Я навсегда за тебя в ответе

      Едва Шикамару уносил стопку документов, как несколько минут спустя уже возвращался с новой.       Бумажная возня, как он называл её про себя, была самой скучной и обременительной частью обязанностей Шестого Хокаге. И в конце недели — а сегодня как раз была пятница — обычно приходилось заниматься именно ею.       — Что теперь? — обречённо вздыхал Какаши, обмакивая кисть в чернила.       — Тут разные распоряжения, — перечислял его помощник, — ответы на жалобы и запросы…       Слова куноичи-отступницы, матери безнадёжно больного ребёнка, эхом звенели в ушах.       «Неужели ты и впрямь такой благородный, как о тебе говорят, Хатаке Какаши?»       «Если бы дело касалось только меня, Юдоку… Но ты подняла руку на самого дорогого мне человека — и рука твоя не дрогнула, — размышлял Рокудайме, аккуратно расписываясь под очередным документом. — А теперь именно к ней я должен обратиться с просьбой помочь твоему сыну?..»       Но даже будь возможность поручить это кому-то другому, в обход Сакуры — Какаши ясно чувствовал, что по отношению к ней такой поступок был бы чем-то вроде предательства.       Разделавшись в конце концов с рутиной и отпустив Шикамару, он взглянул на часы. Без четверти шесть. Вряд ли Орочимару сегодня в состоянии заниматься научной работой… А значит, Сакура скоро должна освободиться.       По дороге к госпиталю Рокудайме вспомнил, что так и не пообедал. В уличной лавочке купил онигири и, пока ел его на ходу, понял наконец, как правильно поступить.       Когда он подходил к больничным воротам, Сакура как раз спускалась с крыльца. Завидев Какаши, она чуть ли не побежала ему навстречу.       — Ой, я не ожидала сегодня снова тебя увидеть! Думала, ты пойдёшь домой, отдыхать…       Он улыбнулся в ответ на её искреннюю радость:       — Как прошёл твой день, Сакура?       — Да ничего особенного, — пожала плечами девушка и взяла его под руку. — С ночи поступило только четверо: двое что-то не поделили спьяну и успели поколотить друг дружку, пока их не разняли; ещё один вывихнул колено — доплясался, бедняга. Ну и Чоджи…       — Мммммм?       — Перебрал, только не саке, — хихикнула Сакура. — Теперь до завтрашнего утра ни грамма еды!       — И как он только с этим согласился? — Рокудайме поцокал языком. — Хотя… Я догадываюсь. Если ты посмотрела на него так же, как утром на меня, когда я собрался выпить кофе без ничего…       Она тут же сверкнула глазами:       — Кстати, ты небось так и ходишь голодный?       — А вот и нет, — парировал Какаши. — Послушай, Сакура…       — Да?       Они остановились в переулке под чьим-то уютным балкончиком, увешанном горшками с петуньей самых разных расцветок.       — Есть дело как раз по твоей части — и как врача, и как учёного.       — Ох, какой из меня учёный, — смутилась девушка. — Так, ассистент…       Рокудайме коснулся её плеча:       — Сакура, я думаю, ты сумеешь помочь. Только вот захочешь ли…       — О ком идёт речь, Какаши? — насторожилась она.       — О женщине, которая покушалась на твою жизнь. Вернее, не о ней самой, а о её больном сыне.       При этих словах Сакура изменилась в лице и безотчётно накрыла ладошкой свою изумрудную подвеску.       — Я ни о чём не прошу тебя, — очень мягко добавил Рокудайме. — Знай, Юдоку в любом случае понесёт заслуженное наказание. Но не думать о том, что станет за это время с её ребёнком, я не могу. Ты сама сказала, Сакура, что у меня доброе сердце… Пожалуй, слишком доброе. Решение за тобой — а я последую ему, каким бы оно ни было.       — Отведи меня к ней, — тихо сказала девушка после долгого молчания.       И за всё время, пока они шли через деревню, а потом поднимались по длинной лестнице на самую верхушку скалы, где располагалось здание тюрьмы, Сакура не произнесла ни слова — только задумчиво хмурилась да иногда искоса поглядывала на Какаши. О том, что творилось у неё в душе, он мог лишь догадываться и предпочитал деликатно помалкивать.       В допросную, куда по его распоряжению привели Юдоку, Рокудайме вошёл первым.       — Снова ты, Какаши Хатаке?       — В твоём положении, Юдоку, лучше вспомнить о правилах приличия, — заметил он. — Особенно если ты надеешься на помощь.       — Помощь? — недоверчиво переспросила преступница. — Ты… Вы правда хотите помочь мне, Хокаге-сама, после всего, что я натворила?       Вместо ответа Какаши обернулся и кивнул Сакуре. Юдоку при её появлении резко побледнела.       — Что она делает здесь?!..       — Перед тобой медик ранга джонин и начинающий, но очень талантливый генетик, — сказал Рокудайме, отодвигая для девушки стул. — Лучшая ученица легендарной Цунаде Сенджу, о которой ты, Юдоку, наверняка наслышана. И на твоём месте я поблагодарил бы её уже за то, что она согласилась говорить с тобой.       — Меня зовут Сакура Харуно, — спокойно представилась куноичи, подвинула к себе чистый лист бумаги и взяла ручку. — Мне нужно задать вам несколько вопросов…       Сложив руки за спиной, Какаши прислонился к стене и украдкой наблюдал за Сакурой из-под полуприкрытых век. Даже не наблюдал — любовался: осанкой, деловитыми жестами, тем, как внимательно она слушает, а потом задумчиво водит ручкой по губам, прежде чем записать что-то на бумагу… Наконец Сакура свернула листок пополам; Рокудайме шагнул к столу и подал ей руку, помогая встать.       — Юдоку-сан, пока я ничего не могу обещать вам. До сих пор считалось, что такие заболевания не поддаются лечению, но… — девушка подняла взгляд на Какаши. — Мальчика нужно доставить в Конохагакуре, Рокудайме-сама. Мы проведём несколько исследований и выясним, можно ли что-то сделать в этом случае. А лекарство для него уж точно подберём, это не составит труда.       — Ты слышала, — обратился Какаши к Юдоку. — Где сейчас твой сын?       — Он живёт с моей матерью на глухом хуторе, недалеко от деревни, Скрытой в Траве. Я могу нарисовать примерную карту…       — Рисуй, — Рокудайме кивнул на стопку бумаги. — Я отправлю за ними отряд шиноби. И напиши сопроводительное письмо, чтобы твоя мать не приняла это за похищение.       Юдоку долго переводила взгляд с него на Сакуру и обратно, а потом спросила дрогнувшим голосом:       — Почему… почему вы решили заниматься моим мальчиком, Сакура-сан? Как Хокаге-сама уговорил вас на это?       — Он меня не уговаривал, — Сакура коротко переглянулась с Какаши. — Просто… У меня есть друг — очень хороший друг, из нашей команды — который мечтает избавить мир от ненависти… А победить её можно только милосердием. И как его товарищ, я должна поддержать эту мечту. До встречи, Юдоку-сан.       Рыжая, будто оцепенев, лишь проводила их растерянным взглядом. В тюремном коридоре Хокаге жестом подозвал надзирателя:       — Эту женщину переведёте в отдельную камеру. Она останется в Конохагакуре.       Сакура легонько дёрнула его за рукав:       — Пойдём отсюда поскорее, пожалуйста… Мне не по себе.       — Скажи мне, Сакура, — спросил Рокудайме, когда они вышли за ворота, — есть хоть какая-то надежда?       — Пока лишь теория… Только сначала, — девушка посмотрела на него так пронзительно, что он едва не попятился, — ответь мне на один вопрос, Какаши. Что бы я ни услышала, моего решения это не изменит… Но мне важно знать правду.       Обескураженный этим предисловием, он отвёл её на травянистый пригорок, с которого открывался вид на всю деревню, позолоченную лучами вечернего солнца. Постелил Сакуре свой жилет. И когда она села, обхватив руками колени, словно закрылась от него, осторожно устроился рядом.       — Этот мальчик, сын Юдоку… Какаши, он и твой сын тоже?       — О боги! — ахнул Рокудайме. — Клянусь тебе, Сакура, до вчерашнего вечера я знать не знал эту женщину.       — Правда? — робко уточнила девушка; Какаши коснулся её щеки кончиками пальцев:       — Я не являюсь отцом ребёнка Юдоку… И чьим-либо ещё. В этом ты можешь быть абсолютно уверена.       Сакура со вздохом разжала руки и вытянула ноги на траве.       — Когда ты говорил о мальчике, мне показалось, будто… было здесь что-то ещё, кроме твоего великодушия. Что-то очень личное. Вот мне и пришло в голову…       — Что-то очень личное, — эхом откликнулся Рокудайме. — Хм, хм… С каких пор, Сакура, ты стала такой наблюдательной? Похоже, я пропустил этот момент.       — Ты же почти ничего о себе не рассказываешь, — с оттенком укоризны заметила она. — Приходится строить предположения и читать между строк.       Какое-то время Какаши пытался справиться с нахлынувшими чувствами, которые привык держать в себе и попросту не знал, как выразить словами. Только то, как смотрела на него сейчас Сакура — совсем не требовательно, но ласково и с какой-то робкой надеждой — не оставляло ему выбора.       «Лишь богам известно, чего ей стоило решиться на откровенность в той пещере, возле костра после того, как я один раз уже сказал «нет»… Теперь моя очередь сделать шаг ей навстречу.       Учись и привыкай, Какаши Хатаке…»       — Тебе не показалось, Сакура. Я не смог остаться безразличным к несчастью этой женщины и даже на долю секунды представил себя на её месте, потому что… Видишь ли, хм…       Рокудайме старательно делал вид, будто его внимание занимает ползущая по правой штанине божья коровка.       — Последнее время я всё чаще задумываюсь о том, что в моём возрасте у многих уже есть дети.       — Какаши, — изумлённо шепнула Сакура, — неужели ты…       — Это ни к чему тебя не обязывает, — поспешно сказал он. — Мы стали парой совсем недавно, и кроме того, тебе всего двадцать лет… Но мне ведь уже исполнилось тридцать четыре.       — Кстати, а когда у тебя день рождения?       «М-да, неловко получилось…»       — Кхм, Сакура… Я давно его не отмечаю. С тех пор, как стало не с кем.       — О, — смутилась девушка. — Но всё-таки?       Какаши вздохнул, понимая, что отпереться не получится, и назвал дату, надеясь, что Сакура не помнит… Но, как оказалось, она прекрасно помнила.       — Мне не послышалось?! — зелёные глаза метали искры. — Пятнадцатого сентября? Именно в тот день?!       «Кто же это говорил… Неважно, но этот кто-то чертовски прав: Сакура — вторая Кушина Узумаки. И, кажется, мне сейчас здорово влетит…»       — Ты… Какаши, ты просто чудовище! Поставил меня в такое дурацкое положение!       — Пожалуйста, не забывай, что где-то поблизости один из шиноби АНБУ, — нашёлся он. — Мы его не видим, но…       Девушка спрятала пылающее от возмущения и стыда лицо в ладонях.       — Я ведь не знала и не приготовила подарка!       — Ты подарила мне то, о чём я едва решался мечтать, — тихо возразил Рокудайме. — Прости меня, пожалуйста.       Сакура даже не пошевелилась; набравшись смелости, Какаши улёгся так, что его голова оказалась у неё на коленях, и зажмурился. И спустя некоторое время почувствовал, что пряди его волос очень нежно перебирает её лёгкая рука.       По спине побежала приятная дрожь от уже знакомого ощущения: его чакра сплеталась с чакрой Сакуры подобно тому, как сливаются в одно русло два рукава реки… И Рокудайме вдруг очень ясно осознал то, что утром лишь промелькнуло в его голове: всю бессмысленность своих ночных сомнений, тревог и страхов.       «Берегись росы до того, как промочишь ноги… Обратного пути давно не существует — ни для неё, ни для меня».       — Какаши, ты правда хочешь, чтобы у нас… были дети?       От волнения горло стиснуло так, что он не смог произнести ни слова. Поймав пальчики Сакуры, Рокудайме прижал их к губам через маску и медленно поднял веки. В тёплом свете заката её милое лицо завораживало, и особенно — глаза: огромные, цвета самой сочной весенней травы, под тенью длинных пушистых ресниц…       «Чёрт возьми… Я просто не в силах отказаться от тебя, Сакура. Даже если бы меня попытались заставить».       — Ох, — спохватилась она, — ты ведь эту ночь почти не спал, Какаши, а я пристала к тебе с расспросами… Пора собираться, да?       — Не помешало бы сегодня лечь пораньше, — с благодарностью откликнулся он. — А идти нам далеко, так что давай-ка вставать…       Стоило Рокудайме нагнуться за жилетом, как Сакура ухватила край его маски и потянула вниз; он кончиками пальцев придержал её запястье и ласково напомнил:       — Мы здесь не одни.       Заманчиво приоткрытые губы были так близко…       — Мне почему-то кажется, — прошептала девушка, — шиноби АНБУ достаточно вежливы, чтобы не подсматривать.       Эта неожиданная настойчивость немного озадачила и в то же время обрадовала Какаши. И когда Сакура, придерживаясь за его плечи, подтянулась и обвила ногами его талию, он не думал уже ни о чём.       Его перчатки упали в траву; тепло упругого девичьего тела через одежду дразнило ладони, отзываясь в паху требовательным напряжением. Рокудайме едва отдавал себе отчёт в том, что жадно целует не только губы девушки, но и шею, где под нежной кожей пульсировала жилка — ниже и ниже, насколько позволял ворот ципао. Сквозь нарастающий шум крови в ушах до него доносились тихие, сладкие звуки её возбуждения, и ничего лучше ему ещё не приходилось слышать… Счастливый и пьяный от страсти, Какаши бессознательно качнул бёдрами — и Сакура, охнув, подалась ему навстречу, в протяжном ритме снова и снова вжимая его в себя.       — Если это так… прекрасно, — прерывисто выдохнула девушка, — то как же тогда…       — Всему своё время, радость моя, — шепнул Рокудайме. — Только не здесь и не сейчас.       Он поцеловал Сакуру в лоб и бережно поставил на землю; с тихим счастливым смехом она доверчиво приникла к нему, а потом сама подала ему жилет и перчатки.       — А всё-таки, — вспомнил Какаши, когда они спустились со скалы, — поделись своей теорией… Насчёт мальчика.       — Я хочу сперва посоветоваться с Орочимару-сама. Нужно хорошенько просчитать риски. Ведь метод, который я хочу предложить…       — Ммммм? — Рокудайме склонился к Сакуре, заинтересованый воодушевленным блеском в её глазах.       — Ох, нет. Дай мне подумать до завтра.       Он уважительно кивнул. И до самого её дома они шли в молчании — особенном, трепетном молчании двоих, связанных тем, чему не нужны были никакие слова.