The Sense of Self

Высокая фигура Волдеморта сгибается пополам. Смерть смотрит на волшебника сверху вниз с явным презрением. — Как ты себя чувствуешь? Сработало? Ты чувствуешь, что последний крестраж вернулся? — взволнованно спрашивает Гарри. Его левое плечо покалывает холодом, как всегда в пространстве междумирья. Он игнорирует это. — Что случилось? — выдавливает Волдеморт между глубокими глотками воздуха, пытаясь выпрямиться с помощью Гарри. Он стреляет в Смерть пытливым взглядом. — Наконец-то решила присоединиться ко мне? — говорит Волдеморт, но в его голосе звучит меньше искреннего гнева и больше интереса. — И эта боль?.. — спрашивает он, глядя на младшего волшебника, который всё стоит рядом с ним. — Почувствовал, да? — Гарри морщится. Его собственная смерть могла бы пройти более гладко. Волдеморт, который теперь выглядит как более взрослая и величественная версия того безумного мальчика, которого Гарри только оставил в прошлом, приподнимает идеально вылепленную бровь. Гарри предпочитает игнорировать эту мысль. Она ни к чему хорошему его не приведёт. — Ну, это яд Василиска. Волдеморт тупо смотрит на него, и Гарри чувствует, как его осуждают. Его решение явно не одобряется. «Я не мог оставить тебя мёртвым в одиночестве, не смог бы так поступить», — вот что он хочет сказать. К счастью, он этого не делает. Его разум, должно быть, помутился, раз он даже задумался о том, чтобы сказать это. Тепло между их соприкасающимися телами приглушает ползучий холод в его плече, но у него всё равно появляется желание уткнуться в грудь Волдеморта. Теперь, когда он задумывается об этом, он понимает, что ему, вероятно, пора отстраниться. Гарри не хочет ставить себя в ещё более неловкое положение чем то, в котором он уже оказался. Волдеморт недовольно хмурится, когда Гарри пытается как можно небрежнее отстранится. — Так твоя душа теперь целая или нет? — спрашивает он, пытаясь уклониться от недовольного взгляда Волдеморта. Хотя ему не стоит беспокоиться, ответ очевиден и без слов. Кожа Волдеморта окончательно утратила свою нездоровую бледность, его высокие скулы стали менее острыми, щёки менее впалыми, а глаза почти утратили свой пугающий красный оттенок. Гарри сомневается в своей адекватности, когда понимает, что соскучился по ним. — Думаю, да, — говорит Волдеморт. — Но, что более важно, как тебе это удалось? Гарри нерешительно вздыхает, прежде чем снова приблизиться к Волдеморту. — Посмотри сам, Ви, — предлагает он. Волдеморт на мгновение ошеломлённо замирает, а затем осторожно, бережно сокращает оставшееся между ними расстояние и убирает волосы Гарри. Гарри подавляет инстинктивное желание отстраниться. Всё в порядке, напоминает он себе. Прохладная рука Волдеморта проводит по его щеке, затем опускается на шею. Зелёные глаза встречаются с серыми, и Гарри Поттер погружается в их глубину в тот самый момент, когда Волдеморт погружается в его сознание. Гарри забегает в Тайную Комнату, подгоняемый знакомым Патронусом, который внезапно распадается. В пустом Зале на полу он видит неподвижного Волдеморта, его мантии пропитаны неприятно холодной водой, разлитой по всему полу Комнаты. Он не находит никаких ранений или других повреждений, но, даже если бы Реддл, стоявший на коленях рядом с телом Волдеморта, не изображал панику из-за смерти брата Гарри, даже если бы Патронус внезапно не распался, Гарри всё равно бы знал, что сосуд Волдеморта мёртв. В воздухе чувствуется заряженный вкус магии Волдеморта, такой похожий на магию Реддла и в то же время другой. Знакомый. Холодный. Остывающий? Пространство, окружающее тело сосуда, заметно лишено оглушающей магической подписи Волдеморта. Палочка Реддла направлена ​​на середину груди тела сосуда. «Энервейт», — слышит он. Затем «Реннервейт». Тон мальчика приобретает истерическую нотку. В этот момент он замечает приближающегося Гарри. Он прерывает начатое движение, как будто его поймали за тем, как он прячет тело. Глаза Тома Реддла кажутся расширенными, умоляющими, виноватыми, когда он выкрикивает имя Гарри. Последняя эмоция в чужих глазах удивляет Гарри. Он осторожно приближается к двум фигурам. Он уверен, что смерть Миртл не была запланированной. Но… Неужели Волдеморт случайно дал шанс своей молодой версии создать свой первый крестраж? Не верящий смех поднимается вверх по горлу. Разве это не иронично?! Или Волдеморт всё это время планировал именно это? Разве он изначально не заявил, что не хочет предотвращать создание всех своих крестражей? Гарри ненавидит свою доверчивость, из-за которой он начал сомневаться в этом человеке только сейчас, ранее отбрасывая все свои опасения. В своё оправдание Гарри вспоминает, что до сих пор мужчина не давал ему повода для них. В междумирье Гарри чувствует, как разум Волдеморта на мгновение отступает, после чего ещё глубже погружается в его воспоминания. Их осознания снова сливаются вместе, как будто они принадлежат друг другу. Он снова смотрит на лицо мальчика. Том Реддл выглядит искренне потрясённым. Этот взгляд поражает Гарри своей трагичностью. — Я не… — он оглянулся на василиска. — Я… Всё произошло так быстро! — голос мальчика необычно высокий, совсем не похожий на его обычный сдержанный, бархатистый тон. Он оглядывается на сосуд Волдеморта, направляет палочку ему в грудь и пробует другое заклинание. Мальчик знал, что произошло, но не хотел признавать этого. Почему судьба всегда выбирала Тома Марволо Реддла? Разве она не могла выбрать кого-нибудь другого, кто должен был пережить все эти испытания? На сердце у Гарри становится тяжело. — Это не сработает, Том, — как можно мягче говорит он, опускаясь на колени рядом с остывающим телом и останавливая движения палочки Реддла рукой. Взгляд мальчика снова находит его, и вместо поражения в его глазах появляется безумная решимость. — Должно сработать! Я смогу победить смерть, я смогу. Обещаю. Гарри охватывает чувство тревоги. Он задаётся вопросом, не начало ли это конца? Он смотрит на лицо сосуда Волдеморта, убирает чёлку, которая растрепалась в непривычном манере, с закрытых глаз. Странная меланхолия отдается эхом в голове Гарри. Ему нравилась эта жизнь. Понравились эти сосуды. Понравилось лёгкое общение, которое было возможно в этих реинкарнациях. — Ах, не беспокойся о нем. С ним всё будет в порядке, — пытается успокоить Реддла Гарри. Скорее всего. Он надеется на это. Он оглядывается и слышит, как Реддл задыхается. На лице другого мальчика читается замешательство. — Я совсем тебя не понимаю, Алари. Я только что… убил твоего брата, да ведь? — Гарри мычит в знак согласия, но этот равнодушный звук только усиливает замешательство Реддла. — Это тело определенно мертво. Но скорее всего не ты его убил, ну или сделал это ненамеренно… — оптимистично размышляет Гарри. На лице другого мальчика появляется облегчение, затем задумчивость и, наконец, безумный блеск. Неожиданно Гарри снова оказывается на острие палочки. Реддл возвышается над Гарри. — Что ты такое? — спрашивает мальчик, обманчиво спокойным тоном, несмотря на то, что он почти переходит на парселтанг. — Отвечай мне сейчас же! — голос Реддла звучит настойчиво. — Почему тебе наплевать на смерть любимого старшего брата?! Я ни на секунду не поверю, что на самом деле ты предан мне! Почему вы с ним смогли войти в Тайную Комнату? Только я, по праву своего рождения, могу это сделать! Или же… Это то, ради чего всё это было? Ты хотел, чтобы я нашёл для тебя Василиска, чтобы затем использовать его в своих целях? Ты всё-таки используешь Тёмную магию? — магия Реддла вспыхивает при этой мысли. — Не лги мне! — это превентивная угроза. Несмотря на то, что Гарри не сделал ни малейшего движения, чтобы вытащить свою палочку, для Реддла само его существование является угрозой. Электрические искры проскальзывают по коже Гарри от того места, где палочка соприкасается с его грудью. Гарри не может сдержать удивлённый смех. Крылья носа Реддла трепещут, глаза широко раскрыты и горят диким огнём. Его школьная мантия развевается из-за ветра, вызванного его магией. — Я не Тёмный маг, нет, — со смехом в голосе говорит Гарри. Реддл немного успокаивается. — Но Василиск не сможет по-настоящему убить меня или Ви, — беззаботно делится он и прикрывает глаза Волдеморта. В этом он уверен. Если бы это было так, он бы почувствовал смерть Волдеморта. Он мог бы забрать воспоминания у молодой версии Волдеморта. Наверняка Ви выбрал бы именно этот вариант. Но Гарри боится, что самоощущение Реддла слишком сильно переплетено с его поисками своего наследия — он либо просто отсрочит новое открытие Комнаты, либо будет вынужден забрать слишком много воспоминаний. В последнем случае личность самого Реддла может быть разрушена. Ни один из вариантов не звучит особенно хорошо. Гарри поджимает губы в раздумье. — Мы пришли сюда ради тебя, Том. Ради всего этого, — он жестом обводит окружающую их комнату. Глаза Реддла вспыхивают, когда он снова опускается на колени рядом с мертвым телом Волдеморта. — Ты пришёл за мной? — недоверие явно звучит в его голове. — Зачем? — взволнованно спрашивает он. — Чтобы помочь мне использовать Василиска? — его тон жадный и ломается на последнем слове. Волдеморт в голове Гарри насмехается. Оба чувствуют, как сочувствие и разочарование Гарри резонирует в их общем разуме. Но все эти чувства преломляются, проходя через привязанность Гарри. — Нет, — тон Гарри решительный, несмотря на то, что в нем не хватает резкости. Холод воды просачивается сквозь промокшие верхнюю одежду и штаны. — Мы пришли сюда, чтобы предотвратить это, — голос Гарри усталый, но нежный. — Чтобы ты никого не убил. Чтобы не дать тебе создать крестраж, Том. — Несмотря на всю мягкую нежность тона Гарри, Реддл всё же отступает назад, как только смысл сказанных слова доходят до него. — Откуда ты знаешь о них? — полувыплюнул, полупрорычал он, снова поднимая палочку. Ему явно было страшно. Долгий вздох. — Боюсь, это должно остаться в секрете, — терпеливо говорит Гарри, а затем, с долей юмора, который Тому Реддлу пока не понятен, добавляет: — Какая-то часть тебя уже даже слишком хорошо знает ответ на этот вопрос, — улыбка, а затем и мысли Гарри мрачнеют. — Но знай, путь, по которому ты идёшь… Он приведёт тебя туда, где ты не хочешь оказаться. Ты будешь делать вещи… — он сам обрывает себя. Как закончить это предложение? Вещи, которых я никогда не прощу… Но нет, Гарри не говорит этого, потому что, честно говоря, не верит в это по-настоящему. Боль от смерти родителей едва ощутимым эхом отдаётся в его душе. Это боль об утраченных возможностях. Но есть и надежда. Надежда настолько сильная, что рука Волдеморта на его шее на мгновение ослабевает. — Ты сделаешь то, что почти невозможно простить или забыть, Реддл. Реддл кажется ошеломлённым, его рот слегка приоткрыт. Гарри выпрямляется и сжимает поникшее плечо мальчика, прежде чем подойти ближе к огромному каменному лицу с закрытым ртом. — Хогвартс был моим домом так же, как и твоим. Если обитатели замка начнут погибать от твоей руки, если найдут тела, школу закроют, — он бросает острый взгляд на тело Винсента Алари, после чего переходит на парселтанг и призывает змея. — Было приятно познакомиться с тобой до всего этого, — улыбаясь, говорит Гарри через плечо. Таинственно. Непонятно. Он уверен, что Риддл понимает только половину из того, что он говорит. Что ж. Ничего не поделаешь. Он бесстрашно, вслепую идет к большой змее и протягивает руку. Василиск в замешательстве открывает пасть, предупреждая, и Гарри Поттер намеренно прокалывает руку одним из острых, как бритва, клыков змея. Последующая обжигающая боль становится всё более невыносимой, и Волдеморт резко отстраняется. Гарри какое-то время пытается вспомнить, как дышать. Резкий разрыв связи дает о себе знать. У Волдеморта, кажется, меньше проблем с тем, чтобы прийти в себя. — Ты не мог умереть как-нибудь попроще, да? — первое, что он спрашивает у Гарри, приподняв бровь в полнейшем недоумении. Гарри знает, что надувает губы — взгляд Волдеморта всего на секунду падает на его нижнюю губу — и скрещивает руки на груди. Не обращает внимания на то, как горят его щёки под этим взглядом. — Вот уж кто-кто, а ты не имеешь права обвинять меня в излишней драматичности, Ви! — раздраженно возражает он. — Мне нужно было убедиться, что моя смерть наступила точно по моей вине, чтобы не давать Реддлу… шанса, на случай, если моих слов окажется для него недостаточно. — Волдеморт закатывает глаза, и его предательское сердце бьётся быстрее от того, насколько привычная такая реакция старшего волшебника. Холод снова обжигает его левое плечо, и он быстро выпрямляется. Смерть откашливается. — Как бы трогательно это ни было… — в его тоне появляется явная снисходительность. — А это, уж поверьте мне, было очень мило… Вы, мистер Поттер, всё ещё крестраж. Рука Гарри быстро касается лба, и, конечно же, он чувствует изменённую кожу шрама. Точно, он всё ещё чувствовал это необъяснимое тепло и ощущение принадлежности, когда прикасался к Волдеморту, что могло происходить только из-за сохраняющейся связи. Но почему? Глаза Волдеморта задумчиво прищурены, а взгляд, направленный на Смерть, непроницаем. — В таком случае вас ждёт ещё одна реинкарнация, — Смерть злорадно хлопает ладонями скелета. Это действительно выглядит странно. — Опять в тела братьев? Вас это устраивало? Или, может быть, теперь вам нужны другие отношения между сосудами? — надменная ухмылка Смерти направлена ​​на Волдеморта. — Подожди, — говорит Гарри, и, к его собственному удивлению, слова звучат, как приказ. Смерть замирает. — Что случилось с братьями Алари? — резко спрашивает он. Его плечо вспыхивает жгучей холодной болью. Плечи Гарри вздрагивают. Волдеморт хмурится, пристально наблюдая за его движением дольше, чем это было бы комфортно самому Гарри. Он чувствует его взгляд жжением даже сквозь мантию. Под капюшоном тени, которые являются лицом Смерти, на мгновение искажаются, а затем снова выглядят совершенно спокойными. Возможно, это был всего лишь обман света. Холодная тревога проникает в его сознание. Смерть слегка склоняется, в ее голосе звучит медовое сладостное подобострастие, сквозь которое пробивается холодный смех. — Почему бы тебе не спросить об этом своего партнёра, Гарри Поттер? — в конце концов самодовольно говорит Смерть. Гарри поворачивается лицом к Волдеморту и повторяет свой вопрос, замечая как в ответ тонкие губы старшего Волшебника сжимаются в одну линию, а выражение лица становится замкнутым. — Я помню двух мальчишек… — ровно говорит мужчина. — Никогда не знал их имен. Они были двумя совершенно ничем не примечательными пуффендуйцами, — заканчивает он. Гарри должен был догадаться, что Волдеморт не будет испытывать угрызений совести из-за такого поступка, но это всё равно немного напоминает предательство. Его гнев снова обращается на Смерть, которая хорошо разыгрывает безразличие. — Ты просил сосуды без воспоминаний. Я их тебе дала, Гарри Поттер. На мгновение Гарри ошеломлён намеренным непониманием его просьбы Смерти. Но и это он должен был предвидеть. В конце концов, эта сущность заточила их в этой игре. В игре, правила которой полностью знала только сама Смерть. Гнев пронзает его всё его тело с ещё большей интенсивностью. — Тогда просто отправь нас в прошлое такими, какие мы есть, — выдавливает он сквозь стиснутые зубы. — Никаких других сосудов. Не кради ничью личность! — словно в наказание за его гнев холод в его плече теперь почти жалит, а сама конечность начинает неметь. Гарри раздражённо поводит плечом. Что, чёрт возьми, с ним происходит? Боль притупляется и только сердито гудит. — Отлично, — тон Смерти заметно утратил свою покорность и доброжелательность. Падение во времени и пространстве, последовавшее за этим, непривычно резкое.

***

Гарри просыпается. Буквально просыпается. Хогвартс-экспресс вокруг него мягко покачивается, за окном проплывают холмы Шотландского нагорья, частично скрываемые туманом и паром экспресса. Он дергается, резко выпрямляя позвоночник. Его шея и плечи болят из-за неудобной позы, в которой он слишком долго находился. Напротив него сидят два студента помладше и бесцеремонно его рассматривают, приподняв брови. В левом углу его рта слюни. Он вытирает их, лишь слегка смущённый, и осматривает себя. Его школьная мантия совершенно новая и ещё не окрашена в цвет какого-либо Дома. Значит, он только перевёлся или поступил. Его рука находит лоб, а вместе с ним и знакомый шрам. При этом часть напряжения покидает его — по крайней мере, Смерть сдержала свое слово. По его телу проходит волна озноба. Может быть, кто-то оставил окно открытым? Гарри тайком оглядывается и, несмотря на то, что ничего не находит, зарывается глубже в свою мантию. Волдеморта нигде нет. Раньше эта мысль вызывала в нём совсем другие чувства, размышляет он, не зная, как относиться к этому наблюдению. В основном он чувствует себя подавленным и взволнованным. Его щёки немного теплеют от смущения, и разве это не смешно? Гарри мысленно ругает себя и выпрямляется с демонстративным достоинством. Теперь, когда он пришёл в себя, он больше не позволит студентам напротив настолько беззастенчиво его рассматривать. Один из них высокий, темноволосый и долговязый. Его друг настолько неприметен, насколько это возможно — маленький, почти съежившийся — несмотря на то, что его мантия украшена цветами Гриффиндора. Какая-то мысль бьётся в глубине мозга Гарри, но он не успевает ухватить её за хвост. — В конце концов, приятно знать, что ты жив. Мы с другом поспорили, проснешься ли ты до того, как мы придем, — мило улыбается темноволосый ребёнок, выглядя при этом ужасно по-хулигански. — Я — Блэк, — он протягивает руку в маггловском приветствии, но его хватка на проверку оказывается слишком слаба, что явно указывает на непривычность подобного жеста. «Еще один Блэк», — думает Гарри и надеется, что мальчик не слишком тесно связан с Беллатрикс. Ему действительно нужно выяснить, в каком году он очутился. Гарри уже собирается представиться, когда двое других студентов, вероятно, с того же курса, что и его новые знакомые, вваливаются в купе и падают на свободные места. — Пять галеонов! Плати, Сохатый! — говорит мальчик, все еще держа его за руку, прежде чем отпустить и ухмыльнуться одному из вновь прибывших мальчишек. Никогда прежде воздух так быстро не покидал лёгкие Гарри, как в момент, когда он присмотрелся к гриффиндорцам в купе. Сохатый, его отец, страдальчески вздыхает, а затем роется в глубине своей мантии в поисках нескольких золотых монет, чтобы передать их… Сириусу Блэку. Он делает это подчёркнуто расстроено, после чего его светлые карие глаза обращаются к Гарри. Глаза Джеймса Поттера изучают его лицо, задерживаются на его глазах и на полускрытом шраме, после чего он задумчиво хмурится. — Прости, Сириус не сказал мне, как тебя зовут, — полутребует, полуспрашивает младший гриффиндорец. Гарри колеблется. — Просто… ты очень похож на… моего отца, наверное. Ты случайно не родственник Поттеров? — сердце Гарри стучит уже где-то в горле. — Или Блэков? — Джеймс кидает на Сириуса растерянный взгляд. Дыхание Гарри похоже на кислоту, скрежещущую его горло. — Может быть… Певереллов? Внутри Гарри кипит множество чувств, борющихся за господство. Душевная боль, которая была старой и уже закрытой шрамами, снова вырывается из сердца, тягуче распространяясь по сосудам. Страх, тоска. Невероятно сильное любопытство. Его взгляд скользит по четырем Мародёрам, и он старается не задерживаться слишком долго ни на одном из них, не желая давать намёки на то, чего еще не произошло и, возможно, никогда не произойдет. Внимание Гарри снова приковано к отцу, который к этому моменту уже натянул на лицо горделивую маску, скрывающую его искреннее замешательство и смущение. Гарри наконец-то делает глубокий вдох и тут же кашляет. Когда он снова поднимает глаза, лицо Джеймса Поттера искажается весельем. — Да, — наконец выдавливает Гарри. — Я Гарри По… Певерелл, — в последнюю секунду исправляется он, радуясь невольно предложенному отцом варианту. При этом брови Сириуса и Джеймса резко поднимаются вверх, и даже Ремус выглядит заинтересованным. — Певерелл? — недоверчиво восклицает один из них. Гарри чувствует, как у него звенит в ушах, а плечо как будто окончательно превращается в лёд. — Я думал, что их род давно вымер! Почему ты раньше не учился в Хогвартсе? — тараторит Джеймс. — Я был на домашнем обучении. В… ммм, в Европе, — придумывает Гарри сомнительное объяснение, прежде чем пробормотать несколько жалких оправданий и сбежать из купе; недоверчивые взгляды Мародёров сверлят его спину. Вскоре после этого они прибывают в Хогвартс, и Гарри оказывается среди первокурсников, над которыми он смущающе возвышается. Лесничий — не Хагрид, как отмечает Гарри, — ведёт их к лодкам, и Гарри понимает, что не в состоянии по-настоящему понастальгировать, так как ему всё ещё кажется, что его голова набита ватой. Это эпоха Мародёров! Это означает, что его мама тоже здесь, и Снейп, очевидно, тоже. А кроме того, он до сих пор не нашёл Волдеморта! Декан Когтеврана произносит перед ними обычную приветственную речь, рассказывает о том, что будет происходить дальше, после чего первокурсников и Гарри ведут в Большой Зал. По шёпоту и плохо скрываемым заинтересованным взглядам Гарри понимает, что информация о его предполагаемой фамилии распространилась, как адское пламя по всему поезду. Его глаза встречаются с глазами директора, но вместо обычного мерцания он обнаруживает глубоко укоренившуюся хмурость, появившуюся на лице мужчины при взгляде на него. Гарри сглатывает, внезапно почувствовав неуверенность, но отбрасывает эту мысль прочь. На краю сознания проскальзывает веселое покалывание, которое притупляет холод, до сих преследующий его. Но Гарри не успевает как следует задуматься об этом, потому что его уже вызывают к Распределяющей Шляпе. — Третий раз — прелесть, а, мистер Поттер? — недовольно бормочет Шляпа у него в голове. — Варианты всё те же, что и всегда, но на этот раз Вам действительно стоит выбрать Слизерин. — Шляпе удается казаться одновременно удивленной и разочарованной. Гарри размышляет о вариантах: делить Дом либо со своими родителями, детьми — им не может быть намного больше двенадцати или, может быть, тринадцати лет, если ему повезёт, — либо со Снейпом. Он морщится. Выбор на самом деле не такой уж сложный. — Слизерин! — восклицает Шляпа, почти скучая. Наступает момент удивленной тишины, за которой следуют восторженные аплодисменты слизеринцев, и он чувствует, как в его голове нарастает радостный смех. Гарри сразу же понимает, что это значит, и оглядывается, чтобы… найти Волдеморта, сидящего за профессорским столом. Волдеморт удовлетворённо смотрит на него тёмными, бездонными глазами. Гарри спотыкается, спускаясь по ступеням с возвышения, а в уголках глаз Волдеморта появляются морщинки. Мужчина прячет улыбку за сложенными теперь руками. Гарри, совершенно смущённый, отводит взгляд и сосредотачивается на своем новом Доме. Он садится как можно дальше от всех, к их явному смущению, и старается быть настолько незаметным, насколько это возможно, желая, чтобы жар, заливающий его щёки, утих. Конечно, у него ничего не получается, но, благодаря односложным ответам на вопросы Слизеринцев, его оставляют в покое, и он получает возможность спокойно поесть. Ну, если быть точнее, оставляют в покое, пока Приветственный Пир не заканчивается, и он поднимает взгляд, ощущая знакомое покалывание в затылке. Повернув голову, Гарри замечает, как к нему уверенным шагом направляется Волдеморт. Гарри торопливо встаёт и вытирает вдруг ставшие влажными руки о мантию. — Добро пожаловать на факультет Слизерин, мистер… Певерелл, — произносит Волдеморт ровным низким баритоном без какой-либо фамильярности, которую он привык слышать от этого человека. Это застает Гарри врасплох. Был ли это Волдеморт? Или это был… Том Реддл? Мужчина перед ним был обманчиво похож на юношу, которого он оставил в прошлой жизни. Единственным ощутимым отличием было немного седины, которая едва виднелась на его раздражающе идеально уложенных, блестящих волосах. Человек перед ним был таким шокирующе красивым, что, честно говоря, было даже немного обидно. Гарри чувствует, как от волнения у него покалывает кончики пальцев. Что, во имя отвисших яиц Мерлина, стало с его жизнью?! К своему собственному удивлению, он замечает, что ищет признаки того, что человек перед ним не Том Реддл, а Волдеморт. И когда он не может найти никакого конкретного подтверждения, он почти… он почти оплакивает отсутствие Волдеморта. Губы человека, стоящего перед ним, дергаются. Гарри прочищает горло и решительно отбрасывает свои глупые мысли. — Вы декан моего факультета? Сэр, — запоздало добавляет Гарри. Глаза мужчины вспыхивают, и что-то похожее на мрачное удовлетворение гудит по связи. Желудок Гарри сжимается, и внезапно он совершенно отчётливо понимает, что человек, стоящий перед ним — Волдеморт. Он не выдерживает и начинает переминаться с ноги на ногу. Волдеморт долго смотрит на него, прежде чем склонить голову в безмолвном согласии, возможно, чтобы скрыть улыбку, которую Гарри чувствует по связи. Ему действительно нужно сделать хоть что-нибудь, чтобы защитить свои мысли! Мужчина, вероятно, мог прочесть любые его мысли и чувства в каждый момент времени… — Да. И как глава факультета я обязан показать Вам вашу комнату и все прочее… Следуйте за мной, мистер Певерелл, — произносит Волдеморт и уходит на своих несправедливо длинных ногах. Гарри бросает на старосту, которая приближалась к ним, извиняющийся взгляд и следует за Волдемортом, уверенный, что обычно старостам поручают такие задачи — студентка выглядела слишком недоверчиво, чтобы участие Волдеморта было обычным явлением. Этот человек, конечно же, вовсе не приводит его в гостиную Слизерина. Это не проблема; Гарри знает, где находится гостиная. Вместо гостиной они направляются в его пустой класс, что уже… является проблемой. Гарри не знает, куда деть свои руки. Осознание того, что их связь жива и очень активна в их собственных телах… сбивает с толку. — Певерелл?! — первым прерывает молчание Волдеморт, после того, как нервно смотрит на Гарри в течение, как ему кажется, целой вечности. — Я думал, ты хотел не привлекать лишнего внимания. Дамблдор трогательно заинтересован, — говорит мужчина, усаживаясь на стул и чопорно закидывая ногу на ногу. И. Бля. Гарри не знает куда теперь деть взгляд. Ему нужно придумать, что сказать, и быстро! — Я, э-э, встретился со своим отцом, — немного тупо говорит Гарри, но, поскольку перед ним Волдеморт, мужчина ясно понимает значение упомянутого события. Глаза мужчины расширяются, после чего они на мгновение теряют фокус. — А, да. Я впервые встретил Поттера и Эванс… в прошлом году? — утверждение мужчины звучит больше как вопрос. Осознание холодит внутренности Гарри паникой, а затем нагревает от негодования и жуткого смущения. — У тебя есть воспоминания Реддла? — выдыхает он и изо всех сил старается не думать о своей… довольно личной, неоднократной связи с этим человеком. Вместо этого Гарри направляет свои эмоции в более безопасное русло, то есть на возмущение тем, что Смерть их обманула. Мужчина слегка мычит, прежде чем склонить голову в задумчивости. Связь между ними слабо гудит смесью не поддающихся расшифровке эмоций, когда он подключается к ней, любопытствуя, о чем может думать этот человек. Глаза Волдеморта вспыхивают в явном предупреждении. Гарри отступает. — Похоже на то… Но я и не ожидал ничего другого, — говорит мужчина. — В конце концов, мы переместились в будущее относительно своих предыдущих перемещений, чего до сих пор не случалось. И теперь мы с Реддлом разделяем… если не тело, то разум, сущность?.. Гарри отказывается ещё больше смущаться. Притворяйся, пока это не станет правдой, или что-то в этом роде. Он выпрямляется. — Так, э-э, у тебя есть два набора воспоминаний твоей жизни до этого момента? — интересуется он. Волдеморт морщится, впервые открыто демонстрируя свои эмоции, и потирает виски. — В некоторых случаях даже больше, чем два… — его рот недовольно скривился. Длинный палец постукивает по его вновь полным губам, и глаза мужчины устремляются вдаль. — Как интересно, теперь, если задуматься… Кажется, что верны и теория Гераклита о времени, как реке, которая остается неизменной по своей сути, даже если в неё бросают препятствия, и теория хаоса, согласно которой даже одно маленькое изменение может привести к самым разным последствиям. Интересно, в какой степени каждая из концепций вносит свой вклад… Хотя обе они, безусловно, опровергают теорию о мультивселенной, — Волдеморт замолчал, задумавшись. Гарри обдумывает это. Кажется, что некоторые из гипотез Волдеморта о природе времени за столько совместно проведённого времени стали понятны даже ему, потому что слова мужчины пугающе имеют для него смысл. — Итак, получается, что-то из того, что мы сделали с Реддлом ранее, повлияло на его решения в будущем, что создало альтернативные версии событий? И позднее эти реальности снова сошлись в одну? — спрашивает он и на мгновение приходит в замешательство от собственных слов. — Да, — самодовольно кривит губы мужчина, его голос приятно бархатист. — Похоже, что некоторые из моих гипотез оказали на тебя положительное влияние… — добавляет он одновременно удовлетворённо и раздражённо, но затем нахмуривается. — …Мне нужно обучить тебя окклюменции, Гарри, ты вызываешь у меня головную боль своими эмоциями, — говорит Волдеморт вместо объяснения, и Гарри тут же краснеет от смущения, хотя и отказывается признавать это. На самом деле нет никакого смысла отрицать очевидное, Волдеморт и так всё знает. Волдеморт отмахивается от дискомфорта Гарри и бормочет что-то о подростках и гормонах. Точно… Гарри задирает подбородок в знак протеста, он не позволяет Волдеморту свалить всё это на него. Но то, как исказилось лицо Волдеморта, останавливает его от дальнейших попыток защититься. Он не подключается к связи, чтобы понять больше мыслей Волдеморта, которые всё равно просачиваются сквозь неё, несмотря на искушённость взрослого волшебника в искусстве окклюменции. Вместо этого он просто спрашивает, могут ли они перенести первый урок окклюменции на следующий день. Он эмоционально истощён от встречи с отцом и крёстным и до сих пор ещё не полностью переварил то, что Волдеморт теперь стал его профессором. Мужчина соглашается, и они отправляются в гостиную Слизерина. — О, Ви, — внезапно говорит Гарри. Мужчина реагирует на старое прозвище, но вокруг них нет никого, кто мог бы заметить слишком фамильярное обращение Гарри к своему профессору. И поэтому Гарри игнорирует долгий, пристальный взгляд, который посылает ему Волдеморт. Он разделил для себя Реддла и Ви и не собирается смешивать эти две личности в своей голове. — Я так и не спросил, какой предмет ты преподаешь? По лицу Волдеморта расплывается лукавая, но потрясающе искренняя улыбка. — Прорицание, — сухо констатирует мужчина. На секунду Гарри кажется, что он ослышался. Затем он разражается смехом. От Волдеморта исходят волны довольства. Честность этой эмоции слегка выводит Гарри из его веселья. Эта связь, возможно, не так уж и плоха. — Нет, серьёзно. ЗОТИ? Волдеморт кивает и хмыкает, искренне довольный, и называет ему пароль от гостиной Слизерина, и он оказывается настолько претенциозен и удушающе чистокровен, что Гарри снова смеётся. — Я знал, что тебе это понравится, — губы Волдеморта изгибаются из-за их общего веселья. — Увидимся завтра, Гарри. Гарри слегка машет рукой, чего, как он уверен, Волдеморт уже не видит — он уже повернулся к нему спиной, его руки в карманах, походка медленная, но уверенная — после чего готовится к первому близкому знакомству со Слизерином. Змея, выгравированная на грубо вытесанной стене, уступает место двери, как это было в их прошлой жизни, и Гарри толкает её, взволнованный и заинтригованный. Внешне мало кто показывает, что заметил его появление, но суммарный эффект скрытого интереса приводит к тому, что в Общей Комнате воцаряется тишина. Которая кажется крайне домашней. Оранжевый свет, отбрасываемый факелами и камином, контрастирует с жуткой зеленью, проникающей через большие окна. Точно, он помнит из своего короткого пребывания здесь на втором курсе, что общая комната Слизерина находится под Чёрным Озером, но свет, проникающий сквозь мутноватую воду, создает интересное зрелище, в котором, к удивлению Гарри, теперь нет того ощущения зловещести, которое он помнит. Но тогда ему было двенадцать лет, и он еще не понимал, что магия позволяет укреплять конструкции, и что ему не нужно бояться, что окна проломятся, и вся тяжесть Чёрного Озера свалится ему на голову. Вокруг разбросано несколько книг разной степени разрешённости. Он фыркает. Гарри уверен, что Волдеморт чрезвычайно мало делает для цензуры литературы, доступной для студентов. На стенах висят несколько гобеленов, пол частично застилают зелёные ковры, на которых стоят на вид уютные диваны и кресла. Он замечает девушку, которая явно его не замечает, с частично светлыми, частично тёмными волосами. Присмотревшись к чертам лица, он понимает, что перед ним будущая миссис Малфой. Эта мысль, однако, не несёт в себе особого тепла. То, что произошло во время Второй Магической Войны, теперь кажется чем-то далёким. Эмоции, которые он когда-то так остро ощущал, потеряли свою живость. Воспоминания о врагах, к которым он когда-то пылал ненавистью, теперь поблёкли. Былое соперничество между школьниками превратилось в пустяки. Друзья, которым он когда-то доверил бы свою жизнь, даже отдал бы ее за них, теперь кажутся менее реальными, чем окружающие его в данный момент люди. Он осматривает комнату, чтобы отвлечься от меланхолии, которая накрывает его с головой. Рядом с будущей Миссис Малфой сидит нервный первокурсник, который жутко похож на юного Сириуса — значит, это должен быть Регулус, его младший брат. Смутно он вспоминает, что Регулус и Нарцисса какие-то дальние родственники. Кузены или даже более далёкие. Он вдруг очень рад тому, что Нарцисса Блэк — младшая из трёх сестер. Хотя, возможно, он был бы рад познакомиться с мамой Тонкс. Его глаза ищут того, кто впоследствии станет его учителем зелий, чувствуя некоторое противоречие, но он не может найти мальчика. Кто-то приближается к нему, студент со значком старосты, и Гарри изо всех сил пытается проглотить ком в горле. Всё происходящее странным образом одновременно очень похоже и диаметрально противоположно его предыдущему пребыванию… ну, пребыванию в школе. Студент, похожий на лису, представляет себя именем, которое он не помнит в будущем, а потому не пытается запомнить и теперь, чтобы показать Гарри его комнату. Гарри тут же ругает себя за неспособность запомнить новое имя, потому что теперь не может отказаться от предложения старосты. Староста приводит его в спальню, выглядящую не зловеще обыденно. Несмотря на откровенное любопытство старосты, Гарри извиняется и отправляется спать сильно раньше положенного, защищая свою кровать под балдахином заклинаниями, сильно превосходящими возможности даже старшекурсников — этому заклинанию научил его Волдеморт — и лежит без сна до глубокой ночи, пока его мысли взволнованно скачут у него в голове. Его сон, когда он, наконец, приходит, представляет собой путаницу образов. Ощущения другого человека увлекают его в водоворот цветов, форм, звуков и вкусов. Широко раскрытые зелёные глаза поглощают его целиком. Прикосновения сначала мягкие, а затем распаляющие заставляют его сгорать от желания. Гарри теперь не знает, где начинается и заканчивается он сам. Под всеми этими ощущениями и образами скрывается стыд. Когда сознание Гарри выделяет это чувство, его становится почти невозможно игнорировать. Стыд ощущается едкой горечью на языке, от которой сводит зубы. Затем они расходятся, превращаясь в две разные сущности. Прикосновения несут отпечаток ногтей, а поцелуи — прикус зубов. Наказание. Стыд и желание. Гарри просыпается с тяжёлой головой. Он не уверен в том, что видел, и разрывается между любопытством и страхом. Его сердце колотится невероятно громко в тёмном одиночестве его кровати с балдахином, и он задаётся вопросом, какие части того, что он видел, принадлежат ему, а какие — Волдеморту. Его рука остается на месте, хотя он жаждет прикоснуться к себе. На следующий день Гарри почти ничего не улавливает от Волдеморта через их связь. Ощущения такие, будто он упирается в стену при любой попытке контакта. Гарри из-за этого разрывается между облегчением и разочарованием, но в конце концов признаёт, что так всё же лучше. В конце концов, у них обоих есть целый класс, на котором нужно сосредоточиться. К радости Гарри, Волдеморт не очерняет свой «любимый» предмет. На самом деле, мужчина оказывается отличным, хотя и строгим преподавателем, умеющим хорошо адаптировать материал под уровень каждого ученика. Так как Гарри уже использовал на практике все преподаваемые заклинания, а также благодаря частному репетиторству в предыдущих жизнях, Гарри оказывается на голову выше всех остальных студентов. Поэтому он тратит освободившееся время на то, чтобы выполнить требуемые заклинания сначала невербально, а затем беспалочково. Несмотря на то, что Волдеморт не смотрит ему в глаза под предлогом беспристрастности, Гарри абсолютно уверен, что старший волшебник… гордится его успехами. Он даже почти может ощутить вкус гордого и самодовольного удовлетворения этого человека, пульсирующего где-то в глубине его сознания. Это, как ни абсурдно, оставляет его болезненно довольным собой, что, к сожалению, создает своего рода петлю обратной связи, которая очень отвлекает. В конце урока Волдеморт так сильно нахмуривается, что начинает казаться, что такое выражение уже не сможет не оставить следов на коже. «Приходи ко мне в кабинет, когда уроки закончатся.» звучит где-то в дальнем углу сознания Гарри голос Волдеморта, сам же старший волшебник тем временем завершает урок несколькими отрывистыми словами. Гарри невольно вздрагивает. В конце дня Гарри понимает, что на самом деле понятия не имеет, где находится кабинет Волдеморта. Идея, рожденная под влиянием момента, заставляет его сосредоточиться на той части сознания, которая связана со старшим волшебником. Когда он начинает двигаться, он точно знает, что ноги сами приведут его к искомому человеку. В конце концов, его уверенность оправдывается. Он останавливается перед обманчиво простой дверью, которая тут же распахивается под влиянием беспалочковой магии Волдеморта. Кабинет обставлен в минималистическом стиле, но не лишён индивидуальности. Хотя в основном кабинет чистый и опрятный, стол мужчины и книжная полка практически переполнены — набиты пергаментами, свитками, книгами и другими артефактами, сложенными в неустойчивые высокие башни. Камин не зажжён, и Волдеморт сидит в одном из мягких кресел с высокой спинкой. К бесконечному шоку Гарри, на бледных высоких скулах мужчины можно заметить красные пятна. Взгляд мужчины непривычно неуверенный, а язык его тела любопытно беспокойный. — Гарри, — довольно резко приветствуют его. — Не… Ради Салазара, никогда больше так не делай. Трепет пронзает Гарри при мысли, что это он стал причиной такого состояния Волдеморта. Но затем мужчина глубоко вздыхает, красные пятна исчезают с его скул, и их глаза встречаются, чтобы произнести одно слово: «Окклюменция». Где-то на задворках сознания Гарри горит слабое отчаяние, он падает в кресло, чувствуя себя потрясенным. С окклюменцией у него всё оказывается не так плохо, как он думал — на самом деле, намного лучше, чем было во время занятий со Снейпом, — но и не блестяще. Волдеморт не просит его постоянно «очистить свой разум, Поттер», одновременно болезненно вторгаясь в его сознания. Вместо этого он просит его выделить внутри своего разума пространство, которое он может создать по своему усмотрению, для места, в котором их связь чувствуется сильнее всего. Волдеморт говорит ему, лишь слегка насмехаясь в своей улыбке, что метод обучения, который использовал Снейп, как правило, не работает для людей, которым трудно сосредоточиться и успокоиться. Однако он подчеркивает, что не может ни использовать воспоминания для создания этого пространства, ни позволить «сознанию» Гарри блуждать там «бездумно». Нет ничего удивительного в том, — Гарри хихикает, когда узнаёт об этом, — что построенное Волдемортом пространство является подземельем. Или, скорее, камерой пыток. В ней, к счастью, нет оснащения или людей, и поэтому она скорее забавна, чем ужасающа. Гарри не может удержаться от нескольких едких замечаний о Тёмном Лорде Волдеморте, которые старший волшебник переносит с невероятным спокойствием. В этом пространстве Гарри особенно ясно чувствует эмоции другого, и когда он показывает ему построенное им пространство, он знает, что мужчина доволен их прогрессом. Они вдвоем пропускают ужин, и Гарри предлагает попросить еду у домовых эльфов. Волдеморт моргает в непонимании, из-за чего Гарри чувствует себя невероятно самодовольно, зная один из секретов Хогвартса, неизвестный ради разнообразия старшему волшебнику. — Мы оба знаем, что чертовски близки к успеху, — говорит Гарри с набитым ртом, получая удовольствие от невольного выражения лица Волдеморта из-за его «крайней невоспитанности». Он демонстративно проглатывает пищу, прежде чем продолжить. — Я имею в виду, что если учесть то, что мы уже исправили судя по твоим воспоминаниям, и вот это… — он касается лба со шрамом, — вполне возможно, что это единственный оставшийся крестраж. Это уже… не такой большой хаос, да ведь? Чего, во имя Мерлина, ещё хочет от нас Смерть? — спрашивает Гарри, рефлекторно успокаивая боль в плече. Волдеморт разглядывает его, и его напряжённые глаза следят за каждым движением Гарри, губы сжаты. Несмотря на то, что Гарри уже достаточно привык к властному присутствию Волдеморта, видеть такое выражение лица Тома Реддла тревожно. Он сглотнул, чувствуя себя как-то странно. Они оба знают, что Волдеморт не в восторге от мысли об отказе от своей последней, зыбкой связи с бессмертием. Эта мысль гудит в резонансе между их разумами. Оба не озвучивают ее, им не нужно этого делать по многим причинам. — Полагаю, я могу предположить, как этот конкретный случай мог привести к войне, хотя… — Волдеморт весомо замолкает, не договаривая до конца. Они оба знают правду. — Мы знаем, что нас послали сюда не просто так, но… как мы можем предотвратить то, для чего мы даже не знаем причины, — спрашивает Гарри, активно жестикулируя. Ощущение, что с ними играют, раздражает. Вернувшись в кабинет, Волдеморт откинулся на спинку кресла, которое занимал прежде, положив одну руку на подлокотник, а второй подперев подбородок. Его поза не… расслаблена, Гарри никогда бы не назвал её такой, но он выглядит так, будто ему комфортно в своей задумчивости. Мысль о том, что именно присутствие Гарри позволяет ему быть таким, заставляет желудок сжаться. Он отводит взгляд. А потом снова возвращает его к мужчине, потому что Гарри безумно любопытен. Он лишь слегка проникает в их общий разум, ровно настолько, чтобы услышать поверхностные мысли, но чувствует лишь водоворот эмоций, которые окрашены самоуничижением. Какой он странный человек, думает Гарри. Волдеморт внешне кажется таким спокойным, но его разум редко бывает добрым — ни по отношению к другим, ни иногда даже к самому себе. Внезапно Гарри чувствует себя очень привилегированным, потому что находится здесь и имеет возможность так глубоко проникнуть в жизнь и мысли этого человека. Волдеморт наверняка знал, что их связь сохранится, если они не будут использовать сосуды, думает Гарри. Кого он обманывает, конечно, тот знал. Волдеморт — чёртов гений. Он мог бы возразить против слишком поспешного решения Гарри, но не стал. Эта мысль сопровождается гораздо большим теплом, чем Гарри должен бы чувствовать. Возможно, Волдеморт, как и Гарри, чувствовал, что после столь долгого времени, проведенного вместе, нет необходимости скрываться от другого. Мерлин! Должно быть уже прошли годы с тех пор, как они застряли вместе во всей этой истории! Каким-то образом за это время его смертельный враг превратился в… в надёжного друга компаньона. Краем глаза он видит, как Волдеморт на мгновение напрягается, прежде чем окончательно расслабиться. Пока Гарри гадает, из-за чего изменилась поза мужчины, он обнаруживает, что взгляд Волдеморта снова устремлён на него. В его глазах нечитаемая эмоция, а намёк на улыбку наполовину скрыт за рукой на подбородке. Гарри чувствует себя неуверенно от всего происходящего и своих-чужих эмоций, и поэтому быстро покидает кабинет, даже прежде, чем Волдеморт успевает напомнить ему о комендантском часе. Войдя в гостиную, он внезапно осознает, что его соседи по дому, похоже, прекрасно осведомлены о том, что весь свой первый день в Хогвартсе он провел в неизвестном месте. Несколько человек смотрят на него из-под ресниц, и лишь немногие достаточно враждебно к нему настроены, чтобы не скрываясь пялиться на него. В истинно слизеринской манере Гарри пытается игнорировать все взгляды. Он чувствует, что краснеет от того, что, по его мнению, является любопытством, и спешит в свою спальню. Он убеждает себя, что его желание поскорее скрыться в своей комнате совсем не похоже на банальный побег. Он дышит спокойнее только после того, как закрывает балдахином свою кровать. Он понимает, что его поведение очень необычно — как предположительно чистокровный волшебник из очень известного рода он даже не пытается участвовать в внутренней политике Слизерина, что, вероятно, неслыханно. Он слышит слабые шаги и невнятный разговор снаружи своей кровати — его Муффлиато работает только в одну сторону — который затихает, как только говорящий оказывается рядом с тем местом, где он прячется. Мерлин, он даже не знает имён своих соседей по комнате. Гарри вздыхает и снова ложится на простыни. Это он виноват, что так сильно отвлекал его, мстительно думает он. Непрошеный смех распирает грудь. Впрочем, как и всегда.