Цзян Чэн бы разворчался, и Вэй Усянь бы демонстративно забрал матрас и отправился спать на полу гостиной, под диваном, где спал бы Лань Ванцзи. Или наоборот, Вэй Усянь мог бы прийти в гости к Лань Ванцзи, например, чтобы тот помог ему с домашкой: Вэй Усянь был достаточно умным, чтобы делать всё самому, но ему было лень, и он не любил правила и шаблоны, под которые приходилось всё подгонять. Вэй Усянь бы веселился, что Лань Ванцзи ложится спать в девять, как ребёнок или старый дед, но сам бы уснул раньше него над учебником истории, которую терпеть не мог, потому что забывал имена и путал даты. Наверное, после таких сценариев ему было бы проще засыпать в постели Лань Ванцзи.       Но в этой реальности они были друг другу чужими людьми, квартира Лань Ванцзи была неуютной, и Вэй Усянь, лёжа на спине из-за чёртовой руки, глядел в белый потолок и никак не мог уснуть. Кожа под гипсом немного чесалась, но это было терпимо, гораздо больше раздражали неуместные мысли, что лезли в голову. Они пробуждались, поднимая свои уродливые змеиные головы, каждый раз, как он оставался наедине с ними, не занятый каким-то делом или общением. Лань Ванцзи уже наверняка спал и больше не мог отвлечь его своими разговорами, которых Вэй Усянь от него никогда и не ждал.       Интересно, чем вызвано подобное чувство вины, заставляющее его ухаживать за никчёмным придурком со сломанной рукой, найденным почти на самом дне? Жалость к неудачнику из желания помогать сирым и убогим? Вина за причинённую когда-то обиду? Собственное одиночество и сожаления из-за того, что оттолкнул единственного человека, который не испугался его холодного вида и пытался с ним подружиться? Вэй Усянь изо всех сил старался не думать о плохих вариантах, в которых Лань Ванцзи просто хотел использовать его, как бездушную куклу: он помнил его защитником слабых, и ему хотелось ударить себя каждый раз, как он начинал думать о Лань Ванцзи настолько плохо.       Промаявшись почти до полуночи почти без сна, Вэй Усянь с тихим ненавидящим вздохом поднялся. Двигаясь осторожно и стараясь не шуметь, он прокрался в гостиную, чтобы взять какую-нибудь книгу, пусть там и были одни лишь медицинские справочники. Он не хотел подглядывать, но, схватив наугад первую попавшуюся книгу, невольно бросил взгляд на белый диван. Лань Ванцзи спал, как статуя, на спине, аккуратно сложив руки на животе поверх одеяла. Было в этой до жути «правильной» позе что-то до смешного милое, но сама идея таращиться на спящего человека посреди ночи в темноте звучала крипово, поэтому Вэй Усянь шагнул в сторону коридора. Порог предательски скрипнул, и Лань Ванцзи тотчас же сел, моргая. − Ой! Прости, Лань Чжань, я тебя разбудил, − быстро извинился Вэй Усянь, чувствуя, как панически начинает биться сердце. Если он нечаянно будил Вэнь Чао, тот в лучшем случае мог рявкнуть на него, мог пригрозить, что привяжет его к кровати, если он не прекратит шастать, мог затащить туда силой, больно хватая за предплечье.       Лань Ванцзи мотнул головой, ещё немного сонный, не выказывая никакого раздражения. Осмелев, Вэй Усянь поинтересовался: − Ты всегда так чутко спишь? Я ведь не шумел. − Только когда я не один, − ответил Лань Ванцзи. Вэй Усянь снова ощутил вину: из-за присутствия его, Вэй Усяня, в квартире Лань Чжань не может нормально спать. – Почему ты не спишь? − Не могу уснуть. На новом месте всегда так, хах? – криво улыбнулся Вэй Усянь, избегая прямого взгляда. Не говорить же, что он попросту не привык спать один в комнате. – Решил вот почитать. − Практический справочник Кондена и Найхуса по клинической хирургии? – уточнил Лань Ванцзи. − Э-э-э… наверное? – неуверенно отозвался Вэй Усянь. Лань Ванцзи так хорошо знал свои книги, что разглядел обложку в темноте с дивана. – У тебя все книги по медицине, кажется. Но, с другой стороны, если я буду читать что-то сравнимое по скучности с учебником истории, я быстрее усну? Хм… Я же могу брать твои книги? − Разумеется, − тон Лань Ванцзи звучал так, будто Вэй Усянь только что спросил невообразимую чушь. – Ты можешь брать что угодно. Любые мои вещи. − Хорошо. То есть… спасибо, − сбивчиво поблагодарил Вэй Усянь. – Я больше не буду тебя беспокоить.       Он шагнул назад, чуть не налетев плечом на косяк. − Ты не беспокоишь. Будь осторожен. В следующий раз лучше включи свет, чтобы случайно не удариться, − посоветовал Лань Ванцзи.       От такой непривычной заботы с его стороны Вэй Усянь предпочёл поскорее ретироваться, стараясь, впрочем, ни на что не натыкаться. Он устроился поудобнее, включив лампу и уместив книгу на согнутых коленях. Текст пестрил непонятными медицинскими понятиями, но он усиленно читал, пока в висках не скопилось болезненное напряжение, а глаза не начали тяжело слипаться.       Заснул он только глубокой ночью. Ему снились бело-красные стены и разъярённый человек, тоже бело-красный. Человек кричал и бил его, но было не больно, его тело немело так, будто он лежал полгода без движения. Он взглянул на свою руку, неестественно искривлённую, опухшую, бледную, с яркими сине-чёрными венами, проступающими сквозь тонкую кожу. Он с трудом ткнул пальцем другой руки в предплечье, и кожа лопнула, но вместо крови в трещинах проступала чернота. Подняв голову, он увидел своё отражение. Бледное, перекошенное, раздутое, с мутными зрачками и радужкой. Лицо не живого человека, а мертвеца, каким он прежде был лишь внутри.       Вскрикнув глухо, Вэй Усянь проснулся. Глаза больно резануло ослепительной белизной, ярким светом. Едва проморгавшись, он мгновенно посмотрел на свою руку. Она по-прежнему была в гипсе и на перевязи. Вэй Усянь коснулся здоровой рукой груди: сердце билось испуганной птицей. Просто кошмар.       От окна послышался шорох, и он вздрогнул от неожиданности. − Извини. Я тебя разбудил? – тихо сказал Лань Ванцзи, задвигая длинные белые шторы, блокирующие солнечный свет. В спальне сразу стало темнее. – Я хотел занавесить окно, чтобы солнце не мешало тебе. Окна выходят на юго-восток. − Это не ты и не солнце, − мотнул головой Вэй Усянь и протёр глаза: в них будто песка насыпали. Он не помнил, во сколько уснул, но сейчас он лежал в более удобной позе, а книга, аккуратно заложенная закладкой, обнаружилась на прикроватной тумбочке. Видимо, зайдя в спальню, Лань Ванцзи сначала выключил лампу и переложил его, заснувшего полулёжа с книгой. – Просто… кошмар приснился. Я нормально выгляжу? В смысле, меня не раздуло, на мне нет трупных пятен и всё такое? − Тебе приснилось, что ты живой мертвец? – уточнил Лань Ванцзи. – Ты выглядишь хорошо, если не считать следов недосыпа. Лучше, чем две недели назад. Можешь сам в этом убедиться, здесь есть зеркало.       Вэй Усянь совсем про него забыл и, чуть приподнявшись, уставился на себя. На его взгляд, ничего хорошего в его отражении не было, он всё так же походил на безжизненную тень себя прошлого, бледную и измождённую. Лань Ванцзи, наверное, просто не хотел его обижать, говоря, как паршиво он на самом деле выглядит. Но да, он определённо был жив. − Который час? – спросил он прежде, чем догадался посмотреть на электронные часы на тумбочке или взять телефон. − Шесть. Я собирался заняться утренней йогой, но решил сперва проверить, всё ли у тебя в порядке. Ты можешь спать дальше, я не буду шуметь. Ты поздно лёг. − Не думаю, что смогу снова заснуть, − поморщился Вэй Усянь. Несмотря на то, что он мало спал, и веки тяжело давили на глаза, он бы опять, наверное, провалялся два часа без сна. Вдобавок, в висках тяжело ворочалась боль, а его анальгетики так и остались в квартире Вэнь Чао. – Да и голова болит. − В аптечке есть таблетки. Либо ты можешь присоединиться к моей утренней йоге, если хочешь, она тоже немного помогает от головной боли. Я покажу тебе простые асаны, которые ты сможешь делать даже в нынешнем состоянии.       На самом деле, это была хорошая идея. Вэй Усянь забросил физкультуру сразу после университета и здорово потерял прежний тонус, хоть и не начал набирать вес, даже, наоборот, похудел – но это уже больше от стресса и недоедания. Йога всегда представлялась ему слишком нудной и размеренной, он просто не мог долго усидеть на одном месте, нуждаясь в постоянном движении. Но сейчас он всё равно не смог бы заниматься нормально, не рискуя повторно травмировать срастающуюся руку, да и от той кипучей энергии, что била в нём ключом в юности, уже ничего не осталось.       Поэтому Вэй Усянь кивнул, только добавил, что сперва умоется: после мерзкого сна ему мерещился гниловатый привкус на языке. Холодная вода немного отрезвила и взбодрила его, хотя выглядел он всё равно паршиво. Наскоро почистив зубы, он пришёл в гостиную, где Лань Ванцзи уже расстелил коврики для йоги, включил негромкую традиционную музыку и зажёг палочку благовоний. Запах показался Вэй Усяню смутно знакомым, он слышал его много раз, когда пытался экспериментировать со специями. − Базилик? – удивился Вэй Усянь, принюхиваясь внимательнее. − Мгм. Одно из ароматических средств, облегчающих головные боли, − Лань Ванцзи повернулся к нему, его волосы были стянуты в низкий пучок, открывая крепкую шею. Он подошёл и в несколько движений собрал Вэй Усяню привычный высокий хвост. – Садись, я покажу тебе первую асану.       Вэй Усянь уселся на коврик, скрестив ноги и мысленно полюбопытствовав, зачем Лань Ванцзи нужно два тренировочных коврика, если он живёт один. Спрашивать ему было неловко. Что, если у Лань Ванцзи была девушка здесь, в Пекине? С другой стороны, Лань Ванцзи и словом об этом не обмолвился, да и стал бы он в ином случае проводить с Вэй Усянем всё свободное время и просить помочь ему обставить новое жильё. Может, они расстались раньше, чем съехались? Не мог же Лань Ванцзи купить для Вэй Усяня ещё и коврик в надежде, что они станут вместе заниматься йогой!       Глубоко вдохнув мягкий дымный аромат базилика, Вэй Усянь отбросил эти глупые мысли и сосредоточился на йоге. Лань Ванцзи ничуть не утратил своей юношеской красоты, лишь возмужав, его тело в футболке и домашних трениках выглядело крепким и подтянутым: наверное, он занимался не только йогой. Вэй Усянь послушно повторял за ним асаны, не используя пострадавшую руку, и, на удивление, у него получалось не так плохо, как он ожидал. Хоть он и не занимался йогой ни разу в жизни, он ещё в школе был очень гибким, гибче, чем Лань Ванцзи. Странно, что он не утратил этого за несколько лет бесполезного существования и бездействия.       Когда они закончили, Вэй Усянь неожиданно и впрямь почувствовал себя лучше. Глаза уже не так слипались, туман в голове и ноющая боль в висках почти рассеялись, а напряжение, скопившееся в спине и шее, слегка отступило. Он был растерян: разве ему не должно было стать хуже из-за такого скучного, тягуче-медленного, спокойного времяпрепровождения? Он всегда был активным и беспокойным раньше, спеша жить и попробовать всё на свете, будто, постой он смирно хоть минуту, жизнь уже пролетит мимо, так, что не догнать. Конечно, так было, пока он не погряз в быту нежеланной совместной жизни, но это-то как раз и было доказательством, что несвобода и застой ему противопоказаны. Оказывается, даже спокойствие может быть иным.       После они позавтракали, и Лань Ванцзи предложил съездить за товарами для дома, раз у него всё равно выходной. Всё ещё нервничая из-за этого, Вэй Усянь только кивнул. Конечно, он бы не рискнул сейчас, пожалуй, совершать такие поездки в одиночку: он бы не управился одной левой с сумками, да ещё и в толпе, в транспорте.       Всю дорогу Вэй Усянь, сидя на заднем сиденье позади водителя, чуть отклонившись, смотрел на большие руки Лань Ванцзи, уверенно сжимающие руль и переключающие передачи, на отражение светлых глаз в зеркале заднего вида. Лань Ванцзи был красивым мужчиной, отличным хирургом и, как оказалось, заботливым человеком. Вэй Усянь боялся узнать, что за его добротой что-то стоит, а если тот и вправду бескорыстен, внутри снова пробуждались сожаления о том, что они не сдружились, что Вэй Усянь упустил такого замечательного человека в своей жизни из-за своей излишней назойливости и бесстыжего поведения.       Достаточно ли он расплатился за свои ошибки?       В местных садовых центрах Вэй Усянь почти не бывал. Бытовую химию и прочие приспособления для дома можно было купить в обычном большом супермаркете, что до остального… Вэй Усянь купил как-то красный антуриум и фиолетовую кампанулу: последняя была вышвырнута в окно, потому что Вэнь Чао не понравился цвет, и Вэй Усянь был благодарен, что горшок не полетел в его голову, а антуриум свернул на пол кто-то из гостей. После этого Вэй Усянь зарёкся покупать в дом растения, ведь никому, кроме него, они там были не нужны, а его желания не имели никакого значения.       Сейчас он оказался среди длинных стоек с фикусами, суккулентами, орхидеями, жирными монстерами и прочими домашними и садовыми растениями, словно попав в оранжерею ботанического сада. Помимо рисования, проектирования и флейты, когда-то Вэй Усянь обожал и садоводство, растениями в доме семьи Цзян занимался именно он, потеснив даже Яньли. Отголоски детского восторга пробудились в нём, и ему стоило огромных усилий не начать скакать по рядам, трогая сочные листья, разглядывая цветы и корни, оценивая и ища то самое лучшее растение, которое впишется идеально и при этом не откинется через неделю после первой же пересадки. Ему пришлось напомнить себе, что кость всё ещё не срослась, а если он налетит на витрину, то может удариться ею так, что не спасёт даже гипс. − Лань Чжань! Какой у тебя любимый цвет? Ну, кроме белого? И любимые цветы? – Вэй Усянь, позабыв о прежнем напряжении, повернулся к Лань Ванцзи. − Синий и красный. Голубой. Орхидеи, горечавки, − ответил тот немедленно. – Я не очень хорошо разбираюсь в растениях, особенно комнатных. − Хм. Орхидеи довольно привередливые, но можно поставить её на окно слева или посередине. Они не любят слишком яркий свет, но и в тени им тоже плохо, − Вэй Усянь кинулся к рядам орхидей самых разных оттенков и сортов, однотонных, с пятнышками, с прожилками. – Кстати, я удивлён, что тебе нравится красный! Ты полон сюрпризов, Лань Чжань! − Мгм, − ответил Лань Ванцзи, подкатывая тележку поближе к нему. − Вот эти очень красивые. Каттлеи. Или вон тот фаленопсис, тоже очень яркий. Какой тебе нравится больше, Лань Чжань? − Хм. Оба. − Оба? Ты хочешь две красные орхидеи? А если мы возьмём ещё вон тот белый дендробиум? Ох, нет, это невозможно. Посмотри на ту японскую, как же её… с цветами, похожими на белую цаплю. Она невероятная. Но она очень привередливая. − Мы можем взять все эти орхидеи, Вэй Ин. У меня достаточно места. − Но мы ещё не дошли до других цветов. − Всегда можно вернуться и оставить то, что будет лишним. Вот этот цветок? – Лань Ванцзи поднял прозрачный горшок с жемчужными лепестками. − Да… − Вэй Усянь смущённо почесал нос: брать крупные горшки одной левой рукой было не слишком удобно. – Ты сказал про горечавки? Их обычно выращивают в садах в открытом грунте, но в горшках тоже можно. Вот здесь небольшие. Посмотри, какие яркие цветы. Они точно оживят твою квартиру. − Да, − тихо согласился Лань Ванцзи, поднимая горшок с сочными синими цветами.       Он выглядел… не то печально, не то подавленно, и на его лице застыло какое-то почти нечитаемое выражение, будто он погрузился в воспоминания. Вэй Усянь закусил губу: у него на языке вертелся вопрос, настолько личный, что он не решался его задать. Лань Ванцзи посмотрел на него мягким, немного грустным взглядом. − Моя мама очень любила горечавки. Выращивала их на балконе, − так же тихо ответил он на невысказанный вопрос.       Вэй Усянь немного знал о его семье. Он слышал только от Не Хуайсана, чей старший брат близко общался со старшим братом Лань Ванцзи, Лань Сичэнем, что мадам Лань умерла, когда оба были ещё детьми. Кажется, она была родом из небольшого уезда близ Ухани, как семья Цзян, поэтому братья Лань с отцом продолжали жить в этом городе, хотя сами были родом из Сучжоу, и вернулись туда, когда Лань Ванцзи закончил старшую школу. Судя по всему, история их матери была очень печальной. − Хорошо. Эм… Я хотел сказать, если тебе слишком… больно их видеть, мы можем поискать другие синие цветы, − замялся Вэй Усянь. − Всё в порядке, − Лань Ванцзи поставил растение в тележку. – Мне будет приятно смотреть на них и вспоминать детство. − Ну, тогда хорошо… Теперь, наверное, мы можем выбрать что-нибудь просто зелёное, без цветов? – предложил Вэй Усянь, стремясь отвлечь их обоих от тягостных дум. Удивительно, что сейчас они поменялись ролями. – Я всегда хотел аспарагус. Он такой пушистый, если его опрыскать, капельки очень прикольно оседают на нём. Представляешь, как он будет сверкать на солнце?       Они словно вернулись во времена юности, когда в жизни Вэй Усяня ещё не случилось столько дерьма, и он снова болтал без умолку под молчание Лань Ванцзи. Только на этот раз Лань Ванцзи не пытался от него сбежать, не просил умолкнуть и не кричал: «Пошёл прочь!», доведённый его бесстыжим трёпом и шутками, а следовал за ним и отвечал на его вопросы. Они взяли аспарагус, ещё несколько зелёных растений, даже метровую монстеру, которая теоретически должна была влезть в автомобиль, если поставить её сзади между передними и задними сиденьями, а также грунт и инструменты, горшки и кашпо ко всем цветам: прозрачные для орхидей и разные керамические для остальных, довольно сдержанные, но красивые. Потом Вэй Усянь неуверенно предложил взять прозрачную вазу на случай, если им захочется купить букет живых цветов, например, душистых пионов, и Лань Ванцзи согласился, выглядя всё так же удивительно сдержанно-мягким. − А теперь мы можем посмотреть пледы и ковры! – воодушевлённо сказал Вэй Усянь и посмотрел на свой гипс. – И… бамбуковые салфетки. И яркие занавески!       Лань Ванцзи придержал его за локоть, чуть потянув на себя: мимо них с огромной тележкой промчалась решительная дама, чуть не задев их. Потом кивнул на кривые каракули, накорябанные на гипсе: − Ты написал список покупок на гипсе? − Ну… да, − Вэй Усянь покраснел. – Я нашёл карандаш и решил, почему бы и нет? Мне с этим гипсом ещё месяц ходить, как пить дать. Можно разрисовать его целиком, руке ведь ничего не будет. Я, конечно, плохо рисую левой рукой, а пишу и того хуже, но всё лучше, чем ничего. − Тогда следует купить тебе краски и кисти, − заметил Лань Ванцзи. – А заодно и альбом, чтобы ты мог рисовать не только на гипсе. − Нет, Лань Чжань. Цветы и всё остальное мы покупаем тебе, в твою квартиру, чтобы она стала уютнее. Мне ничего не нужно, я же говорил, − отказался Вэй Усянь с лёгким раздражением. − Ты говорил, что не хочешь быть у меня в долгу, − уточнил Лань Ванцзи. – Я покупаю это не в долг. Ты уже отказался от планшета, но краски и кисти дешевле, разве они тебе не нужны? − Я… Я даже не знаю, смогу ли я рисовать! – в отчаянии воскликнул Вэй Усянь. – К чему пустые траты? − Дружеский подарок, − моментально ответил Лань Ванцзи. − Ты… − Вэй Усянь задохнулся от возмущения и сердито зашагал в сторону текстильного отдела. Потом пожаловался: − Ты стал совершенно невыносимым, Лань Чжань, ты знаешь?       Когда-то давно Лань Ванцзи назвал Вэй Усяня невыносимым человеком в ответ на его нескончаемую болтовню. Теперь Вэй Усянь вернул ему эти слова. Сказал – и напрягся на мгновение, всё ещё не веря, что может, как раньше, болтать, что в голову придёт, называть Лань Ванцзи спорными словами, и ему ничего не будет за них. − Знаю, − голос Лань Ванцзи не был сердитым, даже, напротив, в нём звучало некоторое довольство. Похоже, теперь он, не переносивший людных мест и Вэй Усяня, от души наслаждался их совместным досугом. И это было странно. Странно так, что пугало.       Не то что бы Вэй Усяню так уж хотелось отказываться от нового набора красок, даже если они купят самые дешёвые, или было неприятно принимать подарки конкретно от Лань Ванцзи. Он просто давно уже не считал, что заслуживает хоть какого-то тёплого отношения и внимания к себе, как бы ему ни хотелось их получать, и, тем более, что забота о нём может быть безусловной, безвозмездной, просто потому что он – это он. Не член семьи, не парень. И как бы сильно он не хотел верить в то, что Лань Ванцзи делает всё это, потому что хочет, а не потому, что ему что-то нужно от него, тревожное чувство не отпускало его. И самым мирным вариантом из представляющихся был банальный подкуп, чтобы Вэй Усянь сменил гнев на милость и согласился с ним дружить.       Ладно, ладно, думал Вэй Усянь, дружба – это то, что он, в общем-то, скорее всего, сможет дать Лань Ванцзи, тем более, что когда-то сам этого хотел. Что, в конце концов, от него потребуется? Общаться и гулять? Легко, тем более, что, как оказалось, с Лань Ванцзи действительно можно нормально общаться и даже разговаривать. Ходить в кафе, кино или бары? Помогать с возникшими проблемами? Поздравлять с праздниками и дарить подарки на день рождения? С этим он точно справится. Но в таком случае ему срочно необходимо заново учиться жить одному.       Может быть, имело смысл соглашаться на эти подарки: если он снова начнёт рисовать и проектировать, то после выздоровления сможет устроиться хоть куда-нибудь на самую копеечную зарплату. Не получится сразу дизайнером – ладно, он это также переживёт, можно будет просто зарабатывать на жизнь, а в свободное время нарабатывать портфолио. Он ведь так и собирался сделать после выпуска из университета и сделал бы, если бы в его жизни не случился Вэнь Чао. Если у него всё получится сейчас, возможно, ему не придётся уезжать из Пекина, огорчая сестру и унижаясь перед остальными. − Вэй Ин, текстиль, − мягко напомнил ему Лань Ванцзи, возвращая в реальность. − Ах, да, − отмер Вэй Усянь и тряхнул хвостом. – Извини, задумался. Так, если мы поставим красные орхидеи в спальню, значит, есть смысл добавить каких-нибудь красных подушек. Вот эти выглядят весьма симпатично, тебе не кажется? Они длинные, и можно будет обнимать их во сне, как игрушку, ха-ха! − Доверяю Вэй Ину, − ответил Лань Ванцзи, складывая подушки. − Совершенно напрасно.       Вэй Усянь, конечно, имел в виду то, что он не тот Вэй Усянь, что прежде, он растерял и творческий запал, свою внутреннюю искру, и все свои умения, и волю к жизни, и многое другое, но Лань Ванцзи почему-то вспомнил совершенно иное. − Если ты про свои подростковые небылицы, − сказал он. – То мы уже не подростки. Кстати, стебли лотоса действительно не так уж плохи на вкус.       Вэй Усянь вспыхнул с головы до ног, став похожим на выбранные им ярко-красные подушки. Проворчал, глядя в сторону: − Ну, надеюсь, ты хотя бы не наелся жареных арбузных корок. − Брат меня остановил, − ответил Лань Ванцзи. − Кошмар. Почему ты такой доверчивый, Лань Чжань? – закашлялся Вэй Усянь. − Доверяю Вэй Ину, − повторил Лань Ванцзи.       И звучало это почему-то как «Доверяю только Вэй Ину». Вэй Усянь не знал, куда себя девать от неловкости, а потому пошёл дальше, выбирая синие подушки для дивана в гостиную и синий плед туда же. Потом настал черёд штор, потом ковриков, потом салфеток, и в какой-то момент их занесло в отдел светильников. − Знаешь, − Вэй Усянь щёлкнул ногтем по стеклу красной лава-лампы, у него была такая в доме Цзянов, только ядовито-фиолетовая. – В основах цветоведения говорится, что тёплые цвета возбуждают, а холодные – успокаивают. Наверное, мы делаем что-то не так, покупая красные вещи в спальню, где должны спокойно спать, а синие – в студию, где должны активно общаться, работать и есть. − Зависит от ассоциаций, − под удивлённым взглядом Вэй Усяня Лань Ванцзи сгрузил в полную доверху тележку коробку с точно такой же лава-лампой. – Тёплые цвета могут успокаивать, если ассоциируются с уютом. Согревающее пламя камина. Закат. Солнце. − Тебе бы стихи писать, Лань Чжань, − усмехнулся Вэй Усянь. – Почему ты решил стать врачом? Я не к тому, что ты плохой врач, просто, ты же не любил контактировать с людьми. − Хотел помогать и спасать жизни, − пожал плечами Лань Ванцзи. – Хирургия показалась мне наиболее близкой к этому. − Звучит достойно. − До первого неблагополучного старика в твоём кабинете. Полостные операции каких-либо внутренних патологий случаются не так часто. Чаще всего либо что-то бытовое, либо осложнения после чего-то бытового. − Реальность удручающе скучна и неприятна, − невесело рассмеялся Вэй Усянь. – Я тоже когда-то думал, что дизайн – это про полёт фантазии, яркие наброски проектов и так далее, ну, знаешь, как в передачах про ремонт. На деле это куча правил и расчётов, чтобы тебе на голову не упал подвесной шкаф. И это я ещё не архитектор. − Но тебе это всё равно нравится, − заметил Лань Ванцзи. − Нравилось когда-то. Сейчас я не знаю, может ли мне вообще теперь хоть что-то приносить удовольствие, − пробормотал Вэй Усянь и поспешно перевёл стрелки на собеседника, чувствуя, что опять начинает расстраиваться. – А тебе? Ты не разочаровался в медицине, когда столкнулся со всеми этими бытовыми гадостями из твоего хирургического справочника, с вонючими бомжами и так далее? − Нет. Это был мой выбор, и я не собираюсь ни о чём жалеть, сколько бы неприятных вещей ни оказалось с этим связано, − убеждённо ответил Лань Ванцзи.       «Помогать мне – тоже твой выбор, о котором ты не собираешься жалеть, сколько бы проблем я тебе ни принёс?» − чуть было не спросил Вэй Усянь. Почему-то ему казалось, что ответ будет тем же.       Расплатившись, − Вэй Усяню хватило одного мимолётного взгляда на общую сумму, чтобы впасть в короткое уныние, пока Лань Ванцзи с совершенно невозмутимым, даже удовлетворённым лицом прижимал телефон к кассовому аппарату, − они пообедали в кафе возле гипермаркета. Втягивая свою острую лапшу, Вэй Усянь поглядывал то на аккуратно упакованные в эко-пакеты растения и прочее, что они набрали, то на Лань Ванцзи, которого, кажется, абсолютно не смутили эти траты. После обеда, сдерживая своё обещание, Лань Ванцзи завёз его в арт-квартал с кучей художественных салонов, где, невзирая на слабые протесты, велел выбирать краски и всё остальное.       Тихо ворча себе под нос, Вэй Усянь уставился на стеллажи и чуть не расплакался. Ему вспомнилось, как Цзян Фэнмянь, отец Цзян Чэна, впервые отвёл его в худсалон после первого урока рисования в школе, когда Вэй Усяню жутко понравилось, как их учила его новая учительница. Он никогда прежде не видел такого количества художественных принадлежностей, особенно профессиональных. Позже, несмотря на протесты супруги, дядя Цзян отдал его в художественную школу, за что госпожа Юй всегда дополнительно пилила Вэй Усяня, ведь для таких занятий требовались более качественные и дорогие материалы.       Вэй Усянь вечно жил с этой мыслью, что его увлечение, его страсть, его будущая профессия обходится семье слишком дорого, чего он, приёмыш, не заслуживает, хотя так говорила одна только мать Цзян Чэна. И вот теперь он снова, как ребёнок, отвыкший от такого разнообразия, стоял перед витринами и растерянно смотрел на них – и на ценники. − Какие краски лучше подойдут для твоего гипса, а какие для бумаги? – совершенно серьёзно спросил Лань Ванцзи. − Дольше всего на гипсе продержатся акриловые маркеры, − ответил на автомате Вэй Усянь. – На бумаге я предпочитаю акварель и спиртовые маркеры, но они требую большой аккуратности и не дают права на ошибку, что сейчас будет некстати, так как я не смогу нормально рисовать правой рукой ещё очень долго. Поэтому больше подойдут акриловые краски, альбом с очень плотной бумагой и синтетические кисти.       Выдав это, он осёкся. Это будет слишком. Слишком много и дорого, если не брать самый дешёвый и примитивный набор красок для школьников. − Какие из них хорошие? – поинтересовался Лань Ванцзи, изучая полку. − Не помню, я очень давно таким не рисовал, − соврал Вэй Усянь. – Купи самое дешёвое. − Пойду спрошу консультанта, что из этого более качественное, − Лань Ванцзи выпрямился и шагнул в сторону мило улыбающейся девушки в фирменном фартуке магазина. − Не надо! – Вэй Усянь практически повис единственной работающей рукой на плече Лань Ванцзи. – Она… э-э-э… она же наверняка сама не рисует, вряд ли она очень хорошо разбирается. − Может быть, она знает из отзывов покупателей.       «Он это специально, − подумал Вэй Усянь, упираясь пятками в пол и не пуская Лань Ванцзи к консультантке. – Он знает, что я вру, но не говорит прямо». − Лань Чжань, ну пожалуйста, давай купим самое дешёвое и уйдём! – взмолился Вэй Усянь вслух. − Вэй Ин. Я куплю тебе материалы надлежащего качества, с твоей помощью или без, − Лань Ванцзи был неумолим, но тон его оставался необъяснимо мягким. – Пожалуйста, позволь мне это. К чему рисовать не лучшими материалами, если ты умеешь профессиональными? − Боги. Вот, вот эти краски хорошие! – сдаваясь, вскричал Вэй Усянь. – Честное слово! В этом альбоме хорошая бумага, а эти синтетические кисти примерно такие же, как и остальные, нет смысла брать дороже. Если бы я рисовал на холсте, я бы взял с длинной рукояткой и синтетику под щетину, они жёстче обычных, но не настолько, как натуральная щетина, а вот для бумаги и они слишком жёсткие. На этот раз я говорю чистую правду, клянусь чем хочешь, доволен ты, наконец?! − Да, − Лань Ванцзи сгрузил всё перечисленное в корзину. – Маркеры? − Не надо маркеры. Краски тоже отлично подойдут. − Как скажешь. − О, теперь-то тебе важно, что я скажу? – воскликнул Вэй Усянь.       Лань Ванцзи, который уже вёл его к кассе, остановился и развернулся. Вэй Усянь, сообразив, что перегнул палку, испуганно попятился и налетел бы плечом на стеллаж, если бы Лань Ванцзи не успел поймать его за левую руку. Вэй Усянь весь сжался и зажмурился в паническом приступе, остатками сознания моля богов о чужом благородстве, чтобы Лань Ванцзи его хватило хотя бы не ударить его прямо здесь, в магазине, полном людей. − Вэй Ин, − позвал его Лань Ванцзи. – Осторожнее. − Я… прости, я буду молчать, я больше слова не скажу, − забормотал Вэй Усянь, не рискуя открывать глаза и мелко дрожа. − Вэй Ин, я про твои движения. Ты чуть не ударился о стеллаж, − тихо вздохнул Лань Ванцзи. Значит, он говорил быть осторожнее не со словами… − Мне всегда важно, что ты скажешь. Но я могу отличить, когда ты говоришь правду, а когда всеми силами пытаешься её скрыть из нежелания доставлять кому-либо неудобства. Идём. Здесь не место для подобных бесед.       Чуть не всхлипнув, Вэй Усянь покорно засеменил за ним. Его молитвы были услышаны: Лань Ванцзи не желал выяснять отношения в людном месте, значит, они сделают это позже, в машине или дома. Он шёл, и его сердце колотилось о рёбра в оглушающей панике, он не мог, просто не мог поверить, что его дерзкие слова останутся безнаказанными, он совсем отвык от этого. Сквозь тёмный туман страха сквозила знакомая, привычная ненависть к себе. День проходил так хорошо, Вэй Усянь словно вернулся во времена своей юности… и снова всё испортил.       Он даже не заметил, как Лань Ванцзи расплатился, как они покинули магазин и вернулись к машине. Услышал только сквозь шум в ушах тихое: «Садись» и послушно плюхнулся задом на сиденье. Лань Ванцзи не дал ему сесть, как положено, придержав за плечи и вынуждая развернуться к нему. Вэй Усянь снова почувствовал панику, съёжился, пряча глаза и лицо. Он не будет умолять, никогда не умолял, когда его били, покорно принимая всё, что ему было отмерено, понимая, что заслужил, но ничто уже не могло вытравить из него этот склизкий позорный страх. − Вэй Ин, пожалуйста, посмотри на меня, − мягко попросил Лань Ванцзи.       Всё-таки всхлипнув, Вэй Усянь с трудом повернул к нему голову и воззрился на него. Лицо Лань Ванцзи казалось нечётким из-за непрошенных слёз, застилавших глаза. − Я же сказал, ты можешь говорить что угодно. Прошу тебя, запомни это.       В который раз он произносил эти слова за последние дни? В третий? Но Вэй Усянь по-прежнему не мог в них до конца поверить. − Почему ты так упрямишься, когда я пытаюсь о тебе позаботиться, купить что-то хорошее и нужное тебе? – спросил Лань Ванцзи.       «Потому что я не могу поверить в твою бескорыстность, сколько бы ты ни клялся? – подумал Вэй Усянь. – Потому что я никогда не был нужен тебе, пока не попал к тебе на стол со вскрытыми венами?». Нет. Он знал, что дело здесь было уже даже не в Лань Ванцзи. Он бы отказал сейчас любому, даже сестре, хотя она, скорее всего, его бы всё-таки уговорила, и он выл бы потом в уголке от её бесконечной искренней доброты. − Потому что я этого не заслуживаю, − прошептал Вэй Усянь. − Ты заслуживаешь больше, чем я могу тебе дать, − так же тихо ответил Лань Ванцзи. – Мы уже говорили об этом, ты помнишь? Уход и восстановление, еда, одежда, краски и кисти – лишь малое из того, что я могу. Прошу, не спорь с этим. Ты не убедишь меня в том, что ты недостоин помощи, что ты не заслужил человеческого отношения.       С этими словами он протянул Вэй Усяню бумажный платок и отпустил его, позволяя нормально сесть, пристегнул его, пока тот торопливо вытирал выступившие стыдные слёзы.       Домой они возвращались в таком же неуютном молчании, как и уезжали. Лань Ванцзи в несколько подходов затащил в лифт растения и всё прочее барахло, что он накупил по совету Вэй Усяня, пока тот неловко сжимал в левой руке пакет с художественными принадлежностями. В квартире он расстелил по полу в ванной плотную плёнку, на которой можно было возиться с растениями, не пачкая пол, и успокоившийся Вэй Усянь тут же сунулся туда. Лань Ванцзи сел на колени напротив него и посмотрел на горшки с землёй с растерянностью человека, который абсолютно не представляет, что делать. Вэй Усянь не видел этого выражения на его лице уже очень давно и даже слегка улыбнулся. − Ты же… объяснишь мне, что делать? – попросил Лань Ванцзи. Конечно, Вэй Усянь не смог бы пересаживать цветы одной рукой, это же не мандрагоры из «Гарри Поттера», которые можно было выдернуть за ботву и закинуть в другой горшок. И Вэй Усянь объяснил на словах, как мог, внимательно следя за большими чуткими руками Лань Ванцзи: конечно же, тот всё очень быстро схватывал и на половине растений начал управляться с ними довольно ловко. Пока он вытаскивал цветы из старых горшков, Вэй Усянь успевал набросать в новые дренаж, потом они вместе досыпали землю в пересаженные растения и вместе полили их. С торжествующим видом Вэй Усянь перетаскал их на окна, и они впрямь смотрелись очень мило, превращая белые безжизненные помещения в куда более уютные комнаты.       Это было здорово: кажется, им удалось исправить этот день, и они делали что-то вместе, как могли бы делать в юности. Ходить за покупками, болтать, пересаживать цветы. Настроение Вэй Усяня менялось постоянно, но с Лань Ванцзи он, по крайней мере, вспомнил, как радоваться чему-либо. Сейчас он наслаждался происходящим; свежими зелёными растениями, украсившими подоконник, собственными руками и руками Лань Ванцзи, вымазанными во влажной земле. Жаль лишь, что где-то на задворках разума, как приклеенная, сидела извечная тревога и тихим туманным голосом шептала, что так не бывает.       Неужели это правда происходит? Неужели он не утратил способность быть живым, радоваться каким-то простым и глупым вещам, разве его не поломали настолько, что уже не собрать никак? Ведь ещё три недели назад он бил руками зеркало и резал осколками плоть, просто потому, что боль казалась ему единственным, что отличало его от мертвеца. А теперь он уже пытается строить планы, что попробовать нарисовать, как дальше делить жилище с Лань Ванцзи, чем ещё с ним можно заняться, как с другом, что делать со своей жизнью дальше…       Неужели у него и вправду может получиться выбраться из того беспросветного удушливого болота, в которое он себя загнал много лет назад? − Я приберусь здесь, потом повешу шторы и пойду готовить, − сказал Лань Ванцзи, кивая на беспорядок на полу ванной, который они устроили. − Тогда я пока раскидаю подушки и пледы, − невольно улыбнулся Вэй Усянь.       Он кинул красные подушки на кровать и поставил лава-лампу на тумбочку с той стороны, где спал сам, раз уж Лань Ванцзи, по-видимому, решил, что Вэй Усяню так сильно захотелось купить её, − по правде говоря, так и было, лампа ему действительно нравилась. В гостиной он бросил на диван подушки и плед, намеренно не пытаясь сделать это аккуратно, ногой сдвинул журнальный столик и расстелил ковёр. Когда он прикидывал, как теперь вернуть столик на место, из ванной вернулся Лань Ванцзи и легко поставил его поверх ковра. Потом притащил кадку с монстерой, занявшей угол у окна. − Так ведь намного уютнее, а, Лань Чжань? – спросил Вэй Усянь. Лань Ванцзи посмотрел на разбросанные как попало подушки и даже не стал их поправлять. − Мгм, − согласился он. Взгляд его был тёплым. – Всё благодаря Вэй Ину. − Перестань! – замахал на него рукой Вэй Усянь. – Это всего лишь маленькие детали, которыми можно оживить дом без ремонта и замены мебели. − Я бы не смог и так, − возразил Лань Ванцзи, взбираясь на принесённую из прихожей мягкую белую тахту. – Пожалуйста, подай мне шторы.       Закусив губу, Вэй Усянь молча протянул ему приглушённо-синюю ткань, расшитую серебристыми узорами, напоминавшими облака. Похвалы он не слышал слишком давно, и уж тем более неожиданно было слышать её от Лань Ванцзи, который за три года старшей школы не сказал ни одного доброго слова в его адрес. Он, конечно, и не ругал его, на чём свет стоит, самыми последними словами, но зато отлично показывал это всем своим существом, да и кто знает, может быть, Лань Ванцзи был слишком хорошо воспитан, чтобы произносить подобные выражения вслух.       Закончив со шторами, Лань Ванцзи отправился варить суп, а Вэй Усянь уселся на пол у журнального столика, всё-таки решив воспользоваться купленными ему красками и разрисовать дурацкий гипс, который ему предстояло носить ещё минимум три недели. Иногда он поглядывал на Лань Ванцзи, который нарезал грибы, зелёный лук и побеги бамбука, пока на плите варился куриный бульон. Выводя кистью по руке зелёные стебли, Вэй Усянь думал: Лань Ванцзи же не ест мясо, неужели он варит суп специально для него? Потом увидел: действительно варит, себе он сделал овощной бульон, а Вэй Усяню – мясной. − И не лень же… − пробормотал Вэй Усянь под нос едва слышно, надеясь, что шум плиты и бульканье воды заглушат его слова. − Мне нравится готовить, − отозвался Лань Ванцзи, и Вэй Усянь чертыхнулся: − Как ты меня услышал?       Лань Ванцзи пожал плечами. Вэй Усянь полюбовался этой уютной картиной ещё немного, прежде чем продолжить свои художества. Было в этом что-то невообразимо тёплое. Наверное, так и должен выглядеть быт двух взрослых людей, которые нормально относятся друг к другу: каждый занят своим делом, иногда они переговариваются, и никто не чувствует себя не в своей тарелке… По крайней мере, Вэй Усянь надеялся, что Лань Ванцзи сейчас не стоит, как на иголках. Задумавшись, он проговорил в приступе откровенности: − Лань Чжань… Сегодняшний день был таким хорошим. Просто… хотел сказать спасибо за это. Я давно так никуда не ходил и ничего не делал с кем-то вдвоём. − Не за что, − откликнулся Лань Ванцзи немного прохладно. − Я… я просто думаю, что всё испортил сегодняшней истерикой, − пробормотал Вэй Усянь. − Ты ничего не испортил, − сказал Лань Ванцзи уже теплее. – И это действительно был очень хороший день. Я рад, что мы провели его вместе.       Вэй Усянь неловко уткнулся в свои краски и решил больше ничего не говорить. Почему, чёрт возьми, ему хотелось провалиться под землю от таких слов?       Суп медленно томился на огне, заполняя кухню и гостиную аппетитным ароматом, Вэй Усянь, высунув язык от усердия, старательно выводил на гипсе последние детали, − рука теперь напоминала джунгли, но что поделать, если сегодня главным источником его вдохновения стали растения, − как в этот тихий вечер вторгся звук телефонного звонка. Вэй Усянь вздрогнул и выронил кисть, та упала, к счастью, на палитру. Он боялся взглянуть на экран и увидеть там имя Вэнь Чао. Наверное, стоило на его номер поставить какой-нибудь резкий и запоминающийся звонок, чтобы сразу знать, что трубку лучше не брать.       Пересилив себя, Вэй Усянь всё же взял телефон и тут же просиял: звонила Цзян Яньли; видимо, она только-только вернулась из отпуска. − Сестрица! – завопил он в динамик, вскакивая и убегая в спальню, чтобы не мешать Лань Ванцзи своими громкими разговорами. − А-Сянь, − в голосе Яньли звучали нежные колокольчики. – Я так рада тебя слышать. − А я-то как рад! Ну же, расскажи скорей, как прошёл отпуск? Тебе понравилось в Малайзии? А А-Лину? − Там замечательно. Но А-Лин ужасно страдал, − рассмеялась Цзян Яньли. – В Циндао редко бывает так жарко, как в Малайзии. − Это потому что он пошёл в твоего дурацкого мужа, − пожаловался Вэй Усянь. – Если бы он пошёл в тебя, он бы переносил жару намного легче.       Цзян Яньли на это лишь невесомо рассмеялась: она одна легко сносила бесконечное нытьё Вэй Усяня на Цзинь Цзысюаня. − Ты звучишь бодрее, чем месяц назад, − заметила она. – У тебя всё хорошо? − Конечно! – беззаботно откликнулся Вэй Усянь. Наверное, всё действительно было лучше, чем месяц назад, хотя сейчас у него сломана рука, но зато ему вроде как помогают. Он врал сестре каждый раз, как она звонила, но в этот раз враньё чувствовалось не таким крупным и мерзким. − Просто… я за тебя волнуюсь, − нерешительно заговорила сестра. – Я просмотрела автоответчик на городском телефоне, и чуть больше двух недель назад нам звонили из пекинской больницы. Правда, ничего не сказали, не стали оставлять сообщение, наверное, было что-то срочное, раз не было смысла ждать, пока его прочитают. − А? Из больницы? – растерялся Вэй Усянь. − Да. С тобой точно всё в порядке? – встревоженно уточнила Яньли. − Да-да, всё замечательно… − пробормотал Вэй Усянь, спешно соображая, чего бы такого убедительного сочинить сестре, чтобы её успокоить, и параллельно лихорадочно соображая.       Чуть больше двух недель назад. Он как раз загремел в больницу с переломом, прикинув, Вэй Усянь решил, что в то время, скорее всего, пребывал в той своей мерзкой апатии. Теперь картинка начала складываться, и настроение стремительно ухнуло вниз вместе с сердцем, оставив холод, пронизывающий его изнутри, и горечь, оседающую на языке. − Ты знаешь… Похоже, это Лань Чжань звонил, − сглотнув противный комок, вставший в горле, медленно произнёс Вэй Усянь. – Лань Ванцзи, помнишь его? − Это тот юноша, с которым ты пытался подружиться в старшей школе? Конечно, помню, ты не умолкал, рассказывая о нём, − тон сестры посветлел. − Ага. Он стал хирургом, представляешь? И недавно переехал в Пекин. Наверное, он меня искал, но не сказал, что звонил тебе, − натянуто соврал Вэй Усянь. − Ну, он ведь не дозвонился, вот и не стал говорить, − Яньли, как всегда, была полна понимания. – Так что, вы всё-таки нашлись? Вы встретились? − Угум, гуляли вот сегодня, − криво улыбнулся в пустоту Вэй Усянь. − Тогда всё в порядке, − успокоилась Яньли. – Я так рада, что у тебя теперь будет, с кем пообщаться из прежнего круга. Ты совсем ничего не рассказываешь про своих новых друзей, − мягко пожурила она. − Да нечего. Лучше ты расскажи про Малайзию, мне же интересно, я ведь там никогда не был. Хотя нет, вы ведь только вернулись, ты наверняка устала, − спохватился Вэй Усянь. – Я бы с ума сошёл три недели пасти на солнцепёке павлина и его маленькую копию. − А-Сянь! – с наигранным возмущением произнесла Яньли. Вэй Усянь мог видеть, как она качает головой, впустую изображая строгость: с ним она никогда не была строгой всерьёз. – Но ты прав, мы очень устали после перелёта. Созвонимся завтра, если ты не будешь занят, хорошо? − Для тебя я никогда не занят, сестрица, − искренне ответил Вэй Усянь, хоть и не был уверен, что хочет говорить с ней завтра. Судя по всему, он будет совсем не в настроении, и ему снова придётся много врать. Может быть, удастся уговорить Яньли побольше рассказывать про отдых в Малайзии, он был готов слушать даже про чёртового павлина и его бесконечный выпендрёж, лишь бы не говорить о себе. − Хорошо. Тогда до завтра, А-Сянь, − нежно попрощалась Яньли.       Отшвырнув замолчавший телефон на кровать, Вэй Усянь уставился на выключенную красную лампу, и ему вдруг захотелось грохнуть её об пол, залить всё водой – или что там за субстанция была в лава-лампах – и засыпать всё миллионом крошечных осколков, что не собрать, что будут ещё долго впиваться в ноги.       Две с половиной недели назад он был в апатии, не желая ни есть, ни говорить, ни вообще как-то контактировать с внешним миром. И две с половиной недели Лань Ванцзи звонил его сестре, звонил домой, наверняка не зная, что она в отпуске, и явно рассчитывая застать. А уж предмет желаемого обсуждения был ясным и очевидным. В горле снова встал горький комок. Лань Ванцзи звонил сестре. Добрейшему и святейшему человеку на этом свете, с твёрдой волей, но бесконечно нежным сердцем, всегда переживавшим за семью, особенно за сына и братьев. Звонил, чтобы рассказать о том, в какое жалкое ничтожество превратился её любимый А-Сянь, и попросить помощи, потому что помощь Лань Ванцзи Вэй Усянь бы тогда ни за что не принял.       Сжав единственный здоровый кулак, Вэй Усянь вышел из спальни и вернулся в гостиную, где Лань Ванцзи убавлял мощность огня под пышущими жаром кастрюлями. Есть больше не хотелось, внутренности заполнял горький лёд, и Вэй Усянь подошёл к стойке и вперился в широкую спину Лань Ванцзи тяжёлым взглядом. Им предстоял долгий и крайне неприятный разговор.