I was along falling free
Trying my best not to forget
What happened to us
What happened to me
What happened as I let it slip
I was confused by the powers that be
Forgetting names and faces
Passersby were looking at me
As if they could erase it
(Placebo – Meds)
Лань Ванцзи смотрел в эти когда-то знакомые серые глаза и до сих пор не мог поверить в то, что видит. Лань Ванцзи смотрел на это когда-то знакомое лицо, на истончившиеся черты и чёткие скулы, которых раньше не замечал из-за юношеских пухловатых щёк, на искусанные и обескровленные губы, бывшие когда-то яркими и чувственными, на непривычную бледность, где раньше всегда был золотистый загар, на потускневшие и всклокоченные тёмные волосы. И снова на глаза, бывшие когда-то тёплыми, как летний дождь после долгой жары, искрящимися, как звёздное небо. Сейчас глаза были тоскливыми и пустыми, полными боли и отчаяния, безжизненными, как выжженная пустошь, покрытая серым пеплом. Вокруг глаз – тёмные круги и следы от чёрной подводки, которую медсёстрам не удалось до конца смыть. Он смотрел – и не мог узнать. Разве это – Вэй Ин? Тот полный жизни солнечный непоседливый юноша, который донимал его в выпускном классе, буквально не давая проходу? Разве был он таким худым, таким хрупким, таким… мёртвым? Разве мог он когда-то даже помыслить о том, чтобы лишить себя жизни, которую он так любил, стремясь получить от неё всё? Вэй Усянь смотрел на Лань Ванцзи во все глаза, позабыв о том, что только что отчаянно пытался освободиться от удерживающих его ремней. Потом спросил хриплым от недавних криков и слёз голосом: − Лань… Чжань? Что… что ты здесь делаешь? − Работаю… уже месяц, − тихо ответил Лань Ванцзи. – Перевёлся из клиники в Сучжоу. − Ясно… − Вэй Усянь замолчал. Его ошарашенный от неожиданной встречи взгляд совсем потух, и он отвернулся. Лань Ванцзи мог видеть, как он закрывается, наверное, ему было стыдно, что он предстал перед Лань Ванцзи таким, но почему-то ни тени румянца не проявилось на его бледных впалых щеках. И Лань Ванцзи пришлось напомнить себе, что он здесь не бывший одноклассник, а лечащий врач, который обязан соблюдать протокол. Лань Ванцзи выдохнул и ровным голосом спросил: − Как ты себя чувствуешь? − Дерьмово, − ответил Вэй Усянь, больше не пытаясь освободиться. Лань Ванцзи заметил кровь на его запястье и одеяле и вызвал медсестру, чтобы она принесла бинты и чистое одеяло. Отложив планшет, он вымыл руки и решил самостоятельно сменить ему повязку. Подняв ремень на левой руке туда, где ему полагалось быть, и затянув чуть туже, Лань Ванцзи размотал окровавленный бинт и с некоторым облегчением отметил, что всё не так плохо. От прикосновений его холодных пальцев Вэй Усянь едва ощутимо вздрогнул, но ничего не сказал. − Швы почти не разошлись, это хорошо. В следующий раз будь осторожнее, − Лань Ванцзи обработал сшитые раны и осторожно замотал их новыми свежими бинтами. Вэй Усянь по-прежнему избегал его взгляда, потом спросил: − Зачем ты меня привязал? У тебя такие странные кинки, доктор Лань? Лань Ванцзи вскинул голову, надеясь поймать ускользающую улыбку, но вместо прежней тёплой и яркой улыбки, когда-то поначалу раздражающей, а потом такой лучезарной, что замирало сердце, он увидел кривую и горькую усмешку. Будто Вэй Усянь шутил не потому, что ему было действительно весело, а по привычке, по старой памяти, когда он дразнил Лань Ванцзи почти каждый раз, когда тот оказывался в поле его зрения. Что ж, он хотя бы нашёл в себе силы пошутить. Уже что-то. − Во-первых, тебя привязал не я, − ответил Лань Ванцзи, аккуратно закрепляя бинт. – Во-вторых, ты пытался сбежать, не окончив лечение. Ты потерял много крови, Вэй Ин. − Когда ты выпишешь меня отсюда, Лань Чжань? – Вэй Усянь, наконец, посмотрел на него, но в этом взгляде не было ни озорства, ни тепла. – Медсестра сказала, это решает лечащий врач. Мне надо домой! Отвяжи меня! − Я могу выписать тебя только на основании заключения психиатра, − заметил Лань Ванцзи. − Какого ещё психиатра? – С лица Вэй Усяня, и без того бледного, кажется, сбежали последние краски. − Ты совершил попытку суицида. В таких случаях всегда полагается консультация психиатра. − Я не… Я не пытался… Я… Я не буду ни с кем говорить! – завопил Вэй Усянь. И хотя его упрямство раздражало Лань Ванцзи, как врача, как бывший одноклассник, шокированный состоянием Вэй Ина, он был рад этой вспышке. Может быть, где-то в глубине души этого непонятно по какой причине сломленного человека ещё жил тот прежний Вэй Усянь, Вэй Ин, живой свободолюбивый юноша. Лань Ванцзи тоже мог быть упрямым, особенно, когда дело касалось работы. Или Вэй Ина. − Тогда, боюсь, я не смогу тебя выписать, − сказал Лань Ванцзи твёрдо. − Что?! Ты… − Вэй Усянь задохнулся. – Ты не можешь меня здесь держать! − Я твой лечащий врач. Ты пытался убить себя и можешь быть не вполне вменяем, но отказываешься беседовать с психиатром, − Лань Ванцзи пожал плечами. − Я не псих, − буркнул Вэй Усянь. – И не нужна твоя помощь. Слова больно резанули Лань Ванцзи, но он не позволил себе показать это. В конце концов, они не виделись столько лет и даже в школе вряд ли могли считаться закадычными друзьями. Как раз в этот момент в палату вошла медсестра, вкатив тележку с подносами, полными тарелок с рисовой кашей и маньтоу. Вэй Усянь быстро взглянул в её сторону, явно голодный – он поступил более суток назад, и всё, чего он получил за это время – питательные вещества через капельницу. Лань Ванцзи взял один поднос, поставил на столик рядом с кроватью и сделал вид, что собирается уйти. − Мне нужно продолжать утренний обход, Вэй Ин. Сообщи, если передумаешь насчёт психиатра, ты можешь сделать это через медсестру. На самом деле, он уже сделал обход и Вэй Усяня посетил последним, зная, что тот даже без снотворного может проспать до девяти. Даже был удивлён, что тот проснулся к завтраку. − Эй! А как я, по-твоему, должен есть, доктор Лань? – возмущённо поинтересовался Вэй Усянь. − Ах, прошу прощения, моя оплошность, − Лань Ванцзи вернулся и сел на стул рядом с кроватью. − Оплошность? Ты не мог забыть, ты сделал так нарочно! – обвинил его Вэй Усянь. – Погоди, что ты делаешь? − Собираюсь тебя кормить, − невозмутимо ответил Лань Ванцзи, беря ложку. – Все медсёстры заняты, у меня есть и более тяжёлые пациенты. − Что?! Я не буду есть с ложечки, я не ребёнок! – вскипел Вэй Усянь. Если бы он не был привязан, он бы, наверное, уже сбежал от него в другой конец палаты. − Неужели? Значит, когда ты в школе исцарапал все ладони, выпрыгнув из окна в кусты шиповника, и потом требовал, чтобы тебя покормили, это был не ты? – хладнокровно уточнил Лань Ванцзи. Вэй Усянь округлил глаза и разинул рот, абсолютно шокированный. Воспользовавшись этим, Лань Ванцзи попытался всунуть ему ложку каши, но замешательство пациента длилось недолго: он тут же сжал губы и сердито сдвинул брови. − Я же сказал: не буду, − процедил Вэй Усянь. – Отвяжи меня, я хочу есть. − Чтобы ты опять пытался удрать? Нет, − Лань Ванцзи сохранял спокойствие. − Мне надо домой. Сколько раз повторить? − Не имеет значения. Я не изменю решения: я не выпишу тебя, пока ты не поговоришь с психиатром, и не отвяжу, пока ты не прекратишь свои попытки побега. − Ты… вам всем так необходимо посадить меня на цепь, да? – пробормотал Вэй Усянь неожиданно тихо. Он будто разом потух: только что он искрился, искренне злясь и негодуя, но это снова сменилось отчаянием. Вэй Усянь больше не смотрел на Лань Ванцзи, лишь на свои привязанные к поручням руки, на бинты. − Кому «всем»? – поинтересовался Лань Ванцзи. «Кто виноват в том, что ты стал таким, Вэй Ин?». Вэй Усянь не ответил, только закусил губу, поняв, что сболтнул лишнего. Лань Ванцзи мог почувствовать в воздухе повисшее: «Это не твоё дело, доктор Лань», чувствовал эту невысказанную мысль неприятными иголками на коже. Но гораздо больнее было видеть состояние Вэй Ина, то, как он поник и снова закрылся от него. − Вэй Ин, я не пытаюсь посадить тебя на цепь. Я не хочу, чтобы ты себе навредил. − Какое тебе дело, что я пытаюсь себе навредить? – прошептал Вэй Усянь. – Я тебе никто. − Ты мой пациент. Как твой лечащий врач, я должен убедиться, что с тобой всё в порядке, прежде чем выписывать. Говорить о том, что Вэй Усянь небезразличен ему вовсе не как пациент, Лань Ванцзи не стал. Это явно было сейчас лишним: они не виделись очень давно, а судя по тому, кто привёз Вэй Усяня в больницу, и что сам Вэй Усянь кричал вчера, по словам дежурной медсестры, он не один. Какое право Лань Ванцзи имел говорить о своих чувствах? − Что ты от меня хочешь, в конце концов, доктор Лань? – Вэй Усянь запрокинул голову, его глаза влажно блестели, будто ему неожиданно захотелось плакать, и он из последних сил пытался сдержать слёзы. − Пообещай, что не будешь пытаться сбежать, пока я тебя не выпишу. Тогда я отвяжу тебя, и ты сможешь есть и самостоятельно передвигаться. И поговори с психиатром. Обещаю, никто не станет тебя насильно удерживать, когда твоё состояние не будет вызывать опасений, − произнёс Лань Ванцзи. – Это компромисс, Вэй Ин. − Хорошо, − едва слышно выдохнул Вэй Усянь. – Я поговорю с психиатром. И обещаю, что не убегу. Ты доволен? − Вполне, − Лань Ванцзи решил ему поверить; в любом случае, Вэй Ин всё равно останется под наблюдением. И он, выполняя своё условие, отстегнул руки Вэй Усяня. Вэй Усянь тут же отдёрнул руки от ремней, будто они были не полосками ткани, а ядовитыми змеями, и взялся за ложку. Проглотив несколько ложек каши, он поднял голову и спросил: − Ты так и будешь сидеть и смотреть, как я ем? − Могу встать, − Лань Ванцзи понял, что ему хочется снова вызвать возмущение в Вэй Усяне. Он не был мазохистом, но психологическое состояние бывшего одноклассника вызывало в нём тревогу и боль намного более сильную, чем обидные слова из уст Вэй Усяня. Злость хотя бы была яркой, живой эмоцией. Лань Ванцзи ещё помнил, как прошлой ночью во время его суточного дежурства, когда он спустился в приёмный покой за кое-какими документами, через двери влетел неприятный мужчина с безжизненным телом на руках. Сгрузив тело на каталку, он тут же потребовал «спасти этого идиота» и уехал, сообщив лишь имя привезённого человека – Вэй Усянь. Увидев его, Лань Ванцзи испытал шок, справиться с которым ему помогла лишь его многолетняя выдержка. Бескровно-бледный, осунувшийся, в одном мокром кроваво-сером халате, левое запястье укрывало небрежно повязанное полотенце, тоже уже пропитавшееся кровью, влажные чёрные волосы беспорядочно растекались по каталке. И синяки. Свежие – на бёдрах и талии, на голени, бледные и почти сошедшие – на животе, плечах, ногах, скуле. То были не следы любви, а следы побоев. Жестокости. У хирургов есть однозначное правило: никогда не оперировать близких людей, родных, друзей, любимых. Хирург должен быть хладнокровен и беспристрастен, а волнение за дорогого человека может негативно сказаться на действиях, и в таком состоянии хирург вполне может случайно убить близкого. И, даже если он делает всё верно, а пациент всё равно умирает, хирург может начать винить себя: что, если всё-таки ошибся или сделал недостаточно? Лань Ванцзи никогда не нарушал это правило: даже отца оперировал другой хирург. Но, увидев Вэй Усяня… Наверное, дело было в том, что Вэй Усяня Лань Ванцзи не мог доверить больше никому. Кроме лишь одного-единственного хирурга в Китае, но, увы, она работала не в их городе, даже не в их провинции. Помимо этого, именно он дежурил в эту ночь, а ситуация требовала срочного вмешательства. Поэтому Лань Ванцзи приказал себе не думать ни о чём, кроме операции. Не чувствовать ничего, кроме спокойствия и сосредоточенности. Спас. Успел. Конечно, порезы были нелепые. Глубокие, но изначально не настолько смертельные, они больше походили на отчаянный порыв, чем на продуманную попытку самоубийства. Если бы Вэй Усянь не лежал в горячей воде, – а Лань Ванцзи был уверен, она была горячей, это же Вэй Ин, − скорее всего, кровь остановилась бы быстрее. Лишь тщательно сшив все сосуды, сухожилия и ткани, глядя на безмолвно лежащего под капельницей с донорской кровью молодого человека, Лань Ванцзи позволил себе выдохнуть. Упал на колени перед кроватью, будто последние удерживающие его ниточки кто-то разом перерезал, как Вэй Усянь перерезал свои запястья каким-то… стеклом, наверное, тем же, что он разбил кулаком. «Зачем, Вэй Ин?» «Это ОН довёл тебя до такого отчаяния?» «Как это возможно?» Вэй Усянь всегда славился своей импульсивностью, склонностью к необдуманным поступкам, риску и удивительно наплевательским отношением к жизни и собственному здоровью. Он никогда не ждал зелёного света, мог перебежать трассу, если ему было лень идти до перехода, выпрыгивал из окон школы, потому что на входе была пропускная система, и его побеги засчитывались бы как прогулы. Он пытался трюкачить на роликах, гоняя с немыслимой скоростью, лазал по деревьям и мог выпить такое количество алкоголя за вечер, что у любого другого человека уже в столь юном возрасте начала бы отказывать печень. Он то и дело нарывался на драки, а потом, сидя в медпункте с разбитым носом, или губой, или бровью, и обязательно с разбитыми костяшками, смеялся, пока его брат, отвесив ему подзатыльник, злобно предсказывал ему, что однажды он нарвётся так, что его попросту убьют. Вэй Усянь… пожалуй, относился к жизни и смерти с легкомысленным фатализмом. Убьют – значит, убьют, чему быть, тому не миновать, а до тех пор он будет жить на полную катушку. «К чему живому волноваться о загробном мире?» − так он всегда говорил, а потом, опрокинув в себя банку пива, влезал по пожарной лестнице на крышу какой-нибудь высотки и ходил, словно канатоходец, по краю. Но никогда по своей воле Вэй Усянь не хотел лишать себя жизни. Никогда, даже в самые скверные моменты, после скандалов дома и далеко не всегда справедливых обвинений приёмной матери, он не смотрел таким безжизненным взглядом. Ложка звонко перекатилась по тарелке, отставленной на поднос, пустой стакан со стуком опустился туда же, выдёргивая Лань Ванцзи из невесёлых мыслей и воспоминаний о давно ушедших временах. Вэй Усянь хмуро откинулся на подушки, уголки его красивых губ, когда-то неудержимо рвавшиеся вверх в вечной неукротимой улыбке, были опущены. Лань Ванцзи так хотел, чтобы Вэй Усянь улыбался ему, как раньше. Он взял поднос со столика, чтобы унести – обычно этим занимались медсёстры, − и Вэй Усянь криво усмехнулся: − Боишься, что я проглочу ложку или кокну стакан и снова порежусь? − Боюсь, − честно ответил Лань Ванцзи. − Не думал, что ты чего-либо боишься, − невесело хмыкнул Вэй Усянь. – Неужели один неадекватный пациент может так подпортить твою безупречную репутацию, доктор Лань, что ты так надо мной трясёшься? − Я… «Я беспокоюсь не за свою репутацию, Вэй Ин», − вот, что хотел Лань Ванцзи сейчас сказать. Он собирался озвучить эту мысль, но Вэй Усянь его опередил: − Расслабься. Я не собираюсь себя калечить, раз ты мой врач. Я испортил жизнь себе, но не хочу портить твою. «А если бы твоим лечащим врачом был кто-то другой? Ты бы снова попытался порезать себя прямо здесь? Не пошёл бы ни на какие компромиссы?» − вопросы стучали у Лань Ванцзи в голове; в них была крошечная надежда, что, может быть, он не стал настолько безразличен Вэй Усяню, что тот бы наплевал на их прежнее знакомство и сделал бы то, что хотел. Лань Ванцзи проглотил все эти слова, чтобы не нарушать их хрупкие договорённости: человек, который уже нанёс самому себе такие травмы, не может быть стабилен, и любое неосторожное слово способно спровоцировать его. Лань Ванцзи… боялся. Что Вэй Усянь потребует другого лечащего врача. Или сделает ещё что-нибудь непредсказуемое. − Рад это слышать, − наконец, ответил Лань Ванцзи. – Отдыхай. Вэй Усянь ничего не ответил, только снова усмехнулся без капли веселья.***
Доктор Мин, штатный психиатр их больницы, появился ближе к вечеру, после короткого полдника незадолго до часов для посещений. Он сразу прошёл в палату к Вэй Усяню, и оставалось только ждать его заключения. Но Лань Ванцзи не собирался так просто сидеть. Лань Ванцзи ненавидел лгать. В его семье это правило соблюдалось очень строго: любая правда, какой бы горькой она ни была, предпочтительнее лжи. Вопрос был лишь в том, как эту правду преподносить, и этим дипломатическим искусством лучше всего овладел старший брат Ванцзи, Лань Сичэнь. Сам Лань Ванцзи не был силён в правильных формулировках правдивых высказываний, хоть и несколько исправил положение за годы интернатуры и врачебной практики. Стыдно сказать, но Лань Ванцзи действительно не доверял Вэй Усяню в полной мере. Вэй Усянь, в отличие от него, всегда был любителем приукрасить действительность, пошутить или соврать в своих целях, хоть никогда и не применял грязную ложь. И свои обещания он, разумеется, тоже выполнял далеко не всегда, оставляя их с лёгким сердцем на голубом глазу. От дежурной медсестры Лань Ванцзи уже знал, что Вэй Усянь пытался ей соврать насчёт своего побега. Неудивительно, что Лань Ванцзи не мог принять его обещание не убегать больше в полной мере. И потому совершил нечто весьма неприятное для себя и для пациента: установил в его палате скрытую камеру, доступ к которой был только у него. Разумеется, он не собирался подглядывать за Вэй Усянем: он лишь периодически проверял, что тот на месте, дремлет после обеда, скучающе смотрит какую-то бестолковую программу по телевизору, потому что никаких развлечений у него больше не было, и точно не пытается сбежать или разодрать себе вену иголкой капельницы. А ещё Лань Ванцзи очень хотел знать, почему Вэй Усянь, такой жизнелюбивый человек в прошлом, превратился в бледную тень себя и перерезал себе запястье куском стекла. Доктор Мин о камере знал. Лань Ванцзи не был честен перед Вэй Усянем, но скрывать от психиатра это не хотел, это был вопрос уже не человеческой, а профессиональной этики. Многие психотерапевты вели видеозаписи своих сеансов, и доктор Мин не был исключением, так что договорились они легко. И Лань Ванцзи, сидя в ординаторской, надел наушники и приготовился продолжать поступать бесчестно по отношению к одному лишь Вэй Усяню. − Добрый вечер, господин Вэй, − с лёгкой улыбкой поздоровался психиатр. – Я доктор Мин, психиатр-психотерапевт этой больницы. Вэй Усянь, не улыбаясь, ограничился лишь кивком и, как прежде, нетерпеливый, сразу заговорил: − Что мне нужно, чтобы выйти отсюда? − Не спешите так, господин Вэй. Мы не на профосмотре, где и врачу, и посетителю надо лишь определить годность к работе и разойтись как можно скорее. − Лично мне надо от вас только одно: чтобы вы побыстрее признали меня вменяемым, и доктор Лань более не имел оснований меня здесь удерживать, − недружелюбно буркнул Вэй Усянь. − А вы считаете, что вы абсолютно в порядке? – склонив голову, поинтересовался доктор Мин. − Какая разница? – резко ответил Вэй Усянь. – Главное – чтобы я не представлял опасности для общества и других людей, так? А до меня и моей жизни кому какое дело? Я взрослый человек и вправе решать, что с собой делать. − Вы напрасно думаете, что до вас никому нет дело, господин Вэй. И тут, наконец, Вэй Усянь улыбнулся и рассмеялся, но Лань Ванцзи подумал, что лучше бы он этого так и не сделал. Это была ядовитая, ломаная, абсолютно неискренняя улыбка и злой, горький смех человека, который смеётся над собой тогда, когда больше всего ему хочется заплакать. Даже через сомнительного качества камеру было отлично видно, как покраснели глаза Вэй Усяня. В нём по-прежнему не было ни солнца, ни заразительного веселья. Отсмеявшись, Вэй Усянь иронично изогнул губы: − Прекратите говорить со мной, как с человеком в депрессии, который пришёл к вам на сеанс. Мне не нужны ваши пустые фразы поддержки. Мне нужно домой. − Почему вы так торопитесь домой, господин Вэй? Разве последнее ваше пребывание там не закончилось тем, что вы оказались здесь? − Умоляю. С тех пор, как я научился ходить, моё пребывание где угодно может закончиться больницей, − ещё одна ироничная шутка, не имеющая ничего общего с весельем. − По неосторожности. Вряд ли самоповреждение можно отнести к подобным случаям. − Что поделать, бывает и такое. Это не повод запирать меня в больнице. − А что повод, господин Вэй? Вы пытались покончить с собой, в таких случаях обычно ставят на учёт и… − Вот тут вы ошибаетесь, доктор, − сверкнув глазами, перебил его Вэй Усянь. – Я не пытался совершить самоубийство, я порезал руку. Это разные вещи. − Вскрыть вены в горячей воде – один из распространённых способов суицида, господин Вэй. − Я люблю принимать горячие ванны, − передёрнул плечами Вэй Усянь. – Совместил два дела. − Значит, вы отрицаете попытку суицида? − Доктор Мин, − Вэй Усянь устало потёр глаза. – Вы принимаете меня за идиота? Думаете, в моём возрасте человек не знает, как правильно резать вены, чтобы наверняка убить себя так, что везти в больницу будет уже поздно? − Это не вопрос возраста, господин Вэй. И не вопрос интеллекта. Есть люди, которые готовятся убить себя и изучают этот вопрос основательно, а есть те, кто совершают это импульсивно и на эмоциях. − Нет у меня никаких эмоций, − противореча своим словам, раздражённо отозвался Вэй Усянь. – И я не пытался себя убить, могу поклясться хоть чем! Всё, этого достаточно, чтобы не ставить меня на учёт и выпустить меня отсюда к чёртовой матери? − Хорошо. Тогда зачем вы порезали руку? – примирительно спросил доктор Мин. Вэй Усянь откинул голову и картинно застонал: − Да что ж такое-то?! Я ведь уже сказал вам, что не пытался себя убить, это правда, что вам ещё от меня надо? Это просто порезы! − Которые вы нанесли себе самостоятельно. Это называется селфхарм, господин Вэй. Видите ли, в природе человека, как и любого живого существа, заложено отторжение боли и неестественной смерти. Здоровый ментально человек не станет умышленно наносить себе повреждения. − Ну, значит, я не здоров ментально, как и большинство людей на этой планете! Это тоже не повод держать меня здесь. Пожалуйста, оставьте меня в покое! Мне не нужна помощь, ясно? − Ясно, господин Вэй, − терпеливо, по-прежнему сохраняя дружелюбную улыбку, ответил доктор Мин. – Что ж, в таком случае, я передам вашему лечащему врачу результаты нашей с вами беседы, чтобы он смог назначить вам дату выписки в соответствии с вашим состоянием. − Прекрасно, − буркнул Вэй Усянь, отворачиваясь. – Всего наилучшего. − И вам, господин Вэй. Как только дверь в палату Вэй Усяня закрылась, Лань Ванцзи скинул наушники и уткнулся лицом в ладони. То, что он услышал… ужасало. То, как легко Вэй Усянь говорил о смерти, о своих порезах, будто это было чем-то обыденным. Он говорил, что знает, как правильно резать вены, чтобы убить себя, значит, он уже думал об этом? И, если в этот раз он действительно не пытался это сделать, то зачем резал? Зачем разбил стекло рукой? Почему он вообще в таком состоянии? Сердце заходилось заполошным стуком от бьющейся внутри паники. Как помочь Вэй Ину? Как не допустить его смерти? Как вытащить из мрака, который стал его частью? Дверь ординаторской открылась, и Лань Ванцзи поднял голову: это был доктор Мин, они договорились, что после беседы с Вэй Усянем он сразу же подойдёт. Технически, как хирург, Лань Ванцзи не имел права вмешиваться в это, но он просто не мог сидеть сложа руки. Он немедленно спросил: − Вы считаете, что он совершил попытку самоубийства и нуждается в госпитализации? − Нет, − доктор Мин налил себе воды и сел в кресло. – Я склонен думать, изначально это действительно было несуицидальной формой аутоагрессии, желанием причинить себе боль. Но, возможно, после этого господин Вэй решил, что не против, если это закончится смертью. Я думаю… пока что он не склонен осознанно совершить самоубийство. Но меня тревожит то, что в критической ситуации он, вероятно, не станет бороться за свою жизнь. Господин Вэй выглядит весьма безразличным к своей жизни и здоровью. У него явное депрессивное расстройство, но для того, чтобы составить полную картину, мне не хватает данных. Как вы заметили, господин Вэй не стремился быть откровенным и часто уходил от ответа, − доктор Мин отпил из стакана и продолжил: − К сожалению, этого недостаточно, чтобы отправить его на терапию принудительно: он взрослый дееспособный человек, достаточно вменяемый, чтобы принимать решения. Попытка навязать ему это вызовет лишь агрессию. − Доктор Мин, я не слишком разбираюсь в этом. Вэй Ин не ответил на ваш вопрос, зачем он резал себя. Для чего это обычно делают люди в его состоянии? Суицидальная форма мне ещё понятно, но такая… − У всех разные причины. Одни причиняют себе физическую боль, чтобы заглушить эмоциональную. Наш организм парадоксальным образом может выделять эндорфины при физических травмах, и на короткое время боль действительно способна улучшить эмоциональное состояние. Другие хотят почувствовать хоть что-то во время состояния опустошённости, это даёт им ощущение, что они ещё живы. Кто-то таким способом снимает агрессию, кто-то наказывает себя, кто-то привлекает внимание. Как я уже сказал, мне не хватает данных, чтобы точно определить, почему именно господин Вэй нанёс себе повреждения. Увы, он отрицает необходимость помощи и явно не желает доверять свои переживания ни мне, ни вам. Чувство бессилия удушающе давило на Лань Ванцзи. Вэй Усяню было плохо, но Лань Ванцзи не мог ни помочь, ни даже узнать причины. Он потёр виски и уставился на экран планшета, который всё ещё транслировал происходящее в палате. И нахмурился: в комнату заходил посторонний человек. Лань Ванцзи бросил быстрый взгляд на часы: время для посещений уже началось. Он не видел лица вошедшего, но всё равно узнал человека, который привёз в больницу полумёртвого Вэй Усяня. Отметя мимолётные угрызения совести насчёт того, что он не смеет лезть в частную жизнь Вэй Усяня, как бы ни переживал за него, Лань Ванцзи вдел в ухо наушник. По движению рядом с собой он понял, что доктор Мин пересел поближе и сделал то же самое. Два бесчестных врача, уязвлённые отрицанием помощи своего пациента и искренне желающие ему помочь, не сговариваясь, уставились на экран и прислушались. − А-Чао? – неверяще прошептал Вэй Усянь. – Ты… здесь? Ты пришёл меня навестить? Впервые за всё время нахождения здесь его бледное лицо озарила слабая, неуверенная улыбка, полная какой-то отчаянной надежды. Лань Ванцзи ощутил, как его рот наполняется чем-то кисло-горьким, как просроченный уксус. По всей видимости, это был человек, с которым Вэй Усянь жил. Его любимый. Мужчина, названный А-Чао, швырнул на диван какой-то пакет. − Привёз тебе одежду, чтобы не шлялся голышом по улице, когда поедешь домой. Или ты собрался ехать в своём халатике? Ты не прошёл бы целым и квартала, − А-Чао неприятно засмеялся. – А ты уже решил, что мне есть дело до твоего самочувствия? Не откинулся – и славно. Можешь собираться, слышал, после порезов держат два-три дня. Улыбка Вэй Усяня померкла, подобно крошечному перегоревшему фитильку свечи, затопленному расплавленным воском. Он сник, кажется, ещё больше, опустив голову, и тихо сказал: − Я… не могу. Меня ещё не выписали. − Бред. Зови своего врача, пусть выпишет. Выглядишь дерьмово, но уж это-то ты и дома долечить можешь. Или ты не хочешь домой, а? Дрожащей рукой Вэй Усянь, не глядя, нашарил кнопку вызова медсестры. Когда она зашла, он попросил: «Пожалуйста, позовите доктора Ланя». Медсестра кивнула, не слишком довольная, что её гоняют по таким мелочам, − в конце концов, Вэй Усянь не был лежачим пациентом и в нынешнем состоянии мог подойти и сам, − и вышла. При этом она наградила посетителя очень недружелюбным и подозрительным взглядом, и Лань Ванцзи разделял её чувства. Ему хотелось встать и вышвырнуть этого А-Чао из окна за то, что он посмел так разговаривать с Вэй Усянем, так относиться к нему. Желание было таким сильным, что ему пришлось крепко вцепиться в столешницу, из-за чего древесина уже начала трещать. «Вэй Ин… Неужели это из-за него ты стал таким?» − мысленно задался вопросом Лань Ванцзи. − Я хочу домой, А-Чао, − пробормотал Вэй Усянь, не глядя на мужчину. – Я пытался уйти сразу, как очнулся, но меня не пускали. Даже к кровати привязали, представляешь? − Так рвался ко мне, неужели? А какого хрена ты тогда решил от меня таким способом сбежать? − Что? Но я н-не… − Что – не? Решил тихо выпилиться? Ты, трусливая сука, представляешь, какой был бы скандал, если бы кто-то узнал, что в моей квартире кто-то вскрылся, а?! − Я… А-Чао, прошу, выслушай меня! – взмолился Вэй Усянь, взгляд его стал совсем затравленным. – Я не пытался убить себя, клянусь! − Тогда нахуя ты вены себе вскрыл, тварь?! Плохо тебе со мной стало, да?! – рявкнул мужчина и замахнулся. Звука пощёчины Лань Ванцзи уже не слышал: вылетел из ординаторской, столкнувшись в дверях с недоумевающей медсестрой, которая как раз за ним и пришла. Он влетел в палату как раз в тот момент, когда А-Чао ударил Вэй Усяня снова, вырвав из него сдавленный возглас, голова мотнулась в сторону. − Покиньте палату, − ледяным тоном потребовал Лань Ванцзи. Мужчина тут же развернулся к нему: − А-а, это ты его лечащий врач? Как там тебя, Лань? Сейчас же выпиши его, какого хера ты смеешь его привязывать и удерживать здесь? − Персонал больницы делает всё для того, чтобы пациенты не вредили себе и своему здоровью, а их восстановление проходило максимально успешно, − отчеканил Лань Ванцзи. – Я не собираюсь обсуждать с вами свои действия, действия моих подчинённых, а также процедуру и сроки выписки. Будьте добры, покиньте палату. − Часы посещений действуют до ужина, доктор Лань, и я могу находиться здесь всё это время, − прошипел А-Чао. – Ты кем себя возомнил, а? Ты хоть знаешь, кто я, кто мой отец? − Понятия не имею, − честно ответил Лань Ванцзи. – Но я знаю, что вправе решать, находиться ли здесь человеку, который прибегает к рукоприкладству в отношении моего пациента в стенах больницы. Если вас не устраивают существующие правила, вы всегда можете написать обращение в министерство здравоохранения, а до тех пор – покиньте отделение, или я вызову охрану. − Лань Чжа… Доктор Лань, пожалуйста, не вмешивайтесь, − едва слышно прошептал Вэй Усянь, держась за щёку и по-прежнему глядя в сторону. − Слышал? Мой парень не против, − ухмыльнулся мужчина. – Так что мы как-нибудь без тебя разберёмся. Съебись и оформи ему быстренько выписку. − Пациенты на обезболивающих не всегда могут реагировать рационально, но, тем не менее, господин Вэй – взрослый дееспособный человек, находящийся в сознании и не требующий нахождения своего законного представителя. Коим вы не являетесь, − с холодной яростью отметил Лань Ванцзи. – Вы парень, а не супруг или родственник. И даже в этом случае я бы не позволил вам распускать руки в моём отделении. Я вызываю охрану, если вы не хотите уходить по своей воле. А-Чао шагнул к нему близко-близко, так, что Лань Ванцзи мог чувствовать омерзительный смрад из его рта. Он с трудом подавил брезгливое желание отшатнуться подальше от столь неприятного человека, с ещё большим трудом он удержался, чтобы не убить его в эту же секунду. Он мог бы. Свернуть ему шею, например. − Выписку. Живо, − мерзко выдохнул А-Чао ему в лицо. − Покиньте. Отделение, − чётко произнёс Лань Ванцзи, сжав пальцы в карманах своего халата. Он из последних сил сдерживал себя, мысленно благодаря дядюшку и семейные правила, взрастившие в нём огромный запас выдержки, но даже её могло сейчас не хватить. А-Чао, кажется, очень хотел его ударить, но он должен был понимать, что бить просто человека и бить одного из лучших хирургов больницы – это не одно и то же, и во втором случае ему точно не миновать скандала. Кроме того, Лань Ванцзи банально выше и крупнее его, и, скорее всего, сильнее, а от его холодной ауры шарахались практически все. Мужчина сощурился и перевёл злобный взгляд на кровать. − Дома поговорим, − процедил он и вылетел из палаты. «Конечно, ведь ты можешь бить только тех, кто не может тебе ответить», − с ненавистью подумал Лань Ванцзи ему вслед. Вот только как так вышло, что в категорию «слабых и беззащитных» попал Вэй Усянь, человек, который в равной степени и заступался за других, и лез в драки с теми, кто его бесил – правда, всегда с равными по силе? Как мог такой сильный, ловкий и энергичный юноша превратиться в забитую жертву? Позабыв о неприятном посетителе, Лань Ванцзи повернулся к пациенту. Вэй Усянь всё ещё лежал так же, как и после удара, отвернувшись в сторону и держась за пострадавшую скулу, его трясло, хотя всхлипов не было слышно. Лань Ванцзи сел на стул и коснулся его дрожащей руки – мягко, просяще. − Вэй Ин? Позволь мне взглянуть на твою щёку, мне нужно убедиться, что этот человек тебе не навредил серьёзно. Вэй Усянь отнял руку от лица и повернул голову, избегая его взгляда. Лань Ванцзи осторожно осмотрел его: левая щека порозовела от той первой пощёчины, правая чуть опухла и покраснела, удар по ней пришёлся сильнее, скорее всего, там будет синяк. Лань Ванцзи одной рукой послал медсестре сообщение с просьбой принести в палату лёд и на всякий случай успокоительное. − Зачем? – вдруг спросил Вэй Усянь хриплым голосом. − Что – зачем? – осторожно уточнил Лань Ванцзи. − Зачем ты влез? Зачем ты за меня заступился? Тебе же всегда было плевать на меня, ты меня терпеть не мог! – выдохнул Вэй Усянь. Он трясся всё сильнее, его глаза покраснели и влажно заблестели. – Зачем ты вообще, мать твою, меня спас?! Похоже, от пережитого у него начиналась истерика. Лань Ванцзи растерянно и даже немного испуганно смотрел на него, не зная, что делать. Обнять? Позвать медсестру? Написать психиатру, который точно знает, как поступить в подобной ситуации? Вместо всего этого он взял принесённый пакетик со льдом и аккуратно приложил к его щеке. − Мне не плевать. И ты ведь сказал, что не пытался… не хотел убивать себя, − напомнил ему Лань Ванцзи. − Не пытался, − прошептал Вэй Усянь. – Но, в конечном счёте, было бы неплохо, если бы этим всё и закончилось. Всем бы стало только легче. Надо было резать сильнее и умереть ещё до больницы, чтобы не портить тебе статистику. − Пожалуйста, не говори так, Вэй Ин. Твоя жизнь очень ценна. − Кому она ценна, Лань Чжань? Кому может быть ценна такая жалкая жизнь? Я всем приношу только сплошные проблемы, − всхлипнул Вэй Усянь и неосознанно, отчаянно вцепился в руку хирурга, прижимающую лёд к его щеке. Лань Ванцзи так сильно хотел сказать ему правду. Что он рядом, человек, которому тот небезразличен, кому важна жизнь Вэй Усяня, кто не считает его жалким и ничтожным. Обнять, прижать к своей груди, чтобы тот слышал, как часто из-за него бьётся сердце, защитить от всего – от А-Чао, от этих страшных мыслей, полных безысходности. Сгрести в охапку и забрать домой, забрать и спрятать, пока не сможет возродить того Вэй Ина, которого он полюбил много лет назад в старшей школе. Но… Но Вэй Усянь встречался с другим человеком и не хотел, чтобы Лань Ванцзи помогал ему. И Лань Ванцзи просто прижал вторую руку к его лицу в этом единственном оберегающем жесте, позволяя трястись в истерике, потому что никаких слов Вэй Усянь слышать не хотел. Через несколько минут всхлипы начали затихать. Лань Ванцзи дал ему стаканчик с успокоительным, вытер слёзы с впалых покрасневших щёк, позволил держать лёд самому. − Лань Чжань, − хрипло проговорил Вэй Усянь. – Пожалуйста, выпиши меня. Так всем будет проще. − Ты действительно этого хочешь? – Лань Ванцзи не мог не спросить. – Вернуться? «Пожалуйста, Вэй Ин. Позволь мне помочь тебе. Позволь укрыть, защитить, сберечь, пока ещё не поздно». Бледные искусанные губы Вэй Усяня задрожали, но он всё же произнёс это страшное: − Хочу. Лань Ванцзи опустил голову. Потом сказал: − Завтра утром у тебя возьмут анализ крови. Если всё будет в порядке, я смогу выписать тебя до обеда. − Спасибо, − чуть слышно ответил Вэй Усянь. Тихо и безжизненно. С трудом подавив глухой вой, рвущийся изнутри, Лань Ванцзи вышел из палаты. Невозможно помочь человеку, который не хочет, чтобы его спасали.