The Sense of Self

— Уходи, — приказывает Волдеморт, ни мягко, ни резко, и Гарри слушается. На пути в недра замка, расстояние, требуемое для возвращения в гостиную, позволяет сомнению и стыду присоединиться к смутному чувству триумфа. Гарри не может отрицать, что ему нужен Волдеморт. Он знает о подлинной склонности этого человека к Тьме, был причиной и жертвой его гнева, хорошо осведомлен о его планах в отношении Волшебного Мира. Он знает, с какой лёгкостью этот человек способен манипулировать другими, если ему это нужно. Чёрт, вероятно, он и Гарри готов манипулировать. Хотя их связь определенно затрудняет подобные действия со стороны Волдеморта. Гарри на мгновение задумывается над этим, но он тут же решительно отбрасывает эту мысль. Он не заблуждается насчёт Волдеморта: в прошлом у старшего волшебника были относительно Гарри совсем не благожелательные намерения, даже после того, как они перестали быть врагами. Однако это лишь подчёркивает тот факт, что он всё ещё нравится ему. А это уже само по себе ужасно. Что это говорит о нём? И даже более того: с тех пор, как они перевоплотились в своих телах, связь между ними повлияла на многие решения Гарри — как Гарри узнать, сколько его решений принадлежит ему, а сколько стали продуктом его привязанности к Волдеморту, обусловленной осколком души, поселившимся внутри него? Несколько скованное, почти отстраненное поведение Волдеморта заставляет его думать, что, возможно, тот знал, что это произойдет, если у них не будет сосудов. Уши Гарри жжёт от смущения. Возможно, Волдеморт хотел, чтобы Гарри не принимал свою тягу к нему за чувства и тем самым избавил их от взаимного смущения. Хотя, это означало бы, что Волдеморт не хотел использовать привязанность Гарри для манипуляций… Борода Мерлина. У Гарри уже разболелась голова. Почему он не мог влюбиться в кого-нибудь хорошего и безопасного?! Кто-то вроде Невилла, или Флёр, или даже Билла Уизли, если уж ему в отношениях нужны были острые ощущения. Мысли Гарри возвращаются к кольцу, которое носит Волдеморт, фамильной реликвии не только дома Гонтов, но и дома Певерелл. Он представляет, как мог бы теперь вызвать духов своих близких. Простят ли они ему связь с человеком, который их убил? Гарри вздыхает, признавая, что не знает ответ на этот вопрос. Дело в том, что он совсем их не знает, а о самых памятных их подвигах слышал только из вторых рук. Он полагает, что Сириус был бы серьёзно потрясен его выбором. Он хихикает про себя, представляя это. Хотя мужчина в конце концов понял бы его. Гарри прикусывает нижнюю губу. Он попал как раз в нужное время, чтобы узнать своих родителей хотя бы в детстве, не так ли? Он должен отчаянно пытаться провести с ними как можно больше времени, и все же он проводит его с Волдемортом, пытаясь выполнить, казалось бы, невыполнимое задание. Он решает изменить свои приоритеты со следующего дня. Должна быть причина, по которой Смерть отправила их в этот конкретный период времени, не так ли? В следующий раз, когда он стучится в дверь профессора, вместо того, чтобы последовать его приглашению в уединение комнат, Гарри просит его прогуляться. Глаза Волдеморта проницательно смотрят ему в глаза, но ни выражение его лица, ни мысли не дают понять, о чём он думает. Гарри изображает на своем лице невинность. Гарри понимает, что его попытка слишком груба, чтобы по-настоящему убедить Волдеморта, но тот всё равно выполняет его желание. Пока Волдеморт находится в своих комнатах, надевая верхнюю одежду, соответствующую прохладной осенней погоде, Гарри с облегчением позволяет себе расслабиться. В конце концов, встреча с Волдемортом оказалась меньшим из двух зол. И, честно говоря, он не тоскует по двенадцатилетним детям, которые впоследствии станут его родителями… Ведь это не те люди, по которым он мог бы скучать. Он вздыхает. Хотя и это была отнюдь не прогулка по парку. Он усмехается, оглядывая земли Хогвартса, когда они выходят из замка. Волдеморт хмыкает, с легким любопытством глядя ему вслед, но не задаёт никаких вопросов. Чёрт возьми, ему действительно нравится этот человек. И не то чтобы он сожалел о содеянном — Мерлин, он гонялся за этой юбкой… вечность. Он с затаённым весельем игнорирует вопросительный взгляд Волдеморта. Просто… просто было трудно отделять свои собственные желания от тех, которые были вызваны связью. И это, вероятно, было верно для них обоих. Но не только это — вид того, как Волдеморт получает удовольствие от его рук, заставлял его желать большего. Он хотел вызывать и владеть всеми реакциями этого человека. Он хотел быть единственным человеком, которому выпала честь… Гарри обрывает себя с жестокой законченностью. «Видишь?» — думает он. — «Эти иррациональные наклонности — именно то, почему быть с кем-то, кто разделяет с тобой душу, является очень плохой идеей». Он пинает камень в разочаровании. Мужчина рядом с ним тоже в глубокой задумчивости. Руки засунуты в карманы, лицо сосредоточено. Гарри вдруг чувствует невероятную благодарность за то, что мужчина не комментирует произошедшее вчера. Он может ясно представить, как в другой жизни, лицо Волдеморта исказилось бы от необыкновенной жестокости, как только он бы заметил привязанность Гарри — слабость, которой можно воспользоваться. С другой стороны, он вспоминает их время у Боргина и Бёрка. Возможно, в тот момент он даже не заметил бы привязанности Гарри. Нынешний Волдеморт просто расправляет плечи от особенно резкого порыва ветра, после чего на них обоих накладывается согревающее заклинание, позволяющее Гарри углубиться в свои размышления, не отвлекаясь на холод. Они не спеша огибают Чёрное Озеро. Большую часть пути они одни. Ветер в этот день явно слишком силён, чтобы студенты решились отправиться на равнины, окружающие замок. Любопытно, однако, что когда они всё-таки встречают нескольких студентов, их взгляды невидяще скользят по ним, будто ни один из них не заслуживает внимания. Это происходит слишком часто, чтобы быть случайностью. В ответ на немой вопрос Гарри на лице Волдеморта появляется лукавая улыбка. — Просто очень мягкое «не замечай меня», — небрежно говорит мужчина. Между прочим, глаза учеников как будто стекленеют, а некоторые из них даже недоуменно качают головами. Гарри уверен, что в заклинании Волдеморта нет ничего мягкого. — Как всегда, превосходишь ожидания, Ви, — отвечает Гарри, почти не собираясь упрекать. —… и необходимость, я полагаю. Волдеморт смеётся себе под нос. Звук до боли знакомый. Ему сразу приходит в голову, что они провели вместе достаточно времени, чтобы понимать поведение друг друга лучше чем кто-либо другой. Что ж. Гарри, по крайней мере, чертовски хорошо изучил этого человека. Он не позволяет этой мысли развиться. — Конечно, не стоит давать лишнюю информацию мельнице слухов. И без того достаточно скандальных идей о том, как ты проводишь своё время, Гарри, — говорит Волдеморт. То, как глаза мужчины загораются от веселья, заставляет Гарри разинуть рот и забыть о своей речи о том, что Волдеморт заботится о мнении других. Это выражение лица придает мужчине очень юный, почти мальчишеский вид. Он знает, что должен быть возмущён поведением Волдеморта — так бессердечно влиять на разум детей небезопасно, — но находит, что его это мало волнует. В грандиозном множестве злодеяний, которые может совершить Тёмный Лорд, это, действительно, просто мягкое заклинание. Он из принципа упрямо смотрит на Волдеморта. Улыбка мужчины становится шире, явно показывая насколько ему «стыдно». Сердце Гарри бьётся чуть быстрее, и он чувствует себя немного больным от любви к Волдеморту. Эта мысль настолько же пьянит, насколько и пугает. Они дошли до одного из внутренних двориков замка, и Волдеморт начинает пристально смотреть на него. Его прежняя весёлость сменяется напряжённостью, от которой у Гарри что-то сжимается в животе. — Ви, — слабым голосом произносит Гарри, останавливая мужчину и нащупывая руками его предплечье. Лицо мужчины сейчас настороженно, он сосредоточен только на Гарри. И Гарри чувствует… Он чувствует себя живым в этот момент. И он готов шагнуть в эту пропасть. Хватка на запястье старшего мужчины становится сильнее, и Гарри сокращает расстояние ​​между ними, другой рукой находя воротник мантии мужчины, используя его, чтобы подтянуться ближе, чтобы дотянуться… А потом Гарри Поттер целует Волдеморта. И в поцелуе мало приличия. Гарри почти сразу открывает рот перед Волдемортом, и горячий язык мужчины тут же врывается в его рот. Поцелую явно не хватает утонченности — Гарри теряет равновесие, и вес его тела полностью падает на тело более высокого мужчины. Это их носы сталкиваются. Жгучее тепло от ладони Волдеморта расползается по его пояснице, чтобы удержать Гарри. Это Гарри неохотно находит точку равновесия, вставая на ноги, пока его разум соображает, где они находятся; кто мог видеть, как он целуется со своим профессором. В него впиваются непоколебимые, мрачно-напряжённые глаза Волдеморта. Волдеморта, кажется, мало волнует, кто мог видеть их поцелуй, внимание мужчины приковано только к Гарри, даже когда тот начинает нервно оглядываться по сторонам. Гарри приходит к выводу, что его спокойствие должно быть вызвано либо уверенностью в том, что они одни, либо верой в силу своего необычайно сильно заклинания отвода глаз. Рука мужчины всё ещё прижимает Гарри к крепкому телу мужчины, и он думает, что мужчине может быть и просто всё равно на наблюдателей. — Я мог бы аппарировать нас? — предлагает Гарри, задыхаясь больше, чем предполагал. — Нет, — мужчина мгновенно напрягается, его черты становятся острыми от гнева или, может быть, беспокойства, но его расширенные зрачки слегка портят впечатление опасного, разгневанного волшебника. Он наклоняется и крепко целует Гарри с закрытыми губами. Гарри чувствует, как его сердце замедляет ритм, липкий жар сжимает мышцы. Затем мужчина обхватывает его запястья и тянет Гарри в сторону своих комнат, идя быстрым шагом, пока сердце Гарри замирает в груди от волнения. Едва мужчина затаскивает его в свои комнаты, как Гарри снова прилипает к его губам поцелуем. На протяжении всей их быстрой прогулки, обычно успокаивающее, сиропное тепло, словно скапливается в груди Гарри. Непреодолимая тяга остановить другого мужчину, быстро взявшись за их соединенные руки, и снова стать ближе преследовала его всю дорогу. За время их пути до комнат мужчина бросал на Гарри несколько веселых, но неизменно горячих взглядов через плечо, явно читая нетерпеливые, хнычающие, полные желания мысли Гарри. И вот, Гарри снова прижимается к мужчине, Волдеморт удивлённо вздыхает, хотя у него нет права удивляться, и Гарри начинает расстёгивать пуговицы мужчины. Он чувствует предостерегающий укус на нижней губе, когда Волдеморт возвращает себе контроль над поцелуем и сжимает обезумевшие руки Гарри между их телами, прижимая Гарри ближе. Гарри стонет, непроизвольно приподнимаясь, гонясь за фрикциями, как нетерпеливый юнец, которым он и является. Ответное шипение Волдеморта ощущается как триумф. Гарри откидывается назад — это приемлемо только потому, что так он может освободить руки. Он вознаграждает Волдеморта за то, что тот преследует его рот, запуская пальцы в его волосы. Гарри прижимается еще ближе, жар их связи теперь обжигает сильнее, чем когда-либо прежде. Но, хотя близость удовлетворяет Гарри в первобытном смысле, успокаивает желание вскрыть клетку мужчины и когтями вытащить куски, чтобы наконец-то стать единым целым, этого недостаточно. Его член зажат в брюках, и, что ещё хуже, возбуждение Волдеморта прижимается к низу его живота. И тогда Гарри забивает на попытки взъерошить волосы мужчины, просовывает руки между их телами и пытается расстегнуть чужую ширинку. Ни прижатие их тел друг к другу, ни небольшие прерывистые толчки, которые оба не могут подавить, не приносят облегчения. В конце концов, Волдеморт ослабляет настойчивое давление своих рук на задницу Гарри и немного отступает назад, ровно настолько, чтобы руки Гарри могли двигаться свободнее. Разочарованный вздох Гарри сменяется восторженным, когда мужчина использует появившееся пространство, чтобы наклониться ещё ниже и впиться поцелуем в горло Гарри. Гарри вздрагивает, намёк на зубы на его шее отвлекает. Наконец, Гарри достигает цели, и мужчина стонет куда-то в кожу шеи, когда нетерпеливые руки младшего волшебника обхватывают его, расправляя большим пальцем каплю предэякулята, формирующуюся на головке. Гарри опускает голову на шею Волдеморта, не в силах смотреть на чужой член в своей руке. Это… незаконно эротично, и тьма сжимается от шквала впечатлений между ними. Он не отвлекается от процесса даже когда мужские пальцы ныряют за пояс его брюк. Гарри, очарованный этим ощущением, проводит рукой по всей длине члена мужчины раз, другой, пока тот ни шипит, а раздражение окрашивает их связь. Прохладная рука останавливает его запястье. — Так ты создашь тревожный прецедент, Поттер, — хрипло говорит Волдеморт. Ладонь на заднице Гарри на мгновение сжимается сильнее, прежде чем мужчина резко убирает руку. Волдеморт отстраняется, и в голове Гарри немного проясняется от растерянности и тревоги. Жесткая хватка мужчины на его запястье заставляет Гарри выпустить член, и он завороженно смотрит на то, как он прижимается к свитеру мужчины. Он оставляет пятно на ткани, заставляя его снова хотеть протянуть руку, прикоснуться к нему, попробовать его на вкус. Заставить мужчину извиваться под его прикосновениями так, как он не делал этого раньше. — Развернись, Гарри, — властно требует мужчина, и у Гарри перехватывает дыхание. И, о… это не должно так действовать на Гарри. Но оно действует. Гарри обычно поступает иначе. Обычно он никогда не разворачивается и не подчиняется, как хороший мальчик. Лицо Волдеморта бескомпромиссно напряжено, его взгляд сосредоточен на Гарри. У него пересыхает во рту. — Сейчас, — тихо повторяет мужчина, в голосе сквозит намёк на угрозу, и Гарри судорожно сглатывает. До него вдруг доходит, с кем он сейчас находится, и приказ возбуждает его. Его пульс учащается, и он подчиняется. Неизведанное желание — подчиниться — бурлит в его жилах. Он прижимается к двери, а затем, не удержавшись, оглядывается через плечо. — Только посмотри на себя, — напевает Волдеморт, не сводя глаз с линии спины Гарри. На его лице явно читается удовлетворение увиденным. Член гордо выставлен напоказ. Трусы спущены чуть ниже яиц. Как мужчина даже в таком виде сохраняет прямую осанку остаётся загадкой. Желудок Гарри сжимается от нетерпения. Мужчина подходит ближе, и Гарри чувствует его жар за своей спиной. Тепло мужской руки на его талии, её твердость, просачивающаяся сквозь тонкий слой одежды, защищающей его кожу. Голова Гарри прижимается к холодному камню стены. Руки, обвившиеся вокруг него и расстегивающие брюки, имеют мало общего с прежней вознёй Гарри, поэтому вызывающие раздражение предметы одежды сбрасываются одним махом. Гарри шипит, когда прохладный воздух подземелья касается его разгоряченной кожи. Борясь со своим инстинктом повернуться и взять происходящее в свои руки, он глубоко дышит, и холодный воздух с хрипом проходит по его горлу. Разительный контраст с влажными потоками воздуха рядом с его головой, щекочущими шею. — Какое красивое зрелище, — усмехается Волдеморт, и Гарри чувствует, как образ со стороны мужчины проникает в их связь. Вид собственный его, выставленного напоказ, под чужим контролем, проносится в сознании Гарри. И… Он вздрагивает, почти как книзл целую жизнь назад. Это не… Он обычно не… Но Волдеморт просто фыркает. Затем между лопаток ложится большая рука, успокаивая, а другая, прохладная, прижимается к горячей коже бедра. Одна толкает, другая тянет, чтобы придать Гарри более удобное положение. У Гарри перехватывает дыхание при мысли о том, чем сулит ему прикосновение члена Волдеморта к его ягодицам. Он оставляет ещё один прозрачный тягучий след на его лице. Мужчина намекал, что у него не было слишком много опыта. Конечно, он не имел в виду… Он пытается выпрямиться — движение, которое останавливает Волдеморт, склонившийся над его согнутой фигурой и ставящий большой синяк на горле Гарри. Чтобы все видели. Чувство собственничества, пульсирующее в узах, когда Волдеморт выпрямляется, чтобы посмотреть на результат своих усилий, и удовольствия, которое он получает от увиденного, достаточно, чтобы Гарри на мгновение расслабился и прекратил борьбу. Мягкий смешок, почти придыхание. — Не волнуйся, — говорит Волдеморт, успокаивающе водя большими пальцами чуть выше задницы Гарри. Гарри совсем не успокаивается. Он любит немного боли, но вот так, без всякой подготовки… Большая рука Волдеморта решительно возвращает его в прежнюю позу. Гарри прикусывает губу, чтобы заглушить стон, потому что, несмотря на всю его борьбу за контроль, ему это нравится; нравится, когда его у него забирают. Он точно никогда не признается в этом мужчине. Он не переживёт такого позора. — Доверься мне, — говорит мужчина, возможно, заметив искреннее волнение Гарри. С прерывистым вдохом Гарри чувствует, как рука, удерживающая его, двигается, и Волдеморт направляет себя между его бедер. — Сожми ноги, — приказывает мужчина позади него, но, как только он подчиняется, вместо сухого сопротивления появляется покалывание магии, после которого появляется слизь, покрывающая его ноги. И когда Волдеморт начинает двигаться, головка настигает Гарри именно так; прижимается к его промежности так, как Гарри никогда не знал… никогда не думал, что это может быть так. Волдеморт почти использует его тело. И Гарри это нравится. Теперь связь полностью раскрыта. Двойные впечатления окутывают Гарри туманной дымкой удовольствия. Он больше не может отличить, какое ощущение принадлежит ему, а какое Волдеморту. Какой стон или ругательство кому принадлежит. Его окутывает дымка ощущений, близости и тепла. И рука, сжимающая его бедро, — это всё, что его связывает с реальным миром. Это всё. Возбуждение Гарри нарастает сверхъестественно быстро, что и следовало ожидать, учитывая то, как их удовольствие пульсирует и усиливается между ними. Когда ритм Волдеморта становится бешеным, мужчина сам тянется к члену Гарри. Простое прикосновение мужской руки, вид её, обхватывающий его член, заставляют Гарри кончить с хриплым криком ещё до того, как Волдеморт успевает ему подрочить. Очевидно, этого ощущения оказывается достаточно для того, чтобы и мужчина тоже кончил. Потому что Волдеморт ругается, сбивается с ритма, чтобы затем остановиться, окропляя бёдра Гарри белой липкой жидкостью. Мужчина прижимается к нему, и Гарри смутно, в заторможенности своей послеоргазменной дымки, думает, что ему бы понравилось эти ощущения и внутри себя. Это вызывает слабый, рефлекторный толчок и стон, выдох Волдеморта обжигает его шею. Волдеморт приходит в себя и выпрямляется раньше, чем Гарри. Его конечности до сих пор кажутся резиновыми. Волдеморт испытывает удовлетворение от того, что видит его таким, а затем по связи мелькает образ, который видит мужчина — Гарри, с задравшейся рубашкой, влажным от пота затылком и розовыми от смущения щеками. И в других местах кожа тоже была розовой. На боку у него виднеется красное пятно в форме ладони, которое впоследствии переродится в синяк. Член Гарри дергается в отважной попытке возбудиться. — Тебе понравилось? — спрашивает Волдеморт, самодовольно уверенный в положительном ответе Гарри. Гарри стискивает зубы от слабости и выпрямляется, слегка беспомощно кивая, не находя слов перед лицом своего удовлетворения. Волдеморт облегченно смеется, прежде чем снова наклониться, чтобы снова глубоко поцеловать его, а затем впиться ещё одним поцелуем в синяк в место, в котором плечо переходит в шею. На этот раз он делает это для собственного удовольствия, а не для того, чтобы заявить о своих притязаниях. Гарри вздрагивает от мысли, что Волдеморт пометил его, как свою собственность. Эта мысль, как оказывается, нравится и мужчине. Он прижимает Гарри к себе и очищает его от липкости, демонстрируя невербальную магию. Одной рукой он перебирает его волосы, а затем утягивает их обоих в свою спальню. Закутавшись в тёмные простыни, пахнущие Волдемортом, Гарри чувствует себя полностью удовлетворенным, оттраханным и обласканным. Это почти слишком хорошо. И Гарри почти скорбит о том, что этот момент заканчивается, даже зная, что это должно было произойти. Это снова выводит на передний план проблему, которая не даёт ему покоя. Это неприятное, неуютное осознание того, что Волдеморт почти наверняка делал это раньше — или, по крайней мере, делал это гораздо чаще, чем Гарри. Он не верил в способность магической совместимости преодолевать любые проблемы, возникающие у людей во время секса — по крайней мере, Том Реддл, очаровавший его в теле Захарии, не проявил невероятного мастерства, оставив Гарри в смешанных чувствах. И хотя Гарри это не нравится, нельзя отрицать, что с тех пор мужчина значительно улучшил свои навыки. Это не должно было стать проблемой само по себе, и лишь беспокоило ту часть Гарри, которой он не гордился и которой не хотел потакать. Но из-за того, что Волдеморт прямо сказал ему, что у него не было партнёров, это причиняло боль. То, что ему солгали… Волдеморт рядом с ним склоняет голову набок, словно прислушиваясь к голосу, который может слышать только он — что, вероятно, так и есть, поскольку только он мог с такой лёгкостью слышать мысли Гарри. Вечно хмурый взгляд Волдеморта, смягчившийся близостью с Гарри, снова появляется. — О чём ты сейчас думаешь? — спрашивает Волдеморт лишь слегка обеспокоено, после чего резко замолкает и поворачивается к Гарри. В его чертах проглядывает недоверчивая усталость. Дерьмо. — Ты ревнуешь? — спрашивает мужчина, почти сбитый с толку, а затем становится невероятно самодовольным, когда Гарри не отвечает. Гарри хочется проклясть эту связь и одновременно очень ей благодарен за то, что ему не пришлось обличать свои мысли в слова. — Ты спросил меня, был ли у меня партнёр, Гарри. И я не солгал, когда сказал, что не лгал, — говорит возмущённый мужчина с разочаровывающей логикой. Всё это звучит очень унизительно. Гарри вскипает от беспечно-весёлого тембра, который он чувствует по их связи. Он открывает рот, чтобы сказать что-то, о чём, скорее всего, позже пожалеет, когда Волдеморт прерывает его со смехом в голосе. — Если тебе от этого станет легче, Реддл очень долго пытался найти тебя, прежде чем, наконец, согласился. — Волдеморт притягивает Гарри ближе. И. Ну. Он не ожидал этого. Позволив себе минутную слабость, он спрятал лицо на чужом плече. И, пусть он явно сошёл с ума, но от этой мысли ему становится легче. Волдеморт, самодовольный, но довольный тем, что Гарри прижимается к его плечу, позволяет ему это, а затем произносит заклинание, гасящее свет в комнате. На следующий день Рэйкпик бросает взгляд на Гарри и начинает грязно хихикать. На этот раз никакие грозные взгляды не отпугивают любопытных однокурсников, с любопытством пялящихся на него. Секс с Волдемортом стал для Гарри отличным способом отвлечься от более сложных вещей, таких как бесцельность их воплощения или встреча с будущими родителями. У Гарри возникло ощущение, что Волдеморт с ним согласен, когда он притянул к себе в постель один из томов, которые он читал, сразу после того, как они удовлетворили друг друга ртом. Он старался не принимать это на свой счет. — Клянусь отвисшими яйцами Мерлина, нам нужно разобраться с этим. Мы ни на шаг приблизились к успеху в нашей миссии! — Гарри лихорадочно жестикулирует, указывая руками на них самих и в сторону груды одежды, разбросанной по комнате Волдеморта. Человек, о котором идёт речь, просто приподнимает бровь: — Если моя память не изменяет мне — что бывает крайне редко — это ты набросился на меня вчера вечером, счёл первоочередной задачей затащить меня в постель, Гарри, и до сих пор не позволяешь мне уйти, — вот и всё, что он говорит. Это может быть неправдой, но это ничего не меняет в том, что они использовали… ну, друг друга, чтобы эффективно отвлечься от своей миссии. — Не притворяйся, что ты просто согласился на моё предложение, — обиженно говорит Гарри. Волдеморт фыркает и смотрит на него одним из своих долгих, влажных взглядов. «Нет, этот человек точно был не просто согласен», — думает Гарри. От воспоминаний ему становится жарко. Лёгкая ухмылка и присутствие в его сознании предупреждают его о том, что Волдеморт точно знает направление его мыслей. Гарри позволяет себе ещё раз упасть на мягкие подушки, громко выдохнув, а затем призывает себе книгу. Он прочитал уже половину истории об Иване Великом, который хвастался тем, что общался со Смертью. Все написанное либо чистый вымысел, либо Смерть, с которой общался этот человек, была гораздо менее враждебной, чем та, с которой столкнулись Гарри и Волдеморт. Гарри ещё раз вздохнул и закрыл книгу, разочарованный отсутствием прогресса. Рядом с ним Волдеморт беззаботно продолжает читать. — Может быть… — мужчина смотрит на одну страницу дольше, чем это требуется для того, чтобы прочитать её, — может быть, искушение, что я могу создавать крестраж, в конечном итоге приводит меня к их созданию… — говорит Волдеморт. — Как самоисполняющееся пророчество. Гарри обдумывает это. Это может быть правдой. Искушение бессмертием никогда полностью не покидало ни Волдеморта, ни Тома Реддла, если уж на то пошло. — Но почему, после всего, что ты — или, скорее, это тело — знаешь, почему ты сделал меня своим крестражем? — спрашивает Гарри и, увидев непонимающий взгляд Волдеморта, уточняет. — Я имею в виду, подумай об этом, Ви. Когда мы здесь закончим, ты оставишь это тело Тома Реддла, не так ли? Но в том теле, в котором ты сейчас находишься, есть — и будут — все твои мысли, воспоминания и опыт. Так зачем же ему отправляться за мной? Глаза Волдеморта сужаются в понимании. — То, что изменит твоё намерение, очевидно, ещё не произошло, так ведь? Иначе мой шрам уже бы исчез… Волдеморт долгое время лениво выводит бессмысленные фигуры на плече Гарри. — Это правильное соображение, Гарри, — говорит Волдеморт таким тоном, который почти можно считать комплиментом. Гарри прячет улыбку в плече мужчины. — Если бы я был со своим нынешним рассудком, не… невменяемым, я бы не стал делать из тебя крестраж. Даже несмотря на то, что мне нравится наблюдать за твоей ложной праведностью, твоя смертность делает тебя уязвимым — у Гарри даже не успевает ответить на этот подлый выпад, потому что выражение лица мужчины становится горьким. — Значит, моя судьба действительно должна быть одной из тех вещей, которые высечены в камне. Гарри морщится от гнева и разочарования, которые доходят до него через их связь, от самоуничижения, которое он чувствует от другого человека. И Гарри не может удержаться от того, чтобы уткнуться холодным носом в кожу на груди Волдеморта и прислушаться к быстрому биению его сердца. — Сможешь ли ты вообще сделать меня своим крестражем, Ви? Без любви моей мамы в качестве защиты и тому подобного? Волдеморт фыркает, но напряжение, которого раньше в нём не было, говорит Гарри, что мужчина не чувствует искреннего веселья по этому поводу. — Для разделения души нужно совершить непростительное преступление. Угрызения совести снова склеивают душу. И всё же я ни разу не сожалел ни об одном убийстве, совершённом мной, Гарри. — Гарри вздрагивает от резких слов мужчины. — И даже если Том Реддл в этой жизни никогда никого не убивал, я, например, убивал и много. Даже если учитывать время, которое мы провели в ловушке Смерти… — У меня всегда будет возможность создать крестраж, — ровным тоном заканчивает Волдеморт. Боль за человека, который так мало думает о себе, о своем шансе стать лучше, на мгновение душит Гарри. Гарри понимает, что эту, возможно, глупую, возможно, наивную надежду, которую он лелеет за этого человека, сам Волдеморт никогда не сможет увидеть. — Должна быть причина, по которой Смерть отправила нас именно сюда — не соглашается Гарри и пытается говорить как можно спокойнее. — Может быть, в это конкретное время существует что-то, что позволит нам… — Нет, — холодно прерывает его Волдеморт. — Я знаю, почему на этот раз нас отправили именно сюда, и я обещаю тебе, что как только мы уйдем, Том Реддл поддастся своей… мании величия, как ты так красноречиво выразился. Ему… мне никогда не хватит одной жизни, — выдыхает он, и его грудь слегка вздымается. — Это неизбежно, — заканчивает он обречённо. Гарри судорожно сглатывает. Мужчина тупо смотрит на него. Безучастно. А у Гарри всё внутри болит. — Ты не был рождён для того, чтобы творить зло, Ви, — наконец говорит он. Немного тихо. Немного побежден. Волдеморт смеётся. Это не очень приятный звук. Он горький и язвительный. Гарри чувствует, как Волдеморт отстраняется, желая спрятаться, отгородиться от этих мыслей и просто насладиться неизбежностью своего падения. Но Гарри не позволяет ему сделать это. Он не может этого допустить. Он не может допустить этого не ради Волшебного Мира — он может рухнуть и сгореть, Гарри это не волнует. Он уже однажды сражался на войне; он может сделать это снова. Нет, он не может позволить этому случиться из-за человека рядом с ним. Он не позволит Волдеморту сделать это с собой снова. — Ви? — Гарри полуспрашивает, полутребует и снова садится ближе, переплетая свои теплые ступни с постоянно холодными ногами мужчины. Морщинка на лбу мужчины разглаживается, и Гарри вздыхает от успокаивающего тепла, которое всегда распространяется от их прикосновений. Он знает, что часть его влечения к мужчине существует только из-за связи. Эта мысль могла бы испортить момент, если бы Волдеморт не выбрал именно его, чтобы глубоко вздохнуть, обхватить плечо Гарри и притянуть его ближе. — Дурак, — бормочет мужчина, и в его голосе почти нет упрека. Но, несмотря на свою убежденность, Волдеморт снова открывает книгу, пытаясь предотвратить будущее, нависшее над ними. Гарри чувствует, как что-то сжимается у него в животе от нестерпимого желания удержать этого человека в этом моменте, когда он рядом и доволен, когда он с ним. И его было бы достаточно, он мог бы быть тем, что не даст Волдеморту выйти из-под контроля, тем, что сделает его счастливым. Потому что именно этим Гарри хотел быть для Волдеморта. В этой мысли есть что-то собственническое, что-то гордое и первобытное, и это пугает Гарри больше, чем любое беспокойство по поводу связи, потому что он совершенно уверен, что этот… эмоциональный компонент полностью принадлежит ему. Когда он просыпается — он не знает, сколько часов спустя — он видит Волдеморта, который больше не читает свою книгу, а невидяще смотрит на стену. Странно видеть его таким. — Ты так уверен, что я сам могу выбрать свою судьбу, — равнодушно говорит Волдеморт. Гарри выпрямляется. Мужчина мог сказать это просто в пустоту. Он никак не показал, что знает о том, что Гарри проснулся. — Почему? — спрашивает мужчина, поворачиваясь к нему. О. Во взгляде Волдеморта есть что-то странное… отчаянное. Как если бы он просил Гарри убедить его. — Плохие люди не рождаются злыми. Зло — это то, что они делают, — начал Гарри, подыскивая слова, в которых можно было бы выразить то, что он думает. — А некоторым просто труднее принимать правильные решения. Например, как тот, кто никогда никого не любил, кто никогда не был любим в ответ, может знать, что лгать плохо… — Волдеморт насмешливо фыркает, его сердце замирает в горле от осознания важности этого момента — …если они никогда не причиняли боль тому, кого любили, когда делали это, — заканчивает Гарри свою бессвязную речь, и затем наступает тишина. — Любовь. — Тело Волдеморта напряглось, зубы стиснуты. Эмоции на лице старшего волшебника не поддаются определению. — Ты хочешь сказать, что любовь спасет меня, Поттер? — недоверчиво спрашивает он. И Гарри морщится, но кивает, потому что это так. Этот человек должен узнать, каково это, когда он причиняет боль людям, которые заботятся о нем. Раздаётся прерывистый смех. — Ты ещё хуже, чем этот проклятый старик, — заявляет Волдеморт, хотя его упрёк звучит неуверенно даже для Гарри. Если бы он не знал мужчину лучше, он бы подумал, что надежда гудит по их связи. Это не тот смех Волдеморта, который насмехается над самой идеей. Это смех Волдеморта, который знает, что связи с людьми являются ключом к разгадке, но просто не хочет принять или признать это. — Сила, которой не знает Тёмный Лорд, и всё такое… — соглашается Гарри. — Или, скорее… — спешит исправиться он, потому что в своем затуманенном сном разуме, так близко к другому человеку, он не уверен, что его предательское сердце вынесет, если тот отвергнет его. — Давайте не будем называть это чем-то таким нелепым, как… как это… Волдеморт смотрит на него, и его взгляд непоколебим. — В общем, человеческая связь, Ви. Ты уже знаешь меня. Ты знаешь, что сделало со мной убийство родителей, создание крестража и начало этой войны. И это может побудить тебя… Гарри замолкает. Его мужество умирает из-за долгого молчания Волдеморта. А потом… — Итак, покажи мне свою любовь, Гарри, — торжественно говорит Волдеморт, и его взгляд сначала останавливается на Гарри, а затем прослеживает контуры тела Гарри сквозь тонкую простыню, скрывающую его почти обнаженную фигуру. Как будто проблема будет решена, если они дойдут до конца. Рот Гарри недоверчиво приоткрывается. Он ловит себя на мысли, что посмеяться легче, чем обидеться, и фыркает. Но Волдеморта это не останавливает. Он наклоняется и проводит сначала носом, а затем губами по обнаженной коже плеча Гарри. Гарри вздрагивает. — Ви, — слабо говорит он. — Физическая близость — это не любовь. По правде говоря, Гарри боится продвинуться дальше, боится, что он будет разрушен. Граница между его самопровозглашенным гедонизмом и настоящими эмоциями уже размыта. И Волдеморт это знает. Отлично знает. Именно поэтому он сейчас искушает Гарри. Потому что, конечно же, Гарри этого хочет. Хочет показать мужчине любовь. Но боится, что за это придется заплатить ценой потери себя. Тем не менее, он чувствует себя больным от того, насколько сильно это желание. Но, в конце концов, тот факт, что Волдеморт не любит Гарри, не должен иметь значения, да ведь? Волдеморт впивается в плечо Гарри поцелуем. Даже если мужчина ошибочно примет секс и привязанность, порожденные связью, за любовь этого все равно должно быть достаточно, верно? Уже знакомая тяжесть тела Волдеморта ощущается на теле Гарри. И разве в таком случае всё не станет нормальным? Может быть, если он будет помнить, что всё это происходит лишь из-за ошибки в суждениях этого мужчины, а не из-за его настоящего желания, он сможет выйти из этой комнаты целым? Затем глупый, безрассудный Гарри совершает тактическую ошибку, смотря в глаза мужчины. Серые глаза поглощают его целиком. Он поглощает всё, что открыто, и всё, что он скрывает. Напряженный взгляд Волдеморта обжигает Гарри, как это всегда бывает. Он чувствует жар во всем теле. Дерьмо. Он никогда не сможет оставить всё происходящее позади, никогда не выйдет из этой комнаты целым. Конечно, этот человек никогда не поймет Гарри. Он будет изо всех сил стараться заставить Гарри влюбиться, при этом защищая себя. Он бы заставил Гарри влюбиться в него, в то время как сам бы не тяготился от привязанности к младшему волшебнику. Он бы держал свои чувства под замком, в то время как Гарри упал бы в них безвозвратно. И будь он проклят! Он всё ещё хочет уступить мужчине, хочет дать ему всё, что может. В конце концов, он ещё в детстве усвоил, что отдавать легче, чем ожидать чего-то взамен. И хотя он знает, что из-за этого ему будет больно, Гарри хочет отдать этому человеку всего себя. Не потому, что мужчина этого заслуживает, и не потому, что его не любили в прошлом, а потому, что это он. И Гарри любит его. Гарри почти злится, когда наконец наклоняется и лихорадочно целует мужчину. Синяки на его шее сосредотачиваются вокруг комка в горле. Гарри злится на мужчину за то, что тот подтолкнул его к этой неизбежности. Злится на то, что хочет происходящего до такой степени, что если не сделает этого сейчас, то будет жалеть об этом до конца своей жизни. Он чувствует себя увязшем в происходящем. Когда он проглатывает удивлённый стон мужчины и выманивает у него другие звуки с помощью укусов, облизываний и давления языка, он берёт всё, что может дать мужчина, и пытается убедить себя, что этого достаточно. Теперь это звуки, которые принадлежат ему. Слышится свистящее дыхание, когда Гарри снова прижимает мужчину к простыням и садится на него верхом, прижимается к нему, наслаждаясь своим доминированием. Довольный рык, когда Волдеморт неминуемо поворачивает их, прижимаясь тёплой тяжестью к Гарри. Одобрительный стон, когда Гарри раздвигает ноги, чтобы дать мужчине больше пространства, когда он приподнимает бёдра для лучшего доступа. Смешок, когда Гарри начинает хныкать и бездумно трахать себя пальцами мужчины, когда Гарри поддаётся и начинает просить большего. Глубокий раскатистый стон, когда мужчина направляет себя и толкается в первый раз. Для Гарри это дымка бездумных ощущений, как это обычно и бывает. Но это и нечто большее. Когда Волдеморт проникает внутрь, когда Гарри окутывает знакомый запах мужчины, его тепло — тепло, которое распространяется теперь намного глубже, — Гарри чувствует, что тонет. Когда Волдеморт находится внутри него, грань между ними стирается. Гарри чувствует, как его чувство собственного «я» рушится. Его эмоции — принадлежность, собственничество, удивление, жадность, робость и ревность — становятся общими, и этого слишком много для них обоих. И всё же, когда Гарри чувствует, что теряет контроль над реальностью и вот-вот потеряет сознание, их разумы разделяются на несколько секунд, которых оказывается достаточно, чтобы Волдеморт привёл его в чувства на несколько незабываемых мгновений, чтобы трахнуть с завидной точностью. Когда Гарри, наконец, начинает осознавать своё тело, Волдеморт уже спит. Их книги лежат на прикроватной тумбочке, давно забытые. Гарри шипит от боли, проходящей по позвоночнику, и с глупым благоговением трогает синяки на своих бедрах. Из него вытекает прохладная жидкость, а его нижняя часть спины протестует, когда он поворачивается слишком быстро. Он невероятно рад, что мужчина не проснулся и не видит его жалкого поведения. Он должен был уйти ещё несколько минут назад. Никогда ещё его невербальные заклинания не были так полезны, как в этот момент, думает Гарри, призывая свою одежду. Гарри прикусывает губу, чтобы придушить на корню искушение просто заснуть рядом с мужчиной, на простынях, которые уличающе пахнут ими. Но он, конечно же, не поддаётся своим желаниям. Он высвобождается из-под тяжёлой руки Волдеморта и быстро и тихо одевается и уходит, пока мужчина не проснулся и не увидел его в таком состоянии. Уходит, чтобы дать себе время перестроить свое самоощущение, прежде чем ему придется снова встретиться лицом к лицу с этим мужчиной. Это всегда было неизбежно. Это не обязательно должно что-то значить. Это ничего и не значит. Ничего, кроме небольшого удовольствия, которое получили они оба. Сейчас этот момент не кажется слишком весёлым, но он явно лучше альтернативы — мужчине надоест навязчивость Гарри, и он выгонит его. Это тоже кажется неизбежным.