Stuck between the do or die
I feel emaciated
Hard to breathe I try and try
I’ll get asphyxiated
Swinging from the tallest height
With nothing left to hold on to
Every sky is blue
But not for me and you
Come home! Come home!
(Placebo – Come home)
Это, пожалуй, становилось традицией – просыпаться в больнице. Очень гадкой традицией, которой он не желал. Вэй Усянь очнулся в той же палате, если только он не был на другом этаже, и частные палаты не были одинаковыми во всех отделениях. Рядом всё так же пищал пульсометр, а вот кнопка вызова медсестры лежала на этот раз у левой руки. Правая рука, плотно зафиксированная в гипсе, болела, как и рёбра, туго затянутые повязкой, из-за которой было трудновато дышать. Ну, он хотя бы дышал. По всему телу разливалось убийственное отчаяние. Да, теперь ему некоторое время хотя бы есть, где ночевать! Интересно, сколько держат в больнице с переломами? Вэй Усянь этого не знал, потому что обычно, как бы сильно его ни били, как бы неудачно он ни падал, обходилось без сломанных костей. Единственный раз, когда он что-то ломал, был в далёком детстве, но он уже и не помнил, как это было. Вызвать медсестру? А зачем? Вэй Усянь чувствовал лёгкий голод, но то болезненно-сосущее чувство, вызывавшее головокружение, пропало, значит, ему вводили питательные вещества через капельницу. Он не знал, который сейчас час, какой день. Может, он потерял сознание в приёмном покое вчера, а может, прошло несколько дней. Он огляделся и увидел заряжающийся телефон справа на тумбочке, но дотянуться мог, только если бы оборвал иголки и трубки с левой руки. Хотя, был ли в этом смысл? Кому он нужен? Потом Вэй Усянь вспомнил, что последним, кому он звонил, был Лань Чжань, и звонок оборвался. Беспокоился ли Лань Ванцзи из-за этого? Вэй Усянь дёрнул уголком губ: только если со стороны ответственности лечащего врача. Сам по себе Лань Чжаню он был неинтересен. Но, наверное, следовало предупредить его, что он жив и относительно цел, и что в том, что его зашитая рука, возможно, не заживёт, как положено, вины хирурга уж точно нет. Поэтому Вэй Усянь всё-таки нажал на кнопку. Медсестра появилась через минуту. Вэй Усянь попытался вспомнить, видел ли он её раньше, но избитая голова была как чугунная и отказывалась думать. − Господин Вэй. Всё в порядке? Увеличить дозу обезболивающих? Или принести утку? – осведомилась медсестра. − Нет. Нет! – Вэй Усянь вспыхнул: не хватало ещё ходить под себя, у него же не ноги сломаны! – Простите. Пожалуйста, вы не могли бы передать мне мой телефон? Я должен написать Лань Чжа… одному человеку, что со мной всё в порядке. Мой телефон вчера разрядился как раз во время звонка. − Не волнуйтесь, доктор Лань знает, что вы здесь, − заверила его медсестра. – Я сейчас его позову. Вэй Усянь вперился взглядом в потолок. Ну и кретин же он! Конечно же, Лань Чжань был в курсе, его наверняка успели уведомить, что его тупой пациент опять загремел в больницу, да и палата, чёртова отдельная палата! Вэй Усяню вдруг стало немного обидно: разве можно делать такие вещи без согласия? Теперь он просто обязан вернуть долг, а как он это сделает? У него даже на чёрствую маньтоу денег нет. − Вэй Ин. Вэй Усянь перевёл взгляд с белого потолка на белый халат хирурга. Лань Ванцзи выглядел так же, как и в день его выписки, только под светлыми глазами залегли едва заметные тени. − Лань Чжань, − с усилием выговорил Вэй Усянь. – Прости, вчера, когда я позвонил, у меня разрядился телефон. − Я понял, − кивнул Лань Ванцзи, снял смартфон с провода и положил на кровать рядом с его левой рукой. – Я поставил его на зарядку, но он уже зарядился. Как ты себя чувствуешь? Если ты не возражаешь, я проведу осмотр, раз ты проснулся. − Нормально. Не возражаю, − Вэй Усянь помотал головой. Надо же, какой Лань Чжань предусмотрительный, даже озаботился поиском кабеля для его старенького смартфона. Он вообще спал ночью? – Лань Чжань. Как ты оказался в больнице? Я думал, что разбудил тебя своим звонком. − У меня было ночное дежурство. Я был в больнице, когда ты позвонил, − отозвался Лань Ванцзи, холодными пальцами осторожно ощупывая его лоб. − Женщина, − вспомнил Вэй Усянь. – Меня привезла какая-то сердобольная женщина, я не успел сказать ей спасибо. В приёмном покое не взяли её контакты? Лань Ванцзи как-то странно взглянул на него, потом сказал: − Я уже поблагодарил её. Это я попросил её найти тебя, потому что не мог сам уйти с дежурства. − Ох, − чуть ошарашенно выдохнул Вэй Усянь. Потом криво усмехнулся: − А я-то подумал, что нашёлся хоть один добрый человек, которому не плевать на жалкого меня. − Есть гораздо больше людей, которым ты небезразличен, чем ты думаешь, − отозвался Лань Ванцзи. – Если бы Мянь-Мянь просто проезжала мимо и увидела тебя, она бы всё равно помогла, я уверен. − Мянь-Мянь? – нахмурился Вэй Усянь, с огромным трудом напрягая память. Милое личико, светло-красные оттенки в одежде, ароматные травы… Наконец, он смог вспомнить хорошенькую школьницу Ло Цинъян, которая увлекалась изготовлением ароматических свечей и саше из трав. Вэй Усянь был одним из юных идиотов, которые вечно пытались к ней подкатить. Ощутив необыкновенный стыд, он закрыл глаза рукой. – Боги. Какой позор. Ну, теперь-то Мянь-Мянь может всласть посмеяться надо мной. Уже второй человек из его прошлого видел, в кого превратился школьный балагур и заводила Вэй Усянь, один из самых многообещающих старшеклассников их параллели. Просто прекрасно. Стоило столько лет скрываться, если всё равно все узнают? Мянь-Мянь наверняка поделится со своими подружками восхитительным зрелищем пятничным вечером за коктейлями в баре или уже сегодня по телефону. «Девочки, а помните Вэй Усяня? Да-да, тот бесстыжий дуралей, который ко мне клеился и выпрашивал у меня свечки с успокаивающим эффектом для своего брата и с афродизиаками для себя! Видели бы вы его сейчас! Опять во что-то вляпался, похож на побитую собаку!». − Вздор. Мянь-Мянь не станет над тобой смеяться, − сказал Лань Ванцзи, обрывая отвратительную картину сплетничающих хихикающих над его судьбой девиц. − Да… какая разница? – пробормотал Вэй Усянь. Ему постепенно становилось всё равно, он и так пал ниже некуда. Главное, чтобы не дошло до сестрицы, потому что она расстроится. – Лань Чжань… Мне сказали, это ты в прошлый раз поселил меня в отдельную палату. Сейчас тоже? − Мгм, − подтвердил Лань Ванцзи. − Боги, − Вэй Усянь не сдержал истеричного смешка. – Ну, тогда прости, Лань Чжань, тебе придётся подождать своих денег за неё! Я с радостью всё тебе верну, но сейчас я абсолютно на мели. − Нет нужды, − тон Лань Ванцзи будто стал чуть резче. – Во-первых, я не платил за эту палату, просто использую своё служебное положение. Сейчас в отделении много пустых палат. Во-вторых, даже если мне придётся за неё заплатить, мне не нужно, чтобы ты возвращал мне долг. Это было моим решением. − Какой ты благородный, Лань Чжань, − прошептал Вэй Усянь с нескрываемой иронией. – Вот только я знаю, что ничего в этом мире не даётся просто так. Всем обязательно что-то надо взамен. − Не всем. − Как скажешь. Что со мной? Сколько я могу здесь находиться? Вэй Усянь почти мог видеть, как с губ Лань Ванцзи едва не сорвался едкий вопрос: «Снова рвёшься домой к своему парню?». − Изолированный перелом диафиза, то есть, середины локтевой кости без смещения. Трещина в одном ребре. У тебя рассечена бровь, были удары по голове, потеря сознания до того, как ты упал в приёмном покое? Сейчас голова кружится, есть нечёткость зрения, тошнота, провалы в памяти? Я могу вызвать невролога, чтобы составить полную клиническую картину, но ты можешь сначала описать симптомы мне. − Не надо невролога, − поморщился Вэй Усянь. – Получил по носу и дважды по лбу. Сознание не терял, голова не кружится, вижу нормально, память у меня всегда дерьмовая, вчера был немного… э-э-э… − Дезориентирован, − подсказал Лань Ванцзи, внося данные в свой планшет. − Типа того. Башка заболела, кружилась, немного тошнило, но я почти ничего не ел с вечера… хм… сколько я уже здесь? − Ты поступил вчера вечером в десять тридцать восемь, − педантично ответил Лань Ванцзи. − Тогда я нормально ел позавчера вечером. Вчера только немного мяса поел. Так что меня могло тошнить от голода. − Ты голоден сейчас? Завтрак уже закончился, но, скорее всего, немного еды должно было остаться. Ты также можешь подождать до обеда. − Я не хочу есть, − отказался Вэй Усянь. Лёгкое чувство голода почти притупилось, и сама мысль о том, чтобы что-то съесть, вызывала отвращение. − Ты не терял сознание из-за асфиксии? – осведомился Лань Ванцзи. – Когда это произошло? Позавчера? Вот теперь Вэй Усяня затошнило. Он отвернулся и посмотрел на надёжный белый потолок, который не шевелился и не задавал неприятных вопросов. − Позавчера. Не терял, − отрывисто ответил Вэй Усянь. – И давай больше не будем об этом. − Судя по всему, у тебя лёгкое сотрясение, − если Лань Ванцзи и задели его слова, он успешно это скрывал. – Длительная госпитализация не потребуется, особенно если ты выберешь оперативное лечение, но в нём нет необходимости, так как перелом несложный. Понадобится ношение гипсовой повязки в течение шести недель, после этого потребуется реабилитация. − Если хоть что-то из этого требует денег, я не смогу заплатить, − едва слышно проговорил Вэй Усянь, чувствуя себя в крайней степени унизительно. – Я… Я буду очень благодарен, если после выписки ты сможешь одолжить мне хоть сколько-то, чтобы я мог добраться до Шанхая. Я всё верну, как только смогу заработать. − Твой парень не собирается оплачивать тебе лечение и реабилитацию? – осведомился Лань Ванцзи. − У меня нет парня, − резко ответил Вэй Усянь. – Он вышвырнул меня вчера вечером, и я не собираюсь к нему возвращаться, мне ясно дали понять, что я там не нужен. Но мне негде жить, и у меня нет денег. Совсем. − Это он пытался тебя задушить, избил тебя и сломал тебе руку? − Какая разница? − Разница в том, что ты должен зафиксировать побои и написать заявление, − сухо заметил Лань Ванцзи. Вэй Усянь откинул голову на подушку и хрипло, совершенно язвительно расхохотался. Отсмеявшись, он посмотрел прямо в светло-нефритовые глаза. − Лань Чжань, ты недавно здесь, да? Так вот: не лезь в это. Ради своего же блага. Вэнь Чао и его семейка – не те люди, с которыми ты хочешь иметь проблемы. И писать заявление я не буду, потому что это бесполезно. И очень тебя прошу не пытаться это сделать за моей спиной. Пожалуйста. Считай, что я навернулся с лестницы. Что до удушения, Лань Чжань, уж в нашем-то возрасте ты уже не должен шарахаться от чужих странных кинков, − колко добавил он. Если Лань Чжань продолжит эту тему, Вэй Усянь просто не выдержит. Закричит, сорвёт с себя трубки и иголки, швырнёт телефон в молчаливый телевизор, и пусть его опять привяжут или совсем закроют в палате с мягкими стенами в другом отделении, что угодно, лишь бы не говорить о Вэнь Чао и том, как Вэй Усянь допустил подобное обращение, о том, почему конкретно с Вэнями лучше не связываться. − Вэй Ин… − как-то нерешительно начал Лань Ванцзи, и Вэй Усянь, набрав воздуха в лёгкие и ощутив боль в рёбрах, уже приготовился кричать. – Если тебе некуда пойти, ты можешь ночевать у меня. Я обеспечу тебе весь необходимый уход в период реабилитации. Вэй Усянь шокировано выпустил воздух, как проткнутый шарик. Зажмурился и мрачно уставился на Лань Ванцзи. Серьёзно? Человек, который сбегал от него в школьную библиотеку, откуда Вэй Усяня выгоняли за несоблюдение тишины, будет теперь предлагать жить с ним? Ещё и бесплатно? Да не смешите. Кроме того, Вэй Усянь и без того достаточно чувствовал себя полным ничтожеством, чтобы ещё и жить с таким совершенным во всех отношениях человеком, нет уж, спасибо. − Нет, − сказал Вэй Усянь. – Я не буду с тобой жить. Я обратился к тебе за помощью в критической ситуации, спасибо, что помог, но то, что ты предлагаешь, совсем другое. Я и так уже должен тебе больше, чем могу сейчас отдать. − Ты ничего мне не должен, − попытался образумить его Лань Ванцзи, но Вэй Усянь вспылил: − Лань Ванцзи! Я ценю твоё благородство, но, спасибо, мне и так с лихвой хватает понимания, насколько я ничтожен! И мне тошно даже от того факта, что мне приходится просить у тебя в долг, чтобы доехать до ёбаного Шанхая! Так что, пожалуйста, не делай всё ещё хуже! – воскликнул он в отчаянии. − Что плохого в том, что я хочу тебе помочь и не нуждаюсь в чём-то взамен? – спросил Лань Ванцзи. − То, что я не заслуживаю помощи! – не выдержав, выкрикнул Вэй Усянь, игнорируя вспыхнувшую с новой силой боль в рёбрах. Накопившиеся в нём горечь, отвращение к себе, обида – на Лань Чжаня в том числе, та самая застарелая обида на то, что тот упорно отвергал его всё старшее звено, − вырвались наружу, лишившись последних сдерживающих барьеров, разрушенных травмами и лекарствами. – Тем более, твоей! Ты ясно дал мне понять ещё в школе, что такой, как я, не чета тебе даже для простой дружбы, спасибо, так что не надо теперь прикидываться, что я тебе небезразличен! Или, ещё хуже, потому что ты чувствуешь какую-нибудь вину или жалость к ничтожному мне! Нет, знаешь, что: я не буду просить у тебя в долг. Доберусь как-нибудь сам автостопом, может, кто-нибудь пожалеет придурка со сломанной рукой. Спасибо, что оказываешь мне медицинскую помощь, если я буду тебе что-то должен за лекарства, скажи, я отдам, когда смогу. Операция мне не нужна. Если тебе нечего больше сказать по моему состоянию, пожалуйста… уйди. Я не хочу больше отнимать твоё время. − Ты не отнимаешь, − Лань Ванцзи как-то беспомощно выдохнул. Вэй Усянь бы его пожалел, – не каждый день приходится иметь дело с такими долбанутыми пациентами, − если бы не был так зол и взвинчен. – Вэй Ин. Ты… заслуживаешь помощи. И ты мне действительно небезразличен. − Хватит, Лань Чжань, − скривился Вэй Усянь. – Ты не психотерапевт, чтобы врать, чтобы мне стало легче. Не надо. Я всё равно тебе не поверю. − …Хорошо, − Лань Ванцзи опустил голову, по-видимому, признавая своё поражение. – Если тебе что-нибудь понадобится, ты можешь вызвать меня через медсестру или передать это ей. Я пробуду здесь до ужина, прежде чем меня сменит другой хирург. − Я тебя услышал, − Вэй Усянь отвернулся и уже не видел его ссутуленных плеч и того, каким расстроенным выглядел Лань Ванцзи, насколько это возможно для столь сдержанного и малоэмоционального человека. На Вэй Усяня вдруг накатилась невообразимая усталость после этой вспышки эмоций. Он знал, что ему не следовало вываливать на Лань Чжаня всё накопившееся дерьмо, в конце концов, тот не был виноват ни в одном его проёбе, даже в том, что в своё время не захотел дружить с таким шумным и назойливым человеком. Да кто вообще в состоянии вытерпеть такую ходячую катастрофу, как Вэй Усянь? Лань Чжань не заслуживал такого обращения. «Надо будет перед ним извиниться, когда он зайдёт в следующий раз», − подумал Вэй Усянь. Но сейчас… он не хотел ничего. Ни есть, ни спать, ни шевелиться, ни говорить. Он попытался подумать о том, что его ждёт после выписки. Допустим, кости будут срастаться нормально, и его выпишут через неделю, или через три дня, с переломами ведь главное – покой? Его рука надёжно зафиксирована, и, если он не будет падать и биться рукой об стены, всё заживёт за пару месяцев. Значит, через неделю ему придётся выйти на шоссе и ловить попутки, выдавать им слезливую историю. Может быть, кто-то согласится довезти его бесплатно или хотя бы под расписку. Еда… Можно будет оставлять маньтоу с больничных обедов, они, конечно, зачерствеют, но не испортятся, на них вполне можно будет протянуть какое-то время. Костям это на пользу не пойдёт, но что поделать, лучше так, чем совсем без еды. План, глупый и ненадёжный, как всё, что он выдумывал, был готов. Вэй Усянь откинулся на подушку, укладываясь поудобнее, подумал, не включить ли телефон, но потом отбросил эту идею: ничего делать ему не хотелось. Усталость с безразличием заполняли каждую клеточку его тела, давя всё больше, и в какой-то момент Вэй Усянь понял, что не чувствует даже боли из-за переломов и проткнутой катетером кожи. Наверное, это было хорошо, ведь он больше не чувствовал также ни обиды, ни отчаяния, ничего. Когда медсестра вкатила тележку с обедом, – лёгкий суп с клёцками без мяса и паровые булочки, − Вэй Усянь понял, что не проголодался. Он едва нашёл в себе силы спросить: − А можете отложить маньтоу? − Хорошо, − недоумённо отозвалась медсестра и поставила на тумбочку тарелку с горячими булочками. − Спасибо, − он снова потерял интерес к происходящему. Час сменялся часом, день вечером. Вэй Усянь ничего не делал и не смотрел, но ему почему-то впервые в жизни не было скучно. Даже двигаться не хотелось, хотя раньше он не представлял жизни без движения. Думать тоже не было сил. Словно капельницы вместе с обезболивающими вливали в него какие-то успокоительные. Может быть, так оно и было, после всех его прежних сцен. После ужина – он по-прежнему не чувствовал желания есть и снова попросил оставить булочки, − к нему зашёл незнакомый хирург для вечернего осмотра. Чувствуя дикую усталость и желание закрыть глаза и никогда их больше не открывать, Вэй Усянь с трудом ответил на стандартные вопросы врача, выслушал такие же стандартные рекомендации, типа не смотреть телевизор, − он не вслушивался внимательно, не видел смысла, он всё равно не хотел ничего делать. Вскоре после этого Вэй Усянь, окончательно сморённый усталостью, уснул и не просыпался до самого утра. И, даже проснувшись, он по-прежнему ничего не хотел.***
Глядя сквозь лобовое стекло своей машины на уставившегося на него с тротуара Вэй Ина, Лань Ванцзи догадался: тот намеренно назвал ему неверный адрес. Раз за разом тот повторял словом и делом: не лезь в мою жизнь, Лань Ванцзи, я не хочу видеть тебя в ней. Это было… обидно, но объяснимо. За всё то время, что они учились в одном классе, Лань Ванцзи ни единым словом или действием не позволил себе выдать своего истинного отношения к Вэй Ину. Легкомысленный, напропалую флиртующий со всеми юноша, каким-то невообразимым образом умудряющийся в каждом человеке найти то, что задевало его сильнее всего – причём, Лань Ванцзи был уверен, абсолютно не со зла, − Вэй Ин наверняка бы просто посмеялся над ним. Сказал бы, что это хорошая шутка, «ты молодец, Лань Чжань, отлично придумал, как ответить на мои поддразнивания, я даже на секундочку поверил, ха-ха-ха!». И наверняка бы сбежал, если бы осознал, что Лань Ванцзи не шутит, потому что кому надо вешать на себя чужие безответные чувства, да ещё и от такого холодного, нудного типа? Немыслимо. Лань Ванцзи, как бы его ни огорчали порой беззлобные, но очень меткие шутки Вэй Ина, согласен был их терпеть, лишь бы не лишаться его общества совсем. Он никак не ожидал, что его напускная холодность в ответ на общительность Вэй Ина так сильно того заденет. Вэй Усянь получал десятки отказов в месяц, от девушек, с которыми флиртовал, от парней, с которыми пытался сдружиться. Заденет настолько, что эта обида останется с ним на долгие годы и станет дополнением к собственному уничижению. И, как бы больно Лань Ванцзи ни было выслушивать такие грубые слова, намного больнее было понимать, что он и сам ранил Вэй Ина. Ещё больнее – видеть его таким. Переломанным физически и морально, уверенным в своей никчёмности, кажется, совершенно искренне ненавидящим себя. И понимать, что, возможно, именно его, Лань Ванцзи, пренебрежение стало стартовой точкой для подобной убеждённости. Ведь Вэй Ин ни с кем, ни с одним человеком не пытался подружиться так долго, как с Лань Ванцзи. И, возможно, это значило для него намного больше, чем можно было себе представить. Услышав его голос в трубке, Лань Ванцзи был шокирован и испуган. Шокирован тем, что тот, отказавшись от визитки, умудрился запомнить его номер, потому что у Вэй Ина, по его собственным словам, была «дырявая память» − или, к чему больше склонялся Лань Ванцзи, недостаточная внимательность, потому что что-то Вэй Ин запоминал превосходно, например, музыку. И напуган, потому что голос Вэй Ина дрожал, да и тот факт, что он попросил помощи, грубо отказавшись накануне, говорил о крайней ситуации. А потом звонок неожиданно оборвался, телефон стал недоступен, и Лань Ванцзи пережил несколько страшных мучительных мгновений, прежде чем сумел убедить себя, что, скорее всего, чужой телефон попросту разрядился. То, что его единственная школьная приятельница, Ло Цинъян, жила примерно в том же районе, что и Вэй Ин, не была занята в тот вечер и согласилась помочь найти явно попавшего в беду бывшего одноклассника, Лань Ванцзи считал поистине благословением небес. Он провёл очень неприятный час, полный неизвестности, прежде чем Ло Цинъян ему позвонила и сказала: «Нашла». Нашла. Вэй Ин выглядел просто ужасно. Его правая рука сильно опухла, это было видно даже в толстовке, подбородок, шея, ворот выцветшей футболки были залиты расплывшейся кровью, хотя нос, кажется, не был сломан; кровоточила разбитая бровь. Вэй Ин выглядел мокрым насквозь и, по-видимому, провёл не один час под проливным дождём этим прохладным вечером. И шея. Шея, покрытая багровыми, сине-фиолетовыми, почти чёрными кровоподтёками в совершенно очевидной форме очертаний пальцев. Вэй Усяня мог умереть в эти два дня, и он обратился за помощью только тогда, когда ему сломали руку. Впрочем, думал Лань Ванцзи, бессовестным образом используя знания и служебное положение и запуская рентгеновский аппарат, чему он удивлялся после того, что узнал за эти дни? Всё это время Лань Ванцзи не сидел на месте и со всей свойственной ему дотошностью изучил медкарту Вэй Ина, опросил абсолютно всех врачей, кто захотел с ним говорить, особенно в травматологии, чтобы составить неутешительный вывод. Вэй Ин получал побои регулярно последние несколько лет, началось это почти сразу после окончания университета, не считая нескольких драк за время обучения и одной разодранной голени, когда тот, по его словам, выбирался после падения в реку и зацепился за торчащие железяки, будучи возмутительно нетрезвым. Особенно частые эпизоды травм отмечались в первые полтора-два года. Чаще всего это были сильные ушибы и рассечения, требовавшие наложения швов. Страшно было подумать, что в менее серьёзных случаях Вэй Ин вообще не обращался за помощью. Если вспомнить, в каком моральном состоянии Вэй Ин поступил в больницу с перерезанным запястьем, Лань Ванцзи мог заключить, что к третьему году своего сожительства с Вэнь Чао Вэй Ин научился молчать, сдерживаться и не ругаться со своим парнем, а потом и вовсе растерял желание это делать, превратившись в пугающую бледную тень себя. Примечателен был и тот факт, что поначалу все травмы Вэй Ин фиксировал как побои. Никогда не сообщал, кто именно его избил, но фиксировал, по крайней мере, в те первые два года. Было ощущение, что он действительно планировал однажды уйти от Вэнь Чао и написать на него заявление, но по какой-то причине отказался от этой идеи и со временем перестал просить фиксировать побои, пока их частота и количество не иссякли. Помимо ужаса, Лань Ванцзи ощущал растерянность. Как Вэй Ин, которого он знал, мог всё это допустить? Как мог терпеть подобное отношение к себе? Это же, в конце концов, даже не семья, где порой приходится смиряться даже с очень жестокими правилами. Вэй Ина пороли дома, он сам об этом рассказывал со всей своей легкомысленностью, видимо, не считая эти эпизоды травмирующими для себя. Но это романтические отношения. Должны были быть романтическими. Лань Ванцзи, который всегда очень незаметно, держась в самом тёмном углу, ходил на школьные вечеринки, потому что там был Вэй Ин, видел однажды, как к тому начал приставать парень на год старше. Вэй Ин тогда был особенно хорош в блестящем красном кроп-топе, с красной помадой и алым глиттером на скулах, он очень любил краситься на такие мероприятия, игнорируя любые гендерные стереотипы. В ответ на попытку его облапать Вэй Ин ударил парня коленом в пах и добавил такую звонкую пощёчину, что её звук заглушил даже грохочущую музыку, а затем прошипел достаточно громко и слышимо, что в следующий раз сделает так, что парень вообще не сможет пользоваться рабочей рукой до конца жизни. В его голосе, сверкающих серых глазах, в которых отражались неоновые блики, и всём облике было столько опасного напряжения, что Лань Ванцзи, к своему стыду, не раз вспоминал этот момент душными ночами в тишине и одиночестве своей комнаты. Что должно было произойти, чтобы Вэй Ин стал допускать побои и такое унижение в свой адрес? Он упоминал, что с семьёй Вэнь Чао лучше не связываться, что они – опасные люди, но Лань Ванцзи представить себе не мог, чтобы Вэй Ин, которого он запомнил со школы, хоть кого-то боялся. Тот Вэй Ин бы скорее нажил себе массу неприятностей, но не стал бы молчать и прятаться. Да и как вообще он мог связаться с таким типом? Вэнь Чао выглядел, говорил и вёл себя, как последний ублюдок. Вэй Ин же был солнцем, порой слишком ярким и раздражающим, но вместе с тем тёплым и уютным. Лань Ванцзи не был общительным человеком, но такой была Ло Цинъян, и, несмотря на то, что ей не нравился флирт Вэй Ина, она никогда не отзывалась о нём плохо и говорила, что остальные девчонки тоже не сердятся на него, а порой даже смущаются. «Бесстыжий», − фыркала она, но было видно, что отмечала она это беззлобно. Вэй Ин нравился людям, даже раздражая их, и да, Лань Ванцзи тайно и отчаянно ревновал его за это абсолютно ко всем с тех пор, как осознал свою безнадёжную влюблённость. И потому Лань Ванцзи не мог поверить и понять, каким образом такого восхитительного человека, как Вэй Ин, могло притянуть к такому ублюдку, как Вэн Чао. Не понимал, но очень хотел понять. Лань Ванцзи проводил на работе больше времени, чем следовало. В больнице был обширный штат хирургов из самых разных отделений, Лань Ванцзи числился одним из хирургов-травматологов, не слишком узкоспециализированных. Помимо него, в отделении хирургии пациентов вели ещё двое опытных хирургов, и Лань Ванцзи мог позволить себе график «сутки через двое», но обычно брал только один выходной из двух положенных. Если бы была возможность, он и один бы не брал, особенно теперь, когда в больнице снова лежал Вэй Ин, но, к сожалению, Лань Ванцзи всё ещё был человеком, и его организм нуждался в нормальном сне и отдыхе после ночных дежурств и операций. Поэтому, убедившись, что жизни и здоровью Вэй Усяня в ближайшей перспективе ничего не угрожает, и выслушав в свой адрес не самые приятные слова из его уст, Лань Ванцзи был вынужден отправиться домой, выспаться, потратить следующий день на тренировки, бытовые дела и медитацию, и выспаться снова. Под честное обещание остальных хирургов и дежурных медсестёр сообщать ему о критических ситуациях с его пациентами. На вторую ночь ему приснился кошмар. В нём Лань Ванцзи медленно спускался на лифте, шёл пустынными и холодными подземными служебными коридорами, где половина ламп вечно горели с перебоями и неприятно, зловеще мигали. Останавливался перед дверями танатологического отделения, заходил внутрь. Его встречали санитары и дежурный врач-патологоанатом, непривычно хмурый, потому что обычно работники морга вырабатывали завидное толстокожие вместе с весельем, чтобы не сойти с ума от постоянного присутствия смерти. Врач вёл его в прохладную прозекторскую, где на металлическом столе в чёрном мешке лежало тело. Он расстёгивал мешок до пояса, и Лань Ванцзи видел внутри Вэй Ина. Бледного, избитого, изломанного, с чуть искажёнными смертью чертами, но всё равно почему-то удивительно красивого. Крови уже не было, всё смыли санитары. Разбитая бровь, неестественно лежащая правая рука. И иссиня-чёрные следы пальцев на хрупкой шее. Сомкнутые веки, из-под которых больше никогда не заблестят дождливо-серые озорные глаза. Бледно-сизая кожа, которую больше никогда не озолотит жаркое летнее солнце. Посиневшие губы, которые больше никогда не изогнутся в яркой задорной улыбке, никогда не распахнутся, обнажая очаровательно выступающие «кроличьи» резцы, никогда не выпустят громкий звонкий смех. Тонкие окоченевшие руки, которые больше никогда не сожмут его плечо, горяча прикосновением даже сквозь ткань. Патологоанатом перечислял обнаруженные травмы и повреждения, но Лань Ванцзи не вслушивался. Какая разница? Вэй Ина больше нет. Просто тело. Красивое мёртвое тело, труп, который навсегда покинула сверкающая, бесконечно юная душа любимого солнечного человека. Его позвали опознать его, потому что больше у Вэй Ина в этом городе никого не было, потому что Лань Ванцзи знал его давно и оперировал недавно. Лань Ванцзи смотрел на яркую родинку под нижней губой. Опознать можно было даже по ней одной. В каком-то слепом порыве Лань Ванцзи брал его за руку, за это обжигающе холодное запястье. Под пальцами прощупывались так и не успевшие окончательно зажить и превратиться в тонкие шрамы порезы, которые он старательно зашивал, пытаясь не упустить ускользавшую жизнь. Бесполезно. Вэй Ин всё равно ушёл, просто чуть позже, когда его не было рядом. Не было, потому что Вэй Ин сам отказался от его помощи – потому что Лань Ванцзи прежде ничем не сумел убедить его, что ему не всё равно. Не травмы и пальцы, выдавившие вместе с воздухом жизнь из лёгких, убили Вэй Ина. Его убило прежнее напускное равнодушие Лань Ванцзи, его бессилие и бездействие. На этом страшном осознании Лань Ванцзи проснулся. Он рывком сел на постели и схватился за грудь, пытаясь унять бешено колотившееся сердце. Его собственная рука обожгла холодом кожу груди так же, как мёртвая рука во сне; руки Лань Ванцзи всегда были прохладными, что в моменты мрачных дум давало ему повод называть себя живым мертвецом – холодным и безразличным. По вискам и спине струился холодный пот, всё тело ещё остаточно дрожало. Лань Ванцзи пришлось себе напомнить, что он дома, в своей постели, а не в морге, Вэй Ин тоже не в морге и скорее всего ещё спит в своей палате, и всё увиденное было лишь кошмаром. Кошмаром, который уже не должен стать реальностью, ведь Вэй Ин больше не с Вэнь Чао, никто больше не посмеет его тронуть, Лань Ванцзи просто обязан не допустить этого всеми силами, даже если Вэй Ин упорно отказывается от его помощи. Он бросил взгляд на электронные часы, слабо светящиеся в предрассветном сумраке. Без десяти пять. Досыпать десять минут не было смысла, и Лань Ванцзи, выключив будильник, проверил сообщения, но из больницы, к счастью, никто не писал. Только тогда он поднялся, провёл получасовую утреннюю медитацию, чтобы успокоить и очистить разум, ещё воспалённый отголосками кошмара, смыл с себя подсохшую липкость пота, позавтракал, почти не чувствуя вкуса еды, и поспешил в больницу, чтобы успеть к утреннему обходу. − Ничего нового? – осведомился Лань Ванцзи у доктора Хэ. − Двое поступили вчера, − ответил хирург, перебрасывая информацию на его рабочий планшет. – И твой из 613-й ничего не ест, не встаёт и молчит. Рука Лань Ванцзи замерла над планшетом. Потом он осторожно заметил: − Я ведь просил уведомлять меня, если что-то случится. − Вы просили уведомлять о критических ситуациях, доктор Лань, − уточнил доктор Хэ. – Его физическое состояние не изменилось, так что проблема явно психологического характера, поэтому я решил дождаться вас, прежде чем вызывать психотерапевта. Мы перевели господина Вэя на внутривенное питание через капельницу. − Спасибо. И… прошу прощения, − извинился Лань Ванцзи. − Не стоит, − отозвался доктор Хэ. В палату Лань Ванцзи влетел, не чуя под собой ног. Вэй Ин, кажется, ещё спал, по крайней мере, его глаза были закрыты, а размеренный тихий писк пульсометра говорил о спокойном медленном сердцебиении, свойственном спящим людям. Но картина безжизненного Вэй Ина всё ещё стояла перед его глазами, и этот, живой, не так уж сильно отличался от того, мёртвого: почти такой же бледный, с теми же кровоподтёками на шее и разбитым лицом. Поэтому Лань Ванцзи обошёл его кровать и взял его за левую руку. Тёплая. Не такая горячая, как когда-то, но всё же живая. На всякий случай он всё же коснулся пальцами измученной шеи, только чтобы кожей почувствовать неспешное ровное сердцебиение. Это немного успокоило Лань Ванцзи. На прикроватной тумбочке он заметил две тарелки с нетронутыми подсохшими маньтоу, судя по всему, лежавшими здесь со вчерашнего дня. Это удивило Лань Ванцзи. Может, Вэй Ин не хотел есть то, что давали в больнице, что было неудивительно, учитывая его пристрастие к острым специям, а булочки оставил про запас? Но почему тогда не съел? Поставив себе в голове метку спросить об этом Вэй Ина чуть позже, Лань Ванцзи отправился осматривать остальных пациентов. В конце обхода он снова заглянул к Вэй Ину, и его сердце кольнуло: на этот раз тот не спал. Его глаза были приоткрыты, устремляя пустой, мёртвый взгляд в пространство, лицо ничего не выражало. Совершенно. Видеть это было… страшно. − Вэй Ин, − не сдержавшись, выдохнул Лань Ванцзи. Пустой взгляд чуть прояснился и самую малость скользнул в сторону, но Вэй Ин так и не посмотрел на Лань Ванцзи. Он молчал. Ни знакомого «Лань Чжань», ни даже раздражённого вздоха, ничего. − Мне нужно тебя осмотреть, − едва справившись с эмоциями, Лань Ванцзи заставил себя быть доктором Ланем – тем, кем он и должен был быть в больнице, вне зависимости от того, кто был его пациентом. – Пожалуйста, сообщи мне, если тебя что-то беспокоит. Бледные губы слегка разомкнулись: − Ничего. Голос был таким же пустым и безжизненным, как и его взгляд и лицо. Лань Ванцзи всё равно осмотрел его, проверил, не воспалились ли швы, коснулся гематомы вокруг брови. По логике, касание к ней должно было отозваться болью, но ни единый мускул на лице Вэй Ина не дрогнул, будто он не чувствовал боли. Лань Ванцзи всё равно задал этот глупый вопрос: − Что-нибудь болит? − Нет, − так же бесцветно отозвался Вэй Усянь. − Тошнит? Может, тебе не нравится здешняя еда? Я могу принести тебе другой, если хочешь. − Не хочу. − Другой еды? − Есть. Лань Ванцзи почувствовал, как у него начинают дрожать пальцы. Неужели Вэй Ин решил заморить себя голодом? Но тогда зачем поначалу просил оставить маньтоу? Хотел приберечь на потом, потому что они долго не портятся? Да и, если бы Вэй Ин объявил голодовку, он бы не звучал так… мертво. Он бы наверняка дулся, обижался, скорее всего, что-то требовал. В прошлый раз, когда Лань Ванцзи видел его, Вэй Усянь злился на себя и на него, почти кричал. Что же случилось за всё время, что он не заходил? − Вэй Ин, − Лань Ванцзи, сам по себе слишком сдержанный и безэмоциональный человек, изо всех сил старался звучать мягко. – Почему ты отказываешься от еды? − Я сказал. Он сказал, что не хочет есть. − Тебе нужно поесть. Твои травмы не заживут так быстро, особенно переломы, если ты не будешь получать всё необходимое из еды. Витаминов внутривенно недостаточно. − Всё равно, − ответил Вэй Усянь. − Вэй Ин, пожалуйста, − беспомощно взмолился Лань Ванцзи. – Поешь. Потом я заберу тебя к себе домой. Я хочу тебе помочь. − Лань Чжань, − единственное, что промелькнуло на мгновение в голосе Вэй Усяня, это безмерная, смертельная усталость. Лань Ванцзи предпочёл бы не слышать своё имя из его уст таким голосом. – Прошу. Уйди. Лань Ванцзи в бессилии закрыл глаза, ощущая, как это простое короткое «уйди» оставляет очередной болезненный порез на его сердце. Вэй Ин его прогоняет. Даже в таком страшном апатичном состоянии он не желает видеть и слышать Лань Ванцзи, принимать его помощь. Как, как ему вытащить Вэй Ина? Лань Ванцзи тихо вышел из палаты и стремительно дошёл до служебной уборной. Запер дверь, бросил планшет на тумбу, открыл кран и целую минуту просто стоял, уперевшись руками в раковину и не видя собственного отражения в зеркале из-за застилавшей глаза мутной пелены. Его трясло в подобии сухой бессильной истерики от невозможности помочь единственному человеку, который по-настоящему был для него важен. Отдышавшись, Лань Ванцзи умылся ледяной водой, прикрыл покрасневшие глаза и написал психиатру с просьбой зайти как можно скорее, если есть время. Через полтора часа у Лань Ванцзи начиналась первая операция, но он просто не мог работать в таком состоянии, не зная точно, что происходит с Вэй Ином и как ему помочь. Доктор Мин, которого случай Вэй Ина заинтересовал ещё в прошлый раз, явился немедленно, и Лань Ванцзи описал ему ситуацию от начала и до конца, с самого момента, когда Вэй Ин отказался от его помощи ещё тогда, в машине, и до его отчаянно-измождённого «Уйди». В этот раз Лань Ванцзи решил, что не будет слушать, хотя трансляция с камеры по-прежнему велась. Можно было видеть, что и с психиатром Вэй Ин говорить не желает: он всё так же безучастно смотрел в пространство и почти не открывал рта. − Апатия, − сообщил доктор Мин, заходя в ординаторскую. – Довольно распространённое клиническое состояние депрессии. Повреждений мозга у него нет, судя по снимкам, которые вы мне предоставили, хотя и сотрясение, и голодание могли дополнительно усугубить психическое состояние после случившегося. − Что делать, доктор Мин? Вы сами видели, он отказывается от помощи. Антидепрессанты, терапия, что? − Сложно сказать, − психиатр почесал подбородок. – Препараты могут помочь на какое-то время, но это может быть опасно. − Опасно? − Видите ли, в апатии у человека отсутствуют не только положительные, но и отрицательные реакции, − пустился в объяснения доктор Мин. – Он не видит и не чувствует мотивации и сил жить, но и умирать тоже. Так как господин Вэй не желает подробно делиться тем, что у него на душе, мы не знаем, насколько сильны его суицидальные устремления в обычном активном состоянии. Особенно если учесть тот случай селфхарма. − Вы имеете в виду, что, если у Вэй Ина из-за препаратов появятся силы и желания, он может потратить их на попытку самоубийства? – холодея, уточнил Лань Ванцзи. − Именно, − подтвердил доктор Мин. – Разумеется, в психоневрологическом отделении за ним бы постоянно следили и не допустили бы трагедии всеми силами, но, если я правильно понял личность господина Вэя на основе всего, что видел и слышал, он может воспринять подобное ограничение своей свободы весьма негативно. − Тогда какие есть варианты, помимо этого? − Часто положительно работает забота близких людей. Но это в долгосрочной перспективе лечения. Сейчас необходимо вывести господина Вэя из состояния апатии, не рискуя вызвать ещё больший негатив. Иногда работает шок, стресс. Нужно создать ситуацию, которая может простимулировать его желание лечиться и жить дальше. Почему бы вам, к примеру, не рассказать о ваших чувствах к нему? − Мои чувства настолько очевидны? – закашлялся Лань Ванцзи. − Для меня да, − тонко улыбнулся доктор Мин. – Судя по тому, как он добивался вашего внимания в школе, и по тому, что иногда вам всё же удавалось убедить его, вы ему тоже небезразличны, хоть, возможно, и не в том смысле, какого бы вам хотелось. Лань Ванцзи невесело покачал головой: − Вэй Ин мне не поверит. Он убеждён, что я не выношу его с тех самых школьных лет, и, к сожалению, в том, что у него сложилось такое впечатление, виноват именно я. В юности я… не умел выражать свои чувства, к тому же боялся, что Вэй Ин, узнав о них, совсем прекратит наше общение. − Вам бы обоим на психотерапию, − пробормотал доктор Мин и тряхнул головой. – Хорошо. Кроме вас, я так понимаю, в этом городе у него нет ни тех, кто важен ему, ни тех, кому важен он? Кто у него вообще есть? Близкие, друзья? − Приёмная семья, − немедленно отозвался Лань Ванцзи. – Старшая сестра и брат-ровесник. О сестре он всегда отзывался с благоговением и называл самым родным и любимым человеком, − Лань Ванцзи видел их однажды вместе, когда Цзян Яньли принесла младшим братьям обед, который они оба забыли. Было заметно, с какой теплотой и нежностью они относятся друг к другу, и таким мягко-счастливым Вэй Ина он ни с кем другим не видел. − С братом они ругались, но, кажется, всё же любили друг друга. Есть ещё приёмная мать, но они не в лучших отношениях. И друг, наш общий одноклассник. Вэй Ин собирался поехать к нему после выписки. Однако, как я понял, до сих пор Вэй Ин не обращался за помощью ни к кому из них и скрывал свои неприятности. − Значит, из всех близких господин Вэй выбрал наименее близкого человека, чтобы попросить о помощи, − задумчиво протянул доктор Мин. – По всей видимости, он не желает их расстраивать и напрягать, а также стыдится положения, в котором оказался. Очень интересно. Господин Вэй имеет крайне низкую самооценку и считает себя недостойным чьей-либо помощи, но вместе с тем обладает некоторым чувством гордости. Это усложняет дело. Я хотел предложить обратиться к его самому близкому человеку – к сестре, например, − но, даже если это поможет вытащить его из апатии, он ни за что вам не простит то, что вы его выдали. − Это уже не так важно, − сглотнув неприятный горький комок в горле, сказал Лань Ванцзи. – Главное – помочь Вэй Ину. − Какая самоотверженность, − улыбнулся доктор Мин. – Что ж, у меня, кажется, есть одна идея, хотя она и потребует некоторого времени на её осуществление. У вас есть номер его сестры? Желательно домашний. − Нет. Но мой брат близко знаком со сводным братом её супруга, я мог бы узнать через него. − И вовлечь в это дело куда больше посторонних людей, чего не хотите ни вы, ни господин Вэй, − заметил психиатр. – К чему такие сложности, господин Лань? Возьмите телефон вашего пациента. − Вторгаться в частную жизнь Вэй Ина было бы нечестным по отношению к нему, − не согласился Лань Ванцзи. − Вы установили в его палату камеру, чтобы присматривать за ним, когда он в этом не нуждается, слушаете наши сеансы и обсуждаете его со мной. Вы уже влезаете в его частную жизнь, нарушая при этом закон, − ухмыльнулся доктор Мин, и Лань Ванцзи вспыхнул, пристыженный. – Вы ведь хотите ему помочь всем сердцем, любой ценой? Лань Ванцзи угрюмо кивнул. Разбираться с последствиями своих неприемлемых с точки зрения морали поступков он будет потом, сейчас главное – вытащить Вэй Ина из апатии и убедить принять помощь. − Тогда возьмите у него телефон, разблокируйте по его отпечатку и перепишите домашний номер его сестры. Я ведь не требую от вас читать его переписки и смотреть личные фото, верно? Глубоко вздохнув, Лань Ванцзи был вынужден согласиться с его планом. В самом деле, вовлекать в проблемы Вэй Ина ещё больше людей, от которых он, очевидно, изо всех сил пытался скрыть своё плачевное состояние, было ещё более нечестно, чем всё, что Лань Ванцзи уже успел сделать. Из-за упадка сил и нежелания что-либо делать Вэй Ин спал не только ночью, но лезть в его телефон посреди дня Лань Ванцзи всё же не рискнул. Кроме того, у него ещё была работа: несколько несложных плановых операций, работа с документами, вечером привезли парня, напоровшегося на железный прут на стройке. Вэй Ин всё так же молчал, не ел, из-за чего его приходилось кормить внутривенно, чтобы не наступило истощение, и продолжал безучастно смотреть в пространство, когда не проваливался в сон. Ночью Лань Ванцзи зашёл в его палату. Вэй Ин спал, его показатели были в норме. Видеть его спящим было уже не так страшно, как сразу после кошмара, и не так больно, как видеть бодрствующим, но абсолютно неживым. Лань Ванцзи знал, что медсёстрам приходилось периодически переворачивать его днём, чтобы не появились пролежни, потому что Вэй Ин не желал двигаться вообще. Нетронутый телефон лежал на кровати рядом с кнопкой вызова медсестры. Лань Ванцзи ещё раз бросил взгляд на мониторы, чтобы убедиться, что показатели соответствуют сну, и осторожно взял телефон. Беззвучно выругался: на нём не стояла идентификация по отпечатку, только пароль либо графический ключ. Присмотревшись в темноте, рассеиваемой лишь слабым светом приборов, Лань Ванцзи с трудом разглядел на сенсоре след от пальца, осторожно провёл по нему своим. Повезло: ключ совпал, и телефон разблокировался. На экране была какая-то стандартная заставка с абстрактными линиями. Верный своему нежеланию лезть в чужую частную жизнь сверх необходимого, Лань Ванцзи сразу открыл контакты и нашёл Цзян Яньли, подписанную как «милая сестрица». Помимо мобильного, там было свадебное фото, адрес и, хвала небесам, домашний телефон. Лань Ванцзи на всякий случай переписал оба номера себе и положил телефон Вэй Ина ровно на то же место. Готово. На следующий день в перерыве между приёмами Лань Ванцзи набрал нужный номер и быстро нажал на запись. Его расчёт оказался верным: дома у четы Цзинь и Цзян в это время никого не было, и после четырёх гудков включился автоответчик. − Вы позвонили в дом семьи Цзинь-Цзян, − прощебетал нежный мягкий голос Цзян Яньли, потом послышался лёгкий смех. – Сейчас мы не можем ответить, но вы можете оставить нам сообщение после сигнала, и мы с вами обязательно свяжемся. Удачного дня! Не дожидаясь звукового сигнала, Лань Ванцзи положил трубку и отключил запись, потом переслал её техническому специалисту, контакты которого дал ему доктор Мин. Теперь оставалось только ждать. Либо звуковой уловки, либо… Либо Вэй Ин всё-таки придёт в себя сам.***
− А-Сянь! До трепета знакомый голос прозвучал далеко и глухо. Вэй Усянь не видел ничего, кроме сонной серой мглы вокруг, ему давно ничего не снилось, поэтому голос сестры в этой тьме стал для него сюрпризом. − А-Сянь! – повторила Цзян Яньли уже громче. Вэй Усянь не хотел открывать глаза. Он не знал, сколько минут, часов, дней провёл в вязком болоте усталости и безразличия, почти ни на что не реагируя. Но сестра… Яньли зовёт, разве он может не ответить ей? «Сестрица!» − мысленно позвал Вэй Усянь. Тишина. Пришлось всё-таки поднять веки. Он видел лишь черноту, пугающую своей неизвестностью. Разве он не должен лежать сейчас в своей палате? Разве не должен светиться знак выхода, не должны пищать и мерцать мониторы? Не должна чесаться рука под гипсом и болеть вены от капельниц? Из-за темноты его чувства, притупившиеся в апатическом коконе, обострились, и Вэй Усяню неожиданно стало страшно: что, если он всё-таки умер? Но откуда тогда голос сестры? − А-Сянь, ты меня слышишь? – снова позвала его Цзян Яньли, голос звучал взволновано. − Сестрица, − прошептал Вэй Усянь. – Где ты? Он не мог понять, откуда звучит её голос. Если он всё же в палате, значит, она рядом? Он попытался сесть и с ужасом понял, что не может толком пошевелиться, всё его тело стало необъяснимо тяжёлым, и Вэй Усянь с трудом нащупал кнопку вызова медсестры. Но никакого щелчка или сигнала не последовало. Может быть, он всё ещё спит, и ему это снится? − Я здесь, А-Сянь, − с явным облегчением, как ему показалось, произнесла Яньли. – Я всегда рядом. В глазах защипало. Разве во сне можно плакать? Почему тогда он не чувствует боли? Спит он или нет, в конце концов? − А-Сянь, почему ты ничего не рассказал мне? – голос стал грустным. − Что? – прошептал Вэй Усянь. – Что ты имеешь в виду? − Ты должен был рассказать о том, как тебе плохо. − Я… − Вэй Усянь с трудом мог говорить, но вдруг ощутил злость. – Это Лань Чжань тебе позвонил? Да как он посмел?! Вэй Усянь ведь говорил, ему не нужна помощь, особенно от него! Неужели он не понимает, что это разобьёт нежное сердце Цзян Яньли?! Не понимает, как больно ей, когда что-то приключается с её семьёй?! − Никто мне ничего не рассказывал, А-Сянь, − мягко успокоила его Яньли. – Но ты был таким расстроенным в последнее время… Разве я не могла почувствовать, что что-то не так? − Сестра… − Вэй Усянь больше понял, чем почувствовал кожей, что по его щекам текут слёзы. Наверное, он действительно всё ещё спал, либо его напичкали какими-то нейролептиками, либо он сошёл с ума, и всё это – плод его больного воображения. Но Яньли звучала так по-настоящему, будто стояла рядом, только руку протяни – и сможешь коснуться её бледно-лилового летнего платья. Они созванивались в прошлом месяце, но Вэй Усянь был уверен, что у него получилось звучать бодро и весело, как прежде. − А-Сянь, пожалуйста, ты должен меня выслушать, хорошо? – в её голосе зазвучала мольба, и Вэй Усянь кивнул, потом, всхлипнув, сообразил, что сестра не может его видеть, и тихо сказал: «Хорошо». – Что бы ни случилось, ты не должен сдаваться. И не должен отказываться от помощи. − Ты же знаешь, твой Сянь-Сянь сильный и сам всё может, − заспорил Вэй Усянь. − Даже самым сильным порой нужна помощь, − не согласилась Яньли. − Я её не заслуживаю, − прошептал Вэй Усянь, глотая слёзы. − Неправда, − смягчилась Цзян Яньли. – Ты всегда был и остаёшься замечательным человеком. Пожалуйста, А-Сянь, не отказывай людям, которые хотят тебе помочь. Мы все тебя очень любим и желаем тебе только добра. − Я… Я постараюсь, − глухо произнёс Вэй Усянь. − Хорошо, − он мог слышать, как счастливо она звучала, вспоминал её тёплую улыбку, которую она дарила младшим братьям вместо матери, прикосновение заботливых рук. То, чего ему не хватало больше всего все эти годы. – Я горжусь тобой, ты такой молодец, − прошептала Цзян Яньли. – Я буду счастлива, если ты тоже будешь счастлив, А-Сянь. Пообещай мне, что попробуешь? − Обещаю, − выдохнул Вэй Усянь. Яньли не ответила. Он захлопал глазами, смаргивая слёзы, и неуверенно обратился к темноте: − Сестрица? – Ему не ответили. – Сестрица! Вэй Усянь зажмурился так крепко, что у него закружилась голова, а когда открыл глаза, вокруг уже не было так темно и тихо. Палату чуть освещали тихо попискивающие мониторы, в приоткрытую дверь врывалась полоска приглушённого ночного света из коридора, а в проёме стояла дежурная медсестра. − У вас всё в порядке? – с беспокойством осведомилась она. − Тут… Я слышал голос сестры, здесь была молодая женщина, вы не видели? – попытался объяснить Вэй Усянь. − Часы посещений давно закончились, и мимо меня никто не проходил, − ответила с некоторой насторожённостью медсестра и подошла ближе, проверяя его показатели и работу капельницы. – Должно быть, вам приснился сон. Вам что-нибудь нужно? Обезболивающие, успокоительное? − Нет… Нет, ничего не нужно, − пробормотал Вэй Усянь, снова чувствую безмерную усталость и тяжесть. Наверное, ему и правда приснилось. И всё же… Голос сестрицы казался таким реальным. Он попытался обдумать, что же всё-таки произошло, но чем отчаяннее пытался, тем тяжелее ему думалось. Веки смыкались, и перед глазами то и дело темнело, он вскидывал голову, но уже через несколько секунд снова начинал клевать носом. В конце концов, он больше не мог сражаться с наступающим сном и провалился в него, как в тот мрак, что окружал его во время разговора с сестрой. Проснулся Вэй Усянь довольно разбитым. Он лежал, глядя в черноту выключенного телевизора, слушал тихий писк приборов и вспоминал. Ему же приснился голос сестры, да? И остальное? Вздрогнув, Вэй Усянь попытался поднять левую руку и выдохнул с неимоверным облегчением: рука подрагивала от слабости, но всё же двигалась; ноги, кажется, тоже шевелились. Оказывается, не иметь возможности двигаться – тоже страшно, почти так же страшно, как не дышать. Он дотянулся до телефона, посмотрел на время – двенадцатый час, − потом посмотрел на лежавшие тумбочке чёрствые маньтоу и вдруг ощутил невероятной силы голод. Будто он ничего не ел целую неделю. Он попробовал вспомнить, сколько он находится в больнице – и не смог: дни, проведённые в апатии, слились в бесконечность, и он не мог даже вспомнить, кто сколько раз к нему заходил. Вспомнил только Лань Чжаня. Кажется… Кажется, тот просил его поесть и… Уйди. Вэй Усянь отбросил телефон и спрятал лицо в единственной доступной руке. Может быть, он идиот, и Лань Чжань действительно просто пытался ему помочь, не как врач? А как… как… кто? Они ведь действительно не ладили в школе, и Вэй Усянь, положа руку на сердце, прекрасно мог понять Лань Чжаня в этом, как бы обидно ему ни было. Лань Чжань был тихим, сдержанным, примерным учеником, и у него, вероятно, были иные способы развлечь себя, нежели носиться по коридорам, тайком таскать в рюкзаке порно-журналы, добываемые Не Хуайсаном, пить, влезать в потасовки и скакать по крышам. И, если Лань Чжань – Лань Чжань, который штопал ему руку, пока он готовился уже отойти в мир иной, который положил его в эту чёртову отдельную палату, уговаривал его беречь себя, нормально питаться и говорить с психотерапевтом и предлагал ему пожить у него, − так упорно пытался ему помочь, несмотря на всю проблемность и никчёмность Вэй Усяня, то… Может быть, он относился к нему не так уж неприязненно? А Вэй Усянь постоянно отвергал его помощь так же, как Лань Чжань отвергал его дружбу. Вот только в те годы они оба были детьми, глупыми подростками. Вэй Усянь вспомнил, как ему было обидно, что такой красивый, умный и забавный в своей строгости и несвойственному возрасту занудству юноша отталкивает его, не даёт приблизиться, понять, расшевелить. И подумал: что, если сейчас он обижает Лань Чжаня намного больше? Вэй Усянь никогда намеренно не хотел никому причинять боль. Даже все его самые безумные шутки и поддразнивания всегда шли от искреннего желания повеселиться, а не задеть. И сейчас он, скорее всего, обидел единственного человека поблизости, кто хотел ему помочь и относился к нему, не как к дерьму. Задрожав, Вэй Усянь понял, что ему немедленно надо извиниться. Не потому, что он рассчитывал, что Лань Чжань всё-таки захочет ему помогать после этого, нет, он всё решил ещё в первый день: как-нибудь доберётся до Хуайсана. А потому, что Вэй Усянь не хотел делать ему так же больно, как было больно ему. Он вскочил с кровати и рванул вон из палаты, даже не подумав вызвать медсестру. Вернее, он попытался, потому что от голода, слабости и резкого подъёма кровь отхлынула от головы, перед глазами потемнело, и Вэй Усянь почувствовал, что падает. «Рука!» − только и успел подумать Вэй Усянь, прежде чем чьи-то прохладные руки подхватили его. Всё вокруг крутилось и смазывалось, будто он только что слез с карусели, и он смог различить только белый халат перед собой. − …Ин? – донёсся сквозь шум в ушах обеспокоенный голос. Тряхнув головой и проморгавшись, Вэй Усянь понял, что снова лежит на кровати в своей палате, а на краешке сидит Лань Ванцзи, касаясь его лба. Осознав, что снова свалился в его объятья, как девица из стандартной романтической дорамы, Вэй Усянь неожиданно смутился и на какое-то время потерял дар речи, позабыв, что бежал извиняться. − Ты начал двигаться, − сказал Лань Ванцзи, осматривая его. – Как ты себя чувствуешь? − Я… − Вэй Усянь не договорил и закашлялся, потому что в горле пересохло от нескольких дней без воды. Лань Ванцзи убрал руки и налил ему воды. Схватив стакан, Вэй Усянь осушил его за несколько крупных глотков, и эта обычная вода вдруг показалась ему вкуснее самого лучшего вина. Отдышавшись, он всё-таки смог продолжить: − Голова очень кружится. И… Я очень хочу есть, − едва слышно закончил Вэй Усянь, почему-то ощущая невероятно неловко: ведь он сам отказывался от еды! − Минуту, − Лань Ванцзи написал кому-то по телефону. – Твой завтрак сейчас разогреют. Зачем ты оставлял эти маньтоу? − Я хотел взять их в дорогу, потому что у меня нет денег на еду, − умирая от стыда, тихо проговорил Вэй Усянь. – Они черствеют, но долго не портятся. А потом я… Я плохо помню, что было в эти дни. − У тебя началась апатия, − сказал Лань Ванцзи. – Ты ничего не ел и не пил четыре дня, не двигался и почти не говорил. − Боги, − Вэй Усяню хотелось провалиться под землю от унижения или хотя бы спрятать лицо в ладонях, но, к сожалению, его правая рука была в гипсе, и он смог прикрыться только левой. Как, как он мог опуститься до состояния безвольного овоща? − Ты не виноват. Ещё как виноват. Если бы Вэй Усянь был не таким трусом и ничтожным слабаком, он бы обратился за помощью раньше, и до такого бы не дошло. В дверь палаты коротко постучали, Лань Ванцзи поднялся и, произнеся слова благодарности, забрал у медсестры поднос с разогретым завтраком: обычная жидкая рисовая каша, обычные паровые булочки и обычный зелёный чай, только каша на этот раз почему-то имела красноватый оттенок. Вэй Усянь вопросительно поднял голову, и на этот раз Лань Ванцзи отвёл взгляд: − Ты не любишь пресные блюда. Я попросил добавить перца, немного, потому что после сотрясения не рекомендуется есть острую и жирную пищу. − Ты… − Вэй Усянь смолк, потому что не смог больше говорить. Лань Чжань знал, что Вэй Усянь обожает острую еду. Лань Чжань, который в школьной столовой всегда старался отсесть от шумного и непоседливого одноклассника, который болтал с набитым ртом и чуть ли не ложился грудью на стол, знал, что он любит острое. Он запомнил это и позаботился об этом, в больнице, где острой еды не существовало в принципе, потому что большинству больных это противопоказано. Вэй Усянь молча взял ложку и неуклюже принялся черпать приправленную кашу. И, хотя это было даже на четверть не так остро, как он предпочитал обычно, эта каша показалась ему вкуснее, чем всё, что он ел за последние годы. Он ел, кусал маньтоу, позабыв о том, что планировал припасти их для поездки в Шаньхай, и думал-думал-думал. Может, дело было не только в том, что ему было стыдно принимать чужую помощь? Может быть, он боялся, что за неё придётся платить, как это произошло с Вэнь Чао? Они ведь не сразу начали встречаться, сначала тот подкармливал его, потому что Вэй Усяню запретили пользоваться кухней в общежитии, и он питался лапшой, потом предложил пожить у него, потому что у него всё равно много места. Вэнь Чао поначалу вообще не выглядел мудаком, хотя, наверное, будь Вэй Усяню чуть поумнее, он бы заметил, что что-то не так, но, увы, он был толстокожим и совершенно не разбирался в людях. Но ведь Лань Чжань не такой. Лань Чжань никогда не пытался казаться дружелюбным, чтобы извлечь выгоду, он мог быть холодным, резким, раздражительным, занудным. Но как Вэй Усянь мог ожидать подвоха от него, отказываться от помощи из страха перед расплатой? Неужели этот ублюдок Вэнь Чао настолько сломал его, что он теперь будет ждать подлости от любого человека, даже от того, кто когда-то был ему симпатичен? Ему снова вспомнился голос сестры, который он слышал ночью. Сейчас, при свете дня, этот разговор действительно казался ему лишь сном, не имеющим ничего общего с реальностью и порождённым его взбунтовавшимся от переживаний и лекарств воображением. Но Яньли действительно могла сказать всё это, потому что всегда, какую бы хрень Вэй Усянь ни творил, она продолжала любить своего А-Сяня и верить в него. Разве он может предать её доверие и сдаться, окончательно пойти на дно? Вэй Усянь ведь обещал ей, что попробует справиться. Он никогда не отталкивал Яньли, даже когда у него бушевали гормоны в подростковом возрасте, потому что сестра всегда была добра и заботлива с ним. Но Яньли далеко, у неё муж и сын, и Вэй Усянь отчаянно не хотел напрягать и расстраивать её, ведь, даже если она не отвернётся от такого Вэй Усяня, каким он стал, она всё равно огорчится, что ему так плохо. Но он так соскучился по этой доброте и заботе… Уйди. Он оттолкнул Лань Чжаня, единственного человека поблизости, который пытался о нём позаботиться. Глотать кашу и маньтоу становилось всё труднее, в горле встал комок, горечь которого не перебивал даже перец, а очертания посуды расплылись перед глазами. Вэй Усянь моргнул и ощутил, как из глаз побежали крупные капли, он попытался стереть слёзы тыльной стороной руки, но они всё текли и текли, никак не желая останавливаться, будто внутри прорвало плотину, что удерживала копившуюся в нём годами боль. И он продолжил впихивать в себя этот невозможно вкусный завтрак, который принёс ему Лань Чжань, ел и плакал, всхлипывая и из последних сил сдерживаясь, чтобы не подавиться, пока не проглотил последний кусок. Отбросив ложку, Вэй Усянь закрыл глаза рукой и позволил себе тихо и горько рыдать. Лёгкий звон посуды, шорох, шаги, снова шорох, и Вэй Усянь почувствовал, как чьи-то руки скользнули под его плечи и сомкнулись на его спине, притягивая ближе, заботливо, точно оберегая. Лань Чжань, этот холодный и замкнутый человек, не выносивший слишком ярких эмоций и чужих прикосновений, отталкивавший его всю старшую школу, сейчас обнимал его и позволял ему выплакаться. От этой поразительной, неожиданной нежности, которой он не получал много лет, Вэй Усянь разрыдался ещё сильнее и вцепился в тонкую ткань чужого белого халата до боли в зашитом запястье. Ему уже было всё равно, делает это Лань Чжань из врачебного долга, из жалости или каких-либо других соображений; он просто сильнее вжимался в крепкое плечо, поливая его слезами. В какой-то момент Вэй Усянь вспомнил, что собирался сделать, и, то и дело прерываясь из-за судорожных всхлипов, забормотал: − Л-Лань Чжань… П-п-прости меня… П-пожалуйста… Прости… − За что? – мягко спросил его Лань Ванцзи, успокаивающе поглаживая его по спине. − З-з-за то, ч-что грубил… К-кричал... П-прогонял т-тебя… М-мне не с-с-следовало… − Нечего прощать. − Н-неправда, − возразил Вэй Усянь сквозь слёзы. – Я в-вёл себя к-как скотина. − Вздор, − тихо сказал Лань Ванцзи, и это его фирменное слово, которым он всегда отвечал на любой бред, который нёс Вэй Усянь, прозвучало настолько иначе, что Вэй Усянь не нашёл слов, чтобы спорить дальше. В конце концов, слёзы иссякли, и Вэй Усянь понемногу начал успокаиваться. В объятьях Лань Чжаня было так тепло и уютно, что покидать их совершенно не хотелось, но Вэй Усянь и так уже совершил достаточно неловких действий по отношению к своему лечащему врачу за это утро. Он нехотя отстранился и потёр заплаканные глаза. Лань Ванцзи немедленно протянул ему упаковку одноразовых платков, и Вэй Усянь торопливо вытер лицо и промокнул нос, стараясь не представлять, как отвратительно выглядит сейчас, с зашитой бровью, ещё наверняка яркими синяками, красными глазами и опухшей зарёванной рожей. Помолчав, он заговорил: − Лань Чжань… − и тут же замолчал. Что же всё-таки сказать? Извинений Лань Ванцзи слышать не желал, а как всё-таки попросить о помощи, Вэй Усянь не знал. Ему по-прежнему не хотелось никого напрягать своими проблемами. Собравшись с духом, он всё-таки продолжил: − Ты… можешь помочь мне с отъездом в Шанхай? Лань Ванцзи коротко вздохнул, и Вэй Усянь успел уже решить, что тому всё-таки в тягость ему помогать, но Лань Ванцзи сказал: − Тебе необязательно уезжать. − Я не смогу здесь один, Лань Чжань, − покачал головой Вэй Усянь. – У Хуайсана есть связи, и он… − Ты не один здесь, Вэй Ин, − перебил его Лань Ванцзи. Вэй Усянь округлил глаза: Лань Чжань никогда никого не перебивал. – Моё предложение всё ещё в силе. − Поехать к тебе домой? – недоверчиво переспросил Вэй Усянь. После того, как он столько отказывал, грубил Лань Чжаню, он всё ещё предлагает пожить с ним? – Лань Чжань, я… Я ведь буду просто… обузой для тебя целых полтора или два месяца, пока не заживёт эта чёртова рука. − Ты не будешь обузой, − терпеливо ответил Лань Ванцзи. – Я смогу обеспечить тебе необходимый уход и реабилитацию. И мне ничего от тебя не нужно, − добавил он, стоило Вэй Усяню только открыть рот с намерением заговорить о плате. – Пожалуйста, Вэй Ин. Позволь мне помочь тебе. «Пожалуйста, А-Сянь, не отказывай людям, которые хотят тебе помочь», − далёким эхом отозвались в его ушах слова сестрицы Яньли из его сна. «Да к чёрту, − устало подумал Вэй Усянь. – Я ведь даже не напрашивался. И уж Лань Чжань-то точно не сделает ничего плохого». − Хорошо, Лань Чжань, − сказал он вслух. – Я поеду к тебе домой.