Как будто бы железом, Обмокнутым в сурьму, Тебя вели нарезом. По сердцу моему.
soundtrack: 옥빗 홍대성 Столько снега, сколько выпало в тот год, он и не видел больше. Пока синоби расчищали дорожки и подходы к своим домам, дети ныряли в пушистое снежное облако. Харуми не была исключением. А когда ей стало скучно, девчонка обернулась лисой и зарылась в сугроб полностью, да так, что пришлось доставать потом. — Что пищишь? — усмехаясь спросил он, доставая пушистую из сугроба. — Сама хотела. Изворотливый лисенок не успокаивался и зарывался все глубже. Ей не нужно было бояться укола холода на коже или мокрой обуви. Однако, боязнь застрять в снегу и не выбраться заставляла шевелить лапками все активнее, отчего она зарывалась все глубже. — Стой! — он ухватил ее и вытащил, но тут же выпустил из рук, споткнувшись о камень, что скрывался под рассыпчатым снегом, и упал лицом вниз. — Вот же… Раздался скрип лисьего смеха. Смешно ей, посмотрите-ка! — Да… Хорошо, никто не видел. А то «самый тихий, самый ловкий…» — хмыкнул он, отряхиваясь. — Вот смеху-то было. Он посмотрел на затихшего лисёнка. — Домой пойдешь? Мокрая вся. Подкравшись к ниндзя, лисичка встала на задние лапы, упираясь передними в колени мужчины. — Что? На руки? — Кадзу сделал вид, что был удивлен, хотя понимал, что так и будет. Харуми постоянно просилась на руки, набегавшись и устав в образе лисы. — Ты большая уже. Харуми смотрела на него с невинным выражением широко раскрытых глаз, смягчая сердце. — Ладно. Как колыбель, его руки качали ее по дороге домой. В этом году снега не так много, да и Харуми не прыгает под ногами, распушившись от холода. Воспоминания вызывают улыбку и, в то же время, грусть. «Как ты там, пушистая?»***
About You — Ryo Yoshimata — Даже на лепестках цветов и травинках есть раны… — она произнесла это вслух, проводя пальцами по последним, самым стойким, цветкам хризантемы в своей корзине. — Ты что-то сказала, Харуми? — коловший дрова Юки переспросил, вытерев лоб рукавом. — Нет, просто это последние цветы перед зимой… «Если я просто останусь стоять на месте, на этой ветреной дороге воспоминаний о весне, как эти травинки, мои раны станут лишь глубже, верно?» — уже про себя продолжила размышлять Харуми. Добрая половина ее хоть и скромного, но единоличного жилища была увешана засушенными букетами из растений. Юки научил ее разбираться не только в значении и языке цветов (чему учила Мэй), он рассказывал какие из растений могут помочь от головной боли, от бессонницы или от банальной простуды. Харуми схватывала на лету. Клан Акасава получил не только ведьму, но и лекаря в лице Юки. За эти месяцы он обзавелся доверием местных жителей. А вот Харуми… Она себя проявить в качестве «колдуньи» не смогла. Не было возможности. Или ей просто не доверяли важные дела. От того приходилось заниматься заготовкой трав. — Лепестки покрытые ранами пахнут слаще… Воспоминания ее уносили полевыми тропами, по которым она когда-то гуляла с Кадзу, к моменту, когда они сидели и наблюдали за заревом заката, травинки колыхались на ветру, а на душе было так спокойно. Им даже не нужно было ничего говорить. Просто сидели и молчали. И было в этом молчании что-то особенное… Не успела она до конца разобрать содержимое своей корзины, что принесла с прогулки, как раздался стук, в дверях появился Юки. Он огляделся по сторонам, убедившись, что никого поблизости нет, и зашёл внутрь. — Все готово, Харуми, можешь принимать работу. — Спасибо, — она благодарно улыбнулась, взяв из рук юноши поленья, которые предназначались для небольшого очага, на котором девушка готовила. В клане Акасава была довольно большая общая кухня, на которой женщины совместными усилиями готовили еду для всей деревни. Однако, Харуми, как хозяйку и повара, туда не подпускали. Лишь «любезно» угощали. «Боятся, что я клан отравлю?» — как-то пошутила Харуми. Было ли это правдой или существовала какая-то другая причина, кицунэ не знала. «Боятся, что весь их запас тофу утащишь» — решил пошутить в ответ Юки. Он видел, что новый клан не принимал девушку, а она от этого страдала, хоть и скрывала чувства за шутками о ведьминых проклятья. С каждым днём веселая и озорная Харуми, которую он знал, увядала. — Ты сегодня особенно… Задумчива. Может быть, это поднимет твоё настроение? Скрипя сердцем, он достал из-за пазухи небольшой свёрток. Послание, которое предназначалось Харуми и которое он не решался передать вот уже несколько месяцев. — Письмо? — неожиданно громко спросила девушка. Ее глаза засветились. — Откуда? — Я отправлял в клан весточку, и вот. — Ты ходил в город? — уже намного тише, но не скрывая воодушевления поинтересовалась Харуми. — Да, ночью — натянув улыбку, кратко ответил он, кивнув на свёрток, который Харуми бережно огладила пальцами. — К госпоже Чхве? — хитрый взгляд и такая же интонация. «Ожила…» — про себя подметил Юки. Поняв намек Харуми, он заметно покраснел. Дом госпожи Чхве был известен не только, как дом невест… — Как давно ты его забрал? — она словно чувствовала недоговоренность, быстро развернула послание. — Ещё летом… Я был уверен, что так будет лучше. Ты только начала привыкать к новому клану… Прости, Харуми. Разочарование украло мимолётную радость, но девушка не стала упрекать друга, лишь тихо произнесла: — Вряд-ли мне позволено отправить ответ. Оставь меня, пожалуйста. И он покинул её, оставив наедине с письмом. 두 연인 홍대성 «Весенняя, прости, что не попрощался. Не смог. Стыдно, что скрывал все. И что не видел раньше взгляда твоего…» Руки ее дрожали, но не от холода. Сердце билось в груди, как пойманная в клетку птица, а на глаза наворачивались слезы. «Всю жизнь в тени. Один. Не подпускал к себе никого. Не хотел терять. Больно это. Знаю. Но тебя подпустил слишком близко, о чем жалею. Дорога мне стала, как…» Чернила были размыты, наверное, письмо попало под дождь. Харуми заплакала, пытаясь распознать слова. Что-то про «полюбишь» и «моложе». »…и будешь счастлива. А я буду вспоминать тебя, как яркий луч света в своей темной жизни.» Она была в замешательстве. Харуми прочла это письмо множество раз, впитывая каждое слово, переживая каждую фразу. С одной стороны, она была счастлива узнать, что Кадзу не все равно. С другой стороны, ее сердце было разбито. Это было прощанием. Он ставит ее счастье выше своего собственного и даже чувствует свою вину! Но в чем? В том, что она влюбилась? Если он считает себя недостойным ее, то это оскорбляет её чувства! — Дурацкие чернила! — ругалась она, вновь пытаясь понять смысл поплывших строк. «Полюбишь кого-то»? «Кого-то моложе» Кадзу? Харуми даже на секунду не смогла представить себе жизнь с кем-то другим. Она чувствовала, что уже нашла свою любовь, и никого другого быть рядом не может! Смущение. Вот, что заставило прервать фантазию о совместном будущем с Кадзу. Весь вечер она провела в воспоминаниях, засыпала с мыслями о том, что может быть, когда-нибудь они встретятся снова…***
Hans Zimmer — Spectres In The Fog — Харуми! Вставай! Горим! Вокруг царил настоящий хаос: жители клана бегали с ведрами в руках, кто-то пытался удержать разбежавшихся лошадей, кто-то обливал водой свои дома. Сонные дети, сонные и перепуганные, стояли посреди двора и наблюдали за борьбой со стихией. — Горо! Мальчик мой! — раздался женский вопль. Это была жена дзенина. Харуми заметила, что она кинулась к горящей конюшне. Сам Наоки вместе со всеми пытался потушить огонь, но попытки были тщетны. «Она воспитывала племянника мужа, как родного сына…» — пронеслась в голове Харуми мысль, пока кто-то, глядя на пылающую конюшню и рыдающую женщину причитал: «Ой, а парнишка-то лошадей пошел спасать!» «Все они уже здесь, а сам не выходит!» «Что же будет?! Как быть?» Кицунэ остановила отчаявшуюся женщину, готовившуюся броситься вслед за Горо. Передав ее в руки Юки, Харуми сама направилась к огню. — Харуми! Стой! — Я маг, огонь — моя стихия. Девушка говорила ему, что только недавно смогла обуздать свою силу, а тут она ещё и приумножилась, из-за чего контролироваь ее стало сложней. Но стоять и ничего не делать — не в ее характере. Отец когда-то рассказывал ей о поглощении, говорил, что при должной концентрации и умении можно подчинить не только свой собственный огонь, но и саму природу. Он умел это, хоть и приходилось платить кровью, ведь он человек. Она — ёкай, а это значит, что стоит попробовать. Жар обдал кожу, ткань ночного одеяния неприятно нагрелась, грозя расплавиться и обжечь. Глаза не успевали слезиться, слезы высыхали, как капли воды на чугунке. Небольшой защитный купол оберегал ее от прямых попаданий языков пламени на кожу и волосы. Пробираться в глубь конюшни было страшно, но ещё страшнее знать, что могла спасти кого-то от смерти и не сделала этого. Они не ладили с Горо, и их отношения вряд-ли можно будет когда-нибудь назвать дружескими, но оставлять его было совершено бесчеловечно! На земле лежало неподвижное тело. Судя по рукам, Горо пытался проползти к выходу после того, как освободил последнее животное на волю. Харуми пришлось приложить не только все свои магические силы, но и максимум физической, чтобы вытащить паренька наружу. Треск дерева и соломы словно говорили ей: «Поторопись!». — Глупый храбрец… — перехватывая его руками за туловище, ругалась девушка. «Полез в пекло! Лошадей он спасал… И я не лучше…» Из-за того, что руки ее были заняты и не было возможности использовать пас, приходилось сложнее. Пару раз ее коснулись искры. Магический купол ослабевал. Горо удалось вытащить во двор, где его тут же подхватили мужчины. Харуми же чувствовала, что ее силы на исходе, но огонь нужно было остановить! В лёгких копоть и дым, вкус горелого во рту и жжение в глазах. Огонь то неохотно сходил на нет, то взмывался ввысь, жители клана не останавливаясь приносили воду, чтобы он не разошелся дальше. Время для девушки стало чем-то неощутимым, она оказалась в застывшем моменте, которому не видно было конца. — Хару! — голос звучал глухо, как из-под воды. Она уже стояла на коленях, не чувствуя слез, что тут же высыхали, не доходя и до подбородка. — Хватит! Она закрыла глаза, погружаясь в транс, как это было в лесу, когда она воспламинила Горо. Вот только теперь Харуми его спасала, как и остальных жителей клана. И времени отозваться, на зовущий ее голос Юки, попросту не было. Вокруг нее начал колыхаться вихрь. Чувствуя раскалённую силу, она и сама постепенно скрылась за ярким пламенем. Он сливался с ее телом, Харуми поглощала огонь, обретая энергию, ощущая горячие волны, которые постепенно становились ее частью. Однако, даже тело кицунэ не могло окончательно покорить себе такое количество энергии без последствий. Несмотря на то, что магия переполняла Харуми и она мерцала как живой факел, с каждой секундой жизнь вокруг и внутри гасла. Кицунэ погрузилась во тьму.***
Мэй была необычайно встревожена, материнское сердце чувствовало беду, но Такао успокаивал ее, напоминая, что их дочь находится в безопасности. — История повторяется… Из-за меня была охота на лис. А сейчас идёт охота на детей! — Савада ищет сейчас десятилетнюю девочку. Это нам на руку, ведь он не знает, что Харуми выглядит старше. Он оглаживал ее напряженные плечи, пытаясь передать свое спокойствие и уверенность. — Но все равно я боюсь за нее, Такао. Мэй развернулась к нему, при свете масляных ламп ее влажные глаза отражали огонь. — Мать никогда не перестанет беспокоиться о своем ребенке… С этими словами он обнял жену, уже шепча ей на ухо: — Наша дочь сильная и умная девочка. Она сможет справиться с любой опасностью. Они оба были благодарны за то, что были друг у друга в такие трудные моменты. Их нежность и поддержка, их любовь — согревали сердца и души. — Люблю тебя, Мэй. Тебя и Харуми. И я обещаю тебе, что с ней все будет хорошо. Такао был полон нежности, как и тогда, во дворце, когда Мэй решила отречься от престола. И он ни разу не заставил ее пожалеть об этом решении.***
— Император! Мы схватили её! Восседающий на троне Савада тут же встал на ноги. — Она была найдена в лесу, Ваше величество, — продолжил слуга. — Как мы поняли, она спаслась от нападения диких зверей с помощью магии. Император встал над объектом своего интереса. — И это кровь Ириса? Перед ним, вся сжавшись, стояла испуганная девчонка. Не было в ней того огня, что Савада видел в глазах у ее матери. Не было и того достоинства, которым обладал ее отец. И уж тем более не чувствовалось благородство крови Кина Хаттори, ее дедушки. — Сжальтесь, Ваше величество! Слуги, привыкшие падать ниц лицом, увидев или услышав недовольство Императора, склонили головы к полу, разбивая себе лбы. — Осмотрите ее, вымойте и приведите ко мне, когда она будет готова, — приказал он, и слуги поспешили выполнить его указание. Ему уже представили двух «наследных Принцесс», которых он хотел поддать испытанию водой из императорского источника, но советники начали убеждать его, что в столь юном возрасте даже потомок Ириса может не пережить подобного. Терпением Император Нойрё не отличался, поэтому приходилось пользоваться другими методами… Так и выяснилось, что никакие предыдущие девочки не наследницы династии Ириса, а дочери бедников, что захотели разбогатеть и сговорились с людьми Савады. Все, кто посмел обмануть Императора, оказывался вне милости…без головы. Савада направился к окну, глядя на далёкие горы, которые он саморучно отдал клану синоби. Его глаза сверкали от решимости, и ничто не могло его остановить.